CC BY
67УДК 821.161.1.09
Е. А. Рыжова
E. A. Ryzhova
МОДЕЛЬ СМЕРТИ СВЯТОГО В АГИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ: ЗАВЕЩАНИЯ О «НЕБРЕЖЕНИИ» К ТЕЛУ И МОТИВ «ТАЙНЫЕ СЛУГИ ГОСПОДА»
MODEL OF THE DEATH OF A SAINT IN THE HAGIOGRAPHIC TRADITION: TESTAMENTS ABOUT «NEGLIGENCE» OF THE BODY AND THE MOTIVE «THE SECRET SERVANTS OF THE LORD»
В статье рассматривается модель смерти святого в византийской и русской агиографии, представленная образцами раннехристианской монашеской практики, завещаниями основателей монастырей, житиями византийских и русских святых. Автор приходит к выводу о том, что в византийской агиографии, наряду с жизнеописаниями благочестивой кончины и торжественного погребения подвижников, сформировалась традиция непогребения тела. Она была связана с осознанием собственной греховности, противопоставлением плотского и духовного, тленного тела и бессмертной души. Кроме того, в раннехристианской агиографии отмечается существование парадоксального мотива «тайные слуги Господа» с иерархией явной и тайной аскезы в пользу последней. Все это, наряду со многими другими факторами, воздействовало на формирование особенностей русского религиозного сознания и могло оказать существенное влияние на возникновение такого феномена в русской агиографии, как жития праведников XVI—XIX вв., описание смерти которых противоречит агиографическому образцу, а их тела не удостаиваются христианского погребения
Ключевые слова: агиографический канон, модель смерти святого, жития византийских и русских святых, иноческие завещания, мотив «непогребение тела праведника», мотив «тайные слуги Господа».
The article discusses the model of the death of the saints in Byzantine and Russian hagiog-raphy, presents examples of early Christian monastic practice, wills offounders of monasteries, the lives of the Byzantine and Russian saints. The author comes to the conclusion that in Byzantine hagiography, along with the biographies of the pious death and the solemn burial of ascetics was formed, the tradition of neogreene body. It was connected with the conviction of personal sin, the juxtaposition of the carnal and the spiritual, the corruptible body and the immortal soul. In addition, early Christian hagiography there is a paradoxical motif of «the secret servants of the Lord» with a clear hierarchy and secret austerities in favor of the latter. All this, along with many other factors have influenced the formation of the peculiarities of the Russian religious consciousness and could have a significant impact on the occurrence of this phenomenon in Russian hagiography, like the lives of the righteous XVI—XIX centuries, the description of death which is contrary to the hagiographic pattern, and their bodies do not receive сhristian burial
Keywords: hagiographic сanon, the model of the saint's death, the lives of Byzantine and Russian saints, the monastic testament, the motive of «neogreene the bodies of the righteous», the motive «the secret servants of the Lord»
1. Завещание о «небрежении» к телу в агиографической традиции
Схема агиографического сочинения, определенный жанровый канон был выработан еще в византийской агиографии, которая воспринималась впоследствии, как отмечал. Х. М. Лопарев, «лабораторией агиографической письменности» [25, с. 39]. Согласно агиографическому канону, житие святого должно состоять из трех частей: предисловия, главной части, заключения; внутри трехчленного композиционного деления отмечается целый ряд более частных обязательных черт. В предисловии к произведению автор подчеркивал свой убогий дар и мотивировал решение писать о святом ссылкой на евангельскую притчу о нерадивом рабе, говоря при этом, что святые своей жизнью взращивают плод сторицею, приумножая его либо в 60 крат, либо в 30; здесь же автор сообщал о том, как он собирал сведения о жизни святого. В центральной части жития, как правило, повествовалось о родителях святого, его родине, которая должна быть похвалена, разъяснялся этимологический смысл имени святого; автор говорил об особых знаках, подчеркивающих избранничество святого еще в детстве, описывалось имущественное положение святого и обучение, его отрицательное отношение к браку, аскеза; особое место занимала историческая часть. В этой же части особое внимание уделялось предсмертным наставлениям святого и описанию его благообразной кончины, причем описание кончины подвижника было сходно в различных житиях. Рассказам о чудесах, совершавшихся при кончине святого и после его смерти, была присуща фактографичность. В заключительной части проводились параллели между своим героем и ветхозаветным, присутствовало и молитвенное обращение к святому за помощью [25, с. 39]. Эти типические черты были характерны для многих византийских житий VIII-IX вв.
Важным семантическим компонентом в архитектонике текста жития как целого является «преставление святого». Этот композиционный элемент житийной схемы становится своеобразным центром, вокруг которого «сконцентрированы основные семантические поля словесной структуры на любых уровнях ее организации. "Смерть" организует событийную канву жизнеописания, суть которого заключается в следующей схеме: "рождение" - "подвиг" - "смерть" ("преставление" - "подвиги" ("чудеса" после смерти). Причем, если земная жизнь святого ограничена во времени историческом, то подвиги святого после смерти (посмертного причисления к лику святых) ориентированы на бесконечность (незавершенность)» [3, с. 60].
Модель «смерти» святого была представлена, таким образом, уже в святоотеческой традиции, согласно которой земная жизнь праведника есть лишь преддверие его загробной жизни, восхождение к Царствию Небесному, «переход от смерти в жизнь» (Ин. 5: 24) [5, с. 5-7]. Существенной частью жития святого служило описание его ухода из жизни, поскольку иногда не столько жизнь, сколько смерть проявляла святость подвижника: это был либо торжественно величавый переход из жизни временной в жизнь вечную - к Богу, либо страдальческая смерть подвижника за веру.
В ранней византийской агиографии формируется традиция описания благообразной кончины святого. При этом в агиографической литературной схеме описание преставления святого состоит из комплекса взаимосвязанных друг с другом сюжетных мотивов: святой заранее знает о времени своей кончины, дает духовное наставление иноческой братии, преставление святого сопровождается чудесами, по преставлении лик святого светел, от мощей проистекает благоухание; мощи святого торжественно, с почестями и псалмопением, погребают в монастыре; от мощей подвижника впоследствии совершаются чудеса исцеления, которые тщательно фиксируются. Все эти сюжетные мотивы описаны еще в житиях раннехристианских подвижников [30, с. 317].
Однако, наряду с рассказами о благочестивом погребении подвижников, в агиографии этого периода неоднократно воспроизводятся мотивы «небрежения» к телу после смерти, обусловленные определенным отношением к смерти. Установки в отношении к смерти, по справедливому замечанию А. Я. Гуревича, «теснейшим образом связаны с образом потустороннего мира. Мысль о расплате, ожидающей за гробом, оказывала мощное воздействие на трактовку смерти, равно как и на императивы поведения смертных» [7]. Уже в святоотеческой литературе создаются духовные завещания основателей монастырей, в которых они просят свою иноческую братию не воздавать почестей при погребении своего тела, не погребать себя по христианскому обычаю или вообще не заботиться о сохранности тела. Их завещания, включенные, как правило, в жития святых, наполнены мотивами осознания своей тяжкой греховности, самоуничижения и покаяния.
Основатель пустынножительства и отец монашества, раннехристианский подвижник преподобный Антоний Великий (ок. 251-356 гг.) завещал погрести свое тело тайно, чтобы никто потом не мог найти это место, опасаясь почитания от людей после смерти: «Когда же братия стали неотступно просить, чтобы у них остался и скончался, он не согласился на это <...> Египтяне имеют обычай - совершая чин погребения над телами скончавшихся уважаемых людей и особенно святых мучеников, обвив их пеленами не предавать земле, а возлагать на ложах и хранить у себя в домах, полагая, что этим воздают чествование отшедшим. <...> Антоний же, зная этот обычай и опасаясь, чтобы не поступили так и с его телом, <...> сказал им: "Аз, как написано, отхожду в путь отцов. Ибо вижу, что зовет меня Господь. <...> не попустите, чтобы кто-либо взял тело мое в Египет и положил у себя в доме <.> Предайте мое тело погребению и скройте под землею. Да соблюдено будет вами сие мое слово, чтобы никто не знал места погребения тела моего, кроме вас одних, потому что в воскресение мертвых приму оное от Спасителя нетленным". <...> Братия же, как дал им заповедь, совершив чин погребения, обвив тело, предали его земле, и, кроме их двоих, доныне никто не знает, где оно погребено» [11].
Известный христианский богослов, писатель и поэт Ефрем Сирин (IV в.) оставил завещание, в котором строжайше предписывалось не воздавать почестей его телу после смерти и не погребать вместе с другими иноками, а похоронить с
нищими: «<...> не преступайте заповедей моих! Если кто положит меня под жертвенником, то да не узрит он Божия жертвенника, потому что смрадной нечистоте неприлично лежать на святом месте. Если кто положит меня во храме, да не узрит он храма света, потому что суетная слава бесполезна тому, кто недостоин славы. <...> Для чего воздавать почести тому, кто не смог соблюсти своей чести? <...> Не полагайте меня с мучениками, потому что грешен я ничего не стою; по недостаткам своим боюсь и приближаться к костям их. <...> Кто понесет меня на руках своих, у того руки да покроются проказой, как у Гинезия; но, подъяв меня на рамена, несите как можно скорее, и предайте погребению, как презренного, потому что бедственно прошли дни мои. <...> Кто со мной во гроб положит шелковую одежду, тот да будет ввержен во тьму кромешную. Кто со мной во гроб положит багряницу, тогда будет низринут в геенну огненную. В моей ризе и в кукуле предайте меня земле, потому что убранство неприлично непотребному, а пышность бесполезна мертвецу, распростертому во гробе. <...> Пусть проданы будут дорогие одежды, принесена цена их и роздана бедным, нищим и нуждающимся. <...> Кто удержит у себя что-либо из обещанного мне, тот да умрет смертью Анании, который помыслил солгать апостолам, - пал мертвый к ногам их. <...> Кто понесет передо мной восковую свечу, того да пожжет огонь из внутренности его. Зачем огонь тому, кто сжигается собственным своим огнем? <...> Не полагайте со мной во гроб ароматы, потому что честь сия для меня бесполезна. Не полагайте благовоний, потому что не избавят меня от Суда. <...> Не полагайте меня в ваших гробницах, потому что ни к чему не послужат для меня ваши украшения. Я же дал обет Богу, чтобы погребли меня со странниками» [31].
О запрете хоронить с почестями тела иноков повествуется и в Житии основателя общежительного монашества Пахомия Великого (ок. 292 - ок. 246 или 348 гг.) в греческой версии произведения: «Однажды умер один из братьев в монастыре. И после того, как (тело) было приготовлено к погребению, не разрешил (Пахомий) петь псалмы перед ним, (когда процессия) по обыкновению шла на гору. И не было сделано за него евхаристии. Снеся же его одежды на середину монастыря, сжег, устрашая всех не призирать свою жизнь» [6, с. 260]. В данном тексте еще нет объяснений действиям Пахомия Великого, кроме указания на то, что святой поступил так, постигнув, более чем другие, божественную мудрость: «Как он обходился с ним, пока тот не умер, мы не знаем. Но знаем мы то, что Божьи люди не делают ничего плохого. Ибо их строгость и благость измерены знанием Бога» [6, с. 260].
В другой версии Жития Пахомия Великого, «Паралипомена», перед читателем предстает не только рассказ о запрете святого на воздаяние почестей телу почившего инока, что вызвало недоумение иноков монастыря, но и приводится подробное объяснение этого запрета. Святой Пахомий сам разъясняет иноческой братии смысл своих действий, противопоставляя попечение об умершем теле заботе о спасении греховной души: «Воистину, братья, у меня больше, чем у вас, сострадания к лежащему здесь. И я, как отец, проявил о нем больше заботы, при-
казав, чтобы это сделали. Ведь вы заботитесь только об этом видимом теле, я же борюсь за его душу. Ибо если будете петь ему псалмы, то постигнут его большие наказания за этот псалом, потому что он умер, не постигнув силы псалмов. Если же вы действительно хотите умножить его вечные страдания, то пойте ему псалмы, но он, страдая еще больше за этот псалом, проклянет вас. Итак, я, зная, что нужно его душе, не стану заботиться об этом мертвом теле. Ведь если я разрешу вам петь псалмы, то в глазах Бога окажусь человеком, который угождает людям, потому что, чтобы угодить людям, я пренебрег тем, что необходимо душе, которой предстоит быть наказанной судом. Ибо Бог, источник благости, ищет повод, который дал бы ему возможность излить на нас потоки своей благодати. <...> Поэтому я призываю вас облегчить его наказание и похоронить его без псалмов. Ибо Бог, который благ, знает, как освободить его от нечестия, постигшего его, и призвать его к вечной жизни. Если бы он почаще слушал меня, когда я наставлял его, не случилось бы с ним этого» [27, с. 338-339]. Иноки, как сообщается в тексте, захоронили тело усопшего брата, по повелению Пахомия Великого, без всяких почестей: «И после того как блаженный сказал это, отнесли (покойного) на гору без псалмов и похоронили» [27, с. 339]. Впоследствии именно этот пространный эпизод из «Паралипомены» с подробным толкованием запрета святого Пахомия переписывался в сборниках дидактической направленности. Примечательно, что в данном случае в объяснении запрета на достойное погребение нерадивого инока присутствует формула «не нужно прислуживать умершему телу, но только бессмертной душе, которая вновь получит это тело нетленным в Воскресении» [8], подобно толкованию запрета в Житии Антония Великого.
В раннехристианский период сформировалось представление о том, что благочестивое погребение далеко не всегда отражает духовную реальность и даже губит бессмертную душу: от глаз людей может быть скрыта духовная сущность событий, иногда она противоположна видимому. На этой антитезе построена глава «Видиние богатаго умерша» в Житии византийского святого V в. Андрея Юродивого (создано не ранее конца IX - начала X вв.), известном в большом количестве списков и весьма популярном в Древней Руси [10, с. 541]. Обладавшему даром прозрения Андрею Царьградскому был явлен тайный смысл похорон богатого и знатного человека. Несмотря на то, что окружающие участвуют в благочестивых похоронах богача (пышная похоронная процессия, за гробом следует множество народа, слышится громкое пение идущих, они несут много свеч и кадильниц, раздаются громкие стенания его близких), в духовном видении перед святым предстает чудовищная картина глумления демонов над усопшим за совершенные этим человеком при жизни тяжкие грехи: «Узри и се, прЪдъ свищами множество ефиоп дЪмон идяше, болми пЪвец въпиюще: "Горе ему, горе ему". Все же, еже тамо кажаху, яко мотыла смердяху, и якоже мЪхы держащее в руку, известь и попел сыпаху по единому. Идущу множеству тому пляшющем и смеющемся бе-студа, якоже бестудная блудница, да другоици лаяху, якоже пси, а другоицы въпияху, якоже свинья. Да бЪаше им мертвец он веселье и радость.
Да друзии около одра его идяху, гноим и скалушьною водою лице мертваго кро-пяще, а друзии по вЪтри лЪтающе, около одра лЪтаху. Велик же смрад исхожаше изо одра того и ис тЪла того грЪшнаго, якоже се кыдающе и скалушу и мотыла истлЪвша и смердяща кромЪ кыдаютъ. Да друзии пЬсья мотыла и масло морьска-го пса и с инЪми смрады кладяху на лице его, друзЪи же въслЪд идущее плясаху, плещюще рукама, а ногама тъпътъ велик творящее, смЪющеся и ругающееся невидимо поющимъ и глаголюще: "Не даи вы Бог видити ни единому вас свЪта, лишении хресьяни, поющее над псом "с святыми си покои душю его", но и раба Божия наричающе его, сущаго повинъна всему дЪлу злому"» [10, с. 346-348]. Подвергнутое осквернению тело богача было затем сожжено в адском огне: «<...> князь нечистых демонов, имЪя оци, яко диковы, и страх творяща зрящему на него, держаше же и огнь в руцЪ своей и сЬру, и смолу идяше к гробу лишена-го оного, охриту сотворити тЬло его и огнем съжещи, еже и по погребению ство-рися» [10, с. 348].
В завещании преподобного Арсения Великого (354-449 (450) гг.) отчетливо противопоставляются тленное тело и бессмертная душа. Святой оставил своим ученикам наказ заботиться не о благопристойном погребении своего тела, приказав выбросить его, а молиться о спасении души: «Когда приблизилось время блаженной кончины преподобного, то он сказал своим ученикам: "Когда я умру, то не делайте поминок по мне, не собирайте братию на обед, но только позаботьтесь о том, чтобы приносилась божественная жертва за мою грешную душу". Ученики его, услышав это, весьма печалились и начали плакать. Но преподобный сказал им: "Не плачьте, чада! Еще не пришел час кончины моей, хотя уже он недалек от меня". Тогда ученики спросили его: "Как похоронить тебя, честный отец?". Он же сказал им: "Привяжите к ногам моим веревки и выбросите меня за гору"» [13].
Игумен Синайского монастыря Иоанн (VII в.), автор популярной в Византии, а с XIV в. и на Руси, книги «Лествица», учащей борьбе со страстями и внутреннему восхождению к Богу, также писал о «небрежении» к телу после смерти в слове 5 «О покаянии». По мысли Иоанна Лествичника, инок должен молить о том, чтобы его тело не предавали «человеческому» погребению, но «бессловесному»: «... иногда они [иноки. - Е. Р.] сами себя лишали и гроба. Ибо никак не могут утаить и сего истинно умилительного смирения сих блаженных и сокрушения их любви к Богу и покаяния. Когда сии добрые граждане страны покаяния отходили ко Господу, чтобы стать перед нелицеприятным судилищем: тогда, видевший себя при конце жизни, посредством своего предстоятеля, умолял и заклинал великого авву, чтобы он не сподоблял его человеческого погребения, но, как скота, повелел бы предать тело его речным струям, или выбросить в поле на съедение зверям» [24]. Тела раннехристианских подвижников, указывает Иоанн Лествичник, зачастую действительно не удостаивались благочестивого погребения: «что нередко и исполнял сей светильник рассуждения, повелевая, чтобы их [тела. - Е. Р.] выносили без чести и лишали всякого псалмопения» [24].
В ранней византийской агиографии, таким образом, неоднократно воспроизводятся мотивы «небрежения» к телу после смерти, причем они представлены в широком диапазоне - от завещания устроить погребение в тайном месте, чтобы избежать людской славы, похоронить подвижника в рубище, похоронить вместе с нищими, до требования вообще не погребать тело из-за греховности при жизни для смягчения воздаяния за грехи на Страшном суде, предать тело на растерзание зверям и др.
В дальнейшем подборки текстов из житий и поучений отцов церкви и святых подвижников о погребении праведников помещались в сборники дидактической направленности, имевших распространение в рукописно-книжной традиции. Одним из таких сборников по праву считается святоотеческая антология «Еверген-тин», каждая из 200 глав которой посвящена описанию отдельной страсти, способу борьбы с ней и стяжанию соответствующей добродетели. Сборник, получивший название от монастыря Евергетиды, был составлен в XI в. его основателем монахом Павлом («Евергентин», или «Свод богоглаголивых речений и учений богоносных и святых отцов, от всякого Писания богодухновенного собранный, подобающим же образом и удобно изложенный Павлом, преподобнейшим монахом и создателем обители Пресвятой Богородицы Евергетиды, прозванным Евергетином»), а в XVIII в. исправлен и издан афонским монахом, богословом Никодимом Святогорцем [1]. Глава 37 «Евергентина» целиком составлена из текстов о мнимости благочестивого погребения («О том, что пышные похороны весьма вредны для души усопшего и поэтому боголюбивые люди избрали простое погребение как наиболее полезное»), среди которых находятся рассмотренные нами выше фрагменты из Жития Ефрема Сирина, Жития Арсения Великого, Жития Пахомия Великого, Жития Андрея Юродивого, а также Жития Иоанна Каливита и некоторых других произведений [8].
В русской агиографии, ориентировавшейся на святоотеческую литературу и византийскую агиографию, также устанавливается традиция предсмертного завещания о «небрежении» к телу [5].
Как правило, это связано с житиями основателей монастырей. Следует отметить, что комплекс мотивов (топосов), свойственных в основном житиям создателей обителей, описала на материале русской агиографии Т. Р. Руди. Она указывает, что для подобных житий характерен «мотив предсмертного наставления святого братии», иногда - в соединении с мотивом небрежения к телу [28, а 491]. Комплекс других связанных с этим мотивов, выявленных исследовательницей, характеризует благообразное успение подвижников: о своем преставлении святой обычно знает заранее, при описании преставления используются традиционные формулы "в руце твои, Господи, предаю дух мой" и особые то-посы-формулы: "телом начат изнемогати, иже душею крепкий"; "аще и телом отхожу от вас, но духом присно буду с вами"; "вас же предаю в руцЪ Божии" и др.; игумен обещает процветание монастырю после его смерти в случае, если он (святой) заслужил милость Господню; "плач велик" иноков о преставившемся игумене [28, а 491-496].
Завещание о «небрежении» к телу в ранней русской агиографии, по нашим наблюдениям, звучит в смягченной форме - не омывать и не наряжать тело. Такой наказ дает святой Феодосий Печерский, заповедав погрести себя в тайной пещере, что и было затем исполнено: «.И о семъ же молю вы и заклинаю: да въ ней же есмь одежди нын% въ той да положите мя тако въ пещер% идеже постьныя дьни прЪбываахъ, ниже омывайте убогаго моего тЪла, и да никъто-же от людий мене, нъ вы едини сами да погребете въ прЪжереченнЪмъ мЪстЪ т'Ьло се» [19, с. 430]; «Братии же врата затворивъшемъ и никогоже пустящемъ по повелению блаженааго, и бЪша присЬдяще надъ нимъ и ожидающе, донъдеже разидуться людие, и тако того погребутъ, якоже самъ повелЪ. <...> И тако того несъше въ пр\>жереченную пещеру, положиша и, и запечатьлЪвъше и отъидоша, и без брашьна вьсь дьнь прЪбыша» [19, с. 432].
Этот сюжетный мотив напоминает Житие Пахомия Великого, в саидской версии которого святой трижды наказывает своему ученику Феодору похоронить себя тайно, чтобы избежать посмертного поклонения и славы: «После этого обратился он [Пахомий Великий. - Е. Р.] и сказал ему: "Если Господь посетит меня, то не оставляй мое тело в том месте, в котором его похоронят". Ответил тот ему с болью сердца: "Я сделаю (все) по твоим словам". Затем схватил (Пахом) его за бороду, ударил его в грудь и сказал во второй раз: "Запомни, Феодор, не оставляй мое тело в том месте, где его похоронят". Снова ответил он ему: "О мой господин и отец, я сделаю с благодарностью все, что ты прикажешь мне". Думал же Феодор про себя, что часто говорил он об этом с великой настойчивостью, как бы не взял кто-нибудь его тело и не превратил бы его в место почитания мученика, как это делали со святыми мучениками. Ибо он много раз слышал, как (Пахом) порицал тех, которые поступают таким образом, потому что всякий, что делает это, является торговцем святых тел. Затем снова схватил его за бороду и сказал в третий раз: "Феодор, позаботься о том, чтобы сделать без промедления то, о чем я сказал тебе..."» [30, с. 316]. Завещание старца было выполнено: «.и они унесли его из того места, в котором он был похоронен. <...> И никто до сего дня не знает места, где он лежит» [30, с. 318].
Оставляет братии наказ погрести себя вне стен созданного им монастыря св. Троицы основатель общежительного монашества на Руси св. Сергий Радонежский: «Егда приспЪ врЪмя преставления его, заповЪда учеником своим и не по-велЪ имъ въ церкви положити ся, но внЪ церкв\, тако просто повелЪ погрести ся с прочими братиами. <...>» [18, с. 404]. Однако его завещание не было выполнено, тело святого погребли с почестями в храме св. Троицы: «[Архепископ Московский Киприан. - Е. Р.] Поразсмотривъ и разсуди въ себЪ, како и гдЪ погребет-ся блаженный, и благослови и повелЪ, им положити его церкви на правей стран% еже и бысть» [18, с. 404].
Церковный и общественный деятель, идеолог «нестяжательства» Нил Сор-ский (+1508 г.) ориентировался более на византийскую традицию и первым из русских подвижников написал завещание о непогребении своего тела, которое характеризует его как человека, избегавшего мирской славы: «ЗавЪщаваю яже о
себе моимъ приснымъ господиямъ и братиям, яже суть моего нрава: молю вас, повергните тЪло мое в пустыни сей, да изъядятъ е зв\,рие и птица, понеже съгрЪшило есть къ Богу много и недостойно есть погребения. Аще ли сице не сътворите, и вы, ископавше ровъ на м\,ст\, идЪже живемъ, съ всякимъ безче-стиемъ погребите мя» [20, с. 182]. Примечательно, что в своем завещании он делает отсылку к наказам Арсения Великого: «Бойте же ся слова, иже великий Арсений завЪща своимъучеником, глаголя: на судЪ стану с вами, аще кому дадите тЬло мое» [20, с. 182].
В севернорусской агиографии XVI-XVII вв. завещание основателей монастырей о «небрежении» к телу после смерти становится этикетным, в том числе и за счет подражания литературным образцам. Следует отметить, что в данном случае мотив «небрежения» к телу окрашен суровыми реалиями северной природы - подвижники завещают бросить свое тело в болото, в дебри на растерзание диким зверям, растоптать во мхах и т.п., см.: «И въпросившимъ братиам святаго, да гдЪ его положат погребут по преставлении его. Онъ же завещав им, глаголя: "Братие мое, грешное тЪло свяжете по ноз\, и влецете и в дебрь блата и въ мху покопавше и ногама же своима да поперете и"« (Житие Александра Свирского) [9, с. 87-88]; «Тогда помянуша жалостныа его глаголы, еще жыв сый, в последнем смирении глаголя въпросившим бо им того, да где положатъ мощи его. Он же отвеща: "Мое грешное тело влецыте в блато и ногам своим в попрание сътворите"» (Житие Дмитрия Прилуцкого) [16, с. 33]; «И заповЪдавъ всемъ ученикомъ своим: "Егда душа моа от тЬла разлучится, и никоеяже почести грешному талесе моему сотворите, но влекуще за ноз\, мои, и предайте блату, и ногами своими попорете"« (Житие Григория Пельшемского) [15, с. 320]; «Бра-тиамъ же умилне святаго вопросившим, да гдЪ положат честныя мощи его по преставлении его к Богу. Блаженый же отвЪщавъ к ним, да связавше по нозЪ влекут и в дебрь: "Во мху и в блатЪ потопьчите, - рече, - грешное мое тЪло на растерзание звЪремъ и гадом, или на кляпинЪ обЪсите и птицам на снЪдение, или за шию оцЪпивше, во езеро верзите"» (Житие Антония Сийского) [12, с. 298-299]; «И о семъ убо молю вы, братие, и заклинаю: "В коей же ми нынт одежди пребывающу, в той мя и погребити посреде острова сего, ид\,же вода не иссыхаше, но стояше беспрестани, и ту погребите тЪло мое грешное"» (Житие Кирилла Новоезерского) [17, с. 62] и др. Завещание это чаще всего не исполнялось, подвижника хоронили с почестями в созданном им монастыре: «Они же [братия монастыря. - Е. Р.] глаголаху к нему: "Ни же, отче, не сътвориве сего, нъ у Троицы въ монастыри да погребен будеши..."» (Житие Александра Свирского) [9, с. 87-88]; «Они же со мноземъ рыданием глаголаху: "Ни, отче, не сотворим сего никакоже, но у Живоначялныя Троици тобою в созданий обители честно погребем трудолюбезныя твоя мощи святыя!"» (Житие Антония Сийского) [12, с. 298-299] и др.
Пожалуй, только в Житии праведного и блаженного Георгия Шенкурского, который завещал похоронить себя на холме среди болота, описывается его выполнение. Данный эпизод имеет в произведении важное композиционное значе-
ние: святой еще при жизни предрек возведение храма на месте его захоронения, что впоследствии и произошло: «по смерти же родителей своих праведный Георгий <...> часто приходя на Великий погост к Великому чудотворцу Николаю. Ту за едино поприще от церкви блато трясущее, посреде же блата того холм сух бя-ше, святый же Георгий всегда приходя на холм той и седяше на нем, любя место то и глаголаше: "После смерти моей погребите мя на сем холму". Людем же ему глаголющим: "Почто далече от церкви?". Блаженный же, прозрев душевными очами, глаголя: "Быти и храму чудотворца Николая на том месте!"» [14, с. 200]. Из-за реки, сменившей свое русло, храм Николая Чудотворца был перенесен, а мощи чудотворца Георгия стали главной храмовой святыней: «По преставлении же его погребен бысть на том холме по повелению его. И блато тое нача бысть сухо и равно молитвами святаго. По летех же неколицех храму чудотворца Николая перенесену и поставлену близ гроба святаго Георгия таковыя ради вины, понеже великая река Вага устремлением многих лет тое церковь подметала» [14, с. 200]. Этот эпизод из Жития Георгия Шенкурского напоминает фрагмент из Жития византийского святого Иоанна Каливита: «над кущей, где св. Иоанн подвизался три года, отец его воздвиг церковь» [26, с. 78].
2. Агиографический мотив «тайные слуги Господа»
Некоторые парадоксальные мотивы, связанные с погребением праведного человека, отражены в раннехристианских легендах о Божием человеке. Эпитет «Человек Божий» широко употреблялся, указывает А. В. Пайкова, применительно к персонажам библейских книг, в частности к пророкам - Моисею, Ездре, Самуилу, Илии, Елисею и даже к неназванным поименно пророкам. Пророки, как свидетельствует Писание, «вели подчас скромный образ жизни. Иногда они обитали в лачугах, построенных собственными руками (11 Цар. 6:1-5), питались корнями и травами, которые собирали в поле (11 Цар. 4:38, 39) или принимали подаяния богобоязненных людей (11 Цар. 4:42)» [26, с. 80]. Добавим, что нередко именуется «Божьим Человеком» в агиографических произведениях Пахомий Великий [6, с. 242, 245, 246, 260].
Ряд житий раннехристианских святых - Авраама Кидонийского, Иоанна Каливита (Кущника), Алексея Человека Божьего - сближает, как считает А. В. Пайкова, повторяемая ситуация «человек не на своем месте» [26, с. 27], связанная с мотивом неузнавания, когда пребывающий в миру подвижник скрывает от всех свою праведность.
Одним из начальных этапов развития легенды о Человеке Божьем исследователи считают Житие преподобного Иоанна Каливита (Кущника) [21, с. 87]. В этом произведении святой, пребывая в одеждах нищего и только перед смертью открывшись своим родителям, берет с них клятву похоронить его в одеждах нищего и в шалаше, поскольку другого погребения он недостоин. Нарушившая клятву мать Иоанна, переодевшая его в золотые одежды, была наказана параличом и получила исцеление только после того, как отец вновь облек тело Иоанна в рубище и повелел погрести в указанном Иоанном месте: «Славного подвижника
похоронили в его хижине, как он и завещал, зная, что смиренная жизнь на земле наследует светлое торжество на небе» [8].
Широко известное в древнерусской рукописно-книжной традиции уже с XII в. переводное Житие Алексея Человека Божьего было основано, как доказывает А. В. Пайкова, на сирийском житии безымянного святого, или, как он называется в тексте, Человека Божьего [26, с. 12, 25-29, 77-86]. Сирийская версия произведения появилась в районе Эдессы «сирьской», где начинал подвижничество святой, и сохранилась в списках V-VI вв.; греческая версия известна в рукописях начиная с IX в.; в X в. сложился культ Алексея Человека Божьего в латинской традиции; далее появились переводы с греческого и латинского на другие языки, в том числе и на славянские [26, с. 77-80].
В Житии Человека Божьего отражена «установка на парадоксальность святости», присущая византийской агиографии [21, с. 52]. Тайная святость, как она описывается в житиях раннехристинских святых, выше явной, а сама степень святости «не определяется соблюдением стандартных правил аскезы» [21, с. 5152]. Об этом свидетельствует сирийская версия Жития Человека Божия, судьба героя которого, как отмечает С. А. Иванов, похожа на рассказы о «тайных слугах Господа»: «Алексий, сын богатых родителей, вернувшись домой неузнанный под видом нищего, молится по ночам, долго отказывается назвать себя церковному сторожу, заметившему его благочестие; потом он все же рассказывает ему о себе, но берет клятву молчать; наконец Алексий умирает в больнице для нищих, а когда епископ узнает о том, что усопший был великим праведником, тело не удается обнаружить - оно восхищено на небо» [21, с. 82]. В дальнейшем именно сюжетная форма о «тайных слугах Господа» была использована в жизнеописаниях юродивых [21, с. 52-53].
Отметим, что уже в ранней сирийской версии безымянной легенды о Человеке Божием, который в поздней редакции получил имя Алексея, вводится, по сравнению с Житием Иоанна Каливита, новый мотив - святого погребают вместе с нищими, однако впоследствии его тела там не оказывается: «Когда блаженный испустил дух, больничные служители тотчас же отнесли его на носилках, как это они делали обычно без особых церемоний, в усыпальницу для странников. <...> [Привратник. - Е. Р.] обо всем рассказал епископу, страстно моля его воздать должные почести чистым и непорочным останкам и похоронить святого торжественно и пышно, в достойном месте. <...> По пути они встретили могильщиков, которые возвращались после погребения святого. Когда их спросили, где они погребли этого странника, они ответили: "Рядом с такими же, как он". <...> Когда подошли к могиле, епископ приказал вскрыть склеп, потом он и все, кто был с ним, и могильщики вошли внутрь, чтобы взять тело святого и воздать ему должные почести. Посмотрели и увидели, что только нищенские лохмотья, в которые был одет святой, лежат на этом месте, а тела его нет. Тщательно искали они тело по всему склепу, но не нашли ничего, кроме его одежд» [22, с. 103]. Исчезновение тела воспринимается окружающими как чудо и свидетельство богоизбранности почившего: «<...> И стал молиться святой Раввула, и говорил со
слезами: "Сохрани меня Господь, если отныне я стану заниматься чем-нибудь, кроме попечения о странниках. Кто знает, может быть, немало есть таких смиренных, как этот нищий, избранных Богом, но безвестных среди людей из-за своего смирения"» [22, с. 103].
Свидетельства о том, что тела праведников после смерти могут быть скрыты от людей, содержатся и в ранней русской патериковой традиции. Так, в рассказе о постнике Киево-Печерского монастыря Евстратии встречается мотив исчезновения чудотворных мощей инока. Как говорится в произведении, после длительных мучений и истязаний он был умерщвлен иудеем, а его тело брошено в реку. Останки не смогли найти, однако и в реке от мощей Евстратия совершались чудеса: «ТЬло же святаго в море вверъжено бысть, идЪже множество чюдесъ сътворяется. По искании же быша верными святыа его мощи не обретенныи» [23, с. 368]. Примечательна фраза, резюмирующая краткое жизнеописание Ев-стратия: «не въсхотЪ бо святый от человЪкъ славы, но от Бога» [23, с. 368].
Следует отметить, что в рассказах о мученической смерти святых и в византийской, и в русской агиографической традиции композиционный эпизод «погребение святого» состоит, как правило, из двух антиномичных сюжетных мотивов: «осквернение / уничтожение, непогребение и сокрытие тела праведника мучителями» и «чудесное явление чудотворных (невредимых) мощей праведника христолюбцам и благочестивое погребение, проявляющее святость подвижника».
По такому принципу строится сообщение о смерти в жизнеописании святых мучеников в Афонском патерике. После казни мощи преподобномученика Онуфрия были положены в куль, отвезены в открытое море и брошены в воду, однако Господь «сохранил их невредимыми и в волнах морских», поскольку «хранит Господь вся кости их и ни едина от них сокрушится» (Пс. 31: 21) [2, с. 24].
В рассказе о 42 мучениках Аморийских (будучи плененными, сорок два воеводы отказались от предложения халифа в Персии принять ислам, и только один из них оказался ренегатом) в редакциях X в. говорится о том, что расчлененные и брошенные в воду тела мучеников вновь обретают целостность, не тонут и чудесным образом обнаруживаются христолюбцами, которые их благочестиво погребают: «Тела казненных были брошены в р. Тигр. Тело ренегата тотчас же погрузилось на дно, тогда как тела 41-го виднелись на речной поверхности в виде как бы судов, причем каждая голова пристала к своему туловищу. Они проплыли довольно миль и остановились в одном речном заливе. Здесь они были взяты христолюбцами и положены в одном замеченном месте - обычное выражение мученичеств» [25, с. 82]; «...тела обнаруживались ночным светом над водою и обретены "божественным оным игуменом монастыря", который положил их в раках» [25, с. 84].
В новелле из Киево-Печерского патерика повествуется об иноке Григории, который был утоплен в Днепре слугами князя Ростислава Всеволодовича. Монастырская братия два дня искала инока и не могла найти, пока он сам не явился в третий день в келью: «въ 3-й день приидоша в кЪлию его, хотяще взяти оставшаа
его, и ее мертвый обрется в к^лии связанъ, и камень на выи его, ризы же его еще мокры, лице же его б^аше светло, самъ же аки живъ. И не обретеся кто при-несый его, но и кЪлии заключеннЪ сущи <...>» [23, с. 410]. Его мощи оказались нетленными, от них впоследствии происходили чудеса: «Братиа же изнесше тЪло его и положиша в печерЪ честнЪ, иже за многа лЪта пребысть цело и нетленно» [23, с. 410].
Чудесным образом обнаруживается тело основателя Маркушевской пустыни преподобного Агапита, убитого в 1585 г. и утопленного вместе с тяжелыми веригами в реке Уфтюге: «Узнавши о том жители деревни Камкина стали подстерегать его, и когда старец 21 числа мая возвращался в обитель, они под предводительством Богдашки Ляхова напали на него и убили вместе с обоими его спутниками и тела их бросили в реку Уфтюгу, полагая, что быстриною ее унесет тела и не падет на них подозрение в этом страшном злодеянии. С этою конечно целию убийцы сняли с тела преподобного и тяжелые его вериги и особо бросили в реку, чтобы тяжесть их не погрузила и не задержала тела» [4, с. 544]. Однако именно вериги старца помогли найти его тело, а затем он был погребен с почестями в созданном им монастыре: «Долго искали они старца и его спутников в оврагах и в лесу около дороги, но нигде не могли найти, пока не пришли на берег реки Уфтюги и не увидели железных вериг преподобного Агапита, плавающих на одном месте на поверхности воды, подобно легкому древу. Под ними нашли и все три тела убитых, хотя вода в Уфтюге в то время была еще велика и быстра. С горькими слезами и рыданием братия перенесли тела убиенных в обитель и с великою честию погребли преподобного Агапита посреди монастыря, между созданными им церквами, и поставили над могилою его часовню, а вериги положили на его гробницу. Во все время существования Маркушевского монастыря мощи преподобного почивали в этой часовне до построения нынешней каменной приходской церкви, в которой они находятся на южной стороне холодного храма, в склепе» [4, с. 545].
Многовековое наследие византийской агиографии (раннехристианская монашеская практика, святоотеческие писания, завещания основателей монастырей, жития византийских святых), в которой, наряду с жизнеописаниями благочестивой кончины и торжественного погребения подвижников, сложилась традиция «небрежения» к телу, связанная с осознанием собственной греховности, противопоставлением плотского и духовного, тленного тела и бессмертной души, а также наличие в ней парадоксального мотива «тайные слуги Господа» с иерархией явной и тайной аскезы в пользу последней, не могло не оказать влияния на формирование особенностей русского религиозного сознания и русской агиографии. Это, наряду со многими другими факторами, подготовило почву для почитания в XVI-XIX вв. святых праведников, в основном на Русском Севере, о благочестивой жизни которых не сохранилось никаких известий, а их тела не удостоились христианского погребения.
Жития таких святых обладают рядом композиционных особенностей, а их структура существенным образом отличается от классической схемы жития. От-
метим при этом, что структурно-композиционные черты, присущие житиям праведников, прослеживаются и в севернорусских жизнеописаниях преподобных, преподобномучеников и юродивых. В этих случаях терминологический характер выражения «жития праведников» не столько связан с типом святости, сколько служит определением, отмечающим данную жанровую разновидность житий [29, с. 391-393].
В житиях русских праведников описание преставления святого, как правило, отсутствует или не укладывается в рамки церковного канона. Многие севернорусские жития и сказания нарушают канонические представления о богообраз-ном успении подвижников, рассказывая о чудотворениях от нетленных останков утонувших (Сказание о Вассиане и Ионе Пертоминских, Сказание о Иоанне и Логгине Яренских), убитых «лихими» людьми (Повесть об Исайе и Никаноре Ручьевских), умерших от молнии (Житие Артемия Веркольского), самоубийцах (Сказание о Кирилле Вельском), чьи мощи были принесены водой (Сказание о Иакове Боровичском) или «земля издаде» (Житие Евфимия Архангелогородско-го, Житие Афанасия Наволоцкого, Сказание о Прокопии Устьянском, Житие Петра Черевковского), и др. Первоначально тела праведников не удостаивают погребения, оставляют лежать «в пусте месте» - в лесу, как в Житии Артемия Веркольского, в истории об Афанасии Наволоцком; на берегу, как в Сказании о Вассиане и Ионы Пертоминских; в деревянном обрубе или срубе, как в Сказании об Иоанне и Логгине Яренгских, в агиографических памятниках о Иакове Боро-вичском, в Сказании о епископах Пермских; обложенными камнями и ветками «аки некая хоромина», как в Повести об Исайе Ручьевском, и т. п. Однако впоследствии тела праведников чудесным образом обнаруживаются нетленными и от них происходят многочисленные исцеления. Затем устанавливается традиция почитания подвижников, выражающаяся в перенесении их чудотворных тел в существующие храмы или в возведении над нетленными останками новых храмов или монастырей.
Рассмотрению особенностей еще одного аспекта модели смерти святого -теме божественного промысла в житиях праведников - будет посвящена наша следующая статья.
***
1. Асмус В. Предисловие к «Евергентин» [Электронный ресурс]. URL: https://azbuka.ru/otechnik/Valentin Asmus/predislovie-k-evergentin/ (дата обращения: 12.10.2018).
2. Афонский патерик, или Жизнеописание святых на афонской горе просиявших. М.: Типо-литография И. Ефимова, 1897. Ч. 1. Изд. 7-е, испр. и перераб.
3. Власов А. Н. Эпизод «преставления» святого как структурный элемент житийного текста (на материале памятников Устюжской литературной традиции) // Семиотика культуры: межвуз. сб. научн. тр. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1994. С. 53-75.
4. Верюжский И. Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии. Вологда: Тип. В. А. Гудкова-Белякова, 1880.
5. Голоскова Н. А., Рыжова Е. А. Модель «смерти» праведника в древнерусской агиографии // Семиотика культуры: тез. докл. Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1991. С. 5-7.
6. Греческая версия Жития Пахомия Великого // Хосроев А. Л. Пахомий Великий (Из ранней истории общежительного монашества в Египте). СПб.; Кишинев; Париж: Нестор-История, 2004. С. 187-288.
7. Гуревич А. Я. Смерть как проблема исторической антропологии: о новом направлении в зарубежной историографии // Одиссей. М., 1989. С. 114-135 [Электронный ресурс]. ИРЬ: 1Щр://агПгоро1оцу.гсИц1.$рЬ.и/1сгит/аигеу1сЬ.Ыт (дата обращения: 20.10.2018).
8. Евергентин. Благолюбие: в 4 т., в 2 кн. 2010. Свято-Троицкое издательство [Электронный ресурс]. ИРЬ: http://www.bib1ioteka3.ru/bib1ioteka/paterik/everg 8Axt17.html (дата обращения: 22.10.2018).
9. Житие Александра Свирского. РНБ, собр. Погодина, № 874, л. 500 об. XVI в. Цит. по: Житие Александра Свирского: Текст и словоуказатель / под ред. А. С. Герда. СПб.: С.-Петербургский ун-т, 2002.
10. Житие Андрея Юродивого / Подготовка текста, перевод и комментарии А. М. Молдована // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 2: XI-XП века. СПб.: Наука, 1999. С. 330-359, 541-544.
11. Житие Антония Великого [Электронный ресурс]. ИРЬ: https://azbuka.ru/ otechnik/Afanasii Ve1ikii/zhitit-prep-antoniia-ve1ikogo/ (дата обращения: 22.10.2018).
12. Житие Антония Сийского // Рыжова Е. А. Антониево-Сийский монастырь. Житие Антония Сийского: Книжные центры Русского Севера. Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 2000. С. 241-340.
13. Житие Арсения Великого // Великие Минеи Четьи Дмитрия Ростовского. 8 мая [Электронный ресурс]. ИРЬ: https://azbuka.ru/otechnik/Dmitrii Рostovskiia-sviatvkh/402 (дата обращения: 13.10.2018).
14. Житие Георгия Шенкурского // Усердов М. Святой праведный Георгий Шенкурский // АЕВ. 1899. Ч. неоф. С. 200-211.
15. Житие Григория Пельшемского // Жития Димитрия Прилуцкого, Дионисия Глу-шицкого и Григория Пельшемского: Тексты и словоуказатель / под ред. А. С. Герда. С.-Петербургский ун-т, 2003. С. 147-180.
16. Житие Дмитрия Прилуцкого / Украинская Т. Н. Житие Дмитрия Прилуцкого -памятник вологодской агиографии // Древлехранилище Пушкинского Дома: Материалы и исследования. Л.: Наука, 1990. С. 25-54.
17. Житие Кирилла Новоезерского // Житие Кирилла Новоезерского: Текст и словоуказатель / под ред. А. С. Герда. СПб.: С.-Петербургский ун-т, 2003. С. 23-91.
18. Житие Сергия Радонежского / подгот. текста Д. М. Буланина, пер. М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина, комм. Д. М. Буланина // БЛДР. Т. 6. XIV - середина XVI века. СПб.: Наука, 1999. С. 254-411.
19. Житие Феодосия Печерского / подгот. текста, перевод и комм. О. В. Творогова // БЛДР. Т. 1. XI-XII века. СПб.: Наука, 1997. С. 352-433.
20. Завещание Нила Сорского / подгот. текста, пер. и комм. Г. М. Прохорова // БЛДР. Т. 9. Конец XV- первая половина XVI века. СПб.: Наука, 2000. С. 182-183.
21. Иванов С. А. Блаженные похабы: культурная история юродства. М.: Языки славянских культур, 2005.
22. История Человека Божьего из города Рима, который бы прославлен и увенчан подвигами аскетической жизни в городе Эдессе в дни достославного и блаженного священника мар Раввулы, епископа града Эдессы // Пайкова А. В. Легенды и сказания в памятниках сирийской агиографии: Палестинский сборник. Вып. 30 (93). Л.: Наука, 1990. С. 101-104.
23. Киево-Печерский патерик / подгот. текста Л. А. Ольшевской, пер. Л. А. Дмитриева, комм. Л. А. Дмитриева и Л. А. Ольшевской // БЛДР: XII в. Т. 4. СПб.: Наука, 1997. С. 296-489.
24. Лествица, или Скрижали духовные. Слово 5. О попечительном и действительном покаянии и также о житии святых осужденников, и о темнице [Электронный ресурс]. URL: https://azbuka.ru/otechnik/Ioann Lestvichnik/lestvitsa-ili-skrizhali-dukhovnye/10 (дата обращения: 13.10.2018).
25. Лопарев Х. М. Греческие жития святых VIII и IX веков: Опыт научной классификации памятников агиографии с обзором их с точки зрения исторической и историко-литературной. Пг., 1914. Ч. 1.
26. Пайкова А. В. Легенды и сказания в памятниках сирийской агиографии: Палестинский сборник. Вып. 30 (93). Л.: Наука, 1990.
27. «Паралипомена» // Хосроев А. Л. Пахомий Великий (Из ранней истории общежительного монашества в Египте). СПб.; Кишинев; Париж: Нестор-История, 2004. С. 333-363.
28. Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных // ТОДРЛ. Т. 57. СПб., 2006. С. 431-500.
29. Рыжова Е. А. Жития праведников в агиографической традиции Русского Севера // ТОДРЛ. СПб.: Наука, 2007. Т. 58. С. 390-442.
30. Саидское Житие Пахомия Великого // Хосроев А. Л. Пахомий Великий (Из ранней истории общежительного монашества в Египте). СПб.; Кишинев; Париж: Нестор-История, 2004. С. 315-318.
31. Святой преподобный Ефрем Сирин. Творения. Т. 3. Предсмертное завещание [Электронный ресурс]. URL: https://www.biblioteka3.ru/ biblioteka/efrem_sir/tom_3/txt19. html (дата обращения: 22.10.2018).
