CC BY
91
зом, чтобы их нигде не принимали ни на работу, ни на жительство, пока жизнь в России не станет для них невыносимою. Дети их должны силою отбираться и воспитываться в православной вере.
Вскоре в Уголовное уложение были внесены соответствующие статьи:
Ст. 187. За выход из Церкви и присоединение к другому религиозному обществу — лишение всех гражданских и личных прав. Ссылка. В более легких случаях — полтора года исправительных заведений... Ст. 196. За распространение еретических или сектантских учений и пособничество в этом — ссылка в Сибирь, Закавказье или другие отдаленные места [3, с. 48-49].
В данном случае инициатива репрессий по отношению к религиозному инакомыслию исходит от государства, однако это происходит при поддержке видных представителей духовенства, таких как протоиерей Иоанн Кронштадтский (канонизированный РПЦ МП в 1990 г.). На религиозно-философских собраниях в Санкт-Петербурге (1901-1903) он выразил следующую позицию:
В наше лукавое время появились хулители святой Церкви, как граф Толстой, а в недавнее время некто Стахович, которые дерзнули явно поносить учение нашей святой веры и нашей Церкви, требуя свободного перехода из нашей веры и Церкви в какие угодно веры.Нет, невозможно предоставить человека собственной свободе совести именно потому, что он существо падшее и растленное. [3, с. 50-51].
Иногда к репрессиям в отношении инакомыслящих призывали видные церковные деятели, например преподобный Иосиф Волоцкий (1439-1515), канонизированный в 1579 г., подстрекал государственную власть к действиям насильственного характера, утверждая в своем «Просветителе»:
.все святые преподобные и богоносные отцы наши, пастыри и учители умоляли благочестивых царей и князей, чтобы они истребляли еретиков.. .Таким образом, совершенно ясно и понятно совершенно всем людям, что и святителям, и священникам, и инокам, и простым людям — всем христианам подобает осуждать и проклинать еретиков и отступников, а царям, князьям и мирским судьям подобает посылать их в заточение и предавать лютым казням. Богу нашему слава ныне, всегда и во веки веков. Аминь [4, с. 364-374].
Преподобный Иосиф Волоцкий полагал, что «В Божественном писании много случаев хитрости и коварства Самого Господа Бога» [4, с. 111] и «Если кто-нибудь убьет по воле Божией — убийство это лучше всякого человеколюбия. Если же кто-нибудь и окажет милость, из человеколюбия, но вопреки воли Божией, — милость это недостойнее всякого убийства» [4, с. 363]. Любопытную апологетику воззрений Иосифа Волоцкого изложил в предисловии к «Просветителю» митрополит Иоанн Снычев (1927-1995): «.миф о его
"жестокости" весьма живуч. Связано это в первую очередь с той выдающейся ролью, которую сыграл святой в борьбе с "ересью жидовствующих", грозившей России страшными потрясениями» [4, с. 9]. Митрополит Иоанн полностью поддерживал методы борьбы с инакомыслием, предложенные Иосифом Во-лоцким, и усматривал в «ереси жидовствующих» страшную угрозу для Московского царства. В данном случае предложение физического устранения инакомыслящих исходило от представителей церковной иерархии, однако Основы предлагают нам всю ответственность за эти действие возложить на государство и не учитывать подстрекательство со стороны Церкви.
Авторы Основ утверждают, что идеальная форма государственно-церковных отношений может быть выработана только в православном государстве, т. е. в государстве, отождествляющем себя с Церковью и возводящем учение Православной церкви в ранг официальной идеологии. Принципы «симфонии» государства и Церкви следующие:
Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для проповеди и для духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства [1, Ш.4].
Основами отмечается попытка утвердить идеал «симфонии» Поместным собором (1917-1918):
Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском Государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Государство Российское... Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковию в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются Государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы. Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе как по соглашению с церковною властью [1, Ш.4].
Речь идет о идентификационной модели государственно-церковных отношений, которую РПЦ МП выдает за желаемый идеал, причем нормативные документы, издающиеся Церковью, предлагается рассматривать как правовые акты, имеющие юридическую силу. Следовательно, кооперационная модель является только временной формой, промежуточным звеном между отделительной и идентификационной моделью, к которой стремится РПЦ МП. В Основах выделены две формы государственного правления, названные «богоданными», — теократия и монархия. О республиканской форме государственного правления почему-то умалчивается. «Истинной теократией» назван общественный строй, описанный в Книге Судей Израилевых, за ним следует
«богоданная» монархия, т. е. монархия, освященная Православной церковью. Фактически только эти формы государственного правления рассматриваются РПЦ МП как предпочтительные для общества. Между тем
Церковь не считает для себя возможным становиться инициатором изменения формы правления, а Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 1994 года подчеркнул правильность позиции о «непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин [1, III.7].
Также в основах говорится о невозможности смешивания функций государства и Церкви: «.каноны возбраняют клирикам брать на себя участие в делах государственного управления» [1, III.11]. Важной составляющей Основ является указание на сферы взаимодействия Церкви с государством в современном мире, а также невозможность сотрудничества Церкви в политической борьбе, в гражданской и агрессивных внешних войнах, в разведывательной деятельности.
Таким образом, РПЦ МП в современных условиях светского государства стремится к кооперационной модели государственно-церковного взаимодействия, но за идеал принимает идентификационную модель, в которой государство и Церковь представляют единый организм с разделением властных функций. В чем причина такого «симбиоза» двух социальных институтов? Какие социально-политические факторы притягивают друг к другу государство и Церковь? С точки зрения автора, ответ на эти вопросы лежит в структурно-функциональных особенностях этих двух форм общественных союзов и их генетическом развитии в ходе исторического процесса.
В ходе своего исторического развития и становления епископальная Церковь для решения своих внутренних противоречий (социальных конфликтов, вызванных сосредоточением властных функций у узкой группы профессиональных управленцев, ущемлением интересов церковного большинства) и внешних (конкурирующие церковные организации) ищет поддержки у государства, а государство, в свою очередь, стремится использовать материальные и идеологические ресурсы, которыми располагают массовые церкви. Таким образом, возникает симбиоз общественных институтов, целью которого является преодоление социальных конфликтов по поводу распределения управленческих функций в обществе.
Согласно конфликтной модели организации в основе структурно-функциональных изменений в организации лежит идея социального конфликта, преодоление которого стимулирует организацию видоизменяться, эволюционировать, трансформироваться. Применяя конфликтную модель для анализа социальных процессов, происходящих в Церкви, можно выделить два типа конфликтов: 1) внутрицерковный (связанный с распределением власти внутри Церкви); 2) внешнецерковный (связанный с конфликтами во внешней среде, например с другими религиозными организациями). Любая организация, в том числе и религиозная, для осуществления своих целей создает аппарат управления, который постепенно сосредотачивает
в своих руках все важнейшие властные полномочия. Возникает феномен бюрократии. Церковная бюрократия (епископат и обслуживающий его аппарат) вынуждена для решения двух вышеназванных типов конфликтов искать поддержку во внешней среде, т. е. обращаться за помощью в поддержании своей власти к государству. Государство, в свою очередь, нуждается в легитимации своей власти с помощью авторитета Церкви, за одно используя ее материальные ресурсы, а в некоторых случаях и поглощая Церковь. Такой симбиоз свидетельствует о единстве интересов церковной и государственной бюрократии.
Власть существует везде, где есть совместная деятельность, это необходимый атрибут общественных отношений, суть которого заключается в переводе материальных и духовных ресурсов в общественно значимое действие. Там, где есть авторитет и признание этого авторитета, там есть и власть. Другой вопрос, в каких формах эта власть существует, какими способами добивается признания и поддержки со стороны общества [5, с. 152].
В РПЦ исторически сложился авторитарный метод решения внутрицер-ковных и внешнецерковных конфликтов, во многом это произошло в ходе взаимоотношений с самодержавной государственной властью. Обострившиеся социальные противоречия внутри Церкви стали предметом дискуссий на Поместном соборе 1917-1918 гг. Общую для высшей церковной бюрократии позицию выразил архиепископ Антоний (Храповицкий); например, вот его отношение к выборам представителей от церковнослужителей и мирян в органы церковного суда:
Выборы представителей от диаконов, псаломщиков и т. д. поведут только к вреду Церкви, так как будут обострять между нами и пресвитерами отношения; что касается мирян, то это — подсудимые люди. Они вечно под судом и постоянно идут к священнику как к судье в их грехах. Никак нельзя делать подсудимых судьями своих судей. Это — издевательство над Церковью [цит. по: 6, с. 141].
Этот же архиепископ высказывался за полное устранения всех, кроме епископов, от принятия решений на Поместном соборе: «Не ради умножения епископской чести, а ради сохранения чистоты епископской веры мы восстаем против допущения на Собор кого бы то ни было кроме епископов.» [цит. по: 6, с. 403]. Не мог изменить административно-командный стиль церковного управления и советский период взаимодействия государства и Церкви. Необходимо отметить, что изменения не пришли в эту сферу и в постсоветский период. Так, на Архиерейском соборе 2000 г. митрополит Минский Филарет (Вахромеев) в своем выступлении говорил: «.каноны не предусматривают Соборов, в которых бы участвовали пресвитеры, дьяконы и миряне». Более того, митрополит сожалел, что «в своей нынешней редакции Устав 2000 года не дает епископату полноты контроля над ходом Соборных деяний» [цит. по: 7, с. 254]. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл (Гундяев) высказался наиболее прямолинейно: «Власть в Церкви принадлежит иерархии» [цит. по: 7, с. 251].
Если проследить изменения Устава РПЦ от Поместного собора 1917-1918 гг. до Поместного собора 2009 г., то можно увидеть тенденцию расширения
властных полномочий епископата (Архиерейского собора). Поместный собор 1917-1918 гг. оставлял за собой всю полноту церковной власти: законодательную, административную, судебную и контролирующую. Положение 1945 г. и Устав 1988 г. исключают «контролирующую» власть из компетенции Поместного собора и никому ее не передают. Устав 2000 г. практически передает высшую церковную законодательную и судебную власть Архиерейскому собору, а исполнительную — Патриарху и Синоду. Также Устав 2000 г. не определяет статуса делегатов от клира, монашествующих и мирян. Устав 1988 г. ограничивал полномочия Архиерейского собора тремя существенными принципами: 1) «Архиерейский собор обладает полнотой законодательной власти, исполнительной и судебной деятельности в период между Поместными соборами» (III, 2); 2) «Архиерейский собор подотчетен Поместному собору» (III, 4); 3) «Постановления Архиерейского собора входят в силу сразу после их принятия. Окончательное утверждение этих постановлений, равно как их отмена или изменение, осуществляется исключительно Поместным собором» (III, 17). Из текста Устава 2000 г. (утвержден Поместным собором 2009 г.) все указанные ограничения исключены. Устав 2000 г. называет Архиерейский собор «высшим органом иерархического управления РПЦ», оставляет за ним право изменять Устав РПЦ, судить Патриарха, Архиерейский собор сам себя назначил высшей инстанцией церковного суда. Устав 1988 г. признавал за Поместным собором право принимать окончательные решения по делам, которые Архиерейский собор подготовил и передал ему для окончательного решения, а Устав 2000 г. включает в себя положение о том, что «Постановления Архиерейского собора входят в силу сразу после их принятия» [цит. по: 8, с. 82-83]. Таким образом, Архиерейский собор подменяет собой Поместный собор, а это означает, что возобладала практика принятия решений исключительно корпорацией церковных бюрократов и все остальные члены Церкви устранены от управления церковными делами.
Авторитарный стиль управления Церковью ведет к отчуждению от нее рядовых священников и монахов, церковнослужителей, мирян. Создает негативное общественное мнение о Церкви, что ведет к падению ее морального авторитета в обществе. Это является причиной неспособности Церкви к сглаживанию социально-политических конфликтов, т. е. Церковь перестает выполнять свою миротворческую функцию в обществе, не может способствовать общественному согласию. Авторитарный стиль церковного управления делает невозможным причастность большинства к принятию решений, а следовательно, и ответственность за принятия решений и их осуществление распространяется только на высшую церковную бюрократию. Все это ведет к неэффективному управлению. Невовлеченность церковного большинства в принятие решений приводит к отсутствию добровольной поддержки организационных решений бюрократии и к эскалации внутрицер-ковных конфликтов. Даже самые благие решения авторитарного церковного руководства не трансформируются в реальные действия. Единственный путь к преодолению социальных конфликтов для Церкви заключается в соборности, т. е. не формальном, а реальном участии в принятии решений в сфере управления Церковью большинства верующих.
ЛИТЕРАТУРА
1. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви (III.1) // Официальный сайт Московского Патриархата. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/419128.html
2. Мирошникова Е. М. Кооперационная модель государственно-церковных отношений: опыт и проблемы. — М.: Институт Европы РАН; Тула: Изд.-во. Тульского государственного педагогического института им. Л. Н. Толстого, 2007. — 181 с.
3. О социальной концепции русского православия / Под общ. ред. М. П. Мчед-лова. — М.: Республика, 2002. — 339 с.
4. Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. — М.: Институт русской цивилизации. 2011. — 432 с.
5. Здравомыслов А. Г. Социология конфликта: Россия на путях преодоления кризиса. — 2-е изд., доп. — М.: Аспект Пресс, 1995. — 317 с.
6. Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. — М., 2004. — 663 с.
7. Гаккель С. Патриархальные порядки в РПЦ // Вестник Русского христианского движения. — 2000. — № 3 (181). — С. 240-254.
8. Адельгейм П. А. Догмат о Церкви в канонах и практике. Реанимация церковного суда. — Нижний Новгород, 2008. — 208 с.
