CC BY
31
МОДАЛЬНЫЕ СЛОВА КАТЕГОРИЧЕСКОЙ ДОСТОВЕРНОСТИ В ЯПОНСКОМ ЯЗЫКЕ (АПОСТЕРИОРНАЯ ОЦЕНКА)
© Чиронов С.В.*
Московский государственный институт международных отношений,
г. Москва
В статье группа японских модальных слов с семантикой категорической достоверности рассматривается с точки зрения их функционирования в речи. На основе корпусных данных исследуются ситуации употребления этих лексем. Исходя из данных сочетаемости с грамматическими показателями, а также анализа смежных высказываний в речеактовых цепочках уточняется круг типов высказываний, в которых употребимы данные лексемы, и их семантический вклад в смысл каждого из таких типовых высказываний. Полученные данные свидетельствуют о важной роли этой лексической группы в регуляции дискурса и составляют задел для дальнейшей работы в области межъязыковых сравнений.
Ключевые слова японский язык, прагматика, модальные слова, речевой акт, реакция, категорическая достоверность, корпусные данные.
Если упорядочить модальные оттенки вероятности, выражаемые в языке, в виде шкалы, то её верхний уровень займут значения так называемой категорической достоверности [1]. В диктум такого высказывания значением попадают семы безальтернативности события и твёрдой уверенности говорящего в его наступлении.
С точки зрения временного сопряжения с опытом для любого суждения о вероятности наступления некоторого события выделяются случаи априорного предположения (до- или внеопытного, на эвиденциальных или эписте-мических основаниях) и апостериорной оценки уже свершившегося события (или единожды принятой гипотезы). Последняя может даваться как с точки зрения соответствия нормам и установкам говорящего, так и в плане интерпретации смысла происшедшего (тогда имеет место не фактивный, а оценочный предикат). Средства выражения для такого типа апостериорных оценок события мы рассмотрим для случая японского языка.
В структуре предложения модальные значения (на любом отрезке упомянутой шкалы) эксплицируются на грамматическом уровне (морфемном либо конструктивном) и в лексиконе, через модальные слова. Допускаются комбинации двух типов средств выражения, которые предполагают тонкую
* Заведующий кафедрой Японского, корейского, индонезийского и монгольского языков, кандидат филологических наук, доцент.
настройку смысловых оттенков. Модальные слова по своей функции модификации предиката в общем случае естественным образом включают модальные наречия, однако обычно рассматриваются как более широкий класс, включающий, например, слова-предложения, а также единицы, не употребляемые в собственно наречной функции. Как правило, им регулярно свойственны три позиции - модификатор предиката (близко к наречию с сентенциальной зоной ответственности), предикат (речь идёт о трансформе предложения с модальным словом первого вида), а также изолированная (совпадает со вторым типом с перегруппировкой в группу подлежащего всего остального лексического материала).
В отечественном языкознании подобные исследования уже активно ведутся на материале русского ([7, 3]), типологически и «культурно» близких ему европейских языков (из последних работ см., напр., [2, 6]). Применительно к случаю японского языка подробной полексемной или же погрупп-ной проработки отдельных групп модальных слов пока не проводилось, хотя общая постановка проблемы присутствует уже в [4].
В нашем исследовании мы опираемся на данные общедоступного взвешенного корпуса современного японского языка [21], выделяя семь модальных слов: yahari, sasuga, toozen, atarimae, mochiron, iu made mo naku и annojoo. Первые два из них давно привлекают внимание японских лингвистов, которые выделяют в них специфическую функцию оценки события в свете соотнесения его с личными (субъективными) или общественными (объективными) установками говорящего [14]. Особенно подчёркивается роль sasuga, отсылающего к общности пресуппозиций коммуникантов, которая ведёт к повышению гармоничности общения. С другой стороны, в отношении yahari указывается, что апелляция к общепринятой установке может как иметь цель гармонизировать коммуникацию, так и являться инструментом манипулирования мнением адресата и даже представлять собой способ навязать ему своё мнение [15]. Данный механизм рассматривается в теоретических рамках модальности дискурса [9], а также теории релевантности [12] -как языковой стимул, включающий отсылку к определённой пресуппозиции [20]. Иную когнитивную природу имеет семантическая структура модального наречия mochiron: на основе от понятия «общей позиции» (common ground) у Р. Столнейкера [13] данному слову приписывается ассерция и даже навязывание собеседнику причинной связи между двумя пропозициями, разделяемыми (по отдельности) коммуникантами [10]. Существование такой причинной связи входит и в ассерцию лексемы toozen. Кроме того, семы соответствия всеобшему знаний приписываются atarimae, субъективным пресуппозициям говорящего - yahari, an nojoo, а отсутствия необходимости говорить (о само собой разумеющемся) - atarimae и iu made mo naku [22].
Свойственные разговорной речи отдельные фонетические варианты лексемы yahari - yappari, yappa, yappashi - уже были описаны в работах
японских лингвистов [8, 18], поэтому, с учётом незначительности различий между ними, отдельно останавливаться на них мы не будем. Относительно менее распространённое книжное тигоп мы будем считать равноценным швсЫгвп. Исключаем из разбора и оценочно нейтральные синонимы аппо]оо (уо8оо-йоот1, ошоЫа 1оог1 = как я и думал и т.п.).
Сама природа речевой ситуации, в которой событие получает оценку апостериорно, предопределяет изменение функций и роли речения: из модуса обмена информацией субъект перемещается в оценочную, регулятивную зону, где на первый план выходят его прагматические установки и стратегии. В силу этого и в описании модальных слов, эксплицирующих данный тип значений, центральное место занимает функциональный аспект, тесно связанный с анализом коммуникативной направленности высказывания и изучением речевого контекста. Учитывая это, а также значительное количество вхождений для каждой лексемы (до 19790 для уакап в корпусе), мы сосредоточимся на двух аспектах: закономерностях дистантной сочетаемости с грамматическими показателями, определяющими общий характер высказывания, и на окружении модальных слов в монологической и диалогической речи, в частности, в начале и в конце реплики.
Таблица 1
Сочетаемость модальных слов с финалями предложений
hazu daroo/mai daroo na/ne to omowareru de wa nai (daroo) ka/kashira daroo ka yo ne (da) na/ne (da) yo CV. Cù R
yahari 5 2 2 14 25 24 14
sasuga 15 3 1 3 10 2
toozen 12 30 2 3 3 4 3 19 2
atarimae 4 4 5 44
mochiron 2 9 1 1 2 15 72
iu made mo naku 5 1 1 5 2 21
annojoo 1
В таблице 1 показаны данные для ограниченного числа вхождений для каждой лексемы (до 500 наиболе новых, указаны в левой колонке) по сочетаемости с различными грамматическими и дискурсивными показателями, оформляющими справа предикативный член. Среди последних (в верхней строке) hazu - логическое долженствование, daroo / mai - вероятностное предположение, а также to omowareru - разновидность объективного предположения, de wa nai (daroo) ka /kashira - риторическое предположение, вопро-
сительные частицы вопроа ка и kashira (гадание), коммуникативные маркеры па - для (псевдо)монологической сентенции, пе - для запроса согласия, подтверждения, уо - для акцента на предоставляемой информации, и также ga - противительный союз. Фактор вариативности для уровней учтивости снят, т.е. deshoo = ёагоо и т.д.
Данные демонстрируют резкие различия в частности модальных слов в предложениях отдельных типов. Так, yahari особенно частотно в риторически «нагруженных» контекстах, в том числе с нагромождением конечных частиц, отвечающих за достижение согласия и за смысловой акцент на содержании высказывания. Таким образом наиболее полно проявляется та функция модальных слов категорической достоверности, о которой в [3] говорится как о провоцировании собеседника к согласию. Достигается это путём особой схемы настояния на своём тезисе - представляемом так, как будто говорящий вернулся к нему, перебрав некоторые иные альтернативы (в этом проявляется «сквозная» семантическая компонента yahari - «неизменность», «самоидентичность», на которую указывается и в [10]):
// Рак ведь вроде совсем
не так ощущается - нет, пожалуй, это просто усталость от возраста (блог сайта «Яху», 2008) [21].
Вопросы с этим словом звучает нерешительно, скорее как запрос подтверждения или разрешения:
ЪФ^й// То есть, всё-таки лучше, получается, отдать сбыт машин на откуп дилерам, которые занимаются новыми моделями? Или самим походить по авторынкам, посмотреть, где подороже возьмут (сайт полезных советов «Яху», 2005) [21].
Здесь также предлагаемый к подтверждению тезис выставляется как выношенный, выстраданный говорящим, который проделал некоторый интеллектуальный путь, прежде чем предъявить его. Таким образом фактически отвечающего склоняют к согласию. Особенно заметно это в риторических вопросах, ответ на которые готовится дать сам говорящий:
// Но всё-таки, наверное, для семьи плохо, если её члены все будут стремиться больше жить вне дома, верно? (С. Танака «Хорошо кричат плохие родители», 1981) [21].
Та же манипулятивность заметна в высказываниях с элементами побудительности, в частности, в деонтических контекстах:
// Всё же нехорошо всё время зависетить от дяди. Надо самому тоже что-то делать (М. Нагаи «Легенда Одзаки», 1992) [21].
В инициативных высказываниях, в том числе авторемарках, данное слово создаёт видимость наличия готового контекста за счёт введения предшествовавшей высказыванию «истории размышлений» говорящего:
^otf^iiS^ffth // Всё-таки как важен сон! (блог сайта «Яху» 2008) [21].
Сличение со стереотипом, как в рус. конечно [7], работает на подкрепления оценки или эпистемического (экстраполирующего) предположения в случае sasuga:
r^M^^^&^fëo-tfc^èt^tc^-fWc^&J // Если у всех найдут взрывчатку, поди, не слишком здорово будет? (Ю. Фудзивара «Лунатическая луна», 2005) [21].
// ... Все будут об этом говорить, и твоя карьера пойдёт в гору, разве не так?» «Да уж, так наверное всё быстро не выйдет» (Т. Акицу «Спутник-крепость «Дамоклов меч» 1990) [21].
Несомненно, гармонизирующая функция этого слова проявляется в абсолютном преобладании среди маркированных вариантов высказываний с ним коммуникативной частицы ne.
Предположение, как видим, входит в число основных вариантов направленности речения с toozen. Убедительность слов говорящего подкрепляется утверждаемой в данном случае «объективной» причинной связью (см. относительную частотность с «объективной» концовкой to omowareru, ср. рус. насколько можно предположить). Притом, если модифицируемый предикат совпадает с рематической частью, то основной смысловой упор в высказывании приходится не на коррекцию когнитивного статуса коммуниканта (как с mochiron), а на добросовестное, без пропусков и скачков, изложение связей между событиями. Это срабатывает в разного рода аргументатив-ных, объяснительных контекстах. Такие высказывания не ограничены интерпретациями свершившихся событий, где достаточно приложить к наличной ситуации мерило сложившихся, устойчивых установок (как с sasuga), но применимы для модификации пропозиций вневременных и гипотетических, о будущем:
Щ 0 Й20 g // Завтра пересдача, и мне, само
собой, кранты (сайт полезных советов «Яху» 2005) [21].
i5„ // Хоть волосок-то найдётся! И он, естественно, совпадёт с ДНК (Т. Хикава «Русалка и Минотавр» 2002) [21].
«Попутное» упоминание об обоснованности предположения служит своего рода смазочным материалом для цепочки рассуждений в монологической речи о малознакомых собеседнику явлениях. Оно же фигурирует в суждениях, выстраиваемых на основе независимой внутренней логики:
// ... Или лучше помоложе?» Так или иначе, сказал он, ему нужно увидеть ответственное лицо. Естественно, лучше встре-титсья с человеком постарше. Он по крайней мере будет лучше разби-
раться кранты. (Гао Синцзянь, пер. Ю. Иидзуки «Библия одного человека» 2001) [21].
5о // Во всём мире сейчас естественной считается доказательная медицина. Того же, естественно, требуют и от лекарств (С. Оно «В шопинг за доктором - почему мы меняем врачей»» 2005) [21].
В предположениях-полувопросах, рассчитанных на реакцию собеседника, говорящий уже не пытается «протащить» свою версию, сдабривая её своего рода самоуничижительной апелляцией к предшествующим собственным рассуждениям, так в итоге и не изменившим исходную версию, как в случае yahari. Напротив, даже в уточняющих вопросах и вопросах о мире собеседника он выступает с уверенностью в логичности собственной версии, меньше нуждается в «рычагах» коммуникативных частиц. Наводящие вопросы (где спрашивающий владеет ситуацией) были бы невозможны с yahari:
// Конечно, надо и грузы доставить своим, и подкрепления. Само собой, флот же не может всё это просто так бросить, верно? (М. Танака «Бои с союзным флотом» 1995) [21].
// Там же были и твои
друзья на мотоциклах? Они тоже, надо думать, приехали в святилище?» «Нет, туда никто не ходил» Гэнтаро внимательно следил за выражением лица матери, но она, казалось, говорила правду (Ю. Хираива «Собака в окне» 1993) [21].
В описанном качестве toozen явно сближается с рус. естественно в трактовке [7].
Особенность лексемы atarimae - в невозможности собственно адвербиального употребления. В предложении для неё характерна позиция сказуемого, но даже в роли определения (часто к служебному имени) она представляет собой рематический фокус высказывания. Как видим из таблицы, это слово чуждо предположительным контекстам, а зафиксировано только там, где имеет место эмфатическое предъявление собеседнику позиции говорящего, снабжённой соображением о том, что она представляет собой не нуждающийся в озвучивании самоочевидный факт. Обращает на себя внимание частотность противительных контекстов, где типическим образом передаётся осознание (и бурное переживание) говорящим парадоксальности наличной ситуации, не совпадающей с универсальной, самоочевидной установкой:
// Казалось бы, мэйл с благодарностью и сообщением об отправке товара, естественно, входит в обязанности поставщика, но по-
чему-то у многих это как-то не выходит (сайт полезных советов «Яху» 2005) [21].
Такого эффекта мы не наблюдали с toozen, где противопоставление имеет локальный характер с точки зрения разворачивания аргументации, часто тяготеет к так называемой слабопротивительной связи:
// Естественно, во время прений у каждого члена комиссии могут возникнуть свои мысли, так вот мы учтём всё это и примем решение по наказанию (приложение к газете «Асахи» 2003) [21].
Сходным образом тяготеет к увещевательным, убеждающим, а не предположительным, контекстам тосЫгоп. Действительно, использование его в предположениях ограничено упомянутым свойством, по которому обе пропозиции, связь между которыми и составляет пробел, ликвидируемый в знаниях собеседника, уже должны входить в состав этих знаний. Так, подстановка тосЫгоп в следующий контекст создаст ощущение, будто говорящий упрекает своего визави в непонимании очевидной связи между неправильными действиями продавцов и жалобой, тогда как toozen лишь подчёркивает, что такое возникновение событий является естественным и потому могло быть предсказано, предотвращено:
! // Либо когда замораживали товар уже плохо хранился, либо, может, разморозили то, что не надо было размораживать. Ясное дело, люди будут жаловаться! (сайт полезных советов «Яху» 2005) [21].
Помимо контектов, где говорящий занят «ремонтом логики» собеседника обозначенным выше образом (что, естественно, и придаёт этому слову высокомерное звучание), тосЫгоп способно передавать и значение уступки -то есть, говорящий признаёт очевидную связь двух явлений, уже известную собеседнику:
ё ■ТШ^сЬ, // У меня
много свободного времени) Хотя конечно, с дитём тоже интересно (блог сайта «Яху» 2008) [21].
Такое развитие мысли является типичным для многочисленных примеров с противопоставлением после тосЫгоп. Из них мы видим также, что уступка здесь является тактической - сделав её, говорящий стремится отстоять более важный для него основной тезис. Сходная стратегия аргументации имеет место с другим модальным словом, tashika (-т), которое также используется для того, чтобы, частично признав правоту собеседника, в конце концов выдвинуть иную точку зрения. Различие между тосЫгоп и tashika коренится в эпи-стемической вероятностной природе tashika, где говорящий ссылается на содержание своего опыта или памяти и на основе этого представляет некоторое самостоятельное суждение. В случае тосЫгоп он не предпринимает даже этого - пропозиция берётся готовой из предшествующего контекста или фонда
общеизвестных знаний. При этом фактически говорится что-то вроде «если вы думаете, что я не признаю такого-то факта, то это не так, его-то я как раз признаю, но...» - а далее следует противоположный довод:
// Сейчас везде проблемы с пробками Конечно, в Париже тоже сложно, но всё же лучше, чем здесь, да, Мисако? (Ю. Симадзу «Время светлой воды» 1994) [21].
^rXv ч m^fdofctt/ ^fcifW^ofcU // Конечно, матч был не плохой, но и не то чтобы очень уж хороший (блог сайта «Яху» 2008) [21].
Проявляющее сходную с mochiron сочетаемость iu made mo naku (наречная форма, в позиции определения или сказуемого iu made mo nai) фундаментальным образом отличается от него в том, что не свойственно полемическим контекстам. Относительно частотные случаи противительной связи также целиком принадлежит исключительно монологическим высказываниям. Даже в диалоге самоочевидность модифицируемой пропозиции вовсе не означает, что она находится в центре обсуждения собеседников. Скорее её обозначение служит риторическим целям усиления своих слов, придания им большего веса:
&<ч "sH^^'^iJ // «А если эти торговцы туда какое-нибудь зелье своё подмешают? Хотя опаснее всего, что ни говори, Фудзита» (М. Сугэгаса «Светись надо мной» 2005) [21].
// Мальчиков, которых ты ищешь, само собой, я спрятал в пещере (Р. Эдогава «Герб дьявола» 2003) [21].
Наконец, из таблицы мы видим, что annojoo принадлежит иключитель-но повествовательным контекстам - главным образом пересказу опыта рассказчика. Интересно оно (в отличие от, скажем, синонимичного yosoo-doori = как и ожидалось) особым эмоциональным отношением говорящего к событию, рассматриваемому, как правило, либо в положительном, либо, наоборот, сугубо отрицательном ключе:
// «Женщина, что была с
ним, тоже сразу погибла» «Так всё-таки так оно и было!» - тихо сказала мать. «Так эта любовница, значит, была с ним?» «Ятак и думала, он же обманывал Макико, с этой путешествовал, вместе жил с ней по гостиницам. Бедная Макико» (М. Коикэ «Мечта в наследство» 2002) [21].
Как справедливо отмечается в работе [3], полное представление о функционировании модальных слов возможно получить лишь путём сопоставления ситуаций их употребления не только в инициативных, в том числе монологических, высказываниях, но и в репликах-реакциях. Как показывают наши на-
блюдения, употреблённые в изолированном виде, а также в качестве «начальных маркеров» дискурса (для японского языка противоположны грамматическим показателям-финалям, которые группируются в правой части предложения), модальные слова категорической достоверности воспроизводят те же оттенки значения, что они и в позиции сказуемого. Таким образом, короткие реплики в данном случае вполне можно считать свёртками полносоставных предложений. Ниже мы рассмотрим типы высказываний, которые могут предшествовать реакциям, выраженным четырьмя лексемами из нашего списка. В трактовке высказываний-стимулов мы опираемся на классификацию [5].
Таблица 2
Реплики с модальными словами и высказывания-стимулы
Вид высказывания-стимула тоеЫтст сЛаптог Хооявт яая^а
ответ на вопрос 2
реакция 2
Контрвопрос/ переспрос 1
констатив - факт (о мире) 1 11 2 5
констатив - факт (об адресате) 1
репортаж 4
оценка 10 4
комиссив 1 2
оправдывается 1 4 1
жалоба 2 1
предположение 6 2 6
просьба 1
указание 1
совет 1 1
канонический вопрос 2 1
вопрос-инференция (об адресате) 8 7 3
(о мире) 1 2 2
скептический вопрос 1
вопрос-предложение 1
вопрос-приглашение 3 2
запрос разрешения 2
предвопрос перед предложением 1
допрос 3
вопрос-предположение 1
вопрос-беспокойство 1 1
проблемный вопрос 2 1
наводящий (дидактический) вопрос 1
вопрос-сомнение 1
вопрос-просьба 3
предвопрос перед просьбой 1
предповрос перед вопросом 1
вопрос-упрёк 3 1 1
переспрос (удивление) 1 7
запрос подтверждения об адресате 3 2 1
о фактах (уточнение) 1 2 2
В представленную таблицу не вошло слово yahari. Это связано с тем, что по заданным параметрам поиска в корпусе («цитатная кавычка закрывается - пробел - цитатная кавычка открывается - исследуемая лексема») не нашлось ни одного примера, где оно представляло бы собственно комментарий к сказанному ранее. В то же время вполне можно представить себе примеры, где это слово будет встречаться в изолированном виде как реакция на сообщение о внешнем для собеседников событии - ср. рус. ах! так я и думал! конечно! и т.п.
Обращает на себя внимание неравномерность распределения сочетаний с возможными высказываниями-стимулами. Среди зафиксированных типов высказываний предсказуемым образом преобладают вопросы. Сам статус модального слова как комментария к уже обозначенной пропозиции предопределяет преобладание вопросов инферентивного свойства, где запрашивается реакция на некоторую готовую пресуппозицию спрашивающего. Нам не встретились риторический вопрос, вопрос-припоминание, гадание, вопрос-пожелание (так называемый echoic question), в строгом смысле не предполагающие реплики. Кроме того, модальные слова любого вероятностного значения, пожалуй, звучали бы странно (оспаривая успешность пред-шествущего речевого акта) в реакции на бенефактивные (или малефактив-ные) для адресата этикетный вопрос, предупреждение, вопрос-совет (как косвенный речевой акт), вопрос-критику или загадку. Взаимные статусы коммуникантов не допускают данного типа реакции для экзамена (оспаривающее данный речевой акт высказывание не будет апеллировать к категорической достоверности пропозиции). В то же время вполне можно представить себе употребление нескольких лексем в качестве реакции на вопрос-догадку, toozen в монологическом режиме после вопроса к себе.
С невопросительными высказываниями предсказуемо отсутствуют примеры реплик с модальными словами после экзерситивов, экспрессивов и директивов, не связанных с передачей адресату информации.
Помимо закономерностей распределения обращает на себя внимание различия, а зачастую и противоположнная направленность высказываний, задаваемой, насколько можно судить, во многом именно модальными словами. Например, для mochiron, где говорящий берёт на себя смелость прямо корректировать или комментировать когнитивный статус собеседника, чётко выделяются два случая. Первый - проявления позитивной вежливости, когда допускаемое сокращение дистанции между коммуникантами оправдывается бенефактивностью для адресата либо целями гармонизации коммуникации через апеллирование к общности установок. К этой группе относятся ответы типа «само собой разумеется» на просьбы, приглашения (причём также и в случае отказа), вопрос-беспокойство (ср. рус. ты не простудишься? и т.п.), переспрос, запрос подтвержения, различные типы предваряющих вопросов:
// «Когда закончит, сразу отпусти его домой» «Конечно, я так и сделаю» (Т. Томисима «Нагая» 2003) [21].
В ответе на инферентивный вопрос, приближающийся по своему тону к допросу, mochiroт способен давать увещевающий собеседника, сглаживающий эффект. Подобного эффекта не наблюдается с toozeт - теоретически указание на объективную оправданность согласия или акцепта скорее лишит собеседника плюсов, которые он получает от выказываемого ему благоволения. С atarimae нечто подобное возможно лишь при изначально близком, чрезвычайно неформальном модусе общения, в противном случае резкое снижение дистанции будет однозначно воспринято как посягательство на «лицо» партнёра.
Во втором случае, напротив, конфронтационный настрой может наблюдаться в репликах-реакциях на вопрос-упрёк (коррекция знания собеседника приводит к аннулированию его коммуникативного намерения - отвечающего становится не в чем упрекать). Аналогично не сопровождаемый эксплицитным отрицанием ответ, не совпадающий с выдвинутой пропозицией, производит впечатление резкости и высокомерия в случае практически любого инферентивного вопроса. В ряде случаев реплика как бы балансирует на грани между увещеванием и грубой поправкой, вносимой в представления собеседника:
Т\ ^^П^ ? ? I // «Понятно,
тогда во что сыграем? В кости? Карты?» «Разумеется, вмаджонг!... (Т. Ха-яси «Вайоленс Мэджикал» 2002) [21].
// «Так вы вообще не
интересуетесь искусством?» «Конечно, интересуемся... (блог сайта «Яху» 2008) [21].
Практически целиком в указанный второй случай укладывается употребление atarimae. Даже выражая согласие с пропозициональным содержанием предыдущей реплики, будь то вопрос или утверждение, отвечающий за счёт превносимой семы «об этом нет необходимости говорить» косвенным образом критически отзывается о речевом действии собеседника:
ЙЧ] // «Эти успехи
надо преумножать» «А то что мы сделали - это успех?» «Да это само собой разумеется!» выпалил он, широко раскрыв свои узкие глаза (Т. Саки «Три могилы» 2002) [21].
В ответе на запрос подтверждения, уточнение atarimae подвергает сомнению саму его коммуникативную компетенцию, звучит как упрёк первому коммуниканту в незнании, подчёркивает разницу когнитивных статусов коммуникантов:
^^¿ч ^ЪЛЗй^ЪЬЛй^ // Хочется, чтобы тебе прямо сказали: люблю! А
спросишь сама - так ведь ещё засмеёт: мол, это ж понятное дело, нет разве? (Дз. Ватанабэ «Макияж» 2005) [21].
Грубовато звучит такой ответ на этикетный вопрос:
^to^^Lfcfciffc-ffj // «Всё в порядке?» спросил Сунь Цзин
странно обеспокоенно. «А то! Под селезёнкой странные ощущения только» -Сунь Цэ натужно улыбается (С. Асака «Сон синего ветра» 1998) [21].
После канонического вопроса atarimae, конечно, не может считаться удовлетворительной реакцией для первого коммуниканта. В ответе на просьбу это слово вообще представляет собой такое весьма специфическое речевое действие, как фактическое выполнение директива при словесном сопротивлении - то, что называют «cry of the sour grapes» [19].
Таким образом, второй коммуникант по сути не столько предлагает комментарий к пропозиции высказывания, сколько выражает недовольство коммуникативным поведением партнёра. При этом примеры свидетельствуют о том, что вину за такой неуспех коммуникации нельзя целиком списать на особенности речевого поведения второго коммуниканта. На ответы с atarimae, как видно из таблицы, приходится больше всего таких стимулов, где первый коммуникант уже сформировал чёткие презумпции, высказывается с убеждённостью, готов отстаивать свою точку зрения (скептические вопросы, оценки, удивлённый переспрос). Неприятие предъявляемых аргументов следует и после того, как собеседник пытается оправдываться, выгораживать себя - действие, определённо невыгодное репликанту. Данная закономерность проявляется также и на формальном уровне - например, в повышенном количестве эмфатических, «допытывающихся» форм вопроса со служебным словом no (ср. англ. is it... (thatyou)... ? или рус. это (со мной вы хотели поговорить).?), и даже на графическом - в появлении удвоенных вопросительных и восклицательных знаков в первой из двух цитат. Тем самым в коммуникацию уже вносится некоторая напряжённость, которая заранее как бы программирует определённый стиль ответа:
Г^/^J rttfe ? j Г^ада^ rfet^fc„ ^¿^тгГйм // «По-
лучается недёшево» «Что?» «Плата за спастельную операцию» «Так вы за это возьмёте деньги? Ну и ну!» «А вы, интересно, как думали?» (М. Цудзи «Смерть в метель» 1998) [21].
Синъити Нисимуру не знаешь?» «Так вы знаете его имя?» «Само собой! (К. Такамура «Леди Джокер» 1997) [21].
Подобные явления лишний раз убеждают нас в целесообразности перехода от изучения отдельных речевых действий к моделированию их последовательностей, формирующихся в тесной взаимосвязи антиципационных и рефлексивных факторов.
Как реакция на констативы, комиссивы toozen выражает согласие говорящего в целом с линией аргументации собеседника.
// Не хочу обращаться к адвокатам родителей» «Ну, это естественно»! (Н. Робертс, пер. М. Хираэ «История Мак-Грегоров» 2001) [21].
Исключение составляет жалоба, в ответе на которую апелляция к естественной причинной связи опровергает тезис собеседника.
Наиболее широкий спектр возможных невопросительных стимулов демонстрирует При этом и стратегия, к которой прибегает, используя его, говорящий, довольно специфична. Отвечая на канонический вопрос, говорящий будет пытаться придать своим словам больший вес, апеллируя к существованию некой стандартной установки сколь бы то ни было размытого содержания, фактически - удобной ему самому фикции.
В реакции на суждения в принципе может подчёркиваться единство мнений, ср. рус. да уж. В этом - абсолютный антипод atarimae. Впрочем, коммуникативный потенциал таких реплик достаточно ограничен, ведь они отсылают к заведомо разделяемой коммуникантами установке, не привнося по сути ничего нового в обсуждение.
// «И чего, они все выиграли?» «Ну да» «Они же вроде еле-еле плелись в хвосте» «Ну вот так, вот что значит профессиональные боксёры» (Б. Юмэмакура «Голодный волк» 2001) [21].
Ещё чаще в такого рода контекстах относясь не к содержанию
пропозиции маркирует комплимент собеседнику, особенно его прозорливости - в нашей относительно небольшой выборке это целый ряд выражений, таких как = вы зрите в корень, = ваше суждение
верно, й @ йй^Х^: = вы прекрасно разбираетесь в предмете, ХЬсй = вот как много вы знаете, = вы весьма догадливы,
= у вас отличная интуиция и т.п.
Эффект комплимента благодаря отсылке к некой общепринятой установке лишь усиливается: получается, что говорящий хвалит собеседника не просто по собственному приятию, а исходя из неких объективных, неоспоримых его достоинств. Своего рода шаблон этикетного поведения задаётся ещё за два хода до речевой реакции с - нужно задать приятный собе-
седнику вопрос, получить учтиво скромный ответ и сказать комплимент:
«Так вы сюда сразу и приехали?» «Ну да» «Вот это я называю - лучшие кадры КГБ!» (Я. Кадота «Двойной соболь» 1998) [21].
Обработанный нами довольно ограниченный объём языкового материала показал, что модальные слова категорической достоверности выполняют важную регулятивную функцию в дискурсе. Как было показано, не привнося нового фактического материала в общий фонд знаний коммуникантов, они продуктивно используются для выражения отношения и оценок собеседников и управления дискурсом, причём как в диалоге, так и в монологе.
Превалирующую роль при этом играют два прагматических фактора, оба из которых получают в сложном процессе переосмысления употребительных амплуа конкретных лексем свою «изнанку» или «второе дно». Во-первых, это продвижение к социально значимому идеалу гармоничного общения (или же имитация такового с манипулятивными целями). Во-вторых - самовоспроизведение стереотипов как общих ментальных установок для данной культурно-языковой общности (что также используется в различных регулятивных целях). Именно сочетание, вес и преломление данных факторов определяют различение рассмотренных лексем как прагматических синонимов.
Дальнейшее развитие и специализация прагматических функций лексем может происходить по различным сценариям. Так, за yahari закрепляется отсылка к тождественности ранее усвоенному представлению, возвращению к нему, которая используется для смягчения категоричности ряда речевых действий, с одной стороны, и усиления убедительной силы некоторых типов высказываний, с другой. В семантике sasuga основной чертой становится воспроизведение стереотипного представления, которое конвенционально эксплуатирутеся в речевом акте Комплимента. Сема «отсутствия необходимости упоминать» по-разному обыгрывается в mochiron (создаётся эффект уступки, признания позиции собеседника либо коррекции его рассуждений), atarimae (здесь данная сема составляет ядро ассерции, что легко переливается в критику собеседника, озвучивавшего пропозицию) и iu made mo naku, в основном поддерживающего развитие аргументации в монологическом изложении. Собственно логическая взаимосвязь выходит на первый план лишь в toozen, ориентирующем высказывание на объективность, а в annojoo сопоставление происходит не с общепринятыми установками, а с личными антици-пациями говорящего. В целом такой прагматический «профиль» модальных слов с семантикой категорической достоверности, которому свойственно последовательное устранение субъекта из регулятивных суждений, по-видимому, следует признать специфическим для японского языка. Корпус подтверждает данный тезис по количеству вхождений: 4838 sasuga (апелляция к стереотипу) против всего 464 annojoo (отсылка к личному суждению) [21].
В нашей работе мы намеренно уходили от того, чтобы присваивать японским модальным словам постоянные соответствия в русском языке. Однако некоторые параллели, конечно, таки напрашиваются. Собственно, уже, например, в работе [9] проводится мысль о том, что в функциональном плане японское yahari сопоставимо с английским y'know, как оно описывается в [11]. В свою очередь, объектами для тщательного сопоставления с материалом русского языка должны стать такие единицы как конечно, конечно же, ну конечно, так я и думал, ещё бы, естественно / разумеется / само собой, безусловно / определённо / несомненно и т.д. Такая работа - сравнение принципов функционирования сходных модальных слов в русском и японском языке, в том числе на основе изучения переводных текстов - остаётся задачей на будущее.
Список литературы:
1. Бондаренко В.Н. Виды модальных значений и их выражение в языке / В.Н. Бондаренко // Филологические науки. - 1979. - № 2. - С. 54-61.
2. Максимчик О.А. Шкала достоверности в английском языке / О.А. Мак-симчик // В мире науки и искусства: вопросы филологии, искусствоведения и культурологи. - 2013. - № 25.
3. Пляскина М. В. Модальные слова группы категорической достоверности: Структурно-семантический и функциональный аспекты: дис. ... канд. филол. наук. - Новосибирск, НГПУ 2001. - 222 с.
4. Часовитина Л.А. Модальные слова в современном японском языке / Л.А.Часовитина // Японский лингвистический сборник. - М.: Изд-во Вост. лит-ры, 1959. - С. 167-182.
5. Чиронов С.В. Иллокутивный статус вопроса. Данные японского языка / отв. ред. Д.А. Крячков // Магия ИННО: новое в исследовании языка и методике его преподавания: матер. Второй науч.-практ. конф. - М.: Изд-во МГИМО-Университет, 2015. - С. 475-481.
6. Шакирова Р.Д. О модальных словах категорической достоверности современного немецкого языка / Р.Д. Шакирова // Вестник Новгородского университета им. Ярослава Мудрого. - 2005. - Вып. 33. - С. 95-99.
7. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). - М.: Гнозис, 1994. - 344 с.
8. Maynard S. Discourse and interactional functions of the Japanese modal adverb yahari/yappari // Linguistic Sciences. - № 13. - P. 39-57.
9. Maynard S.K. Discourse Modality: Subjectivity, Emotion, and Voice in the Japanese Language. - Amsterdam: John Benjamins, 1993. - 232 p.
10. Okutsu Y. Functions of Yahari/yappari Phd Thesis Ohio univ. - 1991. -138 p.
11. Schiflnn D. Discourse Markers (Studies in interactional sociolinguistics). -Cambridge University Press, 1988. - 364 p.
12. Sperber D., Wilson D. Relevance: Communication and Cognition. -London, Blackwell, 1986 - 292 p.
13. Stalnaker R. Assertion // Syntax and Semantics 9. - N.Y.: Academic Press, 1978. - P. 315-332.
14. 1Ш!± Итасака М. Структура логики японцев). -Токио, Коданся, 1971 - 331 с.
15. -¡Ш<М#т (Тако Т. Глубины психологии). - Токио: Гома сёбо, 1977. - 184 с.
16. ЯвШ^^гоШ ^ЙА^А^Ш^^ШЗ^ ^2® ^63^ (Чен Жотин. Семантика наречия mochiron) // Матер. исследований в области пед. наук, аспирантура университета. Сер. 2. - 2014. - № 63. - С. 269-277.
17. (Хида Ё., Асада Х. Словарь употребления наречий). - Токио: Токио-до, 1994. - 236 с.
18. ШША^Ж (Фукао М. О наречиях yahari и yappari) // Преподавание японского языка в университете Нандзан. Аспирантура университета Нандзан. - 1995. -Вып. 2. - С. 25-47.
19. Ш1Ш13 -МШШт Жм (Ямаока М. Теория речевых функций). - Токио: Куросио, 2008. - 188 с.
20. Sasamoto R. Japanese discourse markers and the communication of emotions. - linguistic semantics and pragmatic inference [Электронный ресурс]. -University of Salford, 2005. - Режим доступа: www.ling-phil.ox.ac.uk/events/ lingo2005/abstracts/r.sasamoto.doc (дата обращения: 5.02.2016).
21. (Взвешенный корпус письменных источников современного японского языка) [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.kotonoha.gr.jp/shonagon/ search_form (дата обращения: 1.02.2016).
22. Weblio Sïoiift (Словарь синонимов японского языка Weblio) [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://thesaurus.weblio.jp/content (дата обращения: 31.01.2016).
