CC BY
89
Ю.Б. Павлова
Мода на ковры с цветочным декором в Голландии XVII века
В бюргерском доме столы редко оставлялись не задрапированными тканью, за исключением пристенных столиков конца XVII века с изумительно богатым по орнаменту маркетри. «Анатолийские (т.е. турецкие, поскольку Турцию в 17 веке часто именовали Анатолией) ковры производились для европейского рынка в огромном количестве, и оживленная торговля этими экзотическими драпировками разрасталась в течение всего 17 века».1 Одновременно с коврами, привозимыми из стран Востока, в Северных Нидерландах также были открыты мастерские по изготовлению ковров. Следует отметить, что драпировки, созданные в голландских мастерских, лишь носили название ковров, однако по технике изготовления являлись шпалерами. Отличались цветочные ковры и по качеству нитей, и по характеру декора. Налаживанию шпалерного производства в Северных Нидерландах способствовали иммигранты из Фландрии, основавшие первые мастерские еще в третьей четверти XVI века. Эти первые мастерские способствовали сложению определенного круга мотивов, которые объединяли шпалеры, вышедшие из голландских и фламандских мастерских.
Наибольшую известность получили цветочные шпалеры, употреблявшиеся преимущественно в качестве драпировок для столов или как обивочные ткани для кресел и стульев, которые, можно сказать, являлись приоритетом голландских мастерских. «Основная часть производства цветочных шпалер относится ко второй или третьей четверти 17 века. (...). Согласно источникам, их делали в Дельфте, Гауде и Шонховене. Наиболее известными были мастерские семейства Ван дер Гюхт в Дельфте и Гауде, семейства Гоосен-сон и Давида Шаепа, также находившиеся в Гауде, и Питера де Крахта в Шонховене».2 Шпалеры с флоральными узорами обнаруживают различный композиционный подход, благодаря которому их, как нам кажется, можно выделить в две группы (в данном случае мы имеем в виду большие шпалеры, использовавшиеся в качестве драпировок или скатертей).
Одну из групп образуют шпалеры, поверхность которых полностью усыпана цветами, часто сочетающимися с фруктами. Другая группа характеризуется наличием картушей, резервов или сюжетных миниатюр, размещенных по центру шпалеры или же по периметру, хотя все-таки главенствующую роль исполняют цветочные гирлянды или отдельные растения. Общим для обоих
типов шпалер является абсолютное преобладания мира флоры, занимающего доминирующее положение даже в том случае, когда чисто композиционно они аккомпанировали основному мотиву. Пышная растительность, отличавшая голландские сады, выразилась в шпалерах изображением разных видов цветов, которые культивировались в XVII столетии. Натуралистическая точность в передаче цветов и растений свидетельствовала о личном знакомстве мастера со многими их видами, а также об обращении к ботаническим атласам своего времени. Представленные на шпалерах растения были не только любопытным декоративным приемом, порождающим желание рассматривать их, но и несли в себе некое символическое значение, как это было и в живописных натюрмортах. «Всевозможные значения приписывались цветам в классической и христианской литературе и, начиная с 16 века, в книгах эмблем и на гравюрах, посвященных значению символов и пословиц. [...]. Кажущееся случайным изобилие вышитых на коврах для столов цветов может прочитываться как отсылка к диким цветам и, таким образом, к символу бренности человеческой жизни»3. Таким образом, цветок здесь являлся аллегорией человеческого бытия: от рождения (из семени, луковицы) и до смерти через все стадии развития - росток, пора цветения (зрелости), опыления и появления новых семян (потомство), и увядание. «Венок из цветов мог также ассоциироваться с Сотворением мира, проявлением Бога в природе. Бабочки и стрекозы среди этих цветов могли олицетворять Воскресение».4 Вероятно, именно по этой причине на шпалерах цветочные гирлянды и композиции обрамляют изображения сцен из Ветхого и Нового Завета.
Отдельные цветы сохраняли за собой значение, связанное с характеристиками библейских персонажей, но их смысл прочитывался уже в отношении положительных человеческих качеств. Так, лилия по-прежнему свидетельствовала о чистоте и непорочности Девы Марии, но одновременно наставляла людей сохранять подобную духовную чистоту. Фиалка, служившая метафорой смирения Марии, советовала придерживаться такого же благочестия и покорности.
Однако, помимо обозначения христианских символов, библейских заповедей и истин, цветы являлись разного рода эмблемами или аллюзиями фольклорных и мифологических образов. Во-первых, безусловно, растительный мир был воплощением богини Флоры, покровительницы цветов и плодов. Во-вторых, при рассматривании букетов, изображенных на живописных натюрмортах или использованных при создании шпалер, можно отметить присутствие в них цветов и растений, цветение которых приходится на разные месяцы года. Такое своеобразное сочетание цветов являлось аллегорией вре-
мен года. В-третьих, цветы как растения, источающие аромат, могли включаться в композиции как символ одного из пяти чувств - обоняния. В-третьих, представители флоры могли служить выражением неких моральных качеств или заключать в себе предостережения, связанные с придаваемым им значениям в эмблематических книгах, которые тогда начали появляться, или же иллюстрацией поговорок. Например, к периоду, когда тюльпан становится все более популярным и желанным украшением голландского сада и когда появляется тюльпан с ярко окрашенной полосатой чашечкой, принадлежат изображения тюльпана Semper Augustus с помещенной под ним подписью «Глупец быстро расстается со своими деньгами».5
Таким образом, все эти подспудные смыслы, приписываемые миру растений, обнаруживают у голландцев XVII столетия своего рода эмблематическое мышление, которое проявлялось во многих направлениях от цветочных натюрмортов до бытовых предметов, украшавших повседневную жизнь бюргеров.
К первой из обозначенных нами групп цветочных ковров-скатертей относится шпалера из частной коллекции (Нью-Йорк). На ней на темном фоне цветы представлены многочисленными ярусами, в плоскостной манере и без соблюдения какой-либо перспективы, как это делали в средневековье. То есть зритель как будто смотрит на цветочную «поляну» одновременно сверху и сбоку. Стебли всех растений направлены вверх, вдоль длинной стороны ковра. Следует отметить, что многие голландские ковры на флористическую тематику отличает разнонаправленное положение растений в противоположность фламандским шпалерам, где существовала строгая их организация. Однако, несмотря на то, что в рассматриваемом ковре наблюдается нетипичное для ковров голландского производства размещение цветов, все же его следует отнести к Северным Нидерландам по причине определенных приемов в изображении растений. На этом ковре-шпалере можно хорошо рассмотреть каждый цветок, отнести его к определенному виду, великое разнообразие которых культивировалось в Голландии XVII века. На фламандских же шпалерах цветки были мелкими и изображались в виде плотного ковра. Данный ковер, как уже говорилось, благодаря размещению декора имеет вертикальную направленность: в нижней части композицию замыкает картуш со стилизованной головой сатира, а венчает «цветочную поляну» тяжелая фруктовая гирлянда, как бы закрепленная в углах ковра. Груши, персики, треснувшие сочные гранаты, яблоки и виноград воспевают наряду с цветами, среди которых преобладают луковичные растения, плодородие голландской земли.
Несколько иное композиционное решение обнаруживает скатерть-ковер из «zaal» дома Агнеты Дейтц, так называемого Дейтценхоф (Амстердам).6 На темном фоне яркими пятнами выделяются головки тюльпанов, ирисов, гвоздик и роз с длинными, слегка изогнутыми стеблями и ланцетовидными или округлыми листьями. Хаотичность в расположении цветов лучше подходит для назначения ковра в качестве драпировки для горизонтальной поверхности, чем видимая вертикальная ориентация шпалеры из нью-йоркской коллекции. Аналогичную шпалеру с темно-зеленым фоном и разбросанными по нему крупными цветами, среди которых выделяются золотисто-желтые тюльпаны, изобразил лежащей на столе Ян Вермеер на картине «Астроном» (Лувр, Париж). Эту же шпалеру лучшим образом можно рассмотреть в полотне Вермеера «Любовное письмо» (Ряйхсмузеум, Амстердам), где она используется им в качестве драпировки, отброшенной в сторону и открывающей вид на комнату. Обращение Вермеера к цветочному ковру свидетельствует об их распространенности среди следящих за модой бюргеров.
Второй тип флоральных шпалер-ковров имеет сходство с предыдущей группой как в манере трактовки растений, так и в свободе их расположения на поверхности. Однако в композицию шпалер второго типа вводятся резервы, заключающие мифологические или библейские образы, а также аллегории. Скатерть-ковер с размещенной в центральном картуше женской фигурой, персонифицирующей Флору (Ряйхсмузеум, Амстердам), на наш взгляд любопытна с точки зрения взаимосвязи композиции с аллегорическим смыслом изображения. Подобно лучам от круглого резерва расходятся выращивавшиеся в XVII веке на территории Северных Нидерландов цветы: фритиллярии, гвоздики, лилии, маргаритки, тюльпаны, розы, маки, гиацинты, анемоны и другие. Головки цветов направлены как в сторону резерва, так и в противоположную от него сторону. Радиально расположенные цветы и растения можно сказать опосредованно утверждают могущество Флоры, поскольку будто растут из нее и по ее велению. Известна шпалера с использованием идентичной композиции, но с изображением «Трех ангелов в гостях у Авраама». «Радиальное расположение цветов сравнимо и с декором на ряде стульев, обитых шпалерами с цветочным рисунком, а также кресел, относящихся к третьей четверти 17 века»7. На основании сходства этих произведений Харткамп-Йоникс и Смит относят их к одной мастерской, которой по их мнению является мастерская Максимилиана ван дер Гюхта.8
Несколько иной композиционный прием демонстрирует еще одна скатерть-ковер 1650-1675 годов из коллекции Ряйхсмузеума (Амстердам), носящая название «Четыре элемента и цветочный узор». В средней части
этой шпалеры на черном фоне выделяются многочисленные хаотично расположенные цветы и растения, в характере изображения которых, однако, наблюдается некоторая схематичность. Но, несмотря на это, можно легко распознать тот или иной цветок. Цветочный декор вписан в прямоугольник, который, как мы считаем, ограничивал центральное поле, покрывавшее столешницу. Борт шпалеры образуют четыре сцены, сюжеты которых являются аллегориями четырех стихий. Воду олицетворяют рыбаки, сидящие на берегу водоема с плывущими по его глади лодками с поднятыми парусами. Персонификацией огня являются кузнецы, укротившие силу огня. Эмблемой ветра является ветряная мельница, птицы и дети, запускающие воздушного змея и выдувающие мыльные пузыри. Аллегорию земли представляет садовник, вкапывающий землю и якобы по часам следящий за растущим тюльпаном, а также лесоруб с топором. Углы шпалеры заполняют вазы с пышными букетами. Таким образом, на шпалере были представлены все четыре стихии, управляющие природой, а цветы в центре говорили о том, что рождалось благодаря их взаимодействию.
Итак, являясь неотъемлемой составляющей убранства бюргерского дома, цветочные ковры позволяли не только продемонстрировать все возраставшую тягу голландцев к роскоши, но и особый вкус, отражавший одну из основных тенденций, сформировавших своеобразный в своей национальной специфике интерьер.
1 Thornton P Seventeenth-century interior decoration in England, France and Holland. - New Haven /London, 1979. - P.109.
2 Hartkamp-Jonix E., Smit H. European tapestries in the Rijksmuseum. - Zwolle/Amsterdam, 2004. - P. 273.
3 Ibid. - P. 277.
4 Ibid. - P.277.
5 Относительно символики цветов см: P.Taylor. Dutch flower painting, 1600-1720.
6 Geweven boeket. Catalogus. - Amsterdam, 1971. - P. 57.
7 E.Hartkamp-Jonix, H.Smit. Op.cit. - P. 285.
8 Ibid. - P. 285.
