CC BY
27С. В. Троицкий, профессор (1878-1972)
Митрополит Сергий и примирение
русской диаспоры1
-+-
А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога...
И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа. Апокалипсис 12: 6,17 Церковное примирение и соединение русской эмиграции мешает боль-шевицким планам. В самой России нет никаких внешних препятствий для борьбы с религией. Здесь в руках большевиков вся сила мощного государственного аппарата, в их руках страшное ГПУ, в их руках безбожная школа, безбожная литература, многочисленные общества безбожников, насчитывающие сотни тысяч и даже миллионы членов, в их руках тюрьмы и пытки, изгнания и ссылки и, что еще важнее, в их руках самая власть над Русскою Церковью в лице Митрополита Сергия и его сотрудников.
Иначе обстоит дело за границей. Границы России являются и границами большевицкой власти, и здесь она не имеет возможности применять все свои многочисленные способы и средства борьбы с религией. А между тем и здесь существует часть Русской Церкви, которая не только защищена от гонений, но и имеет возможность пред целым миром обличать преступления советской власти. Рассеянная по всему миру, лишенная почти всяких материальных средств Заграничная Русская Церковь имеет, однако, громадное нравственное духовное значение. Она есть как бы организованная свободная совесть русского народа, и пока она не признает советскую власть, власть эта будет лишена моральной
1 В России републикуется впервые по тексту отдельного издания, вышедшего в Сремских Карловцах в 1937 году.
почвы и останется, говоря словами бл. Августина magnum latrocinium (большой шайкой разбойников), несмотря на вынужденное признание ее со стороны М. Сергия и на вызванные корыстными мотивами признания со стороны многочисленных государств.
Вот почему советская власть стремится заставить замолкнуть Заграничную Русскую Церковь, а если это невозможно, то хотя бы, путем ее раздробления и осуждения со стороны центральной церковной власти и других Церквей, лишить ее всякого авторитета. А так как здесь советская власть применить силу не может, то она и старается как можно шире использовать то единственное средство, которое осталось в ее руках, — каноническую зависимость заграничной части Русской Церкви от центральной церковной власти в Москве в лице М. Сергия.
В начале своего управления Русской Церковью Митрополит Сергий имел вполне правильный взгляд на отношение к Заграничной Церкви, и взгляд этот выразил и обосновал в нескольких официальных актах. Как и Патриарх Тихон в своем Указе от 8.IV.1921 г. архиепископу Евлогию («Церковные Ведомости», 1922. №1, стр. 2), он был убежден, что Заграничная Церковь должна быть автономна «до возобновления правильных и беспрепятственных сношений» с центральной церковной властью. В своем обращении «Православным архипастырям и пасомым Московского Патриархата», посланном 10.VI.1926 г. из Нижнего Новгорода, М. Сергий пишет: «Здесь требуют выяснения нашего отношения к русскому духовенству, ушедшему с эмигрантами за границу и там образовавшему из себя как бы некоторое филиальное отделение Русской Церкви. Обрушиться на заграничное духовенство за его неверность Советскому Союзу какими-нибудь церковными наказаниями было более чем несообразно и дало бы лишний повод говорить о принуждении нас к тому советской властью. Но выразить наш полный разрыв с таким политиканствующим духовенством и тем оградить себя на будущее время от ответственности за его политиканство для нас желательно и вполне возможно. Для этого нужно только установить правилом, что всякое духовное лицо, которое не пожелает признать своих гражданских обязательств перед Советским Союзом, должно быть исключено из состава клира Московского Патриархата и поступает в ведение заграничных Поместных Православных Церквей, смотря по территории...
Отмежевавшись таким образом от эмигрантов, мы будем строить свою церковную жизнь в пределах СССР совершенно вне политики».
Обращение это было послано М. Сергием и Народному комиссару Внутренних Дел.
Ту же точку зрения он развивает в письме своем заграничным русским иерархам от 12.IX.1926 г. («Вестник русского христ. студ. движения», 1927, март, стр. 29).
Здесь он признает, что церковная власть в Москве совершенно не знает ни состава заграничных Собора и Синода, ни их полномочий и потому не может быть судьею в разногласиях заграничных иерархов.
«Ваше письмо, — продолжает он, — дает мне повод поставить общий вопрос: может ли Московская Патриархия теперь быть руководительницей церковной жизни православных эмигрантов, когда между нами фактически нет сношений. Мне думается, что польза самого церковного дела требует, чтоб вы или общим согласием создали для себя центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия, и имеющий силу пресекать всякое непослушание, не прибегая к нашей поддержке (всегда найдутся основания заподозрить подлинность наших распоряжений или объяснить их недостаточной осведомленностью), или же, если такого органа, общепризнанного всею эмиграцией, создать, повидимому, нельзя, то ... подчиниться (допустим, временно) местной православной власти, напр., в Сербии — Сербскому Патриарху. В неправославных странах можно организовать самостоятельные общины или Церкви».
Ту же самую точку зрения защищает и Синод М. Сергия в своем послании от апреля 1927 г. («Вестник», 1927, июль, стр. 19-26), где читаем, что управление возникшими за границей православными епархиями «из Москвы в церковном отношении невозможно по отсутствию легальных форм сношений с ними» и где подробно доказывается, что московская церковная власть не может судить заграничных иерархов — как потому что каноны не допускают церковного суда за политические преступления, так и потому что невозможно организовать формально правильный канонический суд.
Однако советская власть была другого мнения, и 12 декабря 1926 г. арестовала Митрополита Сергия, а в 1927 г. отпустила его и даже 20 мая 1927 г. легализовала его Синод, но с условием, чтобы М. Сергий помог ей в борьбе с Заграничной Церковью, и уже 14.VII.1927 г. М. Сергий под давлением советской власти потребовал через М. Евлогия от заграничных иерархов письменное заявление, что они будут соблюдать полную лояльность в отношении к этой власти и не будут заниматься политикой. Как откровенно объясняет сам М. Сергий в письме Патриарху Варнаве от 23 марта 1933 г. (№311), мотивом такого требования были и «практические соображения: политика, увлекавшая наше заграничное эмигрантское духовенство, имела характер непримиримо враждебный к нашему (т. е. советскому) Правительству, а по временам и откровенно интервентский».
О клириках, которые не дали бы требуемую подписку, указ от 14.VII.1927 г. говорит:
«Отказавшиеся исполнить условие, указанное в п. 1, или до 15-20 сентября с. г. не давшие ответа на настоящее предложение, а равно и нарушившие принятое на себя обязательство, увольняются от должности и исключаются из состава клира, находящегося в ведении Московской Патриархии» («Церковный Вестник», 1927. № 3, стр. 5).
Точно так же и в своей декларации о верности советскому Правительству от 29.VII.1927 г. М. Сергий пишет:
«...Мы потребовали от заграничного духовенства дать письменное обязательство в полной лояльности к советскому правительству во всей своей общественной деятельности. Не давшие такого обязательства или нарушившие его будут исключены из состава клира, подведомственного Московской Патриархии. Думаем, что, размежевавшись таким образом, мы будем обеспечены от всяких неожиданностей из-за границы» («Церковные Ведомости», 1927. №17-18, стр. 6).
Требуемое обязательство дали только Митрополит Евлогий и большинство подчиненного ему духовенства, и, казалось бы, что М. Сергий, на основании своего же собственного указа от 14.VII.1927 г. и других актов, должен бы, начиная с 15 сентября 1927 г., считать всех этих иерархов и клириков находящимися вне его юрисдикции и оставить их в покое, но это не отвечало стремлению советской власти
заставить замолчать Заграничную Церковь, и потому М. Сергий вынужден был изменить свою позицию и, как бы забыв о своем Указе, рассматривать уже исключенное им из своей юрисдикции заграничное духовенство как ему подчиненное и принимать вновь меры против него. В послании М. Евлогию от 8.П.1928 г. он грозит судом этому духовенству, а так как его личный авторитет оказался недостаточным, чтобы заставить подчиниться требованиям советской власти заграничное духовенство, он приходит к мысли об использовании с этою целью авторитета глав других автокефальных Церквей. 31 января 1929 г. он обратился к М. Евлогию с посланием (№100), где просил М. Евлогия «взять на себя труд довести вышеупомянутое (от 8^1.1927, №1246) постановление до сведения Святейших Патриархов православных и других Предстоятелей православных поместных автокефальных Церквей и передать им нашу общую просьбу (обращаемую в особенности к Блаженнейшему Патриарху Сербскому) принять означенное постановление с братским единомыслием и, запретив каждый в своем пределе незаконную деятельность Карловацкого Синода и Собора, теперь уже сугубо самочинных ... оказать помощь к окончательному упразднению причиняемого названной группой церковного нестроения и соблазна» («Церковный Вестник», 1929. №3, стр. 2).
Но главы православных Церквей хорошо знали, чьим орудием является в данном случае М. Сергий, и потому никаких последствий эта просьба М. Сергия не имела.
Между тем, скоро для всех стало ясно, как широко понимает М. Сергий обязательство лояльности в отношении к советской власти и насколько правы были те иерархи, которые не согласились дать такое обязательство. Митрополит Евлогий, которому М. Сергий в награду за выполнение его требования подчинил даже дальневосточные Церкви (Указ от 29.IV.1929, №1359), был 11.VI.1930 г. лишен должности М. Сергием только за то, что принимал участие в богослужении об освобождении Церкви от гонений и в панихидах по жертвам большевиков и протестовал в своем послании против той явной неправды, которую пред лицом всего мира 15.II.1930 г. провозгласил М. Сергий, а именно, что в советской России нет и никогда не было
гонений против веры2. Митрополит Евлогий не признал осуждения и 17Л.1931 г. вместе со своей паствой перешел под юрисдикцию Цареградского Патриарха.
Теперь представителями М. Сергия за границей сделались иерархи с более гибкою совестью — М. Литовский Елевферий, а потом и архиеп. Вениамин, бывший еп. Севастопольский и вместе с тем бывший ярый противник большевизма. Стремление приобщить к своей крайне малочисленной пастве паству не мирившихся с домогательствами советской власти заграничных иерархов заставило их закрыть глаза на истинный смысл требований М. Сергия и на противоречие их его же собственным прежним заявлениям, и не только сделаться послушным орудием Москвы, но и самим побуждать М. Сергия к более решительным действиям против заграничных иерархов. Сначала, впрочем, действия М. Елевферия были направлены по правильному пути — на борьбу против ошибочного шага М. Евлогия — подчинения его Константинопольскому Патриарху. Вопреки каноническому порядку, по которому главы автокефальных Церквей сносятся между собою непосредственно, М. Елевферий, как свидетельствует письмо его П. Варнаве («Голос Литовской Прав. Епархии», 1932. №2, стр. 31-33), в 1931 г. трижды обращался к предстоятелям автокефальных Церквей с просьбой выступить в защиту прав М. Сергия, нарушенных переходом М. Евлогия в юрисдикцию Константинополя, но ни от кого не получил ответа. На четвертое упомянутое письмо его, разосланное в начале 1932 г. также всем Главам автокефальных Церквей, он получил ответ только от Патриарха Сербского Варнавы (от 14.II.1932), признавшего неправомерным принятие Константинопольским Патриархом М. Евлогия под свою юрисдикцию и заявившего, что он «всячески будет стремиться к скорейшему умиротворению раздирающих Русскую Церковь
2 В свое время я получил письмо из России от своего знакомого, что это заявление М. Сергий принужден был сделать под давлением ультиматума большевиков: или заявление, или расстрел всех арестованных священников. Теперь это подтверждается статьей Ив. Солоневича «Разгром Церкви» («Голос России», 1936, №14, стр. 6-8), свидетельствующего вместе с тем и об ужасном, подавляюшем впечатлении, которое произвело это чудовищное заявление на верующих в России (ср. «Гол. Р.», №15, стр. 5). Ультиматум этот, объясняя образ действий М. Сергия, вместе с тем является одной из иллюстраций того факта, что о какой-либо его свободе говорить не приходится.
иерархических раздоров, ибо этого повелительно требуют интересы и польза всего Православия» («Гол. Лит. Еп.», 1932. №2, стр. 30).
Рассчитывая использовать расположение к нему П. Варнавы для своих планов относительно русских иерархов «карловацкой» юрисдикции, М. Сергий обратился к нему 23.III.1933 с обширным посланием, которое М. Елевферий поспешил опубликовать в органе своей епархии («Гол. Лит. Еп.», 1933. №5, стр. 50-57) еще прежде, чем П. Варнава успел ответить на него. В послании этом М. Сергий просит П. Варнаву, чтобы он убедил карло-вацких иерархов дать обязательство лояльности в отношении к советской власти, а если они на это не согласятся, дать заявление о переходе в другую юрисдикцию, причем Карловацкий Синод и Собор должны быть закрыты. Карловацкие иерархи дать такое обязательство категорически отказались, а П. Варнава письмом от 61.1934 уведомил об этом М. Сергия и пояснил ему, что должно быть осуществлено другое предложение М. Сергия о переходе русских заграничных клириков в другую юрисдикцию, после чего вопрос о «Карловацком» Синоде и Соборе будет уже вне компетенции московской церковной власти. Однако такое решение вопроса не отвечало интересам советской власти и заграничных представителей М. Сергия, и М. Сергий был вынужден еще раз изменить свою позицию. В послании П. Варнаве от 7. П.1934 г. он уже совершенно отказывается от своего предложения о переходе русских клириков в другую юрисдикцию и даже называет такой переход «новым каноническим преступлением, попыткой укрыться за чужим авторитетом от ответственности пред законным церковным судом, за что отвечают по канонам и укрывающийся и укрыватель»... В своем ответе на это письмо от 21.^1934 г. П. Варнава обратил внимание М. Сергия на его непоследовательность и заявил, что если он теперь не желает идти по пути, который сам же предлагал раньше, П. Варнава не может больше быть посредником между ним и заграничными иерархами. На это письмо П. Варнавы М. Сергий ничего не ответил, а написал предложение своему Синоду запретить священнослужение карловацким иерархам, причем мотивировал это предложение между прочим ссылкой на письмо П. Варнавы, неточно изложив его содержание, и Синод выполнил его волю своим определением от 22.VI.1934 г. (№50), а М. Елевферий поспешил напечатать определение в своем журнале (№9, стр. 57-58) и разослал его Главам автокефальных Церквей, в том числе и П. Варнаве. Очевидно, М. Сергий рассчитывал таким
способом лишить карловацких иерархов как запрещенных, и их протест против советской власти, всякого значения в православном мире. Однако он ошибся. Ни одна Православная Церковь не обратила внимания на его запрещение и не прекратила общения с заграничными русскими иерархами. Мало того. Патриарх Варнава предпринял меры к взаимному примирению заграничных иерархов и успел восстановить не только литургическое общение между ними, но и на собрании представителей враждующих групп в ноябре 1935 г. положить начало восстановлению и административного единства заграничной части Русской Церкви.
Все это было очень неприятно советской власти и представителям М. Сергия за границей, и они начали кампанию против П. Варнавы, не пожелавшего сделаться орудием большевицких планов в отношении к Заграничной Русской Церкви. Орган М. Елевферия обрушился несколькими статьями («Голос Лит. Еп.», 1934, №6-7, 1935, № 1-3) против примирения как «худого мира», забывая, что, по мудрой русской пословице, даже и «худой мир лучше доброй ссоры». Другой новый сторонник М. Сергия в Америке, Еп. Антонин, напечатал в газете «Новая Заря» (от 21.^1936 г., в Сан-Франциско) письмо М. Сергия П. Варнаве, а архиеп. Вениамин в своем журнальчике «Православие» (Нью-Йорк) сделал несколько прямых выпадов против П. Варнавы. Например, в заметке «Митрополит Сергий и Патриарх Варнава» (№ 30, 1936 г.) он пишет:
Переписка М. Сергия с П. Варнавой началась в 1932 году по поводу запрещения М. Евлогия. Тогда П. Варнава выражал М. Сергию свое почтение, как законному главе Русской Церкви («Тихоновской») и осуждал М. Евлогия и Константинопольского Патриарха. Затем в вопросе о Карловацком Синоде он продолжил свое, хотя и не совсем определенное, однако благоприятное отношение, пока в прошлом году, с установлением более чем сомнительного «церковного мира», П. Варнава не проявил вредные для Русской Церкви стремления помогать нашим еретикам и раскольникам, в том числе и М. Евлогию, которого он сам осуждал. Причину такой странной непоследовательности можно видеть в неустойчивом и смутном положении Сербской Церкви и государства: после смерти короля Александра усилившаяся церковная партия сербских «обновленцев» настойчиво требует второй брак священников, женатый епископат и другие церковные «реформы». По-видимому, ища компромисса с обновленцами,
сделали уступки еретикам-«экуменистам» относительно созыва восьмого вселенского собора, для чего может быть использована «Заграничная Русская Церковь»... Во всех этих делах пути Русской и Сербской Церквей совершенно расходятся.
Таким образом, архиеп. Вениамин, который когда-то пользовался гостеприимством Сербской Церкви, выдает себя за знатока в делах этой Церкви и распространяет о ней тенденциозные и совершенно фантастические вести.
К сожалению, его сообщениям верит и сам М. Сергий, что видно и из официального письма его М. Елевферию от 13.III.1936 г. (№323). Копию этого письма М. Елевферий послал одному русскому священнику, состоящему на службе в Сербской Церкви, а тот переслал его своему Епископу, очевидно, с целью тайной агитации против П. Варнавы. В письме этом, которое М. Сергий послал 13.III.1936 г., т. е. накануне письма П. Варнаве, мы читаем:
На мою телеграмму Патриарх Варнава ответил полным отказом изменить свою позицию и приостановить «задуманное». Вы де и Ваш собор можете сколько угодно запрещать или отлучать. Мы знаем, что вы не свободны, и потому Вашим запрещениям и отлучениям не придаем никакого значения и по-прежнему будем считать себя в общении с Русской Церковью. Значит, самочинная консолидация нашего эмигрантского раскола пойдет полным ходом и Патриарх Варнава остается покровителем и вдохновителем всего предприятия, открыто имея молитвенное общение с раскольниками.
Мы жаловались на вмешательство в дела Русской Церкви Патриарха Константинопольского. Настоящее вмешательство Патриарха Варнавы несомненно хуже для нас — и принципиально, и по своим практическим последствиям. Все наши новоявленные автокефалии возникли по большей части не добровольно, а по прямому требованию государств, и в этом имеют хотя и не оправдание, однако некоторое смягчающее обстоятельство. Точно так же и Константинопольский Патриарх может оправдываться тем, что без его вмешательства православные приходы в новых государствах остались бы без всякого окормления в виду нежелания правительств допустить какую бы то ни было зависимость от Москвы. Между тем наших эмигрантов никто не принуждал порвать с Москвой: они это делают
сами, по собственному желанию, из соображений политических. Из тех же политических соображений (и, несомненно, под давлением политических демагогов, в существе равнодушных к православию самому по себе) эмигранты предпочли быть в расколе, чем поступиться и своей самочинной церковной организацией, и своей (при неподчинении законному священноначалию) фиктивной принадлежностью к Русской Церкви. Патриарх же Варнава, вместо того, чтобы увещевать раскольников и содействовать их возвращению к Церкви, наоборот, содействует их укреплению в расколе, объединяет разрозненные части раскольников в некоторое самостоятельное церковное тело, со всеми данными для автономного и даже автокефального существования. Устраивается какой-то двойник для Русской Церкви, независимый от нее, но присвояющий себе ее имя, и как бы от ее лица выступающий заграницей.
Говорят, что двойник этот важен для Патриарха Варнавы не только сам по себе. Дело в том, что в свое время по инициативе Патриарха Варнавы была отклонена мысль Патриарха Константинопольского о созыве вселенского собора, и именно потому, что без нормального участия Русской Церкви созывать собор бесцельно. Теперь же вселенского собора настойчиво требует сербское духовенство, надеющееся добиться на соборе известных обновленче-скихреформ: женатый епископат, второбрачие священников и т.п. Вероятно, Патриарху Варнаве придется уступить и взять на себя инициативу по созыву собора; тогда и пригодится вышеуказанный «двойник». С одной стороны, представителей его можно назвать представителями Русской Церкви, с другой, обязанные всем Патриарху, эти представители могут поддержать своими голосами самые рискованные предложения сербского духовенства: они ведь и теперь молчат, хотя, как говорят, второбрачные священники в Сербии уже существуют.
Таким образом, так называемое примирение эмигрантов, задуманное и поддерживаемое Патриархом Варнавой, опасно нам не только непосредственно, угрожая неисцельностью нашего раскола; оно может оказаться опасным для православного учения и церковного порядка даже во вселенском масштабе. Поэтому на нем нужно нам теперь сосредоточить все наше внимание...
Тяжело и больно читать это письмо несчастного М. Сергия, совершенно опутанного большевицкими распоряжениями и лживыми
информациями своих своекорыстных помощников. Словно слепой Гакон, «не внемля словам, он рубит свою же подмогу».
В своем слепом стремлении побороть своих мнимых врагов он начинает теперь почти оправдывать насильственное раздробление Русской Церкви Константинополем, против которого он столько писал ранее. Он находит смягчающее обстоятельство для вмешательства Константинополя в том, что в противном случае приходы в новых государствах остались бы без всякого окормления. Но разве Константинополь дал русской диаспоре новых пастырей? А что касается высшего церковного управления, то ведь сам же М. Сергий писал 4.I.1928 г. М. Варшавскому Дионисию, что Указ Московской Патриархии от ноября 1920 г. дает Польской церкви «совершенно безболезненный выход из всяких затруднительных положений». По его мысли, вследствие невозможности свободных и правильных сношений с Москвой, «старейший из бывших налицо архипастырей Польской церкви после смерти М. Георгия должен бы был на основании этого указа сделаться автоматически ее временным предстоятелем и созвать собор всех польских архиереев, который в свою очередь был полномочен избрать архиерея на вдовствующую Варшавскую кафедру и облечь его всеми привилегиями, предоставленными этой кафедре». Но ведь на основании Указа 1920 г. то же имели право остальные, отделенные от России, части Русской Церкви.
Оправдывает М. Сергий «новоявленные автокефалии» и тем, что они «возникли по большей части не добровольно, а по прямому требованию государств». Но если, по его мнению, давление со стороны неправославной власти дает некоторое право на церковную самостоятельность, то почему же не может быть принято во внимание законное стремление православной паствы хотя бы за границей освободить Церковь от всякого давления безбожной советской власти3, проявляемого хотя бы чрез посредство центральной церковной власти?
3 Каково это давление в самой России, свидетельствует хотя бы следующий отрывок из письма возвратившегося в феврале сего года из России греческого подданного архимандрита Евгения, от 3.IX.1936: «Как мне известно лично, в Красноярской тюрьме в 1936 г., за непризнание авторитета Церкви Митрополита Сергия Московского, казнены: Епископ Филарет Гумилевский, Архимандрит Полихронт Запрудер, прот. Константин Ордынский, свящ. Николай Катасонов, а Епископ Феофил Краснодарский под давлением ГПУ покончил с собой через повешение».
На каком основании и по каким мотивам ставит М. Сергий в упрек П. Варнаве его самоотверженные труды и заботы в пользу примирения и объединения Русской зарубежной Церкви, когда он сам в письме от 12. IX.1926 г. писал, что «польза самого церковного дела требует, чтобы вы (т. е. иерархи) создали для себя центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоумения и разногласия, не прибегая к нашей (т. е. центральной власти в Москве) поддержке», и когда в своем письме П. Варнаве от 23.III.1933 г. сам же писал о печальных последствиях партийности эмигрантского духовенства — «взаимных запрещениях и травле противников в газетах и с церковного амвона, вторжении в чужие приходы и т.д.». Таким образом, не совсем точно утверждение М. Сергия, что П. Варнава был «покровителем и объединителем» эмиграции. На самом деле П. Варнава в данном случае только осуществил мысль самого М. Сергия, высказанную им еще тогда, когда он был свободен от давления советской власти и внушений своих корыстных осведомителей. И действительно, горевать по поводу примирения враждовавших церковных партий может только тот, кто руководится нехристианским принципом: Divide et impera, ибо duobus litigantibus tertius gaudet4.
Особенно неприятно читать последний отдел в письме М. Сергия. Все, что там говорится, есть злонамеренная клевета, нисколько не отвечающая действительности.
Неправда, что «теперь вселенского собора настойчиво требует сербское духовенство». Нигде, ни в духовной печати, ни в резолюциях съездов духовенства, ни в ходатайствах духовенства пред церковной властью нет ни малейшего намека на такое требование.
Неправда, что сербское духовенство добивается теперь обновленческих реформ — женатого епископата и второбрачия священников. О таких требованиях в Сербской Церкви не слышно уже более десяти лет.
Неправда, что П. Варнава думает уступить духовенству в этих требованиях. Патриарх Варнава всегда был решительный противник этих протестантских реформ, даже и тогда, когда духовенство действительно
4 Разделяй и властвуй, ибо, когда состязаются двое, третий радуется (лат.).
требовало их и когда в этом отношении готовы были на уступки главы некоторых автокефальных Церквей. А говорить, что он собирается уступить теперь, когда таких уступок никто не требует, значит говорить совершенную бессмыслицу.
Неправда и то, что «второбрачные священники в Сербии уже существуют». В действительности три-четыре священника, пользуясь неупорядоченностью Сербской Церкви после войны, вступили во второй брак. Но, прежде всего, это было еще 17 лет тому назад, а кроме того все эти священники еще тогда были лишены за свое каноническое преступление свяшенного сана.
Еще большая бессмыслица утверждать, что П. Варнава в вопросе о женатом епископате и второбрачии священников рассчитывает на поддержку заграничного русского епископата. Общеизвестно, что Заграничная Русская Церковь отличается строгим консерватизмом и именно Карловацкий Собор вынес целый ряд самых категорических постановлений против второбрачия священников (напр., 4.VI.1923 г. — «Церковные Ведомости», 1923, №13 и 14, стр. 1-2; 20.X.1924 г. — «Ц. В.», 1924, №19 и 20, стр. 5) и женатого епископата, а в официальном органе Карловацкого церковного управления «Церковные Ведомости» помещались статьи только против этих новшеств (см., напр., 1923, №13-16; 1924, №1-4 и др.), а когда эти вопросы возникли в Сербской Церкви, именно русские иерархи были наиболее энергичными и последовательными защитниками канонического порядка.
Точно так же именно Русская Заграничная Церковь всегда была наиболее решительной противницей созыва Вселенского Собора в настоящее время, когда Православная Церковь в самой России не может принять в нем надлежащего участия. Об этом существуют постановления Карловацкого Собора (напр., от 20.X.1924 г. — «Церк. В.», 1924, №19-20, стр. 5) и даже специальные труды иерархов Карловацкой юрисдикции (напр., две брошюры архиеп. Харбинского Мефодия, Харбин, 1926 г.). На какую же помощь со стороны заграничных русских иерархов мог рассчитывать в этом отношении П. Варнава?
Всего интереснее то, что как раз сам М. Сергий, обвиняющий теперь с легким сердцем П. Варнаву и заграничных русских иерархов в намерении дозволить второбрачие священникам, когда-то в России
был чуть не единственным иерархом, допускавшим мысль о возможности разрешить второбрачие священников, о чем свидетельствует официальное издание Русского Св. Синода «Отзывы и мнения епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе»5. В связи с этим переход М. Сергия в Живую Церковь теряет характер недоразумения или случайного эпизода, а становится глубоко показательным для его духовного облика. Недаром порвали с ним общение наиболее достойные иерархи в самой России.
Нельзя не удивляться тому легкомыслию, с каким Первоиерарх Русской Церкви в официальном письме допускает такие клеветы на Первоиерарха Церкви Сербской и даже пускает их в печать через своих заграничных представителей, забывая не только о своем и чужом высоком положении, но и для всех обязательную девятую заповедь Божию: «Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна»... И только отчасти можем объяснить такой образ действий М. Сергия давлением большевицкой власти и ложными информациями его помощников.
О давлении на М. Сергия со стороны советской власти в данном случае свидетельствует, например, польская газета «Курьер Варшавский» (от 11.VII.1936 г.). Говоря о церковном примирении русской эмиграции, газета замечает: «Советская власть следит за ходом всех этих событий, и последствием этого был протест, который сделал М. Сергий Сербскому Патриарху Варнаве 14 марта этого года. Митрополит Сергий, подчиняясь советскому влиянию, грозит Сербской Церкви прекращением общения, так как, будто бы, Патриарх поступил вопреки канонам. Неизвестен ответ Патриарха, но несомненно он отвергнет претензии Митрополита Сергия и будет продолжать политику, принцип которой есть устранение всякого влияния Москвы».
Что же касается недобросовестных информаторов М. Сергия — а именно М. Елевферия и архиеп. Вениамина, то их вина представляется еще более тяжелой, чем вина самого М. Сергия. В своем стремлении во что бы то ни стало захватить паству заграничных иерархов, которым совесть не позволяет идти на какой-либо компромисс с большевиками, они не останавливаются ни перед чем. Они систематически возбуждают
5 Ср.: Отзывы Епархиальных Архиереев по вопросу церковной реформы. СПб., 1907. Ч. 3. С. 444 (Свящ. А. Задорнов).
своими ложными информациями и внушениями против этих иерархов М. Сергия, который в условиях советской жизни не имеет возможности выпутаться из сети со всех сторон опутавшей его лжи. Если уже в печати ими сообщаются такие клеветы, то можно себе представить содержание их интимной информации М. Сергию!
Несомненно, архиеп. Вениамин прекрасно знает, что всё, что он пишет о движении в пользу второбрачия священников в Югославии и о планах П. Варнавы, — неправда, и тем не менее неправду эту он не только сообщает М. Сергию, но и печатает в газетах и журналах. А М. Елевферий и сам пишет, что сомневается в истинности этих сообщений, и в то же время эти сомнительные даже для него вести усердно распространяет. Вместо того, чтобы откровенно написать П. Варнаве, если он находит, что его церковная политика идет по ошибочному пути, он тайно ведет устную и письменную агитацию против Главы Сербской Церкви между сербскими иерархами и священниками. Кроме того, М. Елевферий, как и архиеп. Вениамин, своеобразно пользуются перепиской между П. Варнавой и М. Сергием, печатая лишь письма М. Сергия и упорно замалчивая опровергающие их ответы П. Варнавы вопреки принципу: adiatur et altera pars6.
Таковы печальные последствия попытки найти общую линию церковной политики с безбожной советской властью!
6 Да будет выслушана и другая сторона (лат.).
