CC BY
103
Lingua mobilis №5 (24), 2010
ЯЗЫК ПОЛИТИКИ
МИТИГАТИВНЫЕ ТАКТИКИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Написано при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России 2009-2013» (Госконтракт № П-737)
С. С. Тахтарова
Статья посвящена лингвистическому описанию специфики политической коммуникации, выражающейся в различных стратегиях и тактиках, пребывающих в состоянии перманентно изменчивого взаимодействия языка и политики.
Ключевые слова: митигативные тактики, политический дискурс, политическая коммуникация.
Проблемы взаимодействия языка и политики относятся в настоящее время к наиболее актуальным в лингвистической науке. Не вызывает сомнения тот факт, что коммуникативные способности политических деятелей во многом определяют эффективность проводимой ими политики. Изучение влияния языкового варьирования и структур речевой коммуникации на политику привело к появлению нового направления в языкознании - политической лингвистики, предметом изучения которой является политический дискурс как «...некоторая совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников определенного акта политической коммуникации» [5. C. 6]. В фокус исследовательского интереса при этом включаются различные аспекты этой области речевой деятельности - семиотический, социолингвистический, риторический, стратегический, функциональный, аксиологический, эмоционально-эмотивный и многие другие. При этом большинство исследователей, занимающихся проблемами политической коммуникации, выделяют в качестве основной регулятивновоздействующую функцию политического дискурса, обусловленную его целевой направленностью (борьба за власть, овладение ею, сохранение, осуществление, стабилизация и перераспределение), а концепт «власть» отмечается в качестве ключевой ценности политического дискурса [9. C. 34]. Именно этим объясняется тот факт, что для по-
72
Язык политики
литического дискурса проблема отбора языковых средств при реализации говорящим своих интенций играет особую роль. Ещё К. Хадсон отмечал, что сущность языка политики определяется не столько тем, что говорится, сколько тем, как это говорится [10].
М. Р. Желтухина, анализируя поведение (вербальное и невербальное) политика в ходе предвыборной компании, отражаемое средствами масс-медиальной коммуникации, выделяет в качестве одного из факторов успешности избирательного процесса фактор симпатии к адресанту [2. C. 115]. Так, например, обещание перемен к лучшему, содержащиеся в подавляющем большинстве предвыборных программ, составляет основу политического убеждения и завоевания электората. Вместе с тем, как справедливо отмечает Е. Г. Борисова, обещания лучше формулировать осторожно (особенно наименее реалистичные - могут припомнить, если они не будут выполнены), подводя адресата к самостоятельным выводам из косвенных, имплицитных формулировок [1. C. 37]. По мнению А. П. Чудинова, разделяемому в настоящем исследовании, имплицитная информация, выраженная в подтексте, в косвенных формах, играет в политической речи зачастую не менее значимую роль, чем информация, представленная эксплицитно [8. C. 83]. Игнорирование данной особенности политического дискурса может, среди прочего, привести к тому, что излишне категоричная, агрессивная в содержательном и количественном плане политическая реклама вызывает отторжение у избирателей. Эксплицитное усиление предвыборной иллокуции вместо ожидаемого повышения эффективности агитации приводит к коммуникативному и, как следствие, к политическому провалу.
Тем самым политику в речевом поведении приходится постоянно варьировать интенсивность иллокутивной силы своих высказываний, в стремлении найти оптимальный баланс между убедительной, эксплицитно воздействующей категоричностью и неопределенностью, обеспечивающей необходимую защиту (в том числе и юридическую) в тех случаях, когда высказанные обещания или оценки могут повлечь за собой определенные санкции со стороны общества. Не случайно поэтому тезис о смысловой неопределенности языка политики стал, по справедливому замечанию Е. И. Шейгал, общим местом в лингвистических исследованиях и политической публицистике [9. C. 49]. Конвенциональными средствами реализации смысловой неопределенности в анализируемом виде дискурса являются, среди прочего, политические эвфемизмы и политически корректная лексика.
73
Lingua mobilis №5 (24), 2010
Политическая эвфемия, представляющая собой результат своеобразного компромисса между семантикой (отражением сущности денотата) и прагматикой (отражением интересов говорящего), содержит, как отмечает Е. И. Шейгал, имплицитную пропозицию, входящую в прагматическую зону значения эвфемизма и выражающую отказ говорящего от прямой номинации: «Я не хотел бы заходить слишком далеко и называть вещи своими именами» [9. C. 189]. Политическая корректность рассматривается как поведенческий и языковой феномен, направленный на преодоление существующих в обществе негативных стереотипов и дискриминаций по отношению к определенным группам людей (этническим и сексуальным меньшинствам, инвалидам, людям низкого социального статуса и проч.) [7. C. 94]. Таким образом, сфера реализации политической корректности, прагматической доминантой которой является смягчение дискриминации в коммуникации, более ограничена по сравнению с эвфемией. Следует также отметить, что политическая корректность тесно связана с толерантностью как проявлением терпимости к инаковости.
Политическая эвфемия и политическая корректность, реализуясь достаточно ритуальными, стереотипными стратегиями и тактиками, обусловлены рядом мотивов, в частности, - стремлением смягчить остроту социальных проблем для снятия общественной напряженности / социального конфликта и стремлением избежать потери лица говорящего или адресата [9. С. 180-184]. При реализации указанных мотивов эвфемия и политкорректность представляют собой своеобразную реализацию принципа вежливости, в силу того, что они направлены на предотвращение конфликта и на защиту имиджа коммуникантов.
В исследовании В. В. Панина, посвященном анализу политической корректности как культурно-поведенческой и языковой категории, в качестве основной функции эвфемизмов вообще и политкорректных эвфемизмов, в частности, выделяется функция смягчения, направленная на нейтрализацию отрицательных компонентов значения и смягчение коммуникативного эффекта высказывания из соображений деликатности, сочувствия, скромности и т. п. [4. C. 86-87].
В последние годы наблюдается процесс активного использования стратегий и тактик политической корректности в профессиональном и повседневном межличностном дискурсах. Так, например, в одном из романов Дарьи Донцовой можно найти такую достаточно ироничную характеристику политической корректности:
74
Язык политики
- Очевидно, Косарь были свойственны резкие, безапелляционные суждения. Чего-чего, а корректности в ней не было ни капли. А в наш век от человека требуется обтекаемо говорить о малоприятных вещах. Уборщица теперь в штатном расписании называется «мастер аппарата по очистке помещений». Под аппаратом подразумеваются швабра или ведро с тряпкой. Скандал во время совещания, откровенная стычка с применением кулаков, определяется как «бурная дискуссия по острому вопросу», неуемное обжорство - «булимия», а полное отсутствие вкуса в одежде и косметике -«смелоерешение» [1. C. 32].
Все большую популярность завоевывают в сфере бизнеса такие наименования профессий, как офис-менеджер (секретарь), менеджер торгового зала (продавец) и т.п. Интересные примеры политкорректных переименований неоднозначных в плане престижности профессий содержатся в словаре эвфемизмов М. Л. Ковшовой: оператор на бойне (забойщик мяса), оператор очистных работ (уборщик, ассенизатор), киносексопатолог (инструктор по вязке собак), эколог торгового зала (уборщица в магазине) и проч. [3. C. 303].
Аналогичные примеры можно встретить и немецкой дискурсивной практике:
- Das keine Dreckarbeit, das ist eine humanitare Arbeit fur die Mit-menschen [2. C. 44].
- Ist das auch ein Grund, warum man nicht mehr Putzfrau sagt, son-dern Raumpflegerin [3. C. 110].
Таким образом, в политическом дискурсе наблюдается, по справедливому замечанию Е. И. Шейгал, конфликт двух тенденций - к понятийной точности и смысловой неопределенности [9. C. 49]. Среди прагматических факторов, обусловливающих смысловую неопределенность и заставляющих политиков стремиться не к снятию, а к сохранению неопределенности понятийного содержания знаков, выделяются, наряду с манипулятивными причинами, стремление спасти лицо и потребность избегать конфликтов, которые непосредственно связаны с митигативными прескрипциями, конституирующими категорию коммуникативного смягчения.
Коммуникативное смягчение или митигация определяется нами как коммуникативная категория, основным содержанием которой являются прескрипции, установки и правила коммуникативного смягчения, обусловленные максимами вежливости и реализуемые в общении митигативными стратегиями и тактиками, направленными
75
Lingua mobilis №5 (24), 2010
на сохранение коммуникативного баланса в межличностной коммуникации [6. C. 90). К основным прескрипциям смягчения относятся: антиконфликтность, некатегоричность, неимпозитивность, глори-фикация и эмоциональная сдержанность.
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что стратегии и тактики смягчения играют важную роль в политическом дискурсе, репрезентируя различные интенции субъектов политической коммуникации, прежде всего, направленность на сохранение имиджа. В этой связи особое значение приобретают исследования, посвященные изучению наиболее эффективных стратегий и тактик в различных жанрах политической коммуникации, и, прежде всего, стратегий косвенного убеждения, которые строятся на сознательном смягчении иллокутивной силы высказываний, т.е. на использовании митигативных стратегий и тактик, что особенно ярко проявляется в жанре политического интервью, который, в отличие от других жанров политического дискурса, характеризуется более высоким уровнем диалогичности, спонтанности реакций интерактантов, большей ориентированностью на конкретного адресата, следовательно, в интервью в большей степени представлено межличностное общение. В интервью у политика больше шансов проявить свою коммуникативную компетентность и речевую креативность. Жанр интервью занимает, по мнению Е. И. Шейгал, центральное место в поле политического дискурса, так как в нем наименее опосредовано выражен голос политика как представителя института и как личности [9. C. 26]. Исходя из этого, можно предположить, что в ситуации интервьюирования политик, как и в ситуации повседневной речевой интеракции, должен руководствоваться нормами и правилами коммуникации, определяющими общую позитивность протекания речевого контакта. Принципы вежливости, ориентированности на адресата определяют выбор политиком языковых средств при формулировании своих ответов, что, в конечном итоге, должно служить целям позитивной самопрезентации интервьюируемого. Именно поэтому, как нам представляется, категория коммуникативного смягчения, особенно релевантна для жанра интервью. Проиллюстрируем это примерами, отобранными из ряда интервью с Ангелой Меркель и Дмитрием Медведевым, опубликованных в Интернете [www.bundeskanzlerin. de; www.kremlin.ru].
В большинстве анализируемых случаев смягчению подвергается оценочная иллокуция. В ситуации интервью политик вынужден да-
76
Язык политики
вать оценку либо себе, либо третьим лицам, не участвующим непосредственно в коммуникации. Как показывает анализ фактического материала, стратегия оценочного смягчения может реализовываться при помощи следующих тактик:
1) подчеркивания субъективности мнения:
- Ich glaube, ich war eine gute Physikerin, zwar keine uberragende, die etwa nobelpreisverdachtig gewesen ware, aber eine gute.
- Я думаю, что это правильно, и я его в этом смысле полностью поддерживаю, и те инициативы, которые он с присущим ему изяществом периодически предпринимает.
2) неопределенной референции:
- ...Sicherlich habe ich ein paar Fahigkeiten, die zu meinem Werde-gang beigetragen haben.
- Хотя некоторые тенденции в мировой финансовой и экономической системе свидетельствуют о том, что позитивные сигналы всё-таки есть.
3) семантического ограничения:
- Aber wenn es um die Vollmitgliedschaft, wenn es um den Europa-ischen Gerichtshof geht oder um Bildungsfragen, da wird die Sache etwas komplizierter.
- У нас с Северной Кореей традиционно существовали вполне хорошие партнерские отношения.
4) модусного ограничения:
- Vielleicht hat Krause das gelesen und, weil er mir nicht gerade wohl-gesinnt ist, gleich noch mal weiter zugespitzt.
- Вот это, наверное, такое магистральное направление для того, чтобы постараться противодействовать этому очень сложному российскому заболеванию.
5) литотного смягчения:
- Leider wird Europa bis zum Jahr 2020 nicht die dynamischste Region der Welt sein.
- Что же касается дополнительных санкций, то мне представляется, они всегда не очень продуктивны.
6) дейктической деперсонализации:
- Man sollte naturlich nicht dazu ubergehen, alles nur noch nach der Muhe zu beurteilen. Aber man muss im Leben schon kampfen, um etwas zu bekommen. Und wer kampft, sollte dafur auch belohnt werden.
- Но помимо, собственно, разоруженческих вопросов, как принято говорить, у нас обширная повестка дня по другим делам.
77
Lingua mobilis №5 (24), 2010
Завершить анализ высказываний, содержащих смягченную оценку, хотелось бы фразой, сказанной А. Меркель в одном из интервью и отражающей не только специфику политического дискурса, но и коммуникации в целом:
- Immer das zu sagen, was man denkt, wurde doch auch geradewegs ins Chaos fuhren. - Всегда говорить то, что думаешь, было бы прямой дорогой в хаос (перевод наш - С. Т).
Таким образом, категория смягчения является одной из ключевых коммуникативных категорий, которая наряду с вежливостью и толерантностью регулирует речевое поведение коммуникантов в процессе политической коммуникации. Основными интенциями, репрезентируемыми в политическом дискурсе стратегиями и тактиками смягчения, являются интенции самосохранения (осторожность или защита лица адресанта или адресата, а также третьих лиц) и неявной самопрезентации. Конкретные языковые и речевые средства, реализующие митигативные тактики, входят в подъязык политического дискурса, а сами тактики являются достаточно клишированными, стереотипноритуальными. Знание и умелое использование указанных тактик несомненно должно входить в интерактивную компетенцию политика, с необходимостью предполагающую соблюдение постулатов общения, с учетом их специфики в политическом дискурсе, к которым с полным основанием можно отнести и митигативные прескрипции.
Список литературы
1. Борисова, Е. Г. Алгоритмы воздействия. М., 2005. 140 с.
2. Желтухина, М. Р. Специфика влияния вербалики и невербали-ки масс-медиальной коммуникации на избирательный процесс // Массовая культура на рубеже ХХ-ХХ1 веков: Человек и его дискурс: сб. науч. тр. / под ред. Ю. А. Сорокина, М. Р. Желтухи-ной. ИЯ РАН. М. : Азбуковник, 2003. С. 109-132.
3. Ковшова, М. Л. Семантика и прагматика эвфемизмов. Краткий терминологический словарь современных русских эвфемиз-
List of literature
1. Borisova, E. G. Algoritmy vozdejstvija. M., 2005. 140 s.
2. Zheltuhina, M. R. Specifika vlijanija verbaliki i neverbaliki mass-medial'noj kommunikacii na izbiratel'nyj process // Massova-ja kul'tura na rubezhe HH-HHI vekov: Chelovek i ego diskurs: sb. nauch. tr. / pod red. Ju. A. Sorokina, M. R. Zheltuhinoj. IJa RAN. M. : Azbukovnik, 2003. S. 109-132.
3. Kovshova, M. L. Semantika i pragmatika jevfemizmov. Kratkij terminologicheskij slovar' sovre-mennyh russkih jevfemizmov. M. :
78
Язык политики
мов. М. : Гнозис, 2007. 320 с.
4. Панин, В. В. Политическая корректность как культурноповеденческая и языковая категория : дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2004. 231 с.
5. Романов, А. А. Политическая лингвистика: Функциональный подход. М.-Тверь : ИЯ РАН, ТвГУ, 2002. 191 с.
6. Тахтарова, С. С. Категория коммуникативного смягчения (когнитивно-дискурсивный и этнокультурный аспекты) : моногр. Волгоград : Изд-во ВолГУ, 2009. 382 с.
7. Цурикова, Л. В. Политическая корректность как социокультурный и прагмалингвистический феномен // Эссе о социальной власти языка. Воронеж, 2001. С. 94-102.
8. Чудинов, А. П. Политическая лингвистика: учеб. пособие. М. : Флинта, 2006. 256 с.
9. Шейгал, Е. И. Семиотика политического дискурса. М. : ИТДГК «Гнозис», 2004. 326 с.
10. Hudson, K. The Language of Modem Politics. London: Macmillan, 1987. 167 p.
Источники
1. Донцова, Д. А. Полет над гнездом Индюшки. М. : Изд-во Экс-мо, 2008. 352с.
2. Papa, - Charly hat gesagt... Hamburg: Rowohlt Taschenbuch V, 1980. B.4. 157 s.
3. Papa, - Charly hat gesagt... Hamburg: Rowohlt Taschenbuch V, 1985. B.6. 157 s.
Gnozis, 2007. 320 s.
4. Panin, V. V. Politicheskaja ko-
rrektnost' kak kul'turno-pove-
dencheskaja i jazykovaja kategorija : dis. ... kand. filol. nauk. Tjumen', 2004. 231 s.
5. Romanov, A. A. Politicheskaja lingvistika: Funkcional'nyj pod-hod. M.-Tver' : IJa RAN, TvGU, 2002. 191 s.
6. Tahtarova, S. S. Kategorija
kommunikativnogo smjagcheni-
ja (kognitivno-diskursivnyj i jetnokul'turnyj aspekty) : monogr. Volgograd : Izd-vo VolGU, 2009. 382 s.
7. Curikova, L. V. Politicheskaja korrektnost' kak sociokul'turnyj i pragmalingvisticheskij fenomen // Jesse o social'noj vlasti jazyka. Voronezh, 2001. S. 94-102.
8. Chudinov, A. P. Politicheskaja lingvistika: ucheb. posobie. M. : Flinta, 2006. 256 s.
9. Shejgal, E. I. Semiotika polit-icheskogo diskursa. M. : ITDGK «Gnozis», 2004. 326 s.
10. Hudson, K. The Language of Modern Politics. London: Macmillan, 1987. 167 p.
Sources
1. Doncova, D. A. Polet nad gnez-dom Indjushki. M. : Izd-vo Jeksmo, 2008. 352s.
2. Papa, - Charly hat gesagt... Hamburg: Rowohlt Taschenbuch V., 1980. B.4. 157 s.
3. Papa, - Charly hat gesagt... Hamburg: Rowohlt Taschenbuch V., 1985. B.6. 157 s.
79
