CC BY-NC-ND
167
Е.А. Столярова
«МИСТИКА» СНА У П.А. ФЛОРЕНСКОГО И К.Г. ЮНГА
Статья посвящена анализу двух сформировавшихся точек зрения на проблематику сна и сновидений, принадлежащих русскому православному священнику, философу Павлу Флоренскому и швейцарскому психиатру, основателю аналитической психологии Карлу Густаву Юнгу. При всех принципиальных различиях в позициях мыслителей можно говорить и об определенных точках соприкосновения в понимании ими роли сновидений в человеческой жизни.
Ключевые слова: сновидения, бессознательное, сознание, душа, граница («миров реальных и вымышленных», «состояния бодрствования и сна»).
Предлагая к рассмотрению тему «"Мистика" сна у П.А. Флоренского и К.Г. Юнга», нужно сделать ряд предварительных разъяснений. Прежде всего, это касается значения употребленного в названии слова «мистика». Мне кажется верным обратиться в этом случае к разъяснениям В.С. Соловьева. Будучи крупнейшим русским философом второй половины XIX в. и при этом мистиком-визионером, он писал в созданной для Словаря Брокгауза и Ефрона статье «Мистика» следующее:
Кроме явного богослужения у греков, как и у других народов, существовали сокровенные обряды и поучения, связанные в Греции преимущественно с новыми божествами, носителями культуры - Демет-рою и Дионисом. Все, сюда относящееся, называлось та циохгка В переносном словоупотреблении мистика означает: 1) совокупность явлений и действий, особым образом связывающих человека с тайным существом и силами мира, независимо от условий пространства, времени и физической причинности; это есть мистика реальная, или
© Столярова Е.А., 2011
опытная... 2) В другом смысле мистикой называется особый род религиозно-философской последовательной деятельности. Сверх обычных способов познания истины - опыта, чистого мышления, предания и авторитета - всегда допускалась большинством религиозных и метафизических умов возможность непосредственного общения между познающим субъектом и абсолютным предметом познания - сущностью всего, или божеством1.
Представляется, что в этом определении присутствует главное: мистика - это способ непосредственного общения человека с божеством, причем такой, в рамках которого изменяются привычные условия пространства, времени и причинности. Именно таким способом, таким опытом общения человека с божеством и является сон у русского философа, богослова, ученого П.А. Флоренского и у швейцарского психолога К.Г. Юнга. Конечно, и само божество, и формы общения с ним, да и его смысл, Флоренским и Юнгом понимаются неодинаково, но все эти различия и станут предметом рассмотрения.
Над вопросом о природе и сущности сна уже много веков, если не тысячелетий, размышляют крупнейшие философы и ученые. Но до сих пор не является твердо установленным, имеет ли место нечто вроде особого состояния, которое можно более или менее внятно описать непосредственным образом, или само наше описание есть производное от нормативов той или иной культуры повествований о снах. Речь идет об эмпирически знакомом каждому человеку феномене, противоположном бодрствованию, в рамках которого человек видит и переживает (или думает, или вспоминает, что видит и переживает) некоторую смысловую реальность, сновидение, онтологический статус которого недостаточно определен. В древности полагали, что сон - это продолжение нашей реальности, сейчас такое архаическое представление становится замечательным по своей эффективности художественным приемом. Для примера вспомним ряд новелл Х.Л. Борхеса и нашумевший «Хазарский словарь» Милорада Павича. В некоторых религиозно-метафизических учениях то, что в европейской традиции именуется реальностью, на самом деле является сном, фикцией, от которой нужно отказаться, из которой нужно выйти, т. е. «проснуться» к истинной реальности.
В истории европейской философии немало примеров проблемы различения сна и яви. Здесь прежде всего нужно вспомнить знаменитое место из «Метафизических размышлений» Рене Декарта (размышление первое «О том, что может быть подвергнуто сомнению»):
... Я человек, имеющий обыкновение по ночам спать ... А как часто виделась мне во время ночного покоя привычная картина - будто я сижу здесь, перед камином, одетый в халат, в то время как я раздетый лежал в постели! Правда, сейчас я бодрствующим взором вглядываюсь в свою рукопись, голова моя, которой я произвожу движения, не затуманена сном, руку свою я протягиваю с осознанным намерением -спящему человеку все это не случается ощущать столь отчетливо. Но на самом деле я припоминаю, что подобные же обманчивые мысли в иное время приходили мне в голову и во сне; когда я вдумываюсь в это внимательнее, то ясно вижу, что сон никогда не может быть отличен от бодрствования с помощью верных признаков; мысль эта повергает меня в оцепенение, и именно это состояние почти укрепляет меня в представлении, будто я сплю2.
Как известно, в шестом «Размышлении» («О существовании материальных вещей и о реальном различии между умом и телом») основатель континентального рационализма предлагает безупречное, как ему кажется, решение. Однако в XX в. такие представители англосаксонской традиции, как Бертран Рассел, Альфред Айер и Д.Э. Мур, приходят к выводу о логической неразрешимости проблемы различения сна и яви3. Как бы отвечая этим авторам, ученик Витгенштейна Норман Малколм в своей книге «Состояние сна» ставит под сомнение представление, согласно которому сон - это определенного рода опыт сознания. Отмечу, что такого рода проблема не была центральной в размышлениях Флоренского и Юнга. Их внимание скорее определялось более традиционными вопросами соотношения сна и яви, которое связано с прогностическими и эвристическими функциями сна (кроме того, для Юнга важна была и терапевтическая составляющая).
Проблема сновидения в аналитической психологии К.Г. Юнга. Взаимосвязь сна и психики - это проблематика, в которой Юнг не был первооткрывателем, но был, конечно же, крайне значимой фигурой. Первым, еще в 1885 г., занялся изучением возможностей толкования сновидений Зигмунд Фрейд. Он хотел доказать, что сновидения являются не остаточными образами дневных ощущений, а осмысленными психическими феноменами, и что они могут принимать активное участие в душевных переживаниях бодрствующего человека. Фрейд отмечал, что во сне человек реализует те потребности, которым не дано сбыться наяву, он помещает в вымышленный мир реальное желание. Свой первый и наиболее значимый труд по проблематике сновидений Фрейд опубликовал в 1900 г., назвав его «Толкование сновидений». Царствует в нашем мире снов наше бессознательное - еще одно важное открытие Фрейда.
Как известно, Юнг некоторое время сотрудничал с Фрейдом. Высоко оценивая достижения Фрейда в психотерапии, Юнг принял немалое участие в распространении и поддержке его новаторских взглядов. По прошествии нескольких лет Юнг тем не менее дистанцировался от ряда идей Фрейда. О различии в подходе к сновидению у Юнга и Фрейда Джеймс Холл писал следующее: сновидение, по всей видимости, у человека само обслуживает определенный процесс, необходимый для здоровой психической деятельности. Фрейд приписывал сновидению роль охранителя процесса сна от вторжения вытесненных импульсов - положение, разделяемое далеко не всеми и даже входящее в противоречие с современными исследованиями в области сновидений. В противоположность этому позиция Юнга заключалась в том, что сновидение само по себе компенсирует ограниченные взгляды бодрствующего эго, позиция, согласующаяся с гипотезой информационных процессов, но выходящая далеко за пределы простого усвоения новых данных4.
«Коллективное бессознательное» - является основным понятием и личным открытием в психологии Юнга. Коллективное бессознательное уводит изучение и определение неврозов в глубокое общечеловеческое прошлое, к нашим предкам. Говорить об общем корне в расстройствах нашей психики, о коллективном бессознательном, позволило Юнгу наблюдение и выделение схожих элементов восприятия у пациентов. Это неврозы, доставшиеся нам по наследству, это вещи и события, вызывающие у нас устоявшуюся за столетия реакцию, в которой люди не отдают себе отчета. Архетипические образы срослись с человеком, они источник мифологии, религии, искусства.
Даже сновидения состоят из в высшей степени коллективного материала - точно так же, как в мифологии и фольклоре различных народов некоторые мотивы повторяются чуть ли не в идентичной форме. Я назвал эти мотивы архетипами, под которыми я понимаю формы и образы, коллективные по своей природе, и автохтонными индивидуальными продуктами бессознательного по происхождению... архетипические мотивы берут свое начало от архетипических образов в человеческом уме, которые передаются не только посредством миграции или традиции, но также с помощью наследственности5.
И человечество, будучи продуктом природы, не в силах с ней порвать, оно только смогло вытеснить взаимоотношения со всем необъяснимым, мистическим на особый уровень подсознания. Оказавшись вытесненными, они не исчезают бесследно и находят новые способы, как повлиять на нас.
Если что-нибудь важное обесценивается, исчезает в нашей сознательной жизни, то - по этому закону - появляется компенсация утраченного в бессознательном. ... Ни одна психическая величина не может исчезнуть без замены ее на другую равной интенсивности6.
Часто события сновидения наполнены глупыми деталями, причудливыми формами, неестественными отношениями и вводят нас в замешательство относительно смысла всего происходящего. Хиллман Джеймс писал:
Драматическая структура практически не может существовать на уровне, указанном Юнгом: сновидения, которые действительно видит человек, редко можно анализировать в соответствии с четко очерченными частями, так как сновидения в основном внезапны и фрагментарны или истерически раздуты и бессвязно продолжительны. Мы можем рассматривать сновидение с точки зрения рассказа, аллегории или драмы, но само сновидение представляет собой образ или группу образов. Когда мы видим в сновидении драму, мы всегда отчасти видим наши собственные гипотезы7.
Сны не являются частью привычного нам состояния бодрствования, все происходящее в них подчиняется особым законам, пока неизвестным нашей природе. Стираются грани между возможным и невозможным, верх берет фантазия, и все превращается в воображаемую сонную действительность. Для Юнга эта действительность не является простым созерцанием спонтанно и бессмысленно воспринимаемых образов, для него все, что мы наблюдаем во сне, - это сигналы нашего бессознательного, открывающегося и говорящего в нас и с нами при помощи символов. Сновидение -это процесс, непохожий на реально происходящие события, и язык у сновидений свой, символический.
Сон имеет собственные границы. Его специфическая форма говорит нам, что относится ко сну, а что уводит от него. В то время как «свободная ассоциация» уводит от материала по некой зигзагообразной линии, метод, разработанный мной, больше похож на кружение, центром которого является картина сна. Я все время вращаюсь вокруг картины сна и отвергаю любую попытку видевшего сон уйти от него. Снова и снова в своей профессиональной работе я вынужден повторять: «Вернемся к вашему сну. Что этот сон говорит?»8
Символ имеет естественное и спонтанное происхождение. В снах символы возникают спонтанно, поскольку сны не изобретаются
специально. Для Юнга сны являются главным источником нашего знания о символизме психики. По природе и происхождению существуют индивидуальные и коллективные символы. Одним из явных примеров коллективных символов являются религиозные образы.
В сновидениях мы созерцаем не только скрывающееся или непосредственно явное прошлое и настоящее, но мы приобретаем, по Юнгу, возможность увидеть будущее. Все точки временного измерения - прошлое, настоящее и будущее оказываются у нас в голове. Исходя из этого, самым важным оказывается верно описать и трактовать увиденное. Наши сновидения не подчиняются никаким известным законам физики, мы можем им следовать, а можем перевернуть все с ног на голову, превратить огонь в воду, сделать облака розовыми или выжить после падения с высоты птичьего полета. В каждом из нас просыпается своеобразный прозаик, поэт, художник, математик, историк и т. д. Многим снилось, что он доказал теорему, изобрел колесо или смог перевязать рану, наши возможности во сне безграничны. Вполне естественно желание врача, изучающего человека внутреннего, уловить возможность не только вылечить, но и найти способ уменьшить количество и силу заболеваний. Большинство проблем кроется в неспособности личности раскрыться в жизни9. Возможности, открывающиеся во снах, и в самом деле поражают, и самое главное, что они могут повлиять на события, реально происходящие в жизни.
Известно, что человек испытывает страх во сне, по силе эмоций соответствующий и сопоставимый со страхом, испытываемым в состоянии бодрствования. Мы можем проснуться в поту и даже кричать во сне, пока мы спим, мы дышим, испытываем эмоции и мыслим, подчиняемся стереотипам и с опаской нарушаем правила, боимся возможного наказания, и, когда сон пугает нас, мы сосредотачиваемся и надеемся во сне, что и в самом деле это только сон. В момент, когда мы отдаем себе отчет, что все происходит во сне, мы пробуждаемся. Сознание начинает анализировать.
Во сне мы получаем предупредительные сигналы, они призваны продемонстрировать контраст между нашими желаниями и нашими возможностями и предостеречь от следования по выбранному пути. И если человек не воспринимает советы внутреннего мира грез и продолжает следовать прежним неверным курсом, то в реальной жизни его могут подстерегать серьезные неприятности.
«Мистика» сна в размышлениях П.А. Флоренского. Работа, которая собрала и включила в себя основные мотивы мировоззрения о. П. Флоренского начала 1920-х годов, называется «Иконостас». Одной из центральных проблем, волновавших тогда Флоренского,
являлся вопрос о связи «двух миров» - видимого и невидимого, горнего и дольнего. Этот вопрос был затронут в «Столпе» и в наибольшей степени в его работах 10 - начала 20-х годов XIX в.: «У водоразделов мысли», «Философия культа», «Мнимости в геометрии».
Сновидения, по Флоренскому, проявляются в тот момент, когда мы вступаем на границу между сном и бодрствованием. Само состояние сна - это опыт жизни нашей души в ином мире, из которого с пробуждением она возвращается в этот мир. Сон является самой близкой ступенью к восприятию жизни в невидимом. На протяжении всей жизни мы балансируем на границе, что пролегла между двумя мирами, порой оба мира соприкасаются и на мгновение могут нами созерцаться. Человек является примером сочетания зримого и незримого, духовного и телесного.
Флоренский считал, что сновидения возникают у человека только в тот период, пока он находится на границе двух миров. Как только он переходит полностью в иной мир, наступает крепкий сон без сновидений. Так как сновидение это особое состояние, то и сознание, и восприятие в этом состоянии изменяются. Флоренский говорит об изменении последовательности причинно-следственной связи, если поводом для явившегося сновидения стало внешнее действие, шум или ощущение, во сне их сила приобретает масштабы, не сопоставимые с реальными. Например, если человеку жарко и душно, во сне он может идти по пустыне под палящим солнцем и мечтать о глотке воды; если рядом со спящим упал стул, то во сне могут идти военные действия и повсюду разрываться мины. Идея Флоренского заключалась в том, что наше сознание, пробудившись, воссоздает картину сна в верной последовательности, т. е. от того момента, когда упал стул и произвел эффект основополагающего щелчка для всего сна. Время во сне выворачивается и идет в обратном направлении, не так, как в мире видимом - от прошлого к будущему, а от будущего к прошлому.
Сновидения обладают «трансцендентальной»10 мерой времени, скорость происходящих в них событий и смен сновидческих картин не соответствует никаким из знакомых нам состояний бодрствования. За один короткий сон можно пережить месяц или год непрерывных и соответствующих данным временным рамкам событий.
Во сне иные, чем у нас, меры времени: 1) «мгновенное время»: время сна может течь с бесконечной быстротой, то есть в единый миг с бесконечной быстротой несутся картины сновидения, которые потом могут быть развернуты в обычный временной ряд; 2) «обращенное время»: время может, «выворачиваясь через себя самого, по переходе через бесконечную скорость, получать обратный смысл своего
течения» - такое время обращено «от будущего к прошедшему, от следствий к причинам»11.
Мы живем во сне отдельной своеобразной жизнью, так сказать, иной жизнью в ином мире. Возможно, пишет Флоренский, время во сне может «течь и с бесконечной скоростью, может быть мгновенным... именно тогда наша жизнь переходит от видимого в невидимое, от действительного в мнимое»12.
Появляющиеся в наших снах персонажи, места, фантастические и вполне реальные, во сне являют собой последовательность, пусть чудную, но связывающую все происходящее и приводящее к некому смыслу. Это не скопление вырезанных кусочков из бумаги, кадров из разных фильмов, сновидение - это яркое, сшитое из разных кусочков с разными узорами цельное полотно.
Флоренский считал, что раз сон развивается из конца в начало, то логично, что события сна подстраиваются под запланированную развязку. «Нет сомнения, сновидения разбираемого типа суть целостные, замкнутые в себе единства, в которых конец, развязка предусматривается с самого начала и, более того, собою определяет и начало как завязку, и все целое»13.
Мы можем выделить два вида пространства - мнимое и действительное. Одно и то же явление, воспринимаемое из области действительного пространства - являющееся в нем действительным, при восприятии из области мнимого пространства будет мнимым. Так что события, происходящие в сновидении, действительно кажутся мнимыми и невозможными в состоянии бодрствования, в состоянии сна мы не воспринимаем действительность такой, какая она есть на самом деле, мы ее трансформируем.
Сновидение сближает нас с иным миром, оно является нам в образах и символах, знакомых из опыта посюстороннего мира, но заложенная и передаваемая информация относится к миру иному. По мнению Флоренского, власть иного мира в наших сновидениях безгранична.
Сновидение насыщено смыслом иного мира, оно - почти чистый смысл иного мира, незримый, невещественный, непреходящий, хотя и являемый видимо и как бы вещественно. Оно - почти чистый смысл, заключенный в оболочку тончайшую, и потому почти всецело оно есть явление иного мира, того мира. Сновидение есть общий предел ряда состояний дольних и переживаний горних, границы утончения здешнего и уплотнения тамошнего14.
Во сне мы встречаемся с переживаниями, непосредственно исходящими из опыта повседневности, и с теми переживаниями, что
приходят к нам из мира иного. Поэтому то, что мы видим в сновидениях, можно представить в виде двух этапов. Первый этап - когда мы собираемся отойти ко сну, все накопившиеся в нашей душе переживания выступают наружу и создают образы, сформировавшиеся из этих переживаний, именно поэтому первый сон, наступающий после засыпания, и являет нам столь знакомые ситуации, которые порой кажутся продолжением дневных событий. И второй этап - когда мы приближаемся к пробуждению. Проведя всю ночь, спящими, т. е. с сознанием, путешествующим в ином мире, мы накопили и восприняли опыт, основанный на переживаниях мира иного. Поэтому сновидениям, приходящим под утро, свойственна мистичность образов и отдаленность от столь обыденных переживаний повседневности.
В наше сновидение стекается информация сразу из двух миров. Самые мистические, проникнутые вечностью, - подутренние сны, с очищенной от всех забот и здешних проблем душой, душой побывавшей в мире чистых откровений и образов, от которых в ней остались частичные воспоминания. Эти частичные воспоминания Флоренский назвал образами нисхождения, возникшими из опыта мистической жизни. Сны же при засыпании являются восхождением в мир горний, когда душа очищается от того, что свойственно ей здесь, и освобождается для восприятия образов и символов горнего. «Символизм - воплощает в действительных образах иной опыт, и тем даваемое им делается высшей реальностью»15.
При встрече с образами мира иного существует опасность того, что человек в них увидит то, что свойственно его здешнему образу жизни. Слишком велик соблазн соприкоснуться с Божественным откровением, но земные желания, эмоции, чувства и земной опыт могут заслонить являемое нам иным миром. Фантазируя, приукрашивая, мы ошибочно можем принять опыт действительности за мистический опыт. Флоренский говорит, что вероятность обмана и самообмана на грани мира велика. Здешний мир боится нас отпускать в иные просторы, ведь мы являемся его созданиями, и посему он нам ближе.
Сколь бы велико ни было наше желание постигнуть таинства иного мира, мы можем попасть в ловушку «духовной пре-лести»16.
«Духовная прелесть» цепляет нас и удерживает на земле сильнее всех возможных грехов, потому как грешник осознает свое отдаление от Бога и может покаяться, а прелесть не считает себя греховной. В ней самообольщение, питающееся той или иной страстью, и наиболее опасной из всех - гордостью, не ищет себе внешнего удовлетво-
рения, но направляется или, скорее, мнит себя направленной по перпендикуляру к чувственному миру, от выхождения из чувственного ее удерживают границы этого мира, она замкнутая и боится столкновения с этим миром17.
Только если прелесть осознает, что страсть это слабость, опасность и грех, и воспримет свои действия как греховные и смирит свою гордыню, она приблизится к очищению души. Душа же, замкнутая на своих земных проблемах или мнящая себя от них свободной, но в действительности прикованная ко всякого рода земным страстям, не может прозреть и постичь явления иного мира. Душа должна очиститься и осознать свои привязанности для того, чтобы явленный ей мистический опыт был распознан верно.
В этой связи нельзя не отметить близость русского философа к древней традиции понимания духовного мира человека, традиции, восходящей к Платону18. Флоренский, конечно же, платоник, христианский, но все же платоник, и потому при всей тесной сопряженности в его онтологии и антропологии духовного и телесного начал душа в его понимании может соприкасаться с миром божественного, а сон оказывается формой естественного откровения. В этом смысле о «мистике» сна применительно к взглядам Флоренского можно говорить вполне буквально.
Видения, хотя бы даже и сонные, приходящие в трезвенном состоянии, есть не обольщение, но «знамение завета»19, удостоверяющее нас в реальности горнего мира.
Это видение объективнее земных объективностей. Полновеснее и реальнее, чем они; оно - точка опоры земному творчеству, кристалл, около которого и по кристаллическому закону которого, сообразно ему, выкристаллизовывается земной опыт, делаясь весь, в самом строении своем, символом духовного мира20.
Для Юнга сновидение не было аллегоричным - «повествовательным описанием одного предмета под личиной другого»21, в котором персонажи, действия и декорации имеют упорядоченный, символический характер. Сновидение метафорично, оно говорит сразу на двух языках, или, как Юнг объяснял эту герметичную двойственность, сновидение - это символ, объединение двух диссонансов в одном уникальном голосе.
«Бытие, которое больше самого себя, таково основное определение символа, отмечает П. А. Флоренский. - Символ - это нечто, являющее собою то, что не есть он сам, больше его, и однако существенно чрез него объявляющееся»22.
В принципе символы - это «метафизические константы», содержащиеся в строении реальности, свидетельство того, что «являемое» привносит собою «являющееся»23.
Жизнь современного человека - это своего рода гонка, мы стремимся успеть везде, но как бы мы ни ускорялись, времени становится только меньше. Сейчас мы отвоевываем время у сна, как отвоевывают сушу у моря, но чем грозит вмешательство человека в природу, мы знаем, а чем может угрожать вмешательство в устройство самого себя? Уже в прошлом веке было доказано, что сон неспроста занимает 1/3 нашей жизни. Сон влияет на наше развитие с неменьшей силой, чем сознательная бодрствующая часть. Труды Павла Александровича Флоренского и Карла Густава Юнга о природе сновидений и сегодня способны оказывать влияние не только на умы, но и на души людей, затрагивая аспекты, которые во многом упускаются из виду.
Примечания
1 Соловьев В.С. Мистика // Энцилопедический словарь / Ф.А. Брокгауз, И.А. Еф-
рон. Т. XIX. СПб., 1896. С. 454, 455.
2 Декарт Р. Сочинения. М., 1994. Т. 2. С. 16.
3 Руднев В.П. Сновидение и реальность // Малкольм Н. Состояние сна. М., 1993.
С. 9.
4 Холл Д. Юнгианское толкование сновидений. Практическое руководство / Пер.
с англ. В. Зеленского. СПб., 1996. С. 28.
5 Юнг КГ. Архетип и символ. М., 1991. С. 165.
6 Там же. С. 215.
7 Хиллман Дж. Исцеляющий вымысел. М., 1997. С. 47.
8 Юнг К.Г. Архетип и символ. С. 33.
9 Ср.: «Нельзя ли предположить, что желание - это сложная психобиологическая
программа, ориентирующая человека на определенные события и работу? Так и предположим. Однако можно желать и желать. Один раз я желаю то, что в состоянии осуществить, а другой - вещи невозможные, например жену своего ближнего или бессмертия» (Розин В.М. Природа сновидений и переживания произведений искусства: опыт гуманитарного и социально-психологического объяснения // Сон - семиотическое окно. Сновидение и событие. Сновидение и искусство. Сновидение и текст. М., 1993. С. 24).
10 Флоренский П.А. Иконостас. М., 1995. С. 38.
11 Половинкин С.М. Реальность 1920-1930-х годов и «Мнимости геометрии» свя-
щенника Павла Флоренского // СОФИЯ: Альманах. Уфа: Здравоохранение Башкортостана, 2005. Вып. 1: А.Ф. Лосев: ойкумена мысли. С. 231-244.
12 Там же. С. 38.
13 Флоренский П.А. Иконостас. С. 42.
14 Там же. С. 46.
15 Там же. С. 48.
16 Там же. С. 50.
17 Там же.
18 Солопова М.А. Возникновение науки о снах и сновидениях в Древней Греции //
Интеллектуальные традиции античности и Средних веков (исследования и переводы). М., 2010. С. 164, 165, 167.
19 Флоренский П.А. Иконостас. М., 1995. С. 52.
20 Там же. С. 52.
21 Clifford G. Transformations of Allegory. London, 1974.
22 Философия культуры: Становление и развитие. СПб.: Лань, 1998.
23 Там же.
