CC BY
21Е. Н. Мокшина,
доктор исторических наук, профессор, МГУ им. Н. П. Огарева (г. Саранск)
МИССИОНЕРСКО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ КАК ОДИН ИЗ ВАЖНЕЙШИХ ФАКТОРОВ АДАПТАЦИИ МОРДОВСКОГО НАРОДА В СОСТАВЕ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
В статье рассматривается миссионерско-просветительская деятельность Русской православной церкви среди мордвы в дореволюционное время, ее роль в адаптации нерусских народов в структуру Российского государства.
Задачи христианизации народов Поволжья, в том числе мордвы, особенно остро вставшие после падения Казанского ханства (1552 г.), требовали подготовки соответствующих кадров миссионеров, знакомых не только с культурой и бытом этих народов, но и с их языками. Между тем в ученых священниках, как констатировал архимандрит Макарий, «был ощутимый недостаток». «Во всей Нижегородской епархии (до 1721 г. — Е. М.) не было ни одного училища. А от необразованности в духовенстве часто являлись грубые предрассудки и пороки. Все это препятствовало обращению раскольников и инородцев в православную веру» [1].
Коммуникативные трудности, особенно языковой барьер, серьезно мешали межэтническому общению, тем более в такой чувствительной сфере, как конфессиональная. Во властных структурах все более вызревала и актуализировалась мысль о том, что расширения влияния на недавно присоединенных территориях можно достичь не столько путем приведения в лоно православия взрослого населения, сколько через воспитание и обучение молодого поколения. В любом случае необходимо было преодолевать языковой барьер. Перед светскими и духовными властями встала дилемма: или
учить этим языкам русских миссионеров, или же готовить таковых из среды местных народов через соответствующие школы, которые предстояло создать.
В течение второй половины XVI и в XVII вв. при некоторых монастырях
было открыто несколько так называемых монастырских школ. Установлено, что в Макарьевской, Васильсурской, Нижегородской, Арзамасской, Спасо-Преобра-женской, Зилантовской и других школах вместе с русскими детьми обучались мордовские, чувашские, татарские дети. Монастырские школы вплоть до XVIII в. оставались основным типом образовательных учреждений, не считая небольшого количества ремесленных школ [2].
В первой четверти XVIII в., в царствование Петра I, когда вопрос о массовой христианизации мордовского народа встал особенно остро, идея открытия подобных школ стала еще более злободневной. Выдающийся русский мыслитель тех лет И. Т. Посошков, автор знаменитой «Книги о скудости и богатстве», напрямую с ее страниц обращался к властям, настоятельно советуя им заняться просвещением мордвы, чуваш и черемис (марийцев): «А чаю не худо указ послать и в низовые городы, чтобы и у мордвы детей брать и грамоте учить отдавать, хотя бы и насильно. А егда научатся, то и самим им слюбится потому, что к ним паче русских деревень приезжая солдаты и приставы и подъячие овогда с указом, овогда и без указу, и чинят, что хотят, потому что они люди безграмотные и беззаступные. И того ради всех их изобижают, и чего никогда в указе не бывало, того на них спрашивают и правежем правят. А егда дети их научатся грамоте, то грамотные будут у них владетельми и по-прежнему в обиду их уже не дадут, но будут свою бра-
тью от всяких напрасных нападок оберегать. А иные, выучась грамоте, познают святую христианскую веру, возжелают и креститься, то те грамотники мало по малу и иных свою братью к христианской вере приводить будут. И кои мордва иль чуваша или черемиса крестятся, то тех уж воеводам и всяким правителям и приказным людям надлежит почитать и всячески их утешать и беречь их паче некрещеных и во всем от некрещеных чинить им милостивую отмену, чтобы некрещеные крещеным завидовали» [3].
Первая известная школа для нерусских народов Поволжья была открыта в 1707 г. при Казанском архиерейском доме стараниями митрополита Иоанна (Воинова). Она просуществовала до 1709 г. и была закрыта губернатором князем П. М. Апраксиным из-за нежелания нести расходы на ее содержание. В 1721 г. школа была восстановлена и просуществовала вплоть до 1801 г. Обучали в ней основам христианского вероучения, славянскому и русскому письму, чтению книг богослужебного обихода и азам арифметики [4].
О религиозной жизни мордвы первой четверти XVIII в., т. е. в царствование Петра I, можно судить по проекту об устройстве школ для обучения крещеной и некрещеной мордвы, обитающей во всех епархиях, славяно-российской грамоте, направленному в Святейший Правительствующий синод 27 февраля 1723 г. подканцеляристом Конторы поташных дел, располагавшейся в Починковской волости Нижегородской губернии Василием Симановым. В донесении он отмечал, что в уездах «живут язычницы мордва, не ведущие бога, и погибают в неверии... А которые и крещены, и те за неведением писания держатся древних своих обычаев и в вере заблуждают». В. Симанов «все-покорно молил» ниспослать по благословению Синода его императорского величества указ «призрить светом и извести омраченные слепотою неверием, чтоб просветить книжным учением мордовских детей, которые породилися от крещеных и от некрещеных». «И егда познают писа-
ние, и в нем уразумеют истинного бога, тогда самовольно обратятся ко крещению, обратят же и протчих к вере христианской», — заявлял подканцелярист, «ревнуя по святому писанию о учении книжном означенных язычниц» [5].
Вызванный в Синод для того, чтобы «взять с сего доносителя в пополнение скаску, в которой епархии оная мордва, из которых он хочет грамоте учить, обретается, и он сам где учился и от кого; и знает ли которую либо науку школьную; и на каком коште и каким способом оное учение произвести уповает, и о протчих к тому приличных обстоятельствах, испыт-но и достоверно освидетельствовав и из указов выписав, доложить», В. Симанов 8 марта 1723 г. докладывал, что он разумел о необходимости обучения мордовских детей во всех епархиях, «в которых обретается мордва», начав с Нижегородской и Алатырской, в Арзамасском и Алатырском уездах которой «понеже оные мордва живут». Составитель проекта сообщил, что сам он научился грамоте в Макарьевском Желтоводском монастыре, что в Нижегородском уезде, «от деда своего родного иеромонаха Сергия Власова, а в школьном учении не бывал».
Что касается «кошта» и «каким способом учение производить уповает», то
В. Симанов изложил в 13 пунктах свои предложения. Вот некоторые из них: «дворы» для проживания учеников и «школьные светлицы для учения» предлагалось строить «в русских селах» в «близости мордовских деревень, для того, чтоб отцам со взятыми к учению детьми видеться было свободно, понеже не будут о детях своих тужения иметь». Строения же указанные «сочинить из пустовых мордовских дворов и ис хором чрез по-моществование русских людей и мордвы окольных жителей», а где таковых не будет, то «до исправления учить на постоялых дворех».
В качестве учителей предлагалось использовать «попов и дьяконов вдовых и дьячков, которые у церквей не действительны, понеже оные в домех своих и у детей живут, а иные и у чужих в скудости
43
и в беспокойстве», а «учителем и учеником на прокормление хлеб и харьч сбирать с мордвы, усматривая, чем можно пропитать; исчисляя на человека с десяти дворов тех уездов, из которых взяты будут ученики. от двоюнадесяти лет и ниже». Реализовать этот проект автор предлагал «под ведением» епископа Нижегородского и Алатырского и непосредственном руководстве его самого в качестве управителя.
Проект этот остался на бумаге. Тому, видимо, были причины. Синод не доверял тем безместным и вдовым попам, дьяконам и дьячкам, которых в качестве учителей предлагал использовать В. Симанов. Тем более, когда сам преосвященный Пи-тирим, епископ Нижегородский и Ала-тырский, нашел для своей епархии иной путь — брать инородческих детей в нижние духовные школы, проводить через семинарию и приготовлять из них таким образом понимающих свои обязанности священников.
Мордовские дети отбирались в качестве кандидатов на должности священно- и церковнослужителей и обучались в 13 приготовительных школах, организованных Пи-тиримом в Работкинской, Лысковской, Алатырской, Порецкой, Терюшевской, Павловской, Катунской, Курмышской пятинах и городах Синодальной области: Ба-лахне, Юрьевце-Поволжском, Арзамасе, Вязниковской слободе и в Галицком уезде [6]. Аналогичного подхода придерживалась и Контора новокрещенских дел во главе с архимандритом Дмитрием Сеченовым, открывшаяся в 1740 г. в Казани, призванная завершить крещение народов, проживавших в Казанской, Нижегородской, Воронежской и Астраханской губерниях.
С образованием этого ведомства было связано появление нового типа школы, так называемой новокрещенской, а позднее — архиерейской, в которых обучались совместно с русскими дети новокрещен из мордвы и других народов Поволжья, а затем и школ другого типа — вотчинных и частных домашних, малых училищ, приказных и волостных. Указом от 11 сентября 1740 г. императрица Анна
Иоанновна повелевала открыть школы для новокрещенских детей в Казани, в Федоровском монастыре, дворцовом селе Елабуге, Царевококшайске и Цивильске. Занятия в них начались лишь осенью 1749 г. В 1751 г. была закрыта елабуж-ская школа, в 1752 г. — царевококшай-ская. Учащиеся были переведены в школу при церкви Захарии и Елизаветы в Казани. В 1764 г. императрица Екатерина II перевела новокрещенские школы в ведение епархиальных архиереев. Они функционировали до 1801 г. За пятьдесят лет существования новокрещенские школы подготовили несколько тысяч священников и диаконов в инородческие приходы, писарей и других мелких чиновников для волостных управлений и уездных канцелярий. Это был первый шаг в создании системы начального образования для нерусских народов Поволжья в целом и мордвы в частности [7].
На территории Мордовии первая школа появилась в середине XVIII в. в имении графа П. А. Румянцева в с. Че-берчино Алатырского уезда. В 1778 г. в Саранске открылась духовная гимназия, в которой занимались по семинарской программе. Сначала она располагалась в здании упраздненного Петровского монастыря, в 1787 г. переведена в Петропавловский монастырь (бывший Ильинский). Обучение в ней вели префект и два учителя — выпускники Нижегородской духовной семинарии Афанасий Черновский и Григорий Семилейский. Гимназия включала три класса: информаторский, грамматический и синтаксический. Гимназистам преподавали Закон Божий, чтение, пение, арифметику, чистописание, русскую и латинскую грамматику. Плата за обучение учителям сначала вносилась родителями, но позднее им было положено казенное жалование в сумме 120 руб. в год. Саранская духовная гимназия была закрыта в 1803 г. в связи с учреждением епархии Пензенской и Саратовской и открытием в губернском городе Пензе духовной семинарии.
«Золотой век» Екатерины II был временем, когда российское общество вклю-
чилось в глобальный культурный процесс, получивший в истории название эпохи Просвещения. Хотя Россия вступила в него одной из последних в Европе, ей удалось в относительно короткие сроки достичь замечательных успехов, и к середине XIX в. культурный менталитет страны занял важное место в интеллектуальных и этических ценностях мировой цивилизации. Одним из выдающихся просветителей Екатерининской эпохи, активных сторонников использования в целях христианизации родного языка был епископ Дамаскин (ректор Московской духовной академии, член Российской академии наук), занимавший Нижегородскую и Алатырскую епархиальную кафедру с 22 сентября 1783 по 20 января 1794 г.
Именно в те годы по распоряжению Дамаскина вводилось в Нижегородской духовной семинарии преподавание языков мордовского, татарского, и чувашского, а в 1785 г. был составлен рукописный «Словарь языков разных народов в Нижегородской епархии обитающих: именно: Россиян, Татар, Чювашей, Мордвы и Черемис. Высочайшему соизволению и повелению Ея Императорского Величества Премудрой Государыни Екатерины Алексеевны, Императрицы и Самодержцы Всероссийской по Алфавиту российских слов расположенной; в Нижегородской Семинарии от знающих оныя языки Священников и Семинаристов под присмотром Преосвященнаго Дамаскина Епископа Нижегородскаго и Алатырска-го сочиненной».
Указанный «словарь», изготовленный в двух томах за семь месяцев, был готов к отправке в столицу в 1785 г. — срок необычно малый, учитывая, что объем его составлял 1 038 страниц. Он был составлен по рескрипту императрицы Екатерины II, в котором было сказано: «Преосвященный Епископ Нижегородский Дамаскин! Считая, что в нижегородской Семинарии преподавается учение языков разных народов в Епархии вашей обитающих, я желаю, чтобы ваше преосвященство доставили Мне Словарь тех языков с российским переводом, распо-
ложа оный по алфабету российских слов и сверх письмян оных народов написав по российски каждое слово, как оное произносится. Пребываю впрочем Вам доброжелательная. Екатерина. В Царском селе августа 26-го дня 1784-го года» [8].
К составлению «Словаря» Дамаскин приступил сразу же, считая его безусловно важным для развития письменности и образования народов, обитавших в подведомственной ему епархии. В предисловии к «Словарю» говорилось, что поскольку «народы, в Нижегородской епархии обитающие, не имеют собственных своих письмян или букв, то и слова их в сем словаре писаны российскими буквами. Татаре же нижегородские хотя и употребляют в своем письме буквы арабские, но токмо те, кои обучались у казанских татар, каковых весьма мало здесь между ими сыскать можно. А прочие татаре пишут и мысли свои на письме сообщают по большей части российскими письменами. Для того и в сем словаре все их слова изображены российскими буквами, так точно, как они произносятся». В разделе о мордве Дамаскин подчеркнул, что язык мордовцев «с татарским и русским премного перемешан, поелику прежде долгое время были они у татар в подданстве, а ныне у россиян, и русскими селениями так перемешаны, что инде от русских и различить их неможно. А как они единой с россиянами греко-российской веры, и по сей причине и русских девок берут в замужество за своих детей, и своих дочерей отдают за русских, то язык свой час от часу забывают и привыкают к русскому. У них же нет письмян или букв своих, а кто из них учился читать и писать, тот пишет русскими литерами» [9].
При написании мордовских слов составители «Словаря» использовали не только буквы русского алфавита, но и орфографическую систему в целом, которая была свойственна русскому письму последней четверти XVIII в. В процессе работы над «Словарем» Дамаскин изучил языки этих народов, особенно мордовский: для этого языка он с помощниками составили грамматику, но издать ее
45
не сумели. Период работы над «Словарем» позитивно сказался и на совершенствовании преподавания в семинарии татарского, чувашского и мордовского языков. Некоторых студентов, отличившихся в знании этих языков, Дамаскин посылал в Казань для усовершенствования и с тем, чтобы по возвращении они могли работать учителями в семинарии [10].
15 апреля 1785 г. Дамаскин отправил копию (список) «Словаря» в столицу, а подлинник передал в библиотеку Нижегородской семинарии «для хранения в вечные годы». К сожалению, этот замечательный труд полностью так и не был напечатан, остался в рукописи. Счастливым исключением является русско-мордовская часть словаря, опубликованная отдельной книгой известным мордовским лексикографом А. П. Феоктистовым (См.: Феоктистов А. П. Русско-мордовский словарь. Из истории отечественной лексикографии. М.: Наука, 1971. 371 с.). Как верно отмечает А. П. Феоктистов, данные «Русско-мордовского словаря» имеют немаловажное значение для изучения истории мордовских языков, особенно для изучения труднейших вопросов исторической лексикологии и диалектологии эрзя-мордовского языка, ибо источник, по которому он составлен, а именно «Словарь языков разных народов.» Дамаскина, «занимает первое место среди немногих памятников мордовской лексикографии XVIII в., который имеет определяющее значение в истории мордовской письменности вообще» [11].
Содержащий в себе обильный материал по мордовской лексике (11 тыс. лексем), «Словарь» Дамаскина сыграл большую положительную роль, послужив не просто основой для ведения в Нижегородской семинарии занятий на языках народов Поволжья, но и став предметом их этнокультурного достоинства, одним из ценнейших памятников духовности народов Поволжья.
Открытая в 1721 г. стараниями архиепископа Нижегородского и Алатырского Питирима Нижегородская духовная семинария на протяжении длительного време-
ни оставалась центром культурной жизни не только города и его округи, но также входивших в состав этой епархии обширных территорий, населенных мордвой, чувашами, марийцами, татарами. «Сверх оной семинарии, — рапортовал в Синод 7 мая 1785 г. епископ Дамаскин, — имеются в епархии моей четыре гимназии: первая в городе Алатыре, вторая в городе Саранске, третья — в городе Курмы-ше, четвертая — близ города Макарьева, в селе Лыскове, из которых алатырская, саранская и лысковская (были созданы) в 1778 году преосвященным Антонием, бывшим нижегородским епископом, что ныне архиепископом. а Курмышская гимназия заведена в 1783 году синодальным членом преосвященным Иоасафом, епископом бывшим Нижегородским, кои ныне Тверской.» [12].
Во время архиерейства Дамаскина число гимназий, как и учащих и учащихся в них, увеличилось, о чем свидетельствует отправленная в Святейший синод в 1792 г. «ведомость». В ней показаны в качестве действующих еще три гимназии: Арзамасская, Ардатовская и Починковская. Преподавательский состав для духовных гимназий готовился в Нижегородской духовной семинарии, в том числе из мордвы. Например, в Починковской гимназии преподавал Иван Тихов, которому в 1790 г. было 23 года; в Арзамасской — Илья По-здеев (20 лет), в Саранской — Григорий Семилейский (в 1790 г. ему было «осмнад-цать лет»). Старшему преподавателю Саранской гимназии Афанасию Черновскому в 1790 г. исполнилось 24 года.
Григорий Васильевич Семилейский родом из эрзя-мордовского с. Семилей (ныне Кочкуровского района РМ. — Е. М.), обучался в Саранской гимназии с 1782 по 1784 г., в 1784—90 гг. — в Нижегородской духовной семинарии, где после нижних классов слушал философию, российское богословие, сверх сего в Главном Нижегородском народном училище обучался новому методу и арифметике. В 1790 г. был определен в Саранск к Богословской церкви в диаконы и в гимназию учителем «информаторского» класса [13].
Иван Тихов, Григорий Семилейский и Семен Березовский принимали непосредственное участие не только в подготовке пятиязычного Словаря, составлявшегося под руководством Дамаскина, но и в переводах на эрзянское наречие мордовского языка ряда канонических текстов («Символ веры», «Священная история», «Краткий катехизис»), как и других пособий. Так, в конце рукописи «Краткий катехизис, переведенный на мордовский язык с наблюдением российского и мордовского просторечия, ради удобнейшего оного познания восприявших святое крещение, 1788-го года», хранящегося в отделе рукописей Национальной библиотеки Санкт-Петербурга (Фонд Аделунга 35. Л. 162—194), имеется приписка Дамаскина: «Переводил на мордовский язык Нижегородской семинарии богословия слушатель Иван Тихов, природою из мордвы» [14].
Можно сказать, что при Дамаскине Нижегородская духовная семинария превратилась в центр культурного развития народов Поволжья, лучшее учебное заведение, дававшее образование намного выше среднего. Следует подчеркнуть, что инородческая политика русского духовенства XVIII в. и позднее базировалась в первую очередь на уважении к традициям тех народов, среди которых велась миссионерская работа [15], хотя и не обходилось без перегибов (злоупотреблений и притеснений) на местах.
Если в XVIII в. публикации на мордовских языках представляли из себя, как правило, «всерадостные приветствия» по поводу посещения поволжских городов Нижний Новгород и Казань царствующими особами Екатериной II, Павлом I или других важных событий, например, в связи с открытием Казанского наместничества в 1782 г., то в первой трети XIX в. стала печататься каноническая литература, предназначавшаяся для духовного просвещения народа. В Санкт-Петербурге были изданы: «Священная история, в
пользу мордвов на их природном языке, для удобнейшего им уразумения православного христианского закона и чудес бо-
жиих. Переведена с русского языка на мордовский Симбирской губернии Алатырского уезда села Напольного священником Андреем Ивановым Охотиным. СПб., 1820»; «Господань минек Иисусань Христань святой евангелья Матфей, Марко, Лука и Иоанн пелдест. Сермадозь эр-зянь келсе. Пецятазь ярмак велга Росси-янь библейскоень промксонь. Петербургсе, 1821 иень»; «Господань минек Иисусань святой евангелья евангелистань Лукасто. Сермадозь эрзянь келсе. Петербургсе, ти-пографиясо Николаень Гречань, 1821 иень»; «Тявть святойть апостолтнень кучовкст... Сермадозь эрзянь келсе. Петербургсе, ти-пографиясо Николаень Гречень, 1827 иень» и некоторые другие книги христианского канона. В середине XIX в. в тех же целях в Москве опубликованы «Краткий катехизис, переведенный на мордовский язык с наблюдением российского и мордовского просторечия, ради удобнейшего оного познания восприявших святое крещение, 1788 года. Печатано третьим тиснением. М., 1853»; «Краткий катехизис на (мокша-мордовском языке). Изд. 1-е. М., 1861».
Понадобилась также учебная литература для будущих священнослужителей, которые готовились в духовных семинариях для работы в приходах с мордовским населением. Озабоченное решением этой проблемы правление Казанской духовной академии направило в начале 1840-х гг. запросы во все духовные семинарии Казанского духовно-учебного округа по поводу того, в каком состоянии преподаются в них и преподаются ли вообще местные языки. Из Казанской, Нижегородской, Оренбургской семинарий поступили ответы, в которых отмечалось, что мордва проживает в пределах их епархий, но мордовский язык в этих семинариях не изучается. Только исполняющий обязанности ректора Тамбовской духовной семинарии иеромонах Макарий ответил на указанный запрос положительно, сообщив, что во вверенной ему семинарии преподаются местные языки — мордовский и татарский. «Знание сих языков, — писал иеромонах, — имеет быть
47
доведено по крайней мере в некоторых учениках до такой степени, чтобы они могли свободно говорить на сих языках с природными татарами и мордвою» [16].
Преподавание мокша-мордовского языка в Тамбовской духовной семинарии началось с 1834 г. и, естественно, нуждалось в соответствующих пособиях, особенно грамматике. «Мордовская грамматика, составленная на наречии мордвы мокши» (опубликована в 1838 г. в Москве) представляла собой первую попытку системного изложения основ мокша-мордовского языка. Ее составителем был профессор, магистр Тамбовской духовной семинарии Павел Петрович Орнатов (1808—1840), преподававший по поручению Тамбовской епархии этот язык семинаристам. Возглавлял эту епархию в те годы епископ Арсений, выпускник Тамбовской же семинарии, а затем Санкт-Петербургской духовной академии. По словам П. Орнатова, мордовскую грамматику необходимо было составить на наречии той части мордвы, которая населяла Тамбовскую епархию. А это была мордва-мокша, проживавшая в основном на территории Спасского и Темниковского уездов Тамбовской губернии. Мордва Тамбовской губернии, отмечал Орнатов в предисловии к учебнику, «едва понимает русский язык». По этой причине комиссия духовных училищ решила «ввести в классическое употребление (т. е. преподавание в классах. — Е. М.) в местной гимназии язык мордовский для приготовления воспитанников к священническим должностям в мордовские селения» [17].
Ученый отмечал, что при работе над «Грамматикой» столкнулся с большими трудностями, поскольку не имел под рукой никаких пособий. «Нужно было, — писал он, — следить за каждым словом во всех его изменениях и сочетаниях его с другими в речи, чтобы получить ясное понятие о количестве видов слов, о количестве различных форм их изменения и разнообразного сочетания их в речи». Составитель «Грамматики» подчеркивал, что во всех случаях собственные наблюдения он «проверял грамматически со зна-
ющими мордовский язык как природный», при участии студента и учителя Евстафия Нечаева.
«Мордовская грамматика» П. Орнатова была составлена по типу и схеме грамматик русского языка, из которого были заимствованы также графика, как и орфографические принципы передачи мокша-мордовских слов и форм. «Мордовский язык, — писал он, — собственных литер не имеет. Недостаток сей удобно может быть восполнен литерами языка русского», что им и было сделано. Все это П. Орнатов мотивировал следующим образом: «Для выражения мордовских слов я употребил литеры языка русского с тем намерением, чтобы и самим мордвам дать возможность за один раз научиться и своему, и вместе языку русскому». Как видно, намерения его были чисто практические: научить мордву русскому языку через родной. Но вершилось все это во имя «прочнейшего укоренения в сердце сего народа учения христианского» [18].
Как отмечает А. П. Феоктистов, «Мордовская грамматика» П. Орнатова сыграла значительную роль в истории мокша-мордовской письменности. В других пособиях по мокша-мордовскому языку, написанных позже, можно обнаружить следы влияния грамматики Орнатова. Даже в первое десятилетие существования уже в советские годы мокшанский литературный язык также базировался на западном диалекте, лежавшем в основе грамматики Орнатова. В этом нельзя не усмотреть большой исторической преемственности в письменных традициях мордвы-мокши [19], как и существенной роли в их формировании РПЦ.
В 1830—1840 гг. в соответствии со школьным уставом 1828 г. на территории Мордовии появляются школы Министерства государственных имуществ. Содержались они на средства сельских обществ, а преподавали в них безвозмездно приходские священники. Предметы были традиционными: Закон Божий, славянская и русская грамота, чтение книг богослужебного обихода, и четыре правила арифметики [20].
Окончательное выражение идея христианизации нерусских народов Российской империи на их родных языках получила в так называемой «системе Н. И. Ильминского», утвержденной Советом министра народного просвещения 26 марта 1870 г. циркуляром «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев». Перед церковно-школьной системой была поставлена задача сохранения и закрепления формально крещеных инородцев в новом вероисповедании, ознакомления их с христианским вероучением и превращения из формально крещеных в истинно верующих [21].
Николай Иванович Ильминский (1822—1891) — выдающийся русский ученый, миссионер-просветитель — сын протоиерея Николаевской церкви г. Пензы, выпускник Пензенской духовной семинарии, затем Казанской духовной академии (1846) был оставлен в последней «наставником естественных наук и турецко-татарского языка», с 1847 г. утвержден в степени магистра, затем профессор Казанской духовной академии и Императорского Казанского университета, действительный статский советник, член-корреспондент Российской академии наук (1870). Монархист по идейным убеждениям, он всю сознательную жизнь верой и правдой служил самодержавию и православию, но в отличие от многих своих предшественников отвергал силовые методы христианизации, резонно полагая, что таковые приводят к противоположным последствиям, вызывают обратную реакцию.
В основе системы Н. И. Ильминского лежало стремление посредством использования родного языка, изучения местного быта, традиционного образа жизни народов внедрять в среду учащихся-инородцев не только начала грамоты, но и православную религию. «Религиозное движение сердца несравненно сильнее и глубже возбуждается, — писал он, — когда христианские истины слышатся инородцами на языке родном, нежели на русском, хотя бы последний и был для них знаком в некоторой степени. Это потому, что родной
язык непосредственно говорит и уму, и сердцу. Как скоро в инородцах утвердились посредством родного языка христианские понятия и правила, они охотно и с успехом занимаются и русским языком, и ищут русского образования» [22]. Чтобы передать им христианское догматическое и нравственное учение, передать не абстрактно, не как омертвевшую букву, а так, чтобы оно сделалось «основою их мышления и жизни», необходимо, по Ильминско-му, «приноровиться к их религиозным понятиям и нравственным убеждениям, к их своеобразному ходу и направлению мышления» [23].
Ильминский считал, что церковнослужителями в приходах с нерусским населением должны быть выходцы из этой среды, ибо «инородец, движимый только врожденным инстинктом, прямо и непосредственно может действовать на ум и сердце единоплеменных ему инородцев, и с теплым умиленным убеждением будут приняты ими его христианские беседы и наставления. К этому надобно присоединить то естественное обстоятельство, что к человеку своего племени инородцы, и вообще простолюдины, имеют более доверия, нежели к человеку чужому» [24].
В 1867 г. в Казани при кафедральном соборе было основано «Братство святителя Гурия», названное в честь Гурия (в миру Григория Руготина), святителя, первого архиепископа Казанской епархии (с 1555 г.), который при обращении в христианство отличался мягкостью нрава, добротой и любовью к ближним. Братство, как сказано в уставе, ставило целью «утверждение и распространение христианства среди инородцев главным образом через христианское образование», открывая для этого соответствующие «братские» школы.
В первый год деятельности Братство открыло 22 школы, в 1867 г. их было 69, а концу 1890-х гг. стало 147 [25]. Первую школу для мордвы Братство открыло в 1882 г. Это была Мордовско-Каратаевс-кая крещено-татарская школа Тетюшско-го уезда Казанской губернии, в которой обучались всего 22 ученика (14 мальчи-
49
ков и 8 девочек). Учительницей в ней с жалованием от Братства работала кря-шенка Домна Трофимова, получившая образование в Казанской (центральной) крещено-татарской школе, открытой Иль-минским в 1864 г. Через год открылась братская школа для мордвы в Базарных Юрткулях Спасского уезда этой же губернии. К 1892 г. было открыто для мордвы уже восемь таких школ с общим числом учащихся в них в 289 человек [26]. В этих школах основное внимание уделялось знанию священной истории, начального христианского учения, молитв и церковных песнопений.
Помимо сети братских школ, в ведении «Братства святителя Гурия» ежегодно в каждом уезде открывалось до десяти школ, которые делились на три типа: одноклассные, двухклассные и школы грамоты. В одноклассных школах учащиеся обучались в течение 2—3 лет по следующим предметам: Закон Божий, церковное пение, славянская и русская грамота, четыре правила арифметики. В двухклассных школах обучались пять лет. Во втором классе изучались история, география, естествознание. В школах грамоты обучали навыкам чтения и письма. Этот тип школ не был популярен у населения. Крестьяне пытались перевести детей в одноклассные школы. К началу XX в. школы грамоты закрылись.
Существенно различалось положение приходских и монастырских школ. Последние были обеспечены добротными зданиями, всеми необходимыми учебными пособиями, профессиональными учительскими кадрами. Подобная тенденция прослеживается на примерах Саровского и Са-наксарского монастырей Темниковского уезда Тамбовской губернии и Пайгарм-ского монастыря Инсарского уезда Пензенской губернии. В то же время большая часть церковно-приходских школ испытывала нужду в самом необходимом: хороших помещениях, дровах, свечах, учебных пособиях. В 1880—90-х гг. церковно-приходские школы испытывали большую текучесть учительских кадров из-за крайне низкого их финансового со-
держания. Несмотря на скудные финансовые возможности, епархиальные училищные советы обеспечивали школы необходимыми учебными разработками и пособиями, платили заработную плату учителям, правда, невысокую. Так, в Пензенской губернии в 1891 г. она колебалась от 80 до 120 руб. в год. К началу XX в. практически во всех церковно-приходских школах появляются аптеки, в 1899 г. — библиотеки. Например, в 1914 г. в школах Пензенской губернии было свыше 427 таких библиотек. В связи с чередой неурожайных лет в 1880-х гг. Пензенский епархиальный училищный совет принял в 1891 г. решение о снабжении детей из бедных семей горячим питанием, выделив на эти цели в период с февраля по декабрь указанного года 41 тыс. 600 руб. В начале XX в. в церковно-приходской школе происходят значительные изменения. Повышается образовательный уровень учителей, заработная плата вырастает до 400 руб. в год, делая начальную школу более привлекательной для выпускников учительских институтов. Происходит переход с одноклассной школы к двухклассной. Благодаря конкуренции земств и духовенства к 1914 г. на территории Мордовии, например, было открыто 787 начальных школ всех ведомств [27]. В 1876 г. при Казанской учительской семинарии открылась мордовская начальная школа, где первым учителем был А. Ф. Юртов.
В 1850—60 гг. школы государственных имуществ заменяются земскими. Земские деятели начинают беспрецедентную компанию по вытеснению из школ приходского духовенства. Так, их стараниями из 40 церковно-приходских школ, существовавших в Мордовском крае в 1849 г., к 1884 г. остались только две. По мере роста в обществе либеральных настроений и борьбы с революционным терроризмом правительство искало опору в сельском населении, получавшем образование в церковно-приходских школах, делалая ставку на эту школу как на заслон «либеральной заразе» в деревне. 13 июня 1884 г. царь Александр III утвердил «Правила
церковно-приходских школ», оформив этим актом юридический статус данных учебных заведений, определив схему управления ими. Согласно этим правилам во всех епархиях создавались епархиальные училищные советы, подотчетные местным архиереям. Они решали вопросы об открытии школ, приобретении учебных пособий, найма, перемещения и оплаты труда учителей. Получив поддержку правительства, духовенство активизировало деятельность по созданию сети начальных школ. Если в 1884 г. по стране оставалось всего 4 тыс. школ данного типа, а в уездах Пензенской губернии, вошедших впоследствии в Мордовию, всего 2, то к 1891 г. стало 59 церковно-приходских школ [28].
Помимо сети братских школ, в ведении «Братства святителя Гурия» как православного миссионерского общества находились Казанская духовная семинария и Казанская духовная академия. Для обеспечения миссионеров богослужебными книгами и учебно-методической литературой на языках народов Казанского духовно-учебного округа при Совете Братства была в 1876 г. создана Переводческая комиссия.
Эта комиссия на первых порах мало обращала внимания на мордовские переводы, считая мордву довольно обрусевшей. Такого мнения некоторое время придерживался и Н. И. Ильминский, писавший: «Инородческих племен в пределах Казанского учебного округа девять: татары, башкиры, киргизы, калмыки, чуваши, черемисы, вотяки, мордва и зыряне. Их них мордва, как наиболее обруселое племя, может заимствовать образование непосредственно из русских училищ». Вскоре он изменил эту точку зрения, что подтверждается, в частности, и письмом, отправленным им к обер-прокурору Святейшего синода К. П. Победоносцеву, в котором отмечал: «Замечание о мордовском племени, что оно совсем обрусело, не приложимо к большинству мордовского населения» [29]. «Есть, конечно, — писал он, — большая разница между этими племенами в отношении религиозном, быто-
вом, государственном и политическом, но собственно с педагогическо-учебной точки ни одному племени нельзя отдать предпочтение пред другим, и было бы несправедливо радеть об образовании одних, а другими пренебречь» [30].
Хотя мордва по сравнению с другими народами Поволжья в целом несколько лучше владела русским языком, владение это было не настолько глубоким, чтобы мордовские дети могли сразу обучаться на русском языке, и что к ним не следовало бы применять систему Н. И. Иль-минского. Выводы об «обруселости» мордвы делались преимущественно на основе наблюдений за взрослыми мужчинами, т. е. наиболее активной частью этноса. Что касается женщин и детей, то они гораздо хуже, а то и совсем не владели русским языком.
Последствием такого отношения к мордве стало заметное ее отставание в распространении грамотности на родном языке. Статистика показывает, что в Казанскую учительскую семинарию поступали с лучшими результатами крещеные татары и чуваши, среди которых с 1860-х гг. систематически открывались инородческие школы. Значительно худшими учебными показателями характеризовались мордва, марийцы и удмурты, к просвещению которых система Ильминского была применена позднее и не столь интенсивно. За весь период существования Казанской семинарии (1872—1919 гг.) из ее стен вышли около 1,5 тыс. учителей, в ряду которых лишь 110 человек были из мордвы, что явно не отражало количественного соотношения народов Поволжья. Незадолго до смерти Н. И. Ильминский в письме министру просвещения И. Д. Делянову признал, что невнимание к просвещению мордвы было большой политической ошибкой. Он писал о том, что этим «затрагиваются государственные интересы» и призывал поспешить наверстать упущенное, привлекая к этому важному делу выходцев из мордвы.
Учитывая указанное обстоятельство, руководство Казанского учебного округа пересмотрело отношение к переводам
51
церковно-миссионерской литературы на эрзянское и мокшанское наречия этого языка. Переводы на эрзянское и мокшанское наречия мордовского языка осуществлялись, главным образом, учителями мордовской школы при семинарии А. Ф. Юртовым и М. Е. Евсевьевым. Тиражи изданий варьировались от 1,2 до 2,4 тыс. экземпляров. Однако недостаток переводов для мордвы остро ощущался даже в начале XX в. Так, если к 1910 г. Переводческая комиссия «Братства святителя Гурия» выпустила татарских изданий 247, чувашских 245, то мордовских — лишь 27.
Основатели Братства хорошо понимали, что миссионерско-просветительная деятельность среди нерусских народов не может ограничиваться переводом на их родные языки только богослужебной литературы. Необходимо было создать и соответствующую учебно-методическую литературу, что было немыслимо без разработки норм письменно-литературных языков этих народов.
В 1884 г. в Казани тиражом в три тысячи экземпляров был издан составленный А. Ф. Юртовым «Букварь для мордвы-эрзи с присоединением молитв и русской азбуки», на титульном листе которого значилось: «От Совета Братства св. Гурия дозволяется 9-го августа 1884 года. Председатель Совета Братства Кирилл, епископ Чебоксарский». Это был первый в истории букварь, предназначавшийся для обучения грамоте мордвы-эрзи. Последующие выпуски букварей для нее издавались в 1892—1894 гг. Первый букварь для мордвы-мокши был опубликован в Казани же в 1892 г. (переиздан в 1897 г.).
Переводческой комиссией «Братства святителя Гурия» на «эрзянском наречии мордовского языка», как официально указывалось на титульных листах изданий, были подготовлены и опубликованы «Евангелие от Матфея» (1882), «Евангелие от Луки» (1889, 1897), «Священная история ветхого и нового завета» (1880, 1883), «Покш праздникть» (1881, 1888), «Чин исповедания и како причащати больного» (1894), «Крещение Руси при
святом князе Владимире» (1888), «Молитвы и церковные песнопения» (1890, 1898), «Священная история ветхого завета» (1894), «Рассказ о болезни и смерти Александра III» (1894), «Евангелие от Матфея, Марка, Луки и Иоанна» (1910) и др. На «мокшанском наречии мордовского языка» изданы «Евангелие от Луки» (1891), «Молитвы и ирмосы св. Пасхи» (1891), «Крещение Руси при святом князе Владимире» (1891), «Священная история ветхого завета» (1897), «Рассказ о болезни и смерти Александра III» (1894) и др.
«Братством святителя Гурия» подготовлены и опубликованы более 20 учебных пособий на эрзянском и мокшанском наречиях мордовского языка. Переводческая комиссия Братства сыграла фундаментальную роль в разработке мордовского алфавита на основе кириллицы, используемой и поныне [31]. А. Ф. Юртовым и М. Е. Евсевьевым, привлеченным «Братством святителя Гурия» для этих целей, были заложены национальные основы мордовских письменно-литературных языков в казанских вариантах. Выпускниками Казанской учительской семинарии были первые представители мордовской интеллигенции, не только сохранившие свою этническую идентичность, но и внесшие впоследствии немалый вклад в развитие духовной культуры родного народа (А. Ф. Юртов, М. Е. Евсевьев, З. Ф. Дорофеев, П. С. Глухов, Л. П. Кирю-ков, И. П. Кривошеев, И. Я. Бондяков, Ф. Ф. Советкин, Е. В. Скобелев, И. Ф. Про-каев, М. И. Наумкин, А. М. Чурин,
С. Г. Потапкин, Е. Б. Буртаев, С. З. Варламов, К. К. Кондратьев, В. Н. Калюжнов, Т. И. Данилов, В. П. Ямушкин, И. И. Московкин, Ф. К. Садков, Ф. П. Стрелков и др.).
К началу XX в. в Российской империи так и не была создана общегосударственная система народного образования. В тот период церковно-приходские школы «конкурировали» со школами других ведомств, имея при этом по сравнению с последними несколько плюсов: развет-
вленную сеть приходов, а также более
или менее подготовленных священнослужителей, способных открыть школу практически в каждом селе. Ярким примером этому является семья священнослужителей Архангельских, осуществлявшая миссионерско-просветительскую деятельность в Краснослободском уезде Пензенской губернии. По служебной лестнице выше всех стоял соборный протоиерей г. Крас-нослободска П. А. Архангельский, признанный глава уездного духовенства. С его помощью в уезде было открыто не менее полутора десятков школ, в том числе в мокша-мордовском с. Старое Синд-рово и др. Он был также организатором курсов для учителей, которые каждым летом проходили в Краснослободском духовном училище. Все ближайшие родственники его служили в уезде: отец
А. В. Архангельский был священником монастырской Успенской церкви, затем Троицкого собора, сын П. П. Архангельский служил священником в мокша-мордовском с. Паево Инсарского уезда (ныне Кадошкинского района РМ. — Е. М.), брат А. Я. Архангельский преподавал в Краснослободском духовном училище, племянник П. И. Архангельский был диаконом Троицкого собора [32].
Церковно-школьное начальство постоянно стремилось улучшить качество обучения. Это проявилось первоначально в устройстве учительских курсов, потом в создании специальных классов при двух-
классных ЦПШ, и, наконец, в появлении церковно-учительских школ и семинарий. Стремление к улучшению образования видно также в качественно-количественном соотношении различных типов школ. Вопреки распространенным позднее утверждениям, школы ведомства православного исповедания не были оторваны от жизни. Их выпускники, как и выпускники других типов школ, поступали в учебные заведения более высоких ступеней, могли повышать социальный статус. Таким образом, православная церковь вносила свой вклад в решение проблемы всеобщего образования [33].
Представители русской миссионерской педагогики, несмотря на ряд негативных сторон миссионерского просвещения (политическую ангажированность, конфессиональную узость целей и др.) были главными проводниками в среду мордвы, как и ряда других народов Волго-Камья, достижений русской, а через нее и мировой культуры, трансляторами этих функций к региональному этническому просветительству, сформировавшемуся в лоне православного миссионерского образования. Наиболее дальновидные миссионеры усматривали в православном христианстве не механизм обрусения нерусских народов, а средство приобщения их к русско-православной культуре на базе этнической самобытности.
Библиографические ссылки
1. Макарий, архимандрит. История Нижегородской епархии // Памятники церковных древностей. — Н. Новгород, 1999. — С. 77.
2. Кудаева Л. В. Становление и развитие начального образования в Мордовском крае во второй половине XIX — начале XX века : автореф. дис. ... канд. пед. наук. — Н. Новгород, 1996. — С. 3.
3. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. — М., 1951. — С. 172.
4. Мотыка И. И. Миссионерско-просветительская деятельность Русской православной церкви среди мордвы во второй половине XVI — начале XX в. : автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Саранск, 2002. — С. 1.
5. Документы и материалы по истории Мордовской АССР. — Саранск, 1940. — Т. 2. — С. 238—240.
6. Макарий, архимандрит. Указ. соч. — С. 109.
7. Мотыка И. И. Указ. соч. — С. 15.
8. Феоктистов А. П. Истоки мордовской письменности. — М., 1968, — С. 58—77 ; Титков Е. П., Никулин И. Н. Да светит Ваш пред людьми. Жизнь и судьба епископа Дамаскина. — Н. Новгород, 1999. - С. 92.
9. Феоктистов А. П. Истоки мордовской письменности. — С. 61.
10. Титков Е. П., Никулин И. Н. Указ. соч. — С. 92—93, 134.
53
11. Феоктистов А. П. Истоки мордовской письменности. С. 60.
12. Титков Е. П., Никулин И. Н. Указ. соч. С. 112—113.
13. Там же. С. 114.
14. Феоктистов А. П. Истоки мордовской письменности. С. 12, 25, 38, 47.
15. Бессмертный А. Р. Национализм и универсализм в русском религиозном сознании // На пути к свободе. — М., 1989. — С. 142 ; Кузнецова Л. М. Дамаскин-Руднев — просветитель земли нижегородской // Записки краеведов. Очерки, статьи, воспоминания, документы, хроника. — Н. Новгород, 1991. — С. 59—60.
16. Мокшин Н. Ф. Материалы о мордве в архиве Географического общества СССР // Край мордовский. — Саранск, 1977. — С. 135.
17. Орнатов П. Мордовская грамматика, составленная на наречии мордвы-мокши. — М., 1838. — С. 9-10.
18. Там же. — С. 9-11.
19. Феоктистов А. П. Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков. — М., — 1976. — С. 130.
20. Мотыка И. И. Указ. соч. — С. 17.
21. Мокшин Н. Ф. Религиозные верования мордвы. — Саранск, 1998. — С. 169.
22. Знаменский П. В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. К 25-летию братства св. Гурия. — Казань, 1892. — С. 204.
23. Машанов М. А. Обзор деятельности Братства св. Гурия за 25 лет существования его. 1867—1892. — Казань, 1892. — С. 8.
24. Машанов М. А. Указ. соч. — С. 171.
25. Г рекулов Е. Ф. Церковь, самодержавие, народ (2-я половина XIX — начало XX в.). — М., 1969. — С. 52.
26. Национальный архив Республики Татарстан (НАРТ). — Ф. 968. — Оп. 1. — Д. 116. — Л. 11 — 12; Отчет Братства св. Гурия за восемнадцатый братский год с 4 октября 1884 по 4 октября 1885 г. — Казань, 1885. — С. 41, 108—109, 120—121 ; Машанов М. А. Указ. соч.
27. Мотыка И. И. Указ. соч. С. 18—19.
28. Дворжанский А. И. История Пензенской епархии. — Пенза, 1999. — Кн. 1. — С. 218.
29. Ильминский Н. И. Письма к обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву. — Казань, 1895. — С. 324.
30. НАРТ. Ф. 968. — Оп. 1. — Д. 116. — Л. 1.
31. Мокшин Н. Ф. Кириллица у мордвы // Этнопанорама. — 2002. — № 1. — С. 60—63.
32. Бахмустов С. Б. Из истории церковного просветительства в Мордовии // Саран. епарх. ведомости. — 2002. — № 10. — С. 40.
33. Филиппов С. А. Социально-гуманитарная деятельность прихода Русской православной церкви в конце XIX — начале XX века (по материалам Самарской епархии) : автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Самара, 2002. — С. 19—20.
