Мировое соглашение как способ разрешения гражданского иска в уголовном деле Текст научной статьи по специальности «Право»

Литература

1. Данилов-Данильян А. Нужна «политика конкурентоспособности» Вестник ассоциации менеджеров. 2004. №3. С.6-9.

2. Годовой отчет ОАО «Казаньоргсинтез»/Источник: http://www.kos.ru

© А. Н. Зиннатуллина - ст. преп. каф. экономики КГТУ.

УДК 343.121.5

М. Р. Самитов

МИРОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ КАК СПОСОБ РАЗРЕШЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ИСКА В УГОЛОВНОМ ДЕЛЕ

Рассматривается разрешения гражданского иска в уголовном судопроизводстве как возможность заключение мирового соглашения между гражданским истцом и гражданским ответчиком. Предлагается законодательно закрепить в УПК РФ возможность утверждения судом заключенного между сторонами гражданского иска в уголовном деле мирового соглашения, причем как при прекращении уголовного дела, например, по амнистии или иным основаниям, так и при вынесении судом приговора.

Создание альтернативных форм разрешения уголовно-правовых конфликтов стало в последние годы одной из отличительных особенностей развития ряда национальных правовых систем. Совет Европы рекомендует сочетать неотвратимость уголовной ответственности в каждом случае совершения преступления с принципом «дискреционного судебного преследования» т.е. правом компетентных государственных органов отказаться от уголовного преследования или прекратить его по делам, «влекущим мягкие наказания» при соблюдении подозреваемым некоторых условий, в частности примерного поведения, выплаты денежных сумм - компенсации потерпевшему или прохождения испытательного срока [1].

В процессуальной литературе последних лет затрагиваются вопросы исследования проблем, связанных с расширением элементов консенсуализма в уголовном судопроизводстве. Рассматривая вопрос о допустимости применения ст.76 УК РФ и ст.25 УПК РФ, когда вред еще не возмещен, между сторонами лишь имеется соглашение по поводу его возмещения, Л. Г оловко считает неверным узкое толкование фразы «загладило причиненный вред» Приобретение потерпевшим в качестве кредитора юридически закрепленных (в том числе с доказательственной точки зрения) и формально определенных прав требования к лицу, совершившему преступление, или, иными словами, имущественных прав, вполне может рассматриваться как способ возмещения вреда, при условии, конечно, что сам потерпевший принимает такой способ возмещения, считая его достаточным. В конечном счете, по его мнению, все должно зависеть от усмотрения потерпевшего, свободного в осуществлении принадлежащих ему гражданских прав (ст. 9 ГК РФ). Кроме того, иное решение вопроса может привести к тому, что далеко не все будут поставлены в одинаковые условия: один способен с легкостью возместить вред единовременно и не понести, следовательно, уголовную ответственность; другой, имея вполне скромные доходы, несмотря на свою готовность к

181

более гибкой форме возмещения вреда, окажется на скамье подсудимых только потому, что правоприменитель слишком буквально воспринимает слово «загладило» предпочитая (причем в отличие от потерпевшего) права вещные правам обязательственным [2].

В подкрепление этой точки зрения он ссылается также на то, что в иностранном праве, несколько ранее воспринявшем идеи консенсуализма в уголовном праве и процессе, такого рода соглашения практикуются достаточно часто [2].

Признав, что соглашение между потерпевшим и лицом, совершившим преступное деяние, может рассматриваться как способ возмещения вреда и служить основанием освобождения от уголовной ответственности, мы неизбежно сталкиваемся с проблемой: какие правовые последствия будет иметь неисполнение указанным лицом своих обязанностей, вытекающих из соглашения, и как в таком случае защищаются права потерпевшего? Подчеркнем, что к этому моменту уголовное дело уже будет прекращено на основании ст. 25 УПК РФ. Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо сначала решить иной - какова юридическая и, прежде всего, гражданско-правовая природа соглашения между потерпевшим и лицом, совершившим преступное деяние.

Не вызывает сомнений тот факт, что первоначально (в результате совершения преступления) между ними возникло правоотношение, вытекающее из деликтного обязательства. И вот далее стороны заключают определенное соглашение, содержание которого может быть самым разнообразным: от возмещения вреда в полном объеме в денежной форме, но по частям в установленные сроки, до предоставления виновным потерпевшему имущества (скажем, автомобиля) в безвозмездное пользование на определенный срок либо оказания ему безвозмездных услуг, которые совершенно необязательно должны быть связаны с восстановлением (исправлением) имущества, поврежденного или утраченного в результате преступления. Сложность при оценке юридической природы такого соглашения заключается в том, что российскому материальному гражданскому праву неизвестно мировое соглашение или, используя западную терминологию, трансакция (transaction) как самостоятельный и специально регулируемый вид гражданско-правового договора.

Советская доктрина всегда достаточно жестко подходила к возможности заключения компромиссных соглашений при возникновении обязательств из причинения вреда, признавая в качестве принципа принудительный характер норм, регулирующих данный вид обязательств [3]. По сути, способы возмещения вреда ограничивались лишь восстановлением прежнего состояния и возмещением убытков; третий путь - заключение между сторонами соглашения - не рассматривался вообще [4]. Можно, конечно, вспомнить в этой связи, что отечественному гражданскому процессуальному праву всегда был известен институт мирового соглашения (ст. 173 действующего ГПК РФ), однако он, во-первых, требует формального возбуждения производства по гражданскому делу, что в нашей ситуации не происходит,

а, во-вторых, мировое соглашение в гражданском процессе по своей юридической природе больше напоминает судебное решение, текст которого вырабатывается совместными усилиями сторон и суда, его утверждающего, нежели договор как вид сделки.

Замена деликтного обязательства договорным проблемой порождает множество проблем, в связи с чем мы и исходим из целесообразности придания заключенному между обвиняемым (гражданским ответчиком) и гражданским истцом (потерпевшим) соглашения принудительной силы через его утверждение органом, ведущим производство по уголовному делу. Если развивать данное направление защиты прав потерпевшего, необходимо вносить определенные коррективы в уголовно-процессуальное законодательство. Нетрудно обязать стороны составлять свое соглашение о порядке возмещения причиненного преступлением ущерба в письменной форме (как того требует, скажем, ст. 2044 ГК Франции). Гораздо сложнее отве-

182

тить на вопрос, кто в таком случае должен утверждать их соглашение, чтобы оно получило исполнительную силу. Может быть, лицо, принимающее решение об освобождении от уголовной ответственности и о прекращении уголовного дела, то есть в большинстве случаев следователь или орган дознания? Такой вариант многим процессуалистам представляется неудачным, ибо он приведет к тому, что указанные лица приобретут квазисудебные функции [5,2]. Мы же полагаем, что следователь, дознаватель, прокурор на досудебных стадиях уголовного судопроизводства выполняют многие функции, аналогичные функциям суда в судебных стадиях (принимают решения о приостановлении производства по делу, о прекращении производства по делу, о производстве следственных и иных процессуальных действий и т.д.). Возложение на них обязанности проверить законность заключенного между сторонами соглашения ничего принципиально не меняет в природе их деятельности: речь идет об установлении обстоятельства (юридического факта), имеющего значение для дела, не более того.

Отмечается и еще одна проблема: наличие между сторонами договора о возмещении вреда может создать больше проблем для потерпевшего, которому и так уже причинен вред, чем для лица, освобожденного от уголовной ответственности.

С точки зрения действующего российского права единственным способом защиты прав потерпевшего в случае неисполнения (ненадлежащего исполнения) должником предусмотренных в соглашении сторон обязанностей является иск, предъявляемый в порядке гражданского судопроизводства [2]. Здесь видится существенный недостаток правового регулирования этого основания освобождения от уголовной ответственности. Идя навстречу не только своим интересам, но и интересам виновного и заключая с ним специальный договор либо определяя порядок исполнения деликтного обязательства, потерпевший лишается возможности использовать те льготы, которые дает ему так называемый «соединенный процесс» то есть рассмотрение гражданского иска в уголовном процессе. Ведь если освобожденное от уголовной ответственности лицо нарушит права потерпевшего, к этому моменту уголовное дело будет уже прекращено, а его возобновление по такому основанию законом не допускается. Исходя из этого, предлагается установить особо предусмотренную уголовно-процессуальным законодательством возможность возобновления уголовного дела в случае, когда освобожденное от уголовной ответственности лицо не исполняет принятые на себя перед потерпевшим обязанности. Иными словами, неисполнение гражданско-правовых обязанностей (внедоговорных или договорных) должно обеспечиваться в рассматриваемой ситуации не только гражданско-правовыми, но и уголовно-процессуальными санкциями [2]. Пока же потерпевший, согласившийся на заключение с виновным договора о возмещении причиненного преступлением вреда, в случае прекращения уголовного дела на основании ст. 76 УК РФ и ст. 25 УПК РФ имеет возможность искать защиту своих прав только в порядке гражданского судопроизводства. Полагаем возможным законодательное закрепление в УПК РФ возможности утверждения судом заключенного между сторонами гражданского иска в уголовном деле мирового соглашения, причем как при прекращении уголовного дела, например, по амнистии или иным основаниям, так и при вынесении судом приговора.

Утвержденное судом мировое соглашение в части гражданского иска по уголовному делу могло бы иметь многообразное правовое значение:

1) суд был бы освобожден от обязанности проводить судебное следствие в этой части уголовного дела;

2) это можно было бы расценивать как исполнение обязанности загладить причиненный преступлением имущественный и моральный вред, что влияет на возможность прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон (ст.76 УК РФ и ст.25 УПК РФ), а также в связи с деятельным раскаянием (ст.75 УК РФ и ст.28 УПК РФ). Полагаем также,

183

что этому следовало бы придать правовое значение при решении вопроса о возможности применения условного осуждения (ст.73 УК РФ), а также о возможности условнодосрочного освобождения от отбывания наказания (ст.79 УК РФ) и замены неотбытой части наказания более мягким (ст.80 УК РФ);

3) в таких случаях, возможно, было бы постановление приговора по уголовному делу в порядке главы 40 УПК РФ. Пока же, напомним, Пленум Верховного Суда РФ дал разъяснения, согласно которым если подсудимый выражает несогласие с основаниями или объемом гражданского иска, его ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства удовлетворению не подлежит;

4) мировое соглашение в части гражданского иска можно было бы рассматривать как основание для возбуждения исполнительного производства, что ускорило бы процесс возмещения причиненного преступлением вреда и др. [6].

Мы согласны с Н.В. Кузнецовой, что институт мирового соглашения при производстве в части гражданского иска нисколько не противоречит духу, принципам, назначению уголовного судопроизводства.

УПК РФ расширяет сферу действия принципа диспозитивности. Юридическую, формальную истину традиционно считали атрибутом инквизиционного процесса. Существует, правда, и другая точка зрения, согласно которой принцип формальной истины характерен для частно-искового процесса [7]. Вместе с тем формальная истина, т.е. соответствие выводов суда сведениям, полученным в результате установленной законом процедуры, никогда не могла быть полностью изгнана из уголовного судопроизводства. Сфера ее действия становилась то шире, то уже, отражая, помимо всего прочего, соотношение публичности и диспозитивности. Во всех случаях, когда речь идет о действии презумпций, праве сторон заключать мировые соглашения или об исключении относящихся к делу сведений в силу дефектности их процессуальной формы, мы имеем дело с юридическими фикциями, арсенал которых «юридическая истина использует в качестве своего орудия» 77

Доминирование в установленных законом случаях юридической истины над истиной материальной и соответственно принципа диспозитивности над принципом публичности отражает современные представления о социальной ценности судебной процедуры не только и не столько как формы легитимной государственной репрессии в отношении нарушителей закона, но и как способа разрешения возникающих конфликтов с наименьшими потерями для общества. С этой точки зрения, по обширной и могущей стать еще шире категории дел примирение сторон социально желательнее, чем полное и достоверное установление всех обстоятельств дела.

Литература

1. Доступ к правосудию. Рекомендация Комитета министров № R (87) 18 от 17 сентября 1987 г. // Российская юстиция. 1997. № 8. С. 2

2. Головко Л. Некоторые гражданско-правовые проблемы, возникающие в связи с применением статьи 76 нового Уголовного кодекса РФ //Хозяйство и право. 1998. № 2. С.13; С.14.

3. Яичков К.К. Система обязательств из причинения вреда в советском праве. Вопросы гражданского права. - М.: МГУ, 1957. С. 148 - 149.

4. Флейшиц ЕА. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951. С. 74 - 177.

5. Шадрин B.C. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений. М., 2000. С. 152.

6. Кузнецова Н.В. Мировое соглашение в части гражданского иска в уголовном судопроизводстве // Актуальные проблемы юридической науки и образования: Сб. науч. статей. Выпуск 1. 2005. С. 26.

7. Смирнов А.В. Модели уголовного процесса. СПб, 2000. С.89; С. 95.

© М. Р. Самитов - соиск. каф. уголовного процесса Удмуртского госуд. ун-та

184