CC BY
77
УДК 1 (091)
А. Л. Казин*
МИРОВАЯ ВОЙНА КАК ИСТОРИОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА (К СТОЛЕТИЮ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ)
За несколько лет до начала Первой мировой войны Л. Н. Толстой и В. С. Соловьев сформулировали две полярно противоположные позиции относительно войны — абсолютно пацифистскую и христианскую, восходящую в отечественной традиции к известной формуле свт. Филарета Московского: «Прощай врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагами Божиими». В дальнейшем большинство отечественных мыслителей примыкало ко второму направлению, за исключением, разумеется, социалистов-марксистов, для которых война есть революционное продолжение классовой борьбы. Наиболее фундаментальную концепцию Великой войны предложил В. Ф. Эрн, согласно которому на ее полях происходит сражение между православным Логосом и агрессивным духом германского феноменализма
Ключевые слова: война, мир, пацифизм, милитаризм, христианский логос, Россия.
A. L. Kazin
World War as historiosophical problem (To the centenary of the First World War)
Shortly before the outbreak of World War I Leo Tolstoy and Vladimir Solovyov had formulated two diametrically opposed attitudes on the war. Tolstoy position was absolutely pacifist, but Solovyov's attitude was Christian, having its roots in the national tradition to the famous formula of Patriarch Philaret of Moscow: «Farewell enemies, crush the enemies of the Fatherland, shun the enemies of God».The majority of Russian thinkers adjoined to the second direction later on, except the Socialist-Marxists who considered the War as continuation of the revolutionary class struggle, of course. The most fundamental concept of the Great War proposed Vladimir Ern, who declared that on fields of War there is a battle between the Orthodox Logos and aggressive spirit of the German phenomenalism.
Keywords: war, peace, pacifism, militarism, Christian Logos, Russia.
Метафизика войны
Первая мировая война — ключевое событие ХХ в. Нет сомнения, что первая
и вторая мировые войны суть одна и та же война, разделенная двадцатилетним версальским перемирием. Маленькая деталь: по настоянию Гитлера капитуляция Франции
* Казин Александр Леонидович — доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой искусствознания Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения, к18дикй:@уа^ех. ги.
172
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2014. Том 15. Выпуск 4
в 1940 г. была подписана в том же железнодорожном вагоне на том же самом месте, где в 1918 г. была подписана капитуляция Германии. Более того, мы и сейчас, в начале XXI в. живем в мире, обусловленном Первой мировой и ее результатами. Распад Российской Империи, образование СССР, возвышение США, гитлеровский оккультный рейх, красное знамя над Берлином, последующий крах Советского Союза, нынешнее противостояние России с Западом — начало этой цепочки восходит именно к августу 1914 г. Разумеется, роковую цепь породил не выстрел в Сараево (школьный пример различия повода и причины). Тогда что же?
Самый простой ответ лежит на поверхности: борьба за рынки. Для капитала начала XX в. это важнейшая тема. Она лишний раз подчеркивает враждебность капитализма самой жизни человека (около 20 млн жертв 1-й войны и около 50 млн — 2-й). Однако в новых рынках и колониях была заинтересована прежде всего Германия. Российская Империя могла вообще не вступать в эту войну. Однако вступила.
Германия, как известно, объявила России войну после того, как та заступилась за православную Сербию. (Не лишним будет упомянуть здесь, что и в две предыдущие войны — Балканскую и Крымскую — Россия оказывалась втянутой по причинам религиозно-национального характера: освобождение святынь и братьев-славян.) Первая мировая война отличается для России в этом плане только масштабами. Не случайно президент В. В. Путин при открытии памятника героям этой войны в Москве на Поклонной горе 1 августа 2014 г. подчеркнул духовно справедливый ее характер. Однако тут возникает вопрос: не слишком ли велика цена? Одним из итогов той войны стало большое сербское монархическое государство, приютившее после революции многих русских эмигрантов. Но ведь погибла православная Российская Империя. Или не совсем погибла?
Русская национальная мысль основательно поработала над осмыслением войны вообще, и Великой войны 1914-1917 гг. в особенности. В феномене войны для русского сознания сплетены два антиномических тезиса, совместить которые рационально практически невозможно. Война есть основное явление нашего мирового эона — повторял Н. А. Бердяев в ряде своих работ, имея в виду как социально-антропологическое, так и духовно-религиозное состояние бытия, история которого началась грехопадением первых людей под влиянием Змея, продолжилась убийством Каином своего брата и закончится, как известно, апокалипсической войной небесных сил накануне Страшного суда. Вместе с тем война есть пространство проявления высшей христианской силы — самопожертвования, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин 15: 13).
За несколько лет до начала Первой мировой войны Л. Н. Толстой и В. С. Соловьев сформулировали две полярно противоположные позиции относительно войны — абсолютно пацифистскую и христианскую, восходящую в отечественной традиции к известной формуле свт. Филарета Московского: «Прощай врагов своих, сокрушай врагов Отечества, гнушайся врагами Божиими». В дальнейшем большинство отечественных мыслителей примыкало ко второму направлению, за исключением, разумеется, социалистов-марксистов, для которых война есть революционное продолжение классовой борьбы. Наиболее фундаментальную концепцию Великой войны предложил В. Ф. Эрн, согласно которому на ее полях происходит сражение между православным Логосом и агрессивным духом германского феноменализма («От Канта к Круппу»). Впоследствии, в 1925 г., эту линию по-своему продолжил И. А. Ильин применительно к «белой идее» — национальной борьбе против интернационал-коммунизма («О со-
противлении злу силою»), за что удостоился определений вроде «небесного ЧК» и «кошмара злого добра».
Так или иначе, война осмыслялась в русской мысли на религиозно-метафизическом уровне, эта трагическая тема связывалась с противоборством основных действующих лиц мироздания. Новым здесь было установление связи Великой войны ХХ в. с состоянием модернистской европейской цивилизации, которая под лозунгами гуманизма и прогресса готовила столкновение наиболее цивилизованных народов в истории. Выражаясь категориально, Первая мировая явилось саморазоблачением модерна и переходом в постмодерн, т. е. началом конца евро-американского мира.
Война против государства
Нравится нам это или нет, мы должны признать нисходящий, инволюционный характер исторического процесса на Западе и отчасти в России — в той мере, в какой она разделяет судьбу Запада. Однозначно прогрессируют только технологии — все остальное, по меньшей мере, спорно. В частности, государственность становится воспоминанием, полицейской надстройкой, «ночным сторожем» — чем угодно, только не волей к властвующей истине. В свое время идеальную природу государства отразил в своих «Законах» и «Государстве» Платон, для которого порядок социума был прямым продолжением божественной гармонии космоса (космос, как известно, и означает «порядок»). Правда, уже в позднем Риме статуя кесаря нашла себе место в храме рядом со статуей Юпитера, иногда даже отождествляясь с ней (император Август в образе «царя богов и людей»). Указанное отождествление стало символом дальнейших преобразований власти в Европе, где католическая церковь оказалась во многом продолжением языческой римской державы — во всяком случае, в плане ее институционального устройства (князь-папа), борьбы за светскую власть с королями (папоцезаризм) и т. п.
Начиная с эпохи Ренессанса в Европе развивается процесс постепенного слома классической западно-христианской парадигмы Средневековья, с его четким разделением на «град земной и град небесный», с его феодально-монастырским общественным устроением. Возрождение означало инициацию нового — модернистского проекта для Запада. Точка сборки власти с этого времени медленно, но верно смещалась от сакрального к светскому, от теоцентрического к антропоцентрическому. Реформация в Германии сама отделила королевскую власть от церкви, в Англии король создал собственную церковь. Во Франции XVII — XVIII вв. стали временем абсолютизма в Старом свете, от «короля-солнца» Людовика XIV до Наполеона, осуществлявших именно антропоцентрический (модернистский) принцип в политике. Точкой приложения власти здесь оказывается государственность как таковая, уже не сакральная (за которую отдала жизнь, например, Жанна д'Арк), а именно светская (даже революционная, как в случае с Бонапартом). Собственно, наполеоновская (а до него кром-велевская) диктатура, несмотря на весь свой грозный военно-политический арсенал, отодвинула сектор власти в Европе еще дальше от центра — от государственности к экономике, материально-хозяйственной жизни вообще. Буржуазные революции сделали свое дело. Государственность превратилась в корпорацию по производству обывательского блага. Ее центром стал ницшеанский моргающий «последний человек», который, наконец, обрел свое счастье: «...у нас есть свое маленькое удовольствие для дня и свое маленькое удовольствие для ночи».
Духовно-политический смысл Первой мировой войны и заключался в том, что она ликвидировала остатки христианской государственности в Европе. Были уничтожены крупнейшие континентальные империи — Российская, Германская, Австро-Венгерская, а заодно и мусульманская Османская. По сути, их спровоцировали убить друг друга. Иудео-кальвинистский англосаксонский мир взял верх над «страной святых чудес», как называл Европу А. С. Хомяков. К власти в старой Европе пришли в основном масонские ложи — «буржуазные республиканцы, рядящиеся в мистические одежды» (Т. Манн). Официальный масонский титул Керенского, например, звучал «Генеральный секретарь Верховного совета» ложи. Даже младотурки руководились теми же идеями. Остались, конечно, декоративные монархии вроде голландской или шведской, но реальной сверхдержавой в результате Первой мировой стал глобальный финансовый интернационал в псевдогосударственной оболочке США.
В России, однако, дело обстояло несколько иначе.
Война за государство
Вопреки всему сказанному относительно старой Европы, Россия — и прежде всего русская власть — не проделала (во всяком случае, не проделала до конца) подобного нисходящего движения от классики к модерну. Вплоть до февраля 1917 г. у власти в России находился самодержавный (а не декоративный) православный государь — случай для Европы немыслимый. Со времен старца Филофея с его Третьим Римом и Иоанна Грозного с его образом священного Царства русская мысль все более утверждалась в том, что Россия — страна не европейская, существующая по другому принципу. «Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою; ее история требует другой мысли, другой формулы» (А. С. Пушкин). В основе отечественной цивилизации лежит устойчивая духовно-онтологическая структура, которая воспроизводит себя под разными именами и знаменами на протяжении вот уже тысячи лет. Внешне она напоминает знаменитую матрешку, в сердцевине которой находится религиозно-языковое ядро — православная вера и славяно-русский язык. Вокруг этого ядра с течением времени наращиваются культурные оболочки — культура, государственность, технологии. Отсюда и наше национальное отношение к войне, власти, собственности и свободе. Почти все понимали — а многие понимают до сих пор — что державная вертикаль в России — не чья-то выдумка или «отсталость», а естественная и даже единственно возможная форма социальной организации народа, который хочет жить по правде. Государство на Руси (а государство вообще — это организованная воля к власти) успешно действует лишь в той мере, в какой оно несет на себе священную харизму. Коль скоро оно эту харизму утрачивает, в стране начинаются войны, смуты и революции.
Война 1914 г. была направлена прежде всего против классического христианского государства в России.
Война и либералы
Русский двадцатый век начался, как известно, с японской войны и революции 1905 г. «Свободолюбцы» и японцы действовали в одном направлении — воевали против православной Империи. Именно тогда многолетняя либерально-революционная
пропаганда — от Радищева до анархистов — дала свои плоды: забастовки, убийства жандармов, восстания на флоте, бунты инородцев. Модернисты были последовательны: журнал «Золотое руно» вышел в 1905 г. в стилизованной японской обложке. Революцию 1905 г. не дал довести до конца простой русский народ, благословленный на это св. Иоанном Кронштадтским. В то же время «прогрессивное общество» рукоплескало террористам и посылало поздравления с победой в войне японскому императору...
Конечно, в тогдашней России были и другие интеллектуальные силы, которые предупреждали либеральную (от кадетов до социалистов) интеллигенцию, что добром дело не кончится. В 1909 г. в Петербурге вышел знаменитый сборник «Вехи», где лучшие русские умы (кстати, сами бывшие марксисты и либералы) призывали отечественных «демократов» одуматься и не доводить дело до нового взрыва. Однако на них дружно накинулся объединенный фронт «борцов за народное счастье», от Милюкова и Мережковского до Ленина. Мудрые предостережения веховцев были искусно замолчаны или дискредитированы, все «порядочные люди» с ума сходили от ненависти к «царизму», и 2/15 марта 1917 г., надев красные банты, поздравляли друг друга с освобождением.
Война и императорская власть
Февраль 1917 г. — это главная русская трагедия ХХ в. В сущности, февральская революция была хорошо срежиссированным «информационным» переворотом, которому был нужен только повод. На это и рассчитывали те, кто войну провоцировал. Прав был Лермонтов: «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет». На протяжении всех 304 лет своего существования династия Романовых вела борьбу за православное царство на Руси.
Конечно, не надо Романовых идеализировать. Один Бог без греха. Наиболее серьезным упреком монархии Романовых является, во-первых, «синодальный плен» церкви и, во-вторых, крепостное право. Однако во времена Синода петербургские императоры оставались такими же благословленными на царство христианскими государями, как и до Петра. Что касается зависимости крестьян от помещиков, то, вопреки либеральным преувеличениям, крепостное право осуществлялось на Руси во многом как родовая, семейная организации жизни. Точно сказал об этом в 1918 г. С. А. Аскольдов в статье «Религиозный смысл русской революции»:
Русь была до отмены крепостного, а отчасти и после него страной рабов и рабовладельцев, но это не мешало ей быть Святой Русью, поскольку крест, несомый одними, был носим со светлой душой и в общем и целом с прощением тех, от кого он зависел, поскольку и те и другие с верою подходили к одной и той же святой чаше. Так праведность десятков миллионов очищала и просветляла в единстве народного сознания грех немногих тысяч поработителей, к тому же грех, часто ясно не сознаваемый в качестве такового ни той, ни другой стороной [1, с. 233-234].
Об опасности большой войны как «спусковом крючке» революции говорили императору Николаю II такие разные люди, как, например, бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново и Григорий Распутин. Но вошедший в силу российский атеистический либерализм жаждал своей социальной войны не меньше, чем тевтонский милитаризм — войны национальной. Внутренние и внешние противники русской
монархии нашли друг друга в лице левых западников — интернационал-коммунистов, желавших поражения собственному правительству (совсем как издатели «Золотого руна» девятью годами ранее).
Если бы царская Россия сохранила набранную в начале ХХ в. экономическую динамику, она, как подсчитано специалистами, к 40-м годам ХХ в. вышла бы на первое место в Европе (или даже в мире) по уровню своего хозяйственного и технологического развития. И до Москвы и Волги немцы в Первую мировую не дошли — бои шли в Галиции и Польше. До победы над Германией в марте семнадцатого оставалось совсем немного. Но Бог судил иначе, и мученик Николай причислен теперь к лику святых вместе со всем своим зверски убитым семейством.
Война и революция
Как и следовало ожидать, за девять месяцев «демократической» власти, к октябрю 1917 г., Россия была доведена до полного развала. После падения монархии Милюков, Керенский и К° попытались слепить умеренную парламентскую республику из распадающейся Евразии, но их власть на глазах сужалась, как шагреневая кожа. Уж на что ненавидел большевиков Иван Бунин, доходя в «Окаянных днях» до социального расизма («белая» русофобия), однако даже он указал настоящих виновников русской трагедии февраля 1917 г. — тех самых деятелей «прогрессивного блока» в широком смысле слова, которые много лет раскачивали в разные стороны корабль Российской Империи. Начали эту «раскачку» планировавшие цареубийство декабристы, продолжили «шестидесятники», поклонявшиеся дарвиновской обезьяне, а закончили респектабельные думцы — либералы и националисты. Принимать отречение царя отправились октябрист Гучков и националист Шульгин — в высшей степени символическая пара.
Разрушив традиционную и успешную для России монархическую государственность, интеллигентская власть оказалась полностью несостоятельной — одинаково в военном, экономическом и особенно в идейном плане. Либеральные утопии о правовом государстве в стиле французской республики в стране, привыкшей жить по вере и присяге, свидетельствовали прежде всего о непереходимой пропасти между «белой» и «черной» костью в России, между ее «мозгом» (во многом, к сожалению, импортированном из европейских университетов) и всем остальным составом нации. Вот характерные слова бывшего царского генерала — персонажа философского полилога С. Н. Булгакова «На пиру богов»:
Россия есть царство или же ее вообще нет. Этому достаточно научило нас Смутное время. Этого не понимали только самодовольные «вожди» (интеллигенты-либералы. — А. К.), которые самоуверенно расположились после февраля в министерских креслах, как у себя дома. Но пришли другие люди, менее хитроумные (большевики. — А. К.), и без церемонии сказали: позвольте вам выйти вон. Ну, иных и помяли при этом — без этого перевороты не обходятся. А я вам скажу — и отлично сделали. Уж очень отвратительна одна эта мысль об «окадеченной», конституционно-демократической России. Нет, уж лучше большевики «style russe», сарынь на кичку! Да из этого еще может и толк выйти, им за один разгон Учредительного собрания, этой пошлости всероссийской, памятник поставить надо. А вот из мертвой хватки господ кадетов России живою не выбраться б! [2, с. 159].
Что верно, то верно.
Война и советская власть
Конечно, интернационал-коммунистическая «ленинско-троцкистская гвардия» — это настоящие демоны революции («красная» русофобия). В конце 1930-х гг. меч братоубийственной войны, который они подняли, обрушился на них самих. Вместе с тем, нравится это кому-либо или нет, именно большевики собрали рухнувшую Россию почти в прежних имперских границах. Вопреки собственному презрению к исторической России, Ленин и Троцкий ввели «отчалившую» Русь в жесткие дисциплинарные берега, выиграв Гражданскую войну. Кстати, за красных воевало немногим меньше царских офицеров и генералов, чем за белых. Однако подлинным создателем СССР был, конечно, Иосиф Сталин, построивший на основе национал-большевизма фактически новую сверхдержаву, взявшую в 1945 г. Берлин, овладевшую ядерным оружием и первой вышедшую в космос. Причем у него не было колоний и волшебных источников нефти, все приходилось делать на энтузиазме, страхе и рабском труде. Если бы этого не произошло, сейчас уже не было бы не только русского народа, но и многих других, примкнувших к нему племен. Стоило ли спасение Руси такой цены? Тут каждый выбирает свое. В мае и августе сорок пятого Россия в лице СССР взяла реванш за «похабный» Брестский мир и за Цусиму. Не случайно антикоммунист Бунин вскакивал в 1945 г. с места при появлении советского полковника в парижском театре.
Война и современная Россия
Возможно, Россия сегодня — это единственная в мире страна, сохранившая христианский потенциал жизни и культуры, в отличие от нехристианского (языческого) Востока, или от постхристианского Запада, практически расставшегося с верой уже в эпоху Просвещения. На протяжении последних трехсот лет Запад ведет перманентную войну против православной Руси. Первая мировая — только одно из ее сражений. Сегодня, ровно через сто лет после 1914 г., мы имеем очередное обострение указанного — религиозно-мировоззренческого, по сути — противостояния. В качестве тарана для России ныне используется Украина. Будем надеяться на успешный для нас исход этой цивилизационной войны.
Прав политолог А. С. Панарин: «В русской истории действуют два тайных принципа — союз грозного царя с народом против изменников-бояр и союз пророчествующей церкви с "нищими духом" против сильных и наглых» [3, с. 22]. Самые демократические законы и самые либеральные избирательные правила всегда оставались (и останутся) в России только на бумаге потому, что русский народ неизменно перерабатывает навязываемые ему извне принципы «под себя», под свою коренную духовно-онтологическую структуру. Нам, живущим в современной России, необходимо взять в XXI в. все лучшее, что было создано предками в истории — и царской, и императорской, и советской. Войны на земле всегда были, есть и будут. Важно извлекать из них уроки для мира.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аскольдов С. А. Религиозный смысл русской революции // Из глубины. — М., 1991.
2. Булгаков С. Н. На пиру богов // Из глубины. — М., 1918.
3. Панарин А. С. Искушение глобализмом. — М., 2000.
