Е. П. Борзова
«Мир без границ» и границы суверенитета
Глобальные тенденции трансформации современного мира отражают необходимость формирования единого мира как единого пространства, «мира без границ». В результате таких транснациональных процессов явно обозначилась потребность в создании глобального права, права «гражданина мира»; становлении всеобщего мышления, способного к целостному синтезу междисциплинарного знания; исследовании глобальной культуры, всемирной собственности, общепланетного хозяйства, единого коммуникативного пространства. Действительно, в мире происходят процессы всеобщего, транснационального значения, которые, размывая границы, требуют ответной реакции от политиков всемирного уровня, и с этим уже никто не спорит. Мировая политика современного мира вынуждена если не решать, то учитывать эти процессы глобализации, более того, политологи создают теоретические проекты нового политического миропорядка, где не будет места государственно-центристской системе. Однако, реальная, а не теоретическая современность такова, что наряду с мировыми интеграционными и интернациональными процессами усиливается (и этому способствует реальная мировая политика) тенденция установления новых границ, разделения государств, требований признания новых суверенитетов. Два противоречия сегодня у человечества в целом обозначились наиболее отчетливо.
1. С одной стороны, в мире, действительно, осуществляется глобализация как совокупность общечеловеческих и общепланетарных процессов, не имеющих границ, с другой - остается и даже усиливается желание некоторых народов установления новых границ, борьба за суверенитет, передел политической карты мира, что приводит к возникновению новых очагов напряженности и экстерриториальных столкновений.
2. С одной стороны, учеными разработано множество теоретических проектов либерально-демократической модернизации мира, установления нового миропорядка, а с другой, - реальная мировая внешняя политика, опираясь на концепцию политического реализма, действует в условиях однополярного мира во главе с США с позиции «жесткой» силы.
Эти два противоречия, кажется, не связаны друг с другом, но на самом деле тесно переплетены.
Вопрос, который ставится в данной статье: в чем причины данных противоречий? Почему расходятся теоретические проекты установления
единого миропорядка, руководствующиеся гуманными, прогрессивными намерениями, с целями и задачами реальной мировой политики?
Это объясняется следующими обстоятельствами, сложившимися в социальном мире.
Как ни странно выглядит на первый взгляд, но глобализация как интеграция пока никак не затрагивает отдельных государств как политических организаций и саму политическую систему мира в целом. Транснациональные акторы действуют активно в других сферах, в основном, это: экономика, наука, право, межкультурные коммуникации, коммуникативные технологии. Глобальная внешняя политика, сформировавшаяся в XX веке, мало имеет отношения к процессу глобализации как установлению «мира без границ». Более того, в настоящее время реальная глобальная внешняя политика, проводимая в условиях сложившегося однополярного мира с позиции сильного государства США, опирается на теорию политического неореализма, обосновывающего необходимость урегулирования очагов напряженности, действуя с позиции «жесткой силы».
Кроме того, в настоящее время, в условиях уплотнившейся государственно-центристской политической системы мира, мировая политика, безусловно, касается вопросов политической власти, сегодня применяемой в управлении миром. Очевидно, что либерально-демократические средства в управлении являются более прогрессивными, но человечество находится в такой переходной стадии развития, которая характеризуется тем, что социум вошел в этап глобального политического существования, но еще не имеет исторического опыта выработки либерально-демократических средств управления им. Находясь в «долиберальной» стадии, вероятно, закономерно должно найти оптимальные границы своего суверенитета государства, имеющие необходимость в этом, разделиться, прежде чем объединиться в новый самоуправляемый миропорядок. Ведь именно так было в истории при установлении государственно-центристской Вестфальской системы в XVII веке. Это диктует и закон свободы самоопределения народов.
Мы вступили в такой этап развития мира, когда стало очевидно различие между международным миром и миром во внутренних делах государства. Оказывается, что опыт достижения мира и управления миром в международной сфере и внутри одного государства различен. Либеральная концепция власти обеспечивает мир во внутриполитических делах, отвергая насилие, но она все же не лишает общество господства вообще, а заменяет одну его форму на другую, более «справедливую». В истории строительства системы отдельных государств теории абсолютистской монархии, либералами был противопоставлен конституционный идеал республики сограждан, опирающийся на концепцию народного суверенитета.
Демократическая традиция, претерпевая видоизменения, преодолевая в XIX в. сопротивление феодализма, в XX в. вступила в смертельную схватку с тоталитаризмом. В конце Второй мировой войны либерализм вышел победителем, укрепив в равной степени как свою либеральную, так и эгалитарную составляющие. «Под эгалитарной составляющей подразумевается процесс распространения политических и гражданских прав на основную массу населения в западных странах, признание социалистических партий и профсоюзов в качестве равных партнеров традиционных буржуазных политических организаций, усиление роли государственного планирования, развитие социальных программ в рамках концепции «социального государства и т.д.)»1. Однако, либерализм пока не «работает» в международной сфере, он набрал опыт, который показывает, как господство с помощью открытого насилия можно заменить системой опосредованного, косвенного господства внутри границ одного государства. Эту схему относительно всего мира человечество пока только примеряет, но не имеет опыта использования. Политические международные отношения в своей истории развития подошли как раз к той стадии, когда реально вынуждены вырабатывать новые возможные либеральные средства и формы существования глобального мира.
Добытая двухсотлетним историческим опытом, либеральная рациональность, которая способствует установлению достижимого идеала политического устройства государства - демократической республики, в управлении сегодняшним миром не обеспечивает мир в мире. Политическая система мира, проходя «долиберальную стадию», как во времена возникновения в Европе абсолютных монархий, не имеет иных средств поддержания мира, кроме как средствами автократического насилия. А далее в истории против автократического насилия для установления либерального порядка внутри государства устраиваются революции (в том числе и «бархатные»), а против автократического насилия, применяемого в управлении миром, что может быть? Война?
Интеграционные процессы пока не касаются политической системы мира, несмотря на то, что политологами много написано о формировании новой политической картины мира, новом политическом миропорядке. Мир находится объективно в стадии передела политической карты, который с необходимостью ведет к локальным войнам. Борьба за суверенитет связана с установлением новых территориальных границ, в которых не может быть идеального национального самоопределения и распределения этносов, что влечет за собой новые национальные, этнические, не говоря
1 Гуторов В. А. Культура власти и историческая коммуникация в эпоху глобализации // Современные проблемы межкультурных коммуникаций: сб. статей. -СПб., 2007. - С. 19.
уже о конфессиональных, конфликты. Здесь непосредственно политика упирается в культуру, и в данном случае не возможен ни диалог, ни полилог культур, возможны только попытки их осуществления, пока народы не самоопределялись. Так проблемы, связанные с самоопределением Тайваня, Тибета в Китае; Абхазии, Южной Осетии в Грузии; Приднестровья в Молдавии, Кипра в Турции, Курдистана в Ираке. Нагорно-Карабахский конфликт, конфликтный характер самоопределения Косова, непримиримые отношения между мусульманами и индуистами в Индии, и т. д. не затухают и по сей день. Борьба за национальный суверенитет в мировой истории нередко приводила к локальным войнам. Известный английский мыслитель Г.Дж. Уэллс отмечал: «Правительства могли сохранять мир на очень значительных территориях, но не в мировом масштабе. Уничтожение расстояния сделало это теперь не только возможным, но настоятельно необходимым, если учесть бомбардировочную авиацию и тотальный характер современной войны»1. Иллюзия национального суверенитета с сопутствующим ей фанатизмом «за Бога, короля и отечество» - это, по мнению Уэллса, самая опасная из всех существующих политических иллюзий в мире»2.
Таким образом, при установлении новой политической системы мира возможны либо войны, либо сдерживающая их сила централизованного насилия, а в условиях однополярного мира - глобальное право силы и принуждения сильного государства. Идея Макиавелли об определении любых средств, для поддержания сильной власти монарха в государстве, как условия формирования сильного государства, вызванная исключительными историческими обстоятельствами, вновь призвана к действию мировой политикой во избежание войн, но уже в сфере современной политической системы мира.
Таким образом, сегодня очевидно проявление становления мира в виде единого пространства, имеющего внутреннюю закономерность движения к единому миру, которая проявляется во внешних формах истории пока на ранней стадии развития. В настоящее время эта стадия предстала как эра разработки новых промышленных и информационных технологий, развития массовых коммуникаций и организации общепланетного хозяйства. Обозначившийся в мире глобально-информационный способ производства устраняет свои «границы» как рамки, мешающие установлению всемирной собственности, но механизмы глобального как экономического, так и политического управления также еще не выработаны.
1 Уэллс Г.Дж. Наука и мировое общественное мнение // Уэллс Г. Собр. соч. в 15 т. : Т. 15. - М., 1964. - С. 427.
2 Яковлева А.Ф. Концепция объединенного мира в политической футурологии / Г.Дж. Уэллс // Общественные науки и современность. - 2008. - № 1. - С. 171.
46
Пока речь идет только об изучении объединенной всемирной собственности, но даже при условии ее определения, вопрос о ее новом перераспределении будет стоять в повестке дня, как сегодня вопрос о переделе политической карты мира, установлении новых границ, образовании новых суверенных государств. Экономическое и политическое, в данном случае, тесно переплетаются.
Если мы поставим вопрос: что является причиной нестабильности в мире, этнических конфликтов, локальных войн, борьбы за установление новых государственных границ и требований нового суверенитета? Лежит эта причина в русле культуры (конфликта цивилизаций, противоречия между глобальной культурой, связанной с деятельностью транснациональных организаций, и культурами самобытными, столкновение и непонимание традиций, сохраняющих всеобщие нравственные ценности человечества в разных формах), экономики (учитывая, что экономические интересы лежат в основе того, что правит миром: борьба за распределение и перераспределение природными ресурсами) или политики (когда реальная политика должна решать проблемы управления миром), то ответ, видимо, следует искать в этих трех областях.
Так именно в политике, экономике и культуре мира имеет место одно и то же противоречие: с одной стороны интеграционные, интернациональные процессы, с другой - борьба за разделение национального государства, за новые суверенитеты и традиционное противоборство и соперничество между группировками национальных государств. В этом соперничестве самым общим стало противопоставление Запада и Незапада, в котором Запад пытается сохранить свое ведущее положение в управлении миром, а ценой его поиска универсальных для всего мира норм и принципов международных отношений стали отстаивание собственных интересов, двойная мораль, завуалированная форма насилия, что отражает классический политический принцип «антиномии» или «дихотомии» власти. Исключительные исторические обстоятельства, заключающиеся в порождении мира «долиберальной стадии» вызвали к жизни в модифицированном виде «дихотомию» власти, которую в своей теории политического реализма обосновывают действующие политики США. Как представители самого сильного государства они стали олицетворять «единственный полюс» однополярного мира после краха социалистической системы и биполярного мира. И поскольку кризис либеральной универсалистской морали «нового мирового порядка» последовал после этого, руководители США обратились к политике реализма и его новой форме структурного реализма, безусловно, включающую «дихотомию» власти. Несмотря на множество политических либерально-демократических теорий формирования нового миропорядка: модернизации, транзита, демократической консолидации и т.д., реальная глобальная внешняя политика США стала
опираться на власть силы, обосновывающейся концепцией политического реализма, нового толка.
Политический реализм в США, действительно продолжает оставаться доминирующим подходом в определении международных отношений. Обоснование его применения ее сторонники этой парадигмы находят в истоках, которые находятся еще в «Истории Пелопонесской войны» Фу-кидида, в работе «Государь» Николо Макиавелли, в концепции сильного государства Томаса Гоббса, силы власти Карла фон Клаузевица. Основателями современного американского политического реализма считаются Ганс Моргентау, Джон Герц, Арнольд Уолферс, теолог Рейнгольд Нибур, геополитик Николас Спайкмен, дипломат Джордж Кеннан. Появившийся в конце 1970-х годов структурный реализм, или неореализм, основателем которого считается Кеннет Уолц, сегодня, как ни странно, обрел небывалую популярность. Если выделить основные положения политического реализма как «единой научно-исследовательской программы, то необходимо обозначить следующие постулаты:
- международные отношения конфликтны и анархичны;
- основным актором международных отношений является рационально действующее суверенное государство;
- главной задачей государства, неизменной составляющей его национального интереса является выживание государства, трактуемое как сохранение его территориальной, политической и культурной целостности;
- способность государства отстаивать свой национальный интерес в конечном итоге определяется его силовым потенциалом (как правило, военным, или/и экономическим, хотя Г. Моргентау в качестве факторов, определяющих могущество государства, перечислял также географическое положение, наличие ресурсов, национальный характер, дух народа);
- традиционные нормы морали неприменимы в политике, политик может быть исключительно морален как индивид, но его ответственность за своих сограждан является первичной и оправдывает такие действия на международной арене, которые внутри страны были бы аморальны и неприемлемы»1 .
Опыт, который набирает мир в управлении миром, как видно из мировых политических событий, пока не выходит за рамки применения парадигмы неореализма. Возможно, это связано с инерцией господства разработанных привлеченными американскими учеными во власть во второй половине XX века идей, развернутых в рамках этой парадигмы, а возможно из реалий потребности самой внешней мировой политики. Именно в это время в результате изучения политической истории политологи США,
1 Победаш Д. Профессура правит миром: политический реализм и правящая элита США // Свободная мысль. - 2006. - № 7-8 (1569). - С. 16.
48
находящиеся во власти, посчитали, что политический реализм наиболее приемлем как «руководство к действию» в реальной внешней политике, он вызван соответствующими историческими обстоятельствами. Упоминаемый как один из основателей данного учения профессор Чикагского университета Ганс Моргентау отмечал, что взаимодействие и взаимопроникновение академической и политической элит стало действенной силой влияния на внешнюю политику США. Более того, возникновение «акаде-мическо-политического комплекса», в котором университеты стали гигантскими станциями обслуживания запросов правящих кругов, превратились в неотъемлемую и незаменимую часть властной системы.1 Занимая ответственные государственные посты, участвуя в работе мыслительных центров, групп интересов, образовательных учреждений, американские исследователи международных отношений оказывали и сегодня оказывают непосредственное влияние на выработку и претворение в жизнь внешней политики Соединенных Штатов.
В качестве «научного» неореализм, несмотря на, казалось бы, уничтожившую его критику, продолжает быть востребованным в реальной политике, появляются и развиваются все новые его разновидности: структурный, пост-классический, неотрадиционный, оборонительный, наступательный, периферийный, меркантилистский, «младший», демократический и т. д. и, напротив, европейская традиция либеральной политической мысли в настоящий момент переживает глубокий кризис. Совсем не случайно, предпринятые США и их европейскими союзниками военные действия против Сербии во второй половине 1990-х гг., признание суверенитета Косова, а также война против Ирака, показали несостоятельность всей системы международных отношений, основанной на либеральной традиции, а доказывают действенную силу принципа политического реализма, который, как видно, остается близок практикам. Особенно привлекателен он потому, что поскольку в рамках данной парадигмы особую значимость приобретает фигура искусно маневрирующего государственного деятеля, мудрого чиновника и тонкого дипломата, притом, что сам он остается моральным и праведным человеком, при использовании любых аморальных средств отстаивания национальных интересов. Это является абсолютно оправданным, а само понятие национального интереса приобретает содержание силы, безопасности и обогащения отдельного государства. Важно, что политический реализм делает государственного чиновника ключевой фигурой мировой политики, помогает оправдать разные его действия и снимает с него какую-либо моральную ответственность за них.
1 D. Campbell. International Engagements: The Politics of North American International Relations Theory. - "Political Theory". Vol. 29. № 3 (Jun., 2001). P. 432-448.
49
Реалисты по всем вопросам внешней политики со времени возникновения своего учения давали широчайший диапазон рекомендаций, соответствующих любой теоретически возможной стратегии США - от полного изоляционизма до абсолютной глобальной гегемонии. Они тщательно обосновывали своими «научными» постулатами возможные действия в реальной внешней политике правящих кругов США и был более приемлем по сравнению с другими политическими концепциями.
Постулирование сути международной политики, основанной на неизменности эгоистической природы человека, диктует главную практическую цель реалистов - длительное избегание и предотвращение нежелательной для своего государства войны, а в ее отсутствие - реагирование на действия других государств или на воздействие системных факторов. Оценивая различные подходы в изучении международных отношений, профессор Уэльского университета Кен Бус приводит следующее сравнение: политический реализм, опираясь на исторический опыт, разрабатывает теории «как остаться на плаву», тогда как, например, политический идеализм с помощью ценностных суждений определяет «куда плыть»1. Реализм позволяет своим последователям отвлечься от таких «несущественных» внутриполитических факторов, как государственный строй, форма правления, идеология, культура, поскольку государства рассматриваются как однородные, неделимые единицы.
Что касается внешней культурной политики, то в мире звучит голос международных организаций о диалоге культур, толерантности, межкультурной коммуникации цивилизаций. Объективно происходят процессы межкультурного синтеза, становление глобальной культуры, культуры мира и мировой культуры, возникают новые формы в мировом искусстве как результате кросскультурного синтеза. Можно уже сделать вывод, что синтез сильнее разделения. Это касается и глобального культурного противопоставления Востока и Запада. В то же время в отдельных государствах проблемы мультикультурализма непросто решаются, доходя порой до революционных действий со стороны иммигрантов и жестких форм защиты национальной культуры страны их принимающей.
Желание добиваться нового суверенитета, образовать новое суверенное государство связано также с теми процессами, которые касаются культуры, происходят внутри региона или государства. Причиной установления новых границ и борьбы за признание суверенности являются межэтнические, межнациональные, межконфессиональные противоречия; а также военные конфликты, разжигающие ненависть к врагу. Первые
1 K. Booth. Security in Anarchy: Utopian Realism in Theory and Practice. - "International Affairs (Royal Institute of International Affairs 1944)". - Vol. 67. № 3 (Jul., 1991). - P. 534.
противоречия связаны с консервативностью культурных традиций, которые сильны у нации, этноса и народа, вторые относятся к психологическим причинам.
Иногда глобальной внешней политике выгодно «подогревать» борьбу за суверенитет. Так в рамках завуалированного противоборства «Глобальной Америки» и «глобальной Европы» суверенность Косово должна принести большие проблемы Европейскому Союзу как одному из главных неявных соперников США. Само движение к новому миропорядку изначально дестабилизирует прежнюю систему международных отношений, и эта дестабилизация проявляется не столько в конфликтах и войнах, сколько в нарастающих противоречиях традиционно существующих государств и старого миропорядка с нарождающимися новыми глобалистическими правовыми, политическими, экономическими, энергетическими, иными нормами и представлениями. Но больше всего проблем возникает во внешней культурной политике мира.
Известный американский политолог и действующий политик Дж. Най (в 1993-1994 гг. был председателем Национального разведывательного совета (НРС) США, а в 1994-1995 гг. работал заместителем министра обороны по вопросам международной безопасности, был инициатором научного проекта «Система управления XXI века») в противовес внешней «жесткой» силы политики американской администрации обосновал действенность «мягкой силы» культурной политики. В ней переплетены три основных компонента: культура, политическая идеология и внешняя политика (дипломатия). Дж. Най отмечал: «Мягкая сила - это понуждение других хотеть результатов, которые вы хотели бы получить, однако это не то же самое, что воздействие или влияние... Мягкая сила - больше, чем просто убеждение, уговаривание или способность подвигнуть сделать что-либо при помощи аргументов, хотя все это является важными элементами этой силы. Мягкая сила - это также способность привлекать, и привлечение часто ведет к взаимопониманию. Проще говоря, в поведенческих понятиях мягкая сила - это привлекательная сила»1. Надо отметить то, что мягкая сила культурной политики США действует в условиях реального противоречия, которое в мировой культуре в современном мире является существенным, оно формулируется не как конфликт между формирующейся глобальной культурой, связанной с деятельностью международных и транснациональных организаций, и самобытными культурами, а как конфликт между попытками экспансии одной культуры, которая имеет возможность использовать все современные технологии СМИ, и культурами самобытными. В данной ситуации не следует смешивать понятия
1 Най Дж. Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике : пер. с англ. - Новосибирск ; М., 2006. - С. 30-32.
51
«глобальная культура» и «унификация культуры», они являются разными, как и объективно действующие транснациональные мировые процессы, касающиеся всего человечества, и реальная политика, касающаяся «главных игроков», даже если она обоснована теоретическим проектами. И это различие очень важно для объективного исследования современных процессов мирового значения.
Что касается культурной экспансии, то российский политолог Г.Ю. Филимонов так объясняет это явление: «Спрос на американскую культурную продукцию сам по себе уже есть результат внешней культурной экспансии США и изначально формируемым и программируемым путем использования соответствующих рычагов. Так, например, посредством задействования рыночных механизмов, рекламных и пиар-технологий в современном мире, не говоря уже о западных обществах массового производства-потребления, создаются объективно благоприятные условия для поддержания устойчивого спроса на американскую культурную продукцию, поскольку уже в самом факте ее рассмотрения в качестве товара и, более того, товара пользующегося спросом, заложена та самая «программируемость»1.
Фактор культуры в мировой политике XXI века приобретает новое звучание. Динамично возрастает его опосредованное влияние на общемировые социально-экономические процессы и межгосударственные отношения. Фактор культуры стал своеобразным транснациональным актором. В связи с этим государства начинают уделять больше внимания своей политике в сфере культуры и все чаще используют термин «внешняя культурная политика». Экспорт, распространение и популяризация национальной культуры в других странах, или, напротив, отторжение внешней культурной экспансии могут выступать действенным средством воздействия на мировые процессы, международные отношения. Изучая эти культурные влияния на состояние и изменение мира, можно их использовать как в положительном, так и в отрицательном отношении.
Внешняя культурная политика при успешной реализации способна стать эффективным средством сопровождения общей внешнеполитической стратегии государства, позволяя отстаивать и продвигать свои национальные интересы на мировой арене, оказывая непосредственное влияние на различные политические, экономические, социальные процессы в мире. Очевидный актуальный пример для исследования культуры как «мягкого» инструмента внешнеполитического воздействия - внешняя культурная политика США, плоды и влияние которой прослеживаются на
1 Филимонов Г.Ю. Неофициальная внешняя, культурная политика как компонент «мягкой силы» США // США. Канада. - 2007. - № 4. - С. 80.
52
большей части планеты, можно даже говорить о ее общемировой экспансии.
Действие внешнеполитического механизма США в сфере культуры сосредотачивается на двух основных направлениях: официальном и неофициальном. Под официальной внешней культурной политикой подразумевается государственное регулирование культурной сферой внешней политики, в котором участвуют органы, курирующие этот компонент внешней политики, прежде всего отдел по делам образования и культуры Государственного департамента, а также соответствующие отделы в посольствах государства, осуществляющего внешнюю культурную политику в других странах мира. Кроме того, под официальной линией понимаются и негосударственные силы управления и финансирования культуры, такие как филантропические фонды и спонсорские организации.
Что касается неофициальной внешней культурной политики, то под ней понимается экспорт и многоуровневое распространение массовой культуры, которая давно стала достоянием не только самих Соединенных Штатов, но многих стран мира. Кино и телевидение являются главными средствами формирования имиджа самих США на мировой арене, кроме того, активно используются все средства массовой информации, как проводники официальной и неофициальной внешней политики в сфере культуры. При этом, говоря о влиянии неофициальной культурной политики США в контексте экспорта поп-культуры, нельзя не отметить глобальность ее воздействия на уровне субкультур.
В 90-е годы XX века акцент на необходимости использования внешней культурной политики США ставил известный Зб. Бжезинский. Он подчеркивал в «Великой шахматной доске»: «Культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем мире»1. В это же время Дж. Най сформулировал и различил в своих работах постулат о значимости и эффективности «мягкой силы» во внешней политике государств.2 Использование ее сегодня является актуальным, что подтверждает последствия политики «жесткой силы», основанной на военной силе политики американской администрации. Дж. Най, имея в виду «жесткую силу» как военную силу, считал, что ее можно «разбавить» «мягкой силой», применяя ее в совокупности с политической, экономической и финансовой мощью.
Главным инструментом неофициальной внешней культурной политики США, идеологическим орудием, неким символом современной Амери-
1 Бжезинский Зб. Великая шахматная доска. - М., 2000. - С. 38.
2 Nye J. Bound to Lead: The Changing Nature of American Power, N.Y., 1990.
53
ки и средством формирования имиджа этого государства на мировой арене является голливудский кинематограф. Его средствами американцы сумели создать привлекательный имидж своей страны для населения планеты. Вторым наиболее эффективным средством трансляции американских культурных ценностей является телевидение, оно является неотъемлемой частью американской и - в более широком смысле - глобальной культуры. Само понятие «глобальная культура» является спорным в кругах академических ученых, но если говорить о глобальной культуре как общечеловеческой или касающейся всего мира, то она развивается, как внешне представляется сегодня, в сторону американской культурно-цивилизационной модели с доминирующим компонентом массовой культуры США. Корни ее ведут к тому, что ассимилированные на американской почве историко-культурные традиции и культурные явления разных народов, претерпевая изменения, трансформируются, синтезируются и предстают в качестве американской культурной продукции.
Заключая разговор о внешней глобальной реальной политике, мы приходим к констатации противоречия, которое заключается в следующем: для обеспечения безопасности и мира, удержания планеты от локальных войн и угрозы глобальной войны сегодня оправдывается «война против войны», по Уэллсу, «жесткая» сила внешней политики - политика «сдерживания» национальных, этнических военных конфликтов. С другой стороны, установление единой мировой политической системы требует предоставить возможность получить суверенитет, создать условия свободы самоопределения, «отпустить» границы насилия. Люди стремятся организовать мир так, чтобы каждое национальное государство установило свои «справедливые» границы, ибо, чтобы захотеть их отменить и желать соединиться (примером может служить Европейский Союз как мирное, добровольное соединение государств), сначала их нужно установить «по-справедливости». Объективные интеграционные процессы единого космополитического мира для соединения обществ с необходимостью требуют навести порядок, установить мирное существование внутри государства: уладить межнациональные, межэтнические, межконфессиональные конфликты внутри национальных государств. Но как избежать войн, к которым приводят зачастую эти конфликты? Обеспечение мира в современной исторической обстановке возможно только посредством политики сдерживания войн, которую обосновывает и раскрывает политический неореализм. Таким образом, мир пока может быть обеспечен только силой и насилием, или созданием страха перед образом нового глобального врага. Либеральный рационализм, в рамках международных отношений, ратующий за представление народу свободы, может сегодня, как ни парадоксально это звучит, провоцировать войну, а именно, национально-освободительные войны, а не способствовать миру в мире. Критикуя ли-
беральные теории власти, Г. Моргентау неслучайно отмечал: «отсутствие организованного насилия в течение длительных исторических периодов является скорее исключением, чем правилом во внутренних, но не в меньшей степени и в международных отношениях»1. Свобода (взять суверенитет сколько нужно) - это война, а мир сегодня связан с политикой «жесткой» и «мягкой» силы. Такова реальная альтернатива современного мира, перед которой стоит внешняя мировая политика. Получается, что свобода и либерализм, ее пропагандирующие, могут сегодня лишь провоцировать локальные войны, а «сила» может удержать мир от войны.
В то же время причиной невозможности осуществления либерально-демократических проектов модернизации мира является уже перешедшее из теории в реальность соревнование в строительстве «глобальной Америки», «глобального Халифата», «глобального Китая», «глобальной Европы».
Этим осложняется ситуация национальной безопасности в мире тем, поскольку на роль главных «игроков» в мировой политической игре претендуют не только США, но и те страны, которые имеют амбиции, призывающие их участвовать в соревновании строительства глобального миропорядка.
В таких условиях и Россия стоит перед выбором: делать «сильное» государство, но путем применения «жесткой» силы власти, находясь в поисках новых норм и форм господства, или, идя навстречу либерализму и осуществлению свободы в установлении суверенитетов федераций, способствовать распаду локальных войск, как это уже было в период краха Советского Союза, который в «мгновение ока» распался, породив национальные войны и ряд этнических конфликтов. Оглядываясь назад, следует констатировать, что это не историческая случайность, а напротив, закономерность, когда слабое государство воюет и распадается или завоевывается. С этим столкнулся секретарь Флорентийской республики и позже - автор «Государя» Николо Макиавелли, который говорил о сильной государственной власти. Эту закономерность в истории удачно обозначает и российский ученый, академик РАН Ю.А. Поляков: «Внутренняя слабость порождала смуты, а сила делала государства богатые могучими -способными сохранить порядок внутри страны и обеспечивать внешнюю безопасность»2.
РФ оказалась перед дилеммой: быть либерально-демократической, но расчлененной и распавшейся на несколько отдельных государств, или
1 Morgenthau H.J. Scientific Man versus Power Politics. Chicago & London, 1967, P. 42-43.
2 Поляков Ю.А. Погибнет ли человечество? Скорее да, чем нет // Свободная мысль. - 2006. - № 11-12 (1571). - С. 107.
55
сохранить целостность и избежать повторения военных конфликтов, подобных при распаде Советского Союза, но укрепить для этого вертикаль власти, сделать уступку державности. Россия выбрала второе. Возможно, как и США во внешней политике управления миром, Россия во внутренней политике управления федерациями выбрала политику «жесткой силы».