CC BY
16
5. Отсутствие диверсификации рисков клиентов. Для увеличения доли рынка в сфере Private banking необходимо серьезно подойти к вопросу минимизации рисков, которые несут клиенты при получении частного банковского обслуживания.
Таким образом, потенциальные возможности предоставления продуктов и услуг категории премиум-класса для российских кредитных организаций значительны. Однако для того, чтобы составить конкуренцию зарубежным финансовым институтам и привлечь основную массу «состоятельных клиентов», необходима значительная трансформация всей системы предоставления услуг частного банковского обслуживания.
Литература
1. Кирьянов М. Private banking: особый сервис для особых клиентов // Банковское дело. 2007. № 2.
2. Коровяковский А.А. Private banking (частное банковское обслуживание) в России и перспективы его развития в регионах // Финансы и кредит. 2009. № 36(340), с.9-18.
3. Bech M.L., K. Soramaki. Gridlock Resolution in Interbank Payment Systems // Bank of Finland discussion papers. 2008. № 9, p. 49
4. www.bankikomi.ru /node/27871
5. http://www.mirfin.ru/mirfin/article05.html
В.В. Левченко
МИКРОСРЕДА И СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ (ИЗ ОПЫТА ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ)
MICROENVIRONMENT AND RIVALRY (FROM THE EXPERIENCE OF FOREIGN STUDIES)
Аннотация: в статье проанализированы результаты изучения проблемы детерминации факторами микросреды конкурентно-кооперативных отношений в зарубежной социальной психологии за последние полвека, выделены и описаны основные закономерности конкурентно-кооперативного взаимодействия, их слабые и сильные стороны, намечены перспективы использования этих результатов в современных условиях.
Ключевые слова: состязательность, конкуренция, сотрудничество, факторы микросреды.
Abstract: the article analyses the results of studying the problem of determination by the factors of the microenvironment of competitory- cooperative relations in foreign social psychology for the latter half a century, are isolated and described basic laws governing competitory- cooperative interaction, their weak and strong sides, the prospects of using these results in the contemporary conditions are outlined.
Keywords: rivalry, competition, cooperation, the factors of microenvironment.
В современных исследованиях состязательности достаточно большое внимание практически всеми авторами, интересующимися кооперативно-конкурентной проблематикой, уделяется анализу различных детерминант данного социально-психологического процесса. Традиция повышенного внимания к данной проблематике была заложена еще М. Дойчем, который отмечал, что его теоретические обобщения, в
© В.В. Левченко, 2012
первую очередь, обеспечивают понимание условий и факторов, детерминирующих конкурентно-кооперативные процессы. В социально-психологической литературе состязательность чаще всего и прежде всего рассматривается в контексте общей системы взаимодействия. Но доминирует при этом, начиная с подхода великих ситуационистов М. Шерифа и М. Дойча, описание состязательности сквозь призму различных форм непосредственного взаимодействия, отличающихся содержанием, направленностью, интенсивностью, глубиной контактов и другими характеристиками. При этом необходимо отметить, что именно при изучении состязательности социальные психологи раньше всего и чаще всего выходили за рамки малой группы (диады), а начиная с М. Шерифа, внимание исследователей редко сужается ниже уровня анализа взаимосвязи межличностных и межгрупповых состязательных отношений.
М. Дойчем, было сформулировано даже несколько хорошо аргументированных положений, объясняющих действие ситуационных детерминант состязательности:
1. Индивиды отличаются друг от друга по степени проявления последовательности личностных черт в социальном поведении в различных ситуациях (одни больше зависят от ситуации, другие - меньше).
2. В «сильных» ситуациях индивидуальные различия сглаживаются, в «слабых» ситуациях допускается большая индивидуальная дифференциация.
3. Есть ситуации, запускающие индивидуальные стереотипы поведения, есть ситуации, лишенные этих свойств.
4. Есть ситуации, которые провоцируют фокусировку индивидов на эту ситуацию, подавляя поведение участников.
5. Существует тенденция к конгруэнтности между личностными диспозициями и ситуационными стратегиями: люди с определенными установками будут выбирать соответствующие им социальные ситуации [5].
Эта модель взаимодополнительного влияния взаимодействующих вкладов ситуационных и диспозиционных детерминант социального поведения предполагает постоянное взаимовлияние между внутренними состояниями и характеристиками участников состязательных отношений и их внешней формой проявления. В частности, М. Дойч выделяет следующие основные параметры той микросреды, в которой протекают состязательные отношения: распределение власти (равное или неравное); ориентация на задачу - ориентация на отношения; формальный - неформальный характер отношений; интенсивность и значимость отношений [5]. Он также определяет эмпирическим путем параметры микросреды, ведущие к формированию конкуренции: анархическая социальная ситуация; ориентация участников на отношения типа «выигрыш-проигрыш»; внутренние (внутри группы, между группами) конфликты; искаженное восприятие.
Вклад современных исследователей состоит в достаточно детальном и значительном уточнении действия отдельных компонентов микросреды на формирование и функционирование состязательности. Большое внимание уделяется экспериментальному исследованию влияния взаимосвязи межгрупповых и межличностных отношений на характер состязательности. Многочисленные исследования показывают, что индивиды (в межличностных отношениях) склонны взаимодействовать менее конкурентно, чем группы (в межгрупповом взаимодействии), или что группы действуют более конкурентно, чем индивиды [3, 4, 17]. Этот феномен "эффекта скачка" I. 8сЬор1ег й. а1. [17] объясняется более высокой боязнью быть использованным аутгруппой, чем индивидом, хотя разнообразные промежуточные механизмы являются возможными. В дальнейшем I. ЯаЬЫе выдвинул предположение и экспериментально его подтвердил, что различия кооперативно-конкурентного поведения между группами и индивидами частично зависят от реально выбранного поведения оппонента, но в большей степени «индивидуально-групповой эффект
прерывности» может детерминироваться уникальными особенностями экспериментальной процедуры, примененной J. Schopler & C. Insko, которая стимулирует взаимную кооперацию между индивидами и взаимную конкуренцию между группами. Поэтому J. Rabbie предлагает рассматривать «гипотезу разрыва» как частный случай более общей гипотезы взаимозависимости [15, с. 496]. И только высоко неопределенные условия заставляют людей, по данным J. Rabbie, демонстрировать большее недоверие групповому, чем индивидуальному оппоненту [15, с. 500-501].
J. Rabbie уточнил также некоторые закономерности влияния симметрично-асимметричной организации межличностной и межгрупповой интеракции на форму состязательности. В симметричных межличностных (индивид-индивид) или межгрупповых (группа-группа) отношениях «предполагаемое подобие» воспринимается участниками и возникает ожидание, что «другой участник будет действовать так же, как Я» (т.к. в соответствии с бихевиоральной моделью интеракции индивиды и группы мотивированы уменьшать неопределенность в своей деятельности и в социальном окружении, стремятся сделать свой мир более предсказуемым и контролируемым). Эта особенность уменьшается в асимметричных («индивид-группа» или «группа-индивид») взаимоотношениях. Это предполагаемое сходство и взаимность будут молчаливым средством кооперативной координации между симметричными субъектами «дилеммы». В асимметричных взаимоотношениях имеет место большая неопределенность того, как будет вести себя другой участник игры, чем в симметричных условиях. В этой неопределенной ситуации, как правило, формируется больше защитных и конкурентных выборов, чтобы минимизировать максимально возможно потери, по сравнению с симметричными взаимоотношениями. Это означает, что более реципрокная кооперация предсказывается в симметричных межличностных и межгрупповых взаимоотношениях, когда участники встречают с благосклонностью последовательную кооперативную стратегию. В асимметричных неопределенных взаимоотношениях группы будут демонстрировать большую защитную конкурентность, чем индивиды. Эта гипотеза взаимодополнительности превращает «гипотезу прерывности» J. Schopler & C. Insko в свой частный случай [15, с. 499-500].
Теоретическая работа и многочисленные результаты использования игровой экспериментальной методики привели R. Axelrod к более глубокому пониманию роли различных факторов микросреды в развитии кооперации: количества игроков (увеличение числа игроков имеет тенденцию затруднять сотрудничество и увеличивать конкуренцию), значимости возможных выборов участниками, искажающего восприятия оппонентов, влияние ожидаемого поведения оппонента, динамики и структуры «населения» (генетические корни, состязательные диспозиции участников и т.п.) [1].
Традиционными можно рассматривать и эксперименты с выявлением влияния различных комбинаций интеракции между участниками и изменением структуры наград в различных видах социальных дилемм. Так S.D. Estroff & S. Nowicki обнаружили, что смешанные диады с внутригрупповыми враждебными отношениями, когда мужчина доминирует, а женщина подчиняется, выкладывали меньше элементов головоломки по сравнению с парами, составленными по другому дополнительному принципу. В другом исследовании эти авторы выявили, что поведение смешанных диад, где мужчина доминирует, а женщина подчиняется, негативно влияет, когда пары с преобладанием внутри враждебных отношений просят скооперироваться, а дружественные пары просят конкурировать [11].
Результаты экспериментов B. Bettencourt et. al. указывают на то, что структура межгрупповых наград и социальная ориентация участников взаимно дополнялись и параллельно влияли на послеконтактные предубеждения. Ингрупповой фаворитизм в распределении наград и оценках членов своей команды был наименьшим в условиях межкомандной кооперации и межличностной ориентации, и эти эффекты относятся к
членам других команд. Кроме того, было установлено, что ориентация участников на задачу (а не на людей) будет снижать кооперативные тенденции участников [3].
M. Brewer & N. Miller экспериментально установили, что ориентация на задачу будет способствовать деиндивидуализации восприятия членов группы и увеличению ингруппового предубеждения. Межличностная ориентация ведет к более индивидуализированному восприятию членов группы и уменьшению ингруппового предубеждения [4].
S. Fiske and S. Neuberg выявили, что ожидаемая кооперация, противопоставленная независимой структуре наград, направляет внимание на непоследовательную атрибутивную информацию и в целом высоко коррелирует с процессами индивидуализации. Ориентация на задачу в конкурентных условиях увеличивает оценочную информацию о членах другой команды. Такое внимание к аутгруппе должно уменьшить внимание к различиям внутри собственной команды [3, с. 316-318].
При исследовании студенческой кооперации и конкуренции значительное внимание традиционно уделялось эффекту варьирования стратегии, применяемой одним участником изменяющейся интеракции к другому кооперативному участнику. Большая часть постоянно получаемых данных свидетельствует о том, что сочетающаяся стратегия, состоящая из систематически взаимно дополняющегося конкурентного и кооперативного поведения, имеет тенденцию к увеличению при преобладании кооперации, в отличие от стратегий безусловной кооперации или безусловной конкуренции. Этот эффект был найден при изучении процесса ведения переговоров и в игре «Дилемма узника». S. Lindskold & M. Finch установили, что даже только декларация намерения к действию соответственно повышает частоту кооперативных ответов [9]. Два возможных толкования предлагались, чтобы объяснить кооперативно-стимулирующий эффект сочетающей стратегии состязательного поведения [8, 10]. Первое - через выработку инструментальных условных рефлексов -утверждает, что сочетающая стратегия усиливает кооперацию и тормозит конкуренцию. Второе объяснение утверждает, что различные стратегии провоцируют различные атрибуции по силе и справедливости. Стратегия безусловной кооперации привлекает использование «бросающей» стратегии как справедливой, но слабой. Безусловную конкуренцию представляет стратегия сильная, но несправедливая, и тем самым защищающая конкурентность [14]. В противоположность этим двум стратегиям сочетающая стратегия формирует атрибуцию силы и справедливости, которая, в свою очередь, снижает мотив эксплуатации и боязнь быть эксплуатируемым. N. McGillicuddy et. al. представили доказательства, подтверждающие вторую, атрибутивно-ориентированную интерпретацию. Хотя атрибутивная интерпретация является достаточно полной, она не обеспечивает всецело удовлетворительное объяснение динамики, которая связывает личностные стратегии выбора с диспозиционными атрибуциями вместе. Таким образом, она не может быть взята в качестве удовлетворительного основания, чтобы воспринимать сочетание «слабость-справедливость» как автоматическое подталкивание оппонента к конкурентному поведению. Данная интерпретация также доказывает, что при некоторых обстоятельствах такая атрибуция могла вызвать альтруистический ответ [2]. Из этого следует, что объяснение, которое связывает более высокую эффективность сочетающих стратегий с процессами атрибуции должно быть дополнено третьим возможным объяснением. Третье объяснение проистекает из обзоров влияний различных стратегий на прогнозируемость совместного поведения. В целом, объяснение основывается на допущении влияния различных стратегий на восприятие взаимозависимости среди участников конфликта. Безусловная кооперация и безусловная конкуренция подрывают или ослабляют взаимозависимость. Один участник последовательно использует безусловную стратегию (кооперативную или конкурентную) и оставляет другому участнику небольшой контроль над ходом взаимодействия. Последний, таким образом,
освобождается от индивидуалистической ориентации и ведет себя конкурентно: чтобы или избегать быть эксплуатируемым участником, придерживающимся безусловно конкурентной стратегии, или использовать преимущества безусловно кооперативной стратегии. Сочетание, в отличие от безусловной кооперации и безусловной конкуренции, создает сильную вероятностную связь между поведением и выборами участников состязания. Как результат, сочетание производит два эффекта, которые совместно вынуждают участников вести себя кооперативно. Во-первых, сильная вероятностная связь снижает вероятность чистой победы одного из участников; наоборот, она повышает вероятность того, что конфликт будет вести к множественным потерям. Во-вторых, принятие сочетающей стратегии субъектами ведет к контролю участниками стратегий поведения. Последнее, таким образом, отягощается ответственностью за разрешение противоречия. Он или она могут сотрудничать и добиться большой прибыли или конкурировать и понести множество потерь. При нормальных обстоятельствах, встретившись лицом к лицу с таким выбором и ответственностью, участники, скорее всего, выберут кооперативную форму взаимодействия.
Предшествующий аргумент подтверждает, что преимущество сочетающей (кооперативно-стимулирующей) стратегии реализуется в той степени, в которой она является частью самоатрибутивного контроля участника над стратегиями состязательного поведения. Участники в конфликте и в меняющемся взаимодействии обычно испытывают значительную неуверенность в вопросах представления намерений и стратегических планов своих оппонентов. Такая неуверенность угрожает и может, более того, перерасти в конкурентные ответы. Воспринимаемый контроль над действиями оппонента и над ходом взаимодействия может уменьшить неуверенность, снизить восприятие риска эксплуатации и таким образом способствовать кооперативным ответам. Эта опосредствующая роль воспринимаемого контроля была продемонстрирована в двух экспериментах. Они показали, что определенные образцы изменения в стратегии одного партнера увеличивали восприятие контроля у другого участника, тем самым увеличивая частоту их кооперативных ответов [6, с. 305-312]. Третий эксперимент выявил, что различия в восприятии контроля активизируют тенденцию к кооперативности, даже если такая вариативность не связана прямо с поведением и стратегиями партнера [6, с. 313-317].
Результаты исследований M. Olekalns подтвердили гипотезу, что выборы состязательной стратегии детерминировались интеракцией между ролью переговорщика и партнерскими ценностными ориентациями, причем взаимоотношения между ценностными ориентациями индивида и переговорными предпочтениями могут в значительной степени сглаживаться ориентацией на ценностные ориентации партнера по игровому взаимодействию [12].
Влияние степени структурированности проблемной ситуации, формы подачи необходимой для совместной деятельности информации на состязательные отношения также привлекали к себе внимание исследователей. Так, J. Rosen & D. Haaga экспериментально подтвердили фасилитирующий эффект кооперации для поведения и установки студентов в условиях социальной дилеммы. В целом, кооперация увеличилась после предоставления убедительной информации. Хотя предполагаемой взаимосвязи между познавательной потребностью и типом убеждающего сообщения не было найдено, результаты указывали на то, что публичные призывы к кооперации облегчали кооперативное поведение в социальной дилемме [16].
C. Park et. al. в своих экспериментах проверяли, как низкий или высокий уровень доверия индивидов реагирует на информацию о намерениях оппонента в ситуации социальной дилеммы. Субъекты с низким уровнем доверия реагировали на конкурентную информацию увеличением кооперации, но не «поражались» конкурентной информацией, а период безусловного информационно-непротиворечи-
вого повеления сразу же после сообщения мог дать и низкий, и высокий уровень доверия ответов субъектов на кооперативный и конкурентный сигналы соответственно. Тем не менее число безусловных ответов было критическим. Исследование также зафиксировало, что заявленные намерения и информационно-непротиворечивое поведение определяют восприятие доверчивости к оппоненту [13]. Данное исследование является своеобразным продолжением основных обобщений по проблеме формирования и разрушения доверия в кооперативных взаимоотношениях, сделанных в монографии «Trust. Making and breaking cooperative relations» [7].
Литература
1. Axelrod R.M. The complexity of cooperation: Agent-based models of competition and collaboration. - Princeton, NJ: 1997.
2. Berkowitz L. Social norms, feeling and other factors affecting helping and altruism // Berkowitz L. (Ed.). Advances in experimental social psychology. - New York: 1972. - Vol. 6. - P. 63-108.
3. Bettencourt B.A., Brewer M.B., Croak M.R., Miller N. Cooperation and the reduction of intergroup bias: The role of reward structure and social orientation // Journal of experimental social psychology. - 1992. - Vol. 28. - P. 301-319.
4. Brewer M.B., Miller N. Beyond the contact hypothesis: Theoretical perspectives on desegregation // N. Miller, M.B. Brewer (Eds.). Groups in contact: The psychology of desegregation. - Orlando: 1984. - P. 281-302.
5. Deutsch M. Distribute justice. A social-psychological perspective. - New Haven and London, 1985.
6. Friedland N. Attribution of control as a determinant of cooperation in exchange interactions // Journal of Applied Social Psychology. - 1990. - Vol. 20 (4). - P. 303-320.
7. Gambetta D. (Ed.). Trust: Making and breaking cooperative relations. -Cambridge, 1988.
8. Komorita S.S., Esser J.K. Frequency of reciprocated concessions in bargaining // Journal of Personality and Social Psychology. - 1975. - Vol. 32. - P. 699-705.
9. Lindskold S., Finch M.L. Styles of announcing conciliation // Journal of Conflict Resolution. - 1981. - Vol. 25. - P. 704-714.
10. McGillicuddy N.B., Pruitt D.G., Syna H. Perceptions of firmness and strength in negotiation // Personality and Social Psychology Bulletin. - 1984. - Vol. 10: p.p 402-409.
11. Nowicki S.J., Fost L., Naik M. The impact of cooperative and competitive instructions on the performance of friendly and hostile complementary mixed-sex dyads // Journal of research in personality. - 1997. - Vol. 31 (4). - P. 512-522.
12. Olekalns M., Smith P.L., Kibby R. Social value orientations and negotiator outcomes // European journal of social psychology. - 1996. - Vol.26 (2). - P. 299-313.
13. Parks C.D., Henager R.F., Scamahorn S.D. Trust and reactions to messages of intent in social dilemmas // Journal of Conflict Resolution. - 1996. - Vol. 40 (1). - P. 134151.
14. Pruitt D.G. Negotiation behavior. - New York: 1981.
15. Rabbie J.M. Is there a discontinuity or reciprocity effect in cooperation and competition between individuals and groups? // European Journal of Social Psychology. -1998. - Vol. 28. - P. 483-507.
16. Rosen J., Haaga D.A.F. Facilitating cooperation in a social dilemma: A persuasion approach // Journal of psychology. - 1998. - Mar. - Vol. 132 (2). - P. 143-153.
17. Schopler J., Jnsko C.A. The discontinuity effect in interpersonal and intergroup relations: generality and mediation // European review of social psychology. - 1992. - Vol. 3. - P. 121-151.
