CC BY
22
Н. Н. Казанский
Микенский комментарий к описанию стад Гелиоса (Od. XII, 127-136)
Описание острова Тринакрии, которое содержится в пророчестве Кирки, включает в себя описание стад, которые пасутся на острове, причем число коров и овец (баранов) составляет семь стад по пятьдесят голов.
После увидишь ты остров Тринакрию. Много пасется
Там Гелиосовых жирных овец и коров тихоходных, -Семь овечьих прекраснейших стад и столько ж коровьих. 130 По пятьдесят в каждом стаде голов. Они не плодятся, Не вымирают. Пасут их прекрасноволосые нимфы. Имя одной Фаэтуса, другой же Лампетия имя. Их Гелиос Гиперион с божественной прижил Неэрой. Выкормив их и родивши, почтенная мать их послала 135 Жить на Тринакрию остров, в большом от нее отдаленьи, Чтоб стерегли там отцовских овец и коров тихоходных. Если, о родине помня, ты рук на стада не наложишь, Все вы в Итаку вернетесь, хоть бедствий претерпите много.
(Пер. В. А. Жуковского)
Для микенского времени мы знаем о существовании стад, состоящих из одних баранов (ср. PY Cc 665 ne-wo-pe-o , po-ti-ni-ja OVISm 100 SUS 190 «для владычицы местности Н. - 100 баранов и 190 свиней»; PY Cn 40.8 ma-ro-pi , pa-ro , ro-ko , pa-ra-jo OVISm 150 «в местности М. во владениях Р. старых баранов 150»; PY Cn 131.2 pa-ro , pi-me-ta , X OVISm 200 «во владениях П. баранов 200» и другие многочисленные контексты). Известно также, что числа в микенских объединениях людей или животных обычно кратны десяти. Так, среди табличек, перечисляющих силы, собранные для охраны морских границ Пилосского царства, численность отрядов повсюду исчисляется в десятках. При описании стад того или иного владельца микенские таблички указывают точное число голов, что связано с появлением приплода. Между тем о стадах Гелиоса известно, что в них животные не плодятся и не дохнут (yôvoç 8' ou yivetai aÙTÛn, / ou8e тоте fOinüOouai). При стадах имеются два пастуха, в роли которых выступают нимфы Фаэтуса и Лампетия,
генеалогия которых (они обе дочери нимфы Неэры и Гелиоса Гипериона) излагается достаточно подробно. В классическое время «Гелиос Гиперион» мог пониматься как патронимик, но для более раннего времени явно речь должна идти об эпитете -«Всевышнее Солнце», причем эпитет Солнца, стоящий в сравнительной степени, находит параллели в других индоевропейских традициях, хотя в самом микенском Солнце как божество в дошедших до нас текстах не упомянуто. Эпитеты дочерей Гели-оса совершенно прозрачны этимологически и соотносятся, как отмечает Хойбек, с природой солнечного света1. Вообще последний комментарий к «Одиссее» не трактует всё это место в целом, ограничиваясь комментарием лишь к отдельным словам. В частности, для émpoi|iéneç сообщается, что это гапакс, соответствующий слову P0L|éveç, и предлагается список слов, в которых наблюдается та же словообразовательная модель -ém|iàpTupoç < em màpTupoç, émoupoç, emßouicOXo?, emßWTopi n 222, èmiCTTup f 26 . Между тем, в изданиях, где принято такое чтение, всё же указывается возможность и иного толкования. Например, в издании П. фон дер Мюлля3 отмечается, что вместо émpoi|iéneç возможно ém (melius em) poi|éneç и предлогается сравнить épipoiméneç с emßouioXo? в Od. III, 422. Во всех более ранних изданиях, например в комментарии Амеиса, также дается отсылка на комментарий, в котором сообщается по поводу слова em|iàpTupoç: «ein Zeuge darüber, indem die ursprünglich sinnliche Bedeutung des em einen malerischen Zusatz zur Vollständichkeit der epischen Veranschaulichung gibt»4. С точки зрения словообразования гомеровских композитов мы
1 «The poet gives the nymphs 'significant' names of similar meaning appropriate to their father's nature: 'Shining', 'Radiant'» (A. Heubeck. A Commentary on Homer's Odyssey. Vol. II. Books IX-XVI by A. Heubeck, A. Hoekstra. Oxf.: OUP, 1989. P. 126).
2 E. Risch. Wortbildung der homerischen Sprache. 2. Aufl. Berlin; New York: Walter de Gruyter, 1974. S. 214. Э. Риш опирается при этом на исследование Ману Лоймана, который специально разбирает примеры на превращение наречия в постпозиции в приставку следующего слова типа ßoöv ¿mßouKolo" dvriP < ßoöv em ßouKolo" dvr|P (M. Leumann. Homerische Wörter. Basel: Verlag Friedrich Reinhardt, 1950. S. 92 ff.).
3 Homeri Odyssea / rec. P. von der Muehll. Ed. tertia. Stutgart; Lipsiae: Teubner, 1962 (1993).
4 Homers Odyssee / für den Schulgebrauch erklärt von K. F. Ameis. 5. Aufl. von C. Hentze. Leipzig: Teubner, 1872. S. 20.
имеем возможность выбора интерпретации, причем представляется совершенно необязательным в интересующем нас тексте принимать единожды засвидетельствованное слово в качестве исконного. Разумеется, ни раньше, ни позднее мы не встретим в греческой культуре пастушек, которые присматривали бы за стадами быков или коров, но то, что пастухи назывались просто пастухами, а начальное em можно рассматривать как приставку глагола epeiai в тмесисе, кажется совершенно очевидным и позволяет элиминировать из греческого языка слово empoi|iéne?. Для микенского времени мы располагаем несколькими контекстами, в которых упоминаются пастухи, приглядывающие за стадами. Четыре из них стереотипны (PY Ae 27, Ae 134, Ae 108, Ae 489) и строятся по формуле «имя собственное, козий пастух/пастух, над, имя владельца стада, четырехногие (скот), надзирающий», например,
PY Ae 134 .a o-ro-me-no
ke-ro-wo , po-me , a-si-ja-ti-ja , o-pi , ta-ra-ma-o qe-to-ro-po-pi «Кервон, пастух в Азиатии, присматривающий за скотом Тарамая - 1 человек».
Раздельное написание приставки в микенских текстах не является чем-то исключительным (cf. a-po 1 keka-u-me-no), поэтому и в случае с пастухами-нимфами мы можем опереться на подобные написания, которые подталкивают нас к тому, чтобы элиминировать гомеровский гапакс. В любом случае сходство между микенскими текстами и пассажем из «Одиссеи» позволяет предполагать древность этого особняком стоящего сюжета.
Безусловно, к числу чисто мифических черт относится постоянство численности стад Гелиоса, которое обеспечивается, в частности, тем, что животные не гибнут. В комментариях специально отмечается, что ou8é роте следует понимать как and yet never, за которым следует форма, достаточно редкая, глагола fOinUOw. Этот глагол является исключительно поэтическим и употребляется только в презенсе и в имперфекте. При этом обычно5 морфологически его членят fOin-UOw. На самом деле, поскольку известен глагол fOlw, представленный также у Гомера, и глагол fOlnw с тем же значением и с двумя вариантами долготы корневого гласного, можно предполагать, что в основе лежит корень fOi-, к которому добавлен суффикс -nu-,
5 H. G. Liddell, R. Scott, H. S. Jones. A Greek-English Lexicon. With a revised Supplement. Oxford, 1996.
отраженный также в глаголе фО'шы с долгим корневым гласным (из фО'шры). Глагол фОшиОы употребляется как транзитивно в значении «опустошать, истреблять запасы», так и интранзи-тивно со значением «гибнуть». Следует специально отметить, что появляющийся после суффикса формант -О- до сих пор настоящего объяснения не получил. Впрочем, такого рода дентальное расширение в греческих глаголах известно. Таким образом, для презенса обнаруживаются три формы, которым в футуруме соответствует фОеьсты и фО'ьсты, в аористе ёфОеюа и ефОьста, в перфекте ёфОька. Все эти формы употребляются с приставками, а также имеются медиопассивные формы.
При анализе существенно обратить внимание на употребительную форму, в ходе истории греческого языка превратившуюся в субстантив - фОьто?, где по всем правилам мы находим нулевую ступень огласовки корня. Эта форма широко представлена в поэзии во мн. числе и означает «мертвые». По данной модели были образованы также прилагательные с отрицательной частицей в начале афОьто?.
В классическом санскрите однокоренной глагол также засвидетельствован в трех разных формах, принадлежащих I, V и IX классам (ksayati, ksinoti, ksinati)6. В отличие от греческого перфект представлен с удвоением ciksaya.
Найденный в 80-х гг. в Фивах текст микенского времени TH Wu 75 содержит форму причастия перфекта e-qi-ti-wo-e с суффиксом в той форме, которая была известна и раньше. Речь идет о подвеске-ярлычке в виде глиняной пирамидки, целая серия которых (TH Wu 44 - Wu 99) была опубликована Ж.-П. Оливье, Х. Питеросом и Х. Меленой7. Форму e-qi-ti-wo-e К. Ройх (Ruijgh) сразу же определил как part. perf. act. от глагола фО'шы /egwhdhi-woh-es/. Сам этот корень хорошо известен в микенском греческом благодаря женскому имени a-qi-ti-ta, интерпретированному А. Хойбеком (Heubeck) как " ЛфОьта. Этому имени собственному в связи с известной формулой «невянущая слава» посвятил отдельное исследование Э. Риш (Hist.
6 В. А. Кочергина. Санскритско-русский словарь. М.: Русский язык, 1978. С. 181.
7 Christos Piteros, J.-P.Olivier, José Melena. Les inscriptions en linéaire B des nodules de Thebes (1982): la fouille, les documents, les possibilitées d'intérpretation // Bulletin de correspondance Hellénique, 1990. T. 114. P. 103-184.
Spachforschung. Bd. 100). При этом предполагается унаследованная укорененность эпитета в микенском греческом, причем столь основательная, что имя женщины воспринималось скорее уже не как «невянущая», а как «славная».
Короткий текст Wu 75 включает всего два слова: идеограмму для свиньи SUSm и форму двойственного числа от причастия перфекта e-qi-ti-wo-e. Совершенно отчетливый показатель множественного числа (или же двойственного) определил интерпретацию текста «(2+porcs) que les circonstances ont fait dépérir, mort d' épuisement, détruits (par la sechesse)»8. Это толкование, как кажется, лучше заменить, исходя из гомеровского значения «гибнуть». Тем самым, приходится постулировать, что ярлык относился к двум свиным тушам.
Заметим, что формы причастия перфекта находят параллели в пилосских текстах, где также при склонении древнего суффикса перфекта не происходит усиления основы с помощью суффикса -t- .
Суффикс, который выделяет перфектные причастия, уже для микенского времени стоит особняком в системе греческого глагола, поэтому его появление определенно свидетельствует о том, что основа слова представляет собой основу именно перфекта. Как можно видеть, эта перфектная основа образована не с помощью удвоения, а путем присоединения начального е-, что хорошо представлено в греческом языке I тыс. до н. э., начиная уже с поэм Гомера, у которого встречаются по меньшей мере несколько из перечисленных форм. П. Шантрен определяет их как перфекты без удвоения, распространенные во всех греческих диалектах и включающие в свое число также форму
8 Chr. Piteros, J.-P. Olivier, J. Melena. Les inscriptions en lin. B ... P. 156.
9 В недавней статье Л. Г. Герценберг предложил свести воедино формы перфектного причастия и причастия на -nt- (Л. Г. Герценберг. К реконструкции праиндоевропейских активных причастий перфекта // Acta lingüistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. Т. II, ч. 1. СПб.: Наука, 2006. С. 5-10). Микенский материал это решение проблемы не подтверждает, однако для форм, представленных в греческих диалектах I тыс. до н. э. влияние форм причастия на -nt- на формы причастия перфекта либо прямо засвидетельствовано, либо выглядит вполне правдоподобным в условиях, когда в пределах одного слова мужской и женский род перфектных причастий уже не могли восприниматься носителями языка как содержащие вариант одного и того же суффикса.
медиального перфекта от интересующей нас основы ефОьто10. Следует сказать, что и сам этот глагол, имеющий в презенсе несколько вариантов основы, в форме перфекта в греческой литературе не известен. Однако приведенная гомеровская форма свидетельствует о том, что когда-то формы перфекта этого глагола употреблялись шире, чем в классическое время, а представленная в одной из рукописей Диоскорида форма ефОька может продолжать эту раннюю традицию.
Как можно видеть из разбора приведенных форм, в греческом языке II тыс. до н. э. уже благополучно сосуществовали несколько способов образования перфекта. Наряду с удвоитель-ным перфектом встречается перфект без удвоения и без начального приращения и вместе с тем появляются формы, которые прямо свидетельствуют о древности образования основ перфекта с помощью частицы, очень сильно напоминающей аугмент.
Как мы знаем, в праиндоевропейском языке существовала частица *е-, имевшая, судя по всему, местоименное происхождение, и во всех языках, где она представлена (в санскрите, древнегреческом, армянском), маркирующая прошедшее время. Можно специально отметить, что эта частица противопоставлена другой (*пи), которая может появляться и в качестве суффикса, показывающего отнесенность действия к настоящему актуальному (*-п-). Эта дополнительная дистрибуция двух морфем показывает ярче всего принадлежность форм, начинающихся с аугмента, к плану прошедшего, исключающему любую попытку интерпретации действия как происходящего в настоящем. Вместе с тем, когда речь идет о системе перфекта, ситуация меняется в значительной степени, поскольку в греческом языке значительная часть перфектных форм передает не действие в прошлом, а результат этого действия в настоящем: трты 'я падаю', рертыка 'я лежу в результате падения'. Совершенно ясно, что перфект, маркированный с помощью частицы, напоминающей аугмент, мог появиться лишь тогда, когда часть глаголов стала допускать интерпретацию форм перфекта как обозначающих, в первую очередь, действие, произошедшее в прошлом, но имеющее результат в настоящем. Такого рода семантические сдвиги в рамках древнегреческой глагольной системы, насколько мне известно, всегда датировались намного
10 П. Шантрен. Историческая морфология древнегреческого языка. М., 1953. § 214, с. 188.
более поздним временем, чем микенское. П. Шантрен писал о формировании древнегреческой глагольной системы едва ли не на наших глазах, показывая, как глагольные формы, еще у Гомера выступающие изолированно, постепенно входят в жесткую глагольную систему, получающую свое завершение к V в. до н. э. Также и И. А. Перельмутер рассматривал греческую глагольную систему с точки зрения присущих ей залоговых оппозиций как достаточно позднюю11. Микенский материал, в том числе и отражающий индоевропейский глагольный корень *ё1^и1е1-12, как будто бы показывает, что свойственная древнегреческому языку исключительно сложная глагольная система начала формироваться раньше, чем это предполагалось до сих пор, а сопоставление микенских хозяйственных контекстов с гомеровским описанием стад Гелиоса позволяет увидеть лексическую преемственность в истории греческого языка на рубеже II и I тыс.
11 И. А. Перельмутер. Залог древнегреческого глагола. СПб.: Ноах, 1995.
12 H. Rix (Hgg.). Lexikon der indogermanischen Verben. Die Würzeln und ihre Primärstammbildungen. Wiesbaden, 1998. S. 131-133; LIVAdd. S. 40-41.
