Научная статья на тему 'Михаил Федорович Мурьянов и «Слово о полку Игореве»'

Михаил Федорович Мурьянов и «Слово о полку Игореве» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
319
69
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИСТОРИЯ СЛАВИСТИКИ / МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ МУРЬЯНОВ / «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» / MICHAIL F. MURYANOV / «IGOR'S TALE» / HISTORY OF SLAVIC STUDIES

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Добродомов Игорь Георгиевич

В статье рассматриваются методы работы Михаила Федоровича Мурьянова с образами и символами «Слова о полку Игореве» и связанной с этим произведением историко-культурной тематикой.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Michail F. Muryanov and «Igor's Tale»

The article deals with methods applied by Michail F. Muryanov to analyze images and symbols of «Igor's Tale» and other subjects of cultural and historical value, related to this text.

Текст научной работы на тему «Михаил Федорович Мурьянов и «Слово о полку Игореве»»

Вестник ПСТГУ

III: Филология

2011. Вып. 4 (26). С. 21-28

Михаил Федорович Мурьянов и «Слово о полку Игореве»

И. Г. Добродомов

В статье рассматриваются методы работы Михаила Федоровича Мурьянова с образами и символами «Слова о полку Игореве» и связанной с этим произведением историкокультурной тематикой.

Вышедшая в 1995 г. пятитомная «Энциклопедия “Слова о полку Игореве”» смогла учесть только одну работу скончавшегося 6 июня того же года Михаила Федоровича Мурьянова — его статью о загадочном сочетании синии молнии «Слова»1, откуда пошел интерес исследователя к цветообозначениям в разных языках. Поэтика цветовых прилагательных в дальнейшем постоянно привлекала Михаила Федоровича2, в том числе и применительно к загадочному синему вину во сне Святослава, к поэтической синей мгле в «Слове о полку Игореве». В статье «О Минее Дубровского» саркастически высказано скептическое суждение о загадочном выражении синее вино: «Примечательна датировка хлебного вина XI веком в кругу специалистов по “Слову о полку Игореве” — на основании того, что в Изборнике 1076 г. есть выражение Въ мъножъствт хлтбьнтмъ и въ обилии виньнпмь»3.

«Слово о полку Игореве» по-прежнему продолжает вызывать бесконечную полемику по проблемам подлинности этого шедевра древнерусской литературы, что проникает и в комментарии, и в сопроводительные статьи к изданиям памятника. Вышедшая в 1996 г. в качестве отдельного IV тома журнала «Palaeoslavica» монография М. Ф. Мурьянова «“Слово о полку Игореве” в контексте европей-

1 Мурьянов М. Ф. «Синии молнии» // Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад. В. В. Виноградова. Л., 1971. С. 23-28.

2 Мурьянов М. Ф. К интерпретации старославянских цветообозначений // Вопросы языкознания. 1978. № 5. С. 93-109; продолжено в экскурсе «Из истории славянских цветообозначений» в книге: МурьяновА.Ф. «Слово о полку Игореве» в контексте европейского средневековья / Вступ. ст. и коммент. О. Н. Трубачева; коммент. и послесл. А. Б. Страхова // Palaeoslavica. International Journal for the Study of Slavic Medieval Literature, History, Language and Ethnology. 1996. Vol. 4. C. 58-75.

3 Мурьянов М. Ф. О Минее Дубровского // Вопросы языкознания. 1981. № 1. C. 132; со ссылкой на: Степанов А. Г. Сон Святослава и «синее вино» в «Слове о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков / Отв. ред. О. А. Державина. М., 1978. С. 148-150.

ского средневековья» с вступительной статьей «О двенадцатом веке и последующих веках» и комментариями О. Н. Трубачева и комментариями и послесловием «О М. Ф. Мурьянове и о “Слове о полку Игореве”» А. Б. Страхова выгодно отличается своей дистанцированностью от этой бесплодной полемики. На эту публикацию я откликнулся сочувственной рецензией4. Правда, М. Ф. Мурьянов не удержался от того, чтобы не привести аналогичный пример исчезновения, как и в случае со «Словом о полку Игореве», уникальной рукописи синхронного «Слову» или чуть более раннего литературного памятника, когда «единственная рукопись утрачена, причем не при национальном бедствии, как нашествие французов и московский пожар 1812 года, а в результате уголовного преступления мирного времени. В 1879 году в Лондоне, в Британском музее исчезла рукопись XIII — начала XIV века под шифром King’s Library16. E.VIII, содержавшая англо-норманнский текст “Путешествия Карла Великого в Иерусалим и Константинополь”. Она не нашлась, на правах первоисточника “Путешествия” (или “Паломничества”, как его иногда называют) выступает критический текст, опубликованный в год исчезновения рукописи молодым медиевистом Эдуардом Кошвицем (1851-1904)»5.

«Слово о полку Игореве» неоднократно становилось объектом интересов М. Ф. Мурьянова, который опирался на этот литературный памятник в качестве материала для иллюстрации своих различных разысканий. М. Ф. Мурьянов активно использует методы этимологии, которая свободно прибегает «к сравнениям и противопоставлениям на материале ряда языков и культур. История изучения “Слова о полку Игореве” тоже научила, что нет причин <ж>дать решающих прорывов в область непознанного, если вращаться в пределах узко понимаемой проблематики одного памятника, каким бы значительным он ни был, не зная ничего другого в медиевистике. “Слово о полку Игореве” надо бы прочесть в широком контексте европейского средневековья6. Предлежащая книга видится ее автору как выборочные пробы в этом направлении»7. Эти «выборочные пробы» были столь высокого уровня, что до сих пор не получили в литературе о «Слове» ни соответствующего этому уровню разбора, ни продолжения в том же духе, что у Мурьянова.

Обращает внимание на себя композиция книги о «Слове», которая состоит из девяти глав, скомпонованных в три части (по три главы в каждой части), отделенных друг от друга двумя экскурсами8, что сделано явно в подражание структуре гимнографических канонов: их творцы «не мыслили свои творения иначе, как состоящими из девяти песней, и даже в тех случаях, когда фактическое число песней оказывалось иным, подгонка нумерации имела целью сделать так, чтобы канон начинался песнью первой и завершился песнью девятой. При этом чис-

4Добродомов И. Г. [Рец. на: Мурьянов М. Ф. «Слово о полку Игореве» в контексте европейского средневековья] // Вопросы языкознания. 1997. № 5.

5 Мурьянов М. Ф. «Слово о полку Игореве» в контексте европейского средневековья. С. 113.

6 Этой проблемой много занимался старший современник М. Ф. Мурьянова — А. Н. Робинсон (1917-1993).

7 Мурьянов М. Ф. «Слово о полку Игореве» в контексте европейского средневековья. С. 17.

8 Такую же композицию имеет и опубликованная восемнадцать лет спустя после защиты докторская диссертация: Мурьянов М. Ф. Гимнография Киевской Руси. М., 2003.

ло 9 понималось как утроение триады, вереница из девяти песней членилась на три группы с помощью двух инородных вставок»9.

По мнению М. Ф. Мурьянова, такого же принципа придерживался и А. С. Пушкин в «Евгении Онегине», роман должен был состоять из девяти глав, что находит подтверждение в словах самого поэта: «Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию и насмешкам (впрочем весьма справедливым и остроумным). Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую Главу, в коей было описано путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную Главу точками или цифрой; но во избежание соблазна, решился он вместо девятого нумера выставить ось-мой нумер над последнею Главою “Евгения Онегина”, и пожертвовать одною из окончательных строф:

Пора: перо покоя просит;

Я девять песен написал;

На берег радостный выносит Мою ладью девятый вал —

Хвала вам, девяти Каменам, и проч.»10

Книга М. Ф. Мурьянова складывается из девяти глав, разбитых на три триады, разделенные двумя экскурсами, и замыкающей все это эсхатологической заметкой «Кому и чего не минути?», что составляет единое целое.

Первая триада проблем начинается главой «Копье Рюриковича» и обстоятельно, с привлечением многочисленных исторических и литературных параллелей, трактует начальную фразу речи князя Игоря пред отправлявшимся в поход войском: «Хощу бо, рече, копіє приломити конець поля Половецкаго съ вами Русици, хощу главу свою приложить, а любо испити шеломомь Дону», где обращает на себя внимание перекличка формально схожих глаголов приложити и также загадочного, по выражению М. Ф. Мурьянова, «по-фольклорному затуманенного», другого глагола — приломити, что обычно не замечается исследователями.

М. Ф. Мурьянов обращает внимание, что глагольная форма хощу, дважды употребленная в краткой речи Игоря, не имеет здесь привычного нам сейчас значения волеизъявления князя, и поэтому исследователь употребляете ее в кавычках: «хощу». Это вполне оправдано, поскольку в древнерусском языке формы настоящего времени глагола хоттти в сочетании с инфинитивом обозначали будущее время и лишь с малой долей волеизъявления, которое никак не чувствуется, например, в высказывании белгородцев о своем ожидаемом мрачном будущем во время осады города печенегами в 997 г.: «...се оуже хочемъ померети 5 глада или утро хотат са людье передати ПеченЪгомъ»11.

9 Мурьянов М. Ф. Славистические маргиналии к книге грузинского византолога // Мурьянов М. Ф. История книжной культуры России: Очерки. Ч. 2. СПб., 2008. С. 222.

10 Пушкин А. С. Отрывки из «Путешествия Онегина» // «Евгений Онегин»: Роман в стихах. Сочинение Александра Пушкина. М., 2005. С. 452-453.

11 Повесть Временных лет по Лаврентьевскому списку (л. 44), цит. по: Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. 1. М., 1997. С. 127.

Исследователь хорошо знает историю оружия в древности и средневековье, его материальную сторону: М. Ф. Мурьянову принадлежит специальное исследование по этому вопросу12. Ученый подвергает скрупулезному критическому анализу важнейшую предшествующую литературу, делает ряд интереснейших наблюдений, но с его окончательным выводом о том, что под концом поля половецкого здесь понимается его граница-преграда, которой была порождена «неодолимая потребность вогнать в эту преграду оружие — так, чтоб хрустнуло древко»13, — едва ли можно согласиться.

М. Ф. Мурьянов, однако, справедливо подчеркивает, что ломание копья, о котором говорит Игорь, носит безусловно символический ритуальный характер, в противоположность Д. С. Лихачеву, который видел здесь «символ вступления в единоборство, символ личного участия князя в битве»14. Точка зрения М. Ф. Му-рьянова подтверждается и уточняется эпизодом из фольклорного повествования западнорусских летописей и М. Стрыйковского о мнимом взятии Москвы Оль-гердом и ломании им после заключения мира своего копья о ворота Москвы в знак прочности этого мира, в условиях которого копье более не понадобится15.

На самом же деле кажущееся нам странным намерение князя сломать свое боевое оружие в конце Половецкого поля или сложить там голову является планируемым символом предстоящего успешного или неуспешного похода, после которого отпадает надобность в оружии в любых условиях. Такое толкование высказал еще в 1819 г. в газете «Русский инвалид» (№ 157-161) один из первых исследователей «Слова» — адмирал А. С. Шишков, а в 1988 г. повторил самостоятельно скульптор В. П. Буйначев16. Но это стало достоянием современной науки несколько позже. Пример ломания (скрушения) копья победителей при заключении прочного мира в западнорусских летописях и у М. Стрыйковского17 был найден еще позднее. Та же идея о ненужности оружия в условиях прочного мира заключена в знаменитых библейских словах о перековывании мечей на орала, а копий на серпы (Мих 4. 3; Ис 2. 4; Иоиль 2. 10). Но здесь идея ломания оружия оказалась заслоненной идеей утилизации отходов: глагол со значением ломать отсутствует в текстах библейских пророков. Эта чисто поэтическая догадка не получила у филологов, комментировавших «Слово», никакого отклика, поскольку «Слово о полку Игореве» больше рассматривалось ими с идейной стороны и как историко-литературный источник.

12 MurjanoffM. Rffinn Sper // Wolfram-Studien. Berlin, 1970. [Bd.1] (= Veroffentlichungen der Wolfram von Eschenbach-Gesellschaft). S. 188—193.

13 Мурьянов М. Ф. «Слово о полку Игореве» в контексте европейского средневековья. С. 31.

14 Там же. С. 20.

15 Добродомов И. Г. Копие приломити // 200 лет первому изданию «Слова о полку Игоре-ве». Материалы юбилейных чтений по истории и культуре древней и новой России. 27—29 августа 2000 г. Ярославль — Рыбинск. Ярославль, 2001. С. 66—67.

16 Собрание сочинений и переводов адмирала Шишкова. Ч. 11. СПб., 1827. С. 382—401; Буйначев В. П. Новое прочтение «Слова о полку Игореве»: автор известен. М., 1998. С. 142.

17Полное собрание русских летописей. Т. 32. М., 1975. С. 62, 149; Там же. Т. 35. М., 1980. С. 224, 235. StryjkowskiM. O pocz^tkach, wywodach, dzielnosciach, sprawach rycerskich i domowych slawnego naroda litewskiego, zemojdzkiego i ruskiego. Warszawa, 1978. S. 36, 42, 230—262.

Критический анализ упоминания готских дев в связи с поражением похода Игоря: «Се бо Готскія красныя дЪвы въсп%ша на брез% синему морю. Звоня Ру-скымъ златомъ, поютъ время Бусово, лел%ютъ месть Шароканю», — привел исследователя к мысли, что здесь не может идти речь о готах XII в., и за неимением другого выхода он высказал предположение о возможности искать здесь вставку XVIII в., когда готы стали предметом внимания ученых политиков, хотя вместо этого стоит вспомнить записанное С. Герберштейном отождествление половцев с готами, которое этот автор XVI в. узнал из русских источников: «Die Reissen vermainen das die Polowtzi Gotten gewest sein, khan das auch hart glauben» («Русские полагают, что половцы были готами, но в это трудно поверить»)18. Эти сведения С. Герберштейна, взятые из неизвестных нам русских письменных источников, ходили на Руси в XVI в. и основывались на том, что половцы жили на тех же территориях, где ранее жили готы. Новейшие предположения А. А. Горского о том, что С. Герберштейн зафиксировал «плод рассуждений образованных людей XVI столетия: во всяком случае в домонгольской Руси половцы считались “Из-маилтянами”, т. е. потомками Сима, а гбтов относили к потомкам Афета»19, — опирается на предположение о древнем единомыслии в этногенетических вопросах и фактами не подтверждается. Конечно, С. Герберштейн получил свои сведения об истории московитов и соседних народов от русских образованных людей XVI в., но считать эти сведения о готах и половцах плодом их фантазий нет оснований. Наряду с библейской генеалогией могла существовать и чисто историческая генеалогия: именно последняя интересовала Герберштейна, и он ее зафиксировал.

Заслуживает внимания то обстоятельство, что в переводе Софьи Козлениц-кой (1916) Готскія красныя дтвы на основании поэтических соображений названы половецкими, что оставалось незамеченным специалистами и могло бы снять ненужные предположения об активности готов в XII в. на разных территориях:

Половецкія красныя дЬвицы Поютъ на берегу синяго моря,

Звеня русскимъ золотомъ,

Восхваляютъ злосчастныя намъ времена.

Услаждаютъ месть Шарукана20.

Несколько раз Михаил Федорович обращается к «Слову о полку Игоре» и в своей книге «Из символов и аллегорий Пушкина», вышедшей в 1996 г., также посмертно.

18 Герберштейн С. Записки о Московии. Т. 1. М., 2007. С. 390-391. Это место не комментировалось, но чаще обращали внимание на латинский вариант текста: «Polovutzos Rutheni Gotthos fuisse perhibent: quorum tamen sententiae non accedo» («Русские утверждают, будто половцы — это готы, но я не разделяю этого мнения») (см.: Там же).

19 Горский А. А. Слово полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внук Олегова. М., 2002. С. 141.

20 Козленицкая С. Старая Украйна: Сборник дум, песен, легенд. Пг., 1916. С. 255 (ср. также с. 240).

«Слово о полку Игореве» явилось для Михаила Федоровича своеобразным историческим ориентиром для диалектической оценки преходящего. Упоминание у Пушкина в стихотворении «Полководец» (1835) богатой ткани бархат:

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата... —

вызывает комментарий: «В византийскую даль манит. такой признак сказочного богатства, как бархат, — не само слово, а ткань, им обозначаемая. К XIX веку она упала в цене, превратилась из царственной в сравнительно доступную, но в памяти читателей были драгыя оксамиты (бархаты, из греческого є^ацітод) “Слова о полку Игореве”»21.

В главе IV «У истоков Пушкинской философии времени» книги «Из символов и аллегорий Пушкина» Михаил Федорович при анализе стихотворения поэта «Телега жизни» (1823) смело использует из лексики «Слова о полку Игореве» тематически связанные с обсуждаемой проблемой слова тплтга и человткъ. Архаическое музыкальное сравнение «Слова» во фразе «А Половци неготовами дорогами побігоша къ Дону Великому; крычатъ тілігьі полунощи, рци лебеди ро-спущени» искусно вплетено также в анализ пушкинской «Телеги жизни» в той же книге22 в контексте освещения истоков пушкинской философии времени. Глубокое проникновение в тонко чувствуемый текст обнаруживает М. Ф. Мурьянов, комментируя фрагменты «Слова о полку Игореве»: «...длъго ночь мрькнеть, заря св%тъ запала, мьгла поля покрыла», — где до М. Ф. Мурьянова оставалось не-объясненным или объясненным недостаточно слово длъго. Вместо рассуждения о длительности ночи в местах под 48—49° северной широты, где в мае 1185 г. проходили события, описанные в «Слове о полку Игореве», Михаил Федорович дает чисто психологическое объяснение: «По объективным данным, все, связанное с майскими ночами, как раз не является долгим, и наоборот — средневековым поэтам, писавшим альбы (любовные “песни зари”), даже зимние ночи казались короткими». Этому объяснению найдена удивительная параллель в виде употребления прилагательного дългый в акростихе канона четверга Страстной недели в дългоуму четвьртькоу дългоую поют(ь) пт(снь). К этой цитате дано четкое освещение: «Почему же четверг и его песнопения получили такой эпитет? Да потому, что в среду Христос был приговорен к смертной казни, а в пятницу должно состояться приведение приговора в исполнение. В ожидании этого время тянется мучительно долго»23.

Хотя обычно исследователи «Слова о полку Игореве» видели в описании битвы отражение сельскохозяйственной символики, в частности процесса молотьбы, Михаил Федорович видит здесь конкретизацию взглядов на душу и тело воинов: «В “Слове о полку Игореве” на поле брани “веют душу от тела”, т. е. по-

21 Мурьянов М. Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. М., 1996. С. 246.

22 Там же. С. 53, 173.

23 Мурьянов М. Ф. Гимнография Киевской Руси. М., 2003. С. 100—101; Кривко Р. Н. Вклад М. Ф. Мурьянова в славянскую гимнографию // Мурьянов М. Ф. История книжной культуры России: Очерки. Ч. 2. С. 10-11.

вергаемые воины уподобляются тяжелому зерну, а их души — сдуваемой ветром почти невесомой мякине»24.

Во второй части очерков «История книжной культуры России» под условным редакторским названием «“Пламенный рог” в “Слове о полку Игореве”» впервые напечатаны подготовительные материалы моего совместного с ним доклада, где к «Слову о полку Игореве» применялись соображения о реальном значении и символике слова рог, чему была посвящена более ранняя статья Михаила Федоровича, где проблемы «Слова» были затронуты лишь попутно25.

Разбирая структуру стихотворения А. С. Пушкина «Вертоград сестры моей» на библейскую тематику Песни Песней, Михаил Федорович обращает внимание на строки:

Лишь повеет аквилон,

И закаплют ароматы, —

и вспоминает в качестве параллели древнерусскую экспрессему ветер из «Слова о полку Игореве»: «О ветре ветрило!» — и добавляет «факт далеко не безусловный — не подкрепленную доказательством конъектуру канонического текста, создавшую образ врозь развевающихся стягов, двух ветров на одном поле, напоминающих героям “Слова о полку Игореве” о вреде междуусобиц»26.

В материалах для неоконченной статьи «О древнерусских уступительных конструкциях», посмертно опубликованных во второй части очерков «История книжной культуры России» (с. 538—547), М. Ф. Мурьянов предполагал обратиться к истолкованию неясного места «Слова о полку Игореве», которое в одной из работ по русскому историческому синтаксису получило следующее истолкование: «.при обычном. смешанном употреблении условных и уступительных союзов. мы находим уступительные по форме предложения, которые выражают просто отношение противоположности: хоть (вар. хоти) тяжько ти голові кромі плечю, зъло ти и тілу кромі головы (Сл. о п. Иг. 116)»27.

Жаль, что Михаил Федорович не развил своего сочувствия к такому прочтению этого «темного места», которого придерживался А. А. Потебня. Но с сочув-

24 Мурьянов М. Ф. Этюды к нередицким фрескам. 1. Весы правосудия // Византийский временник. М., 1973. Т. 34. С. 207.

Как кажется, здесь имеет место некая универсалия фольклорно-эпического языка: об этом свидетельствует смысловое тождество символа битвы—молотьбы в «Слове о полку Игореве», как его объясняет М. Ф. Мурьянов, и одной метафоры у А. Н. Башлачева (1960—1988), поэта, чуткого к внутренним формам русской, в том числе фольклорной, идиоматики и топики: «Нить — как волос, / Жить, как колос: / Размолотит колос в дух и прах один цепной удар. / Да я все знаю. Дай мне голос, / И я любой удар / Приму, как Твой великий дар» («Сядем рядом»). — Примеч. ред.

25 Мурьянов М. Ф. К семантическим закономерностям в лексике старославянского языка: (рогъ и его связи) // Вопросы языкознания. 1979. № 2. С. 101—114.

26 Мурьянов М. Ф. К структуре образа Пушкинской Татьяны // Проблемы структурной лингвистики. 1980. М., 1982. С. 216.

27 Лавров Б. В. Условные и уступительные предложения в древнерусском языке. М.; Л., 1941. С. 115. Памятник цитируется здесь по изданию с конъектурой: Потебня А. А. Слово о полку Игореве. Текст и примечания. 2-е изд. Харьков, 1914; ср. также: Черных П. Я. Язык Уложения 1649 года. М., 1953. С. 47—48.

ствием Михаил Федорович относился и к другому прочтению и истолкованию: он его не отвергал, но по неожиданной ассоциации вспоминал и высоко оценивал перевод «Слова о полку Игореве» Г. П. Павского (1787—1863), для которого в «Энциклопедии “Слова о полку Игореве”» (как и для М. Ф. Мурьянова) не нашлось достойного места и догадка которого о значении слова хоть «любимец» в той же загадочной фразе: «Рекъ Боянъ и ходы на Святославля піснотворца старого времени Ярославля Ольгова Коганя хоти: тяжко ти головы, кромі пле-чю; зло ти тілу, кромі головы: Русской земли безъ Игоря» («Говорилъ Боянъ и насмішливьія выходки на Святослава піснотворца, воспівавшаго старыя времена Ярослава и Олега, любимца Коганова: “Тяжело тебі голові быть не на пле-чахъ, худо тебі тілу безъ головы”»), — была безоговорочно принята Д. С. Лихачевым, которому она обычно и приписывается28.

Для Михаила Федоровича было характерно творческое отношение к результатам своих научных изысканий, особенно применительно к трудным и многоаспектным проблемам, при рассмотрении которых исследователь неоднократно привлекал параллели из «Слова о полку Игореве».

Касался Михаил Федорович проблем «Слова о полку Игореве» и в других своих работах, где нет глубоких и ярких темпераментных проникновений в текст, но и там случайные наблюдения носят вполне конструктивный характер поисков истины. Они, хотя и вызывают подчас критику, помогают лучше понять содержание памятника.

Ключевые слова: история славистики, Михаил Федорович Мурьянов, «Слово

о полку Игореве».

MlCHAIL F. MURYANOV AND «IGOR’S TALE»

Igor G. Dobrodomov

The article deals with methods applied by Michail F. Muryanov to analyze images and symbols of «Igor’s Tale» and other subjects of cultural and historical value, related to this text.

Keywords: history of Slavic studies, Michail F. Muryanov, «Igor’s Tale».

28 Слово о полку Игореве в переводе Герасима Петровича Павского // Русская старина. 1880. Июль. С. 500; Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950. С. 74, 101; Мурьянов М. Ф. Пушкин и Песнь песней // Временник Пушкинской комиссии, 1972. Л., 1974. С. 56.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.