CC BY
72
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2013, Том 22, Экспресс-выпуск 845: 325-334
Миграции и гнездовой консерватизм у некоторых видов птиц со специализированным питанием
В. В. Леонович
Второе издание. Первая публикация в 1976*
В 1965 году во время полевых наблюдений на полуострове Канин нам довелось быть свидетелем поразительного, ещё не описанного в орнитологической литературе, явления. В полосе лесотундры между селениями Мгла и Семжа с 18 июня начался массовый пролёт чечёток Acanthis flammea с севера на юг. Особенно интенсивно он проходил по берегу моря. Пролёт мы наблюдали до 4 июля, а затем полевые работы были прерваны из-за отъезда в Москву. В безветренные дни пролёт проходил настолько интенсивно, что стайки, особенно в утренние часы, следовали одна за другой с интервалами 3-7 мин.
Только с одной наблюдательной точки у берега моря с 18 июня по 4 июля было отмечено много тысяч пролетевших чечёток. Общая же численность чечёток, пролетавших по полуострову Канин на юг, достигала, вероятно, сотен тысяч птиц. Интересно заметить, что вместе с ними иногда попадались и стайки чижей Spinus spinus, видимо, завлечённых в тундру с весны в общем потоке. Этот массовый пролёт чечёток с севера на юг в то время, когда птицы должны были уже выводить своё потомство, послужил толчком к обобщению ряда наблюдений, касающихся резкой изменчивости в миграционных путях, а также других связанных с этим явлений в жизни некоторых видов птиц.
Постоянные, очень значительные колебания как численности, так и сроков появления чечёток в период их осенне-зимних странствий известны уже давно. По нашим наблюдениям под Москвой, в некоторые годы они прилетают в массе в начале октября и встречаются вплоть до весны (1935/36). В других случаях появление чечёток задерживается до ноября или птицы наблюдаются на весеннем пролёте. Последнее обычно для окрестностей Ленинграда (Кайгородов 1892). Иногда очень многочисленные в первую половину зимы чечётки к весне вообще исчезают (1963/64). Наконец, в некоторые годы, например, в зиму 1960/61 года, они практически не появляются совсем. В последнее время стало также известно, что окольцованные в Скандинавских странах птицы (1965) в зимнее время были обнаружены на громадной территории от
* Леонович В. В. 1976. Миграции и гнездовой консерватизм у некоторых видов птиц со специализированным питанием //Орнитология 12: 87-94.
Новгорода до Омска и Алтайского края. С другой стороны, в 1959 году при массовом кольцевании чечёток на Куршской косе в октябре-ноябре, они отмечались на зимовках у Берлина и Гамбурга (Лебедева, Шеварева 1966). Хорошо также известно, что в отдельные зимы к нам под Москву залетают пепельные чечётки ЛеапЬЫз /¡ашшеа ехШрев, гнездящиеся на севере Сибири от Таймыра до Чукотки (Мензбир 1895).
Численность чечёток на местах их гнездования также подвергается резким колебаниям. Наблюдается большая неравномерность в их распределении и в сроках размножения. Так, в июне 1955 года по восточному побережью Белого моря у Зимней Золотицы чечётки отдельными особями замечены всего несколько раз, хотя прошлогодние гнёзда попадались в большом количестве. Далее на север, у Койды, птицы были уже обычным явлением. В 1936 году такая же картина наблюдалась на полуострове Канин у Семжи, когда гнездившиеся чечётки отсутствовали, в то время как старые гнёзда можно было найти повсюду (Спангенберг, Леонович 1960). По данным Р.И.Малышевского (1962), в 1958 году у Пялицы на Кольском полуострове чечётки были редки, а в 1959 году отмечены во множестве. В 1960 году на Таймыре под Норильском, по нашим наблюдениям, чечётки на гнездовье были самым обычным видом. В 100 км к северу они практически отсутствовали. Ещё далее на север, под Агапой, птицы снова не составляли редкости. В 1961 году в этих же местах одна часть птиц приступила к гнездованию в конце июня, другая — в конце июля. На Западном Таймыре А.В.Кречмар (1966) связывает численность чечёток с урожаем шишек. По его данным, в начале мая 1958 и 1964 годов после обильного плодоношения лиственницы в Норильской долине чечёток наблюдалось очень много. В 1959 году на тех же самых местах за дневную экскурсию удавалось встретить не более 1-2 пар.
Но особенно интересным и неизученным явлением в жизни этого вида оказываются массовые миграции в июне-июле, т.е. в период, когда птицы нормально должны были бы размножаться. В 1956 году во время нашей совместной работы с Е.П.Спангенбергом под Семжей в конце июня наблюдался значительный пролёт чечёток в западном направлении через Мезенскую губу, причём стайки негнездящихся птиц стали обычными уже в середине этого месяца (Спангенберг, Леонович 1960). В 1959 году в Пялице отмечено появление больших стай чечёток в первых числах июля, наряду с обилием гнездящихся птиц (Малы-шевский 1962). Стайки определённо не приступавших к гнездованию чечёток постоянно попадались во вторую половину июня в 1956 году у Койды по Абрамову берегу Белого моря.
Таким образом, явление массовых пролётов в весенне-летнее время, которое мы наблюдали в 1965 году на полуострове Канин, оказывается
далеко не исключительным. Более того, для чечёток оно с известным основанием может считаться обычным. Следует подчеркнуть, что в стаях мы наблюдали не только молодых птиц, но и взрослых ярко окрашенных самцов.
Причины возникновения этих миграций, без сомнения, объясняются урожаем или неурожаем семян берёзы и ольхи — основного корма чечёток в осенне-зимний период на территории европейской части СССР. Для Западного Таймыра А. В.Кремчар связывает обилие чечёток с урожаями лиственничных шишек, когда птицы даже остаются зимовать под Норильском. Именно обилие или отсутствие корма заставляет птиц менять миграционные пути, отчего чечётки могут в каком-либо месте в отдельные годы наблюдаться массами, а в другие почти совсем отсутствовать. С наступлением весны птицы мигрируют к местам гнездования, но не обязательно теми путями, которыми они следовали осенью. Поэтому чечётки, обильные осенью и в первую половину зимы, могут полностью отсутствовать в тех же местах весной, и наоборот. Поэтому по отсутствию или обилию птиц в каком-либо месте в осеннюю или весеннюю пору нельзя делать заключение об общей численности вида в соответствующий год.
Мигрирующие стаи после зимних странствий весной могут попасть не на места своего прежнего размножения или вывода, а в совершенно другие области. То, что это случается весьма часто, хорошо показывает резкое колебание численности птиц на гнездовье в каком-либо определённом месте.
Гораздо труднее объяснить, почему «блуждающие» стаи не приступают своевременно к размножению. Более того, могут ли мигрирующие в начале июля птицы вообще в данный сезон приступить к выводу потомства? Возможно, что стаи с большим опозданием наконец разбиваются на пары и приступают к гнездованию, чем могут быть объяснены две волны в сроках размножения, которые мы наблюдали у чечёток на Таймыре в 1961 году. Однако вероятнее всего, что такие блуждающие птицы не находят благоприятные условия для размножения и в данном сезоне не гнездятся. Чем же вызываются блуждания? Отсутствием достаточного количества корма или стремлением вернуться к местам рождения или размножения в предшествующий сезон?
При массовой миграции на полуострове Канин в 1965 году в небольшом количестве чечётки загнездились. Следовательно, говорить в этом случае о невозможности размножения из-за недостатка пищи мы оснований не имеем. Что-то, однако, помешало приступить к размножению подавляющему большинству проникших с весны на полуостров птиц и вызывало во второй половине июня их массовую откочёвку на юг. Возможно, что решающим фактором оказалась их чрезмерная численность. С достаточными основаниями мы можем утверждать, что под
влиянием кормовых условий ежегодно пути миграций чечёток могут резко изменять своё направление, делая часто невозможным возвращение птиц на родину и иногда нарушая у них закономерности репродуктивного цикла.
Являются ли чечётки исключением, или такая картина поведения характерна и для других видов? В 1965 году на полуострове Канин проходил также пролёт свиристелей БошЬусШа garrulus, который длился по крайней мере в течение двух недель. В этих же местах в 1957 году в конце мая нам с Е.П.Спангенбергом также пришлось быть свидетелями массового пролёта свиристелей на север и их последующего возвращения на юг в конце июня. Вместе с тем весной 1955 года на восточном побережье Белого моря свиристели вообще ни разу не были замечены, а в 1956 году в районе Семжи — Мглы, на полуострове Канин они встречались в очень ограниченном числе (Спангенберг, Леонович 1960). Время появления и численность этого вида на местах зимовок также может существенно колебаться. В одни годы под Москвой свиристели появляются в массе и задерживаются до января, в другие они бывают весьма малочисленны и пролёт их заканчивается к ноябрю. Так, осенью 1967 года в год обилия рябины свиристели появились лишь в начале ноября, но затем в большом числе держались вплоть до января. В 1968 году, когда ягоды рябины практически отсутствовали, пролёт свиристелей наблюдался уже с начала октября и к концу ноября их стайки стали редким явлением.
Таким образом, характер миграции свиристелей обусловлен урожаем или неурожаем их основного зимнего корма — рябины. Периодические массовые залёты этих птиц в Европу обратили на себя внимание уже издавна и даже были связаны с появлением чумы, за что свиристели получили кличку «Pestvogel», т.е. чумных птиц. А.Брем также называет свиристелей «бродячими» птицами, а М.А.Мензбир характеризует их как образующих на гнездовье «подвижные колонии». Отсюда, подобно чечёткам, свиристели могут быть причислены к птицам, меняющим пути своих миграций, места зимовок и, возможно, районы гнездовий.
Пожалуй, классическими видами, постоянно варьирующими направление своих странствий и крайне нерегулярно встречающимися на гнездовье в каком-либо определённом месте, можно считать клестов. Так, под Москвой клесты-еловики Ьохьа curvirostra в большом числе гнездились в зимы 1935/36, 1940/41, 1965/66 и, наконец, 1967/68 годов, отличающиеся урожаем еловых шишек. Интересно заметить, что зимой 1965/66 клесты-еловики были на гнездовье немногочисленны, несмотря на урожай шишек под Москвой. Последнее связано с хорошим урожаем еловых семян на громадной территории Европы от Польши до Урала, а это вызывало рассредоточение этих птиц.
Весной 1965 года на полуострове Канин мы наблюдали тысячные стаи клестов, скопившихся здесь из-за обилия еловых шишек в 1964 году при их низких урожаях на значительных пространствах европейской части Советского Союза. В годы обилия клестов под Москвой в весенние или летние месяцы можно было наблюдать пролёт, проходивший в самых различных направлениях, но чаще в восточном или северо-восточном. Однако свидетельствами негнездования определённых популяций клестов в некоторые годы мы не располагаем. Можно только утверждать, что никакого гнездового консерватизма клесты не обнаруживают и вся их жизнь, по существу, состоит из неустанного следования за урожаями еловых, сосновых или лиственничных шишек. Подобно вышеописанным видам, клесты (еловики и белокрылые Loxia leucoptera) входят в число птиц, совершающих налёты, и, вероятно, именно в эти годы может наблюдаться негнездование значительных по численности популяций, о чём свидетельствует Д.Лэк (1957).
К видам, заметно меняющим свои миграционные пути, а также временами в массе появляющимся в отдельных районах в негнездовой период, относится сойка Garrulus glandarius. Её численность осенью, за некоторыми исключениями (1967 год, Подмосковье), довольно чётко определяется урожаем желудей и лещины. Количество соек на пролёте осенью отнюдь не определяет их численность во время возвращения к местам гнездования. Бывают годы (например, 1959-1960 под Москвой), когда заметного пролёта соек осенью не наблюдалось, в то время как с конца февраля и до середины апреля их было множество. Интересное явление наблюдалось нами 5 мая 1958 у станции Барановский в Приморском крае, когда в течение многих часов сойки непрерывно следовали в северо-восточном направлении. В 1957 году Р.Л.Наумовым под Красноярском с 20 мая по 1 июня также попадались сойки по нескольку десятков штук в стаях (устн. сообщ.).
Известны зимовки на территории европейской части СССР дроздов-рябинников Turdus pilaris в годы исключительного урожая рябины. Под Москвой они отмечены в 1939/40, 1957/58, 1964/65 и 1967/68 годах. Характерно, что в этих случаях массовый пролёт птиц наблюдался в начале января 1959 года и в начале ноября 1967 года в северо-восточном и восточном направлении. Материалы кольцевания показали также, что птиц, гнездящихся под Красноярском, обнаруживали на зимовках в различные годы на Кавказе, в Италии и во Франции. Одновременно были зарегистрированы возвраты рябинников на гнездовье под Красноярск и на Урал (Наумов 1965; устн. сообщ.). Возвращение на место гнездования, следовательно, оказывается для этих дроздов необязательным.
Урожаи рябины также сильно сказываются в зимнее время на численности снегирей Pyrrhula pyrrhula. По-видимому, влияние это про-
должается и в период размножения. В 1956 и 1957 годах в полосе северной тайги у Мезенской губы в начале июня на каждый километр пути отмечали до 3 пар снегирей, а в 1965 году (год обильного урожая рябины в средней полосе европейской части СССР) в этих же местах снегири почти не встречались. Под Москвой же число гнездящихся снегирей в 1965 году было значительно выше обычного. Меняются по годам сроки и характер пролёта. В годы обилия рябины снегири появляются под Москвой позже, а весной (с февраля по апрель) пролёт их бывает выражен гораздо слабее. В 1960 и 1962 годах на кормушке близ подмосковного города Дмитрова за 2 месяца было поймано и окольцовано по сотне снегирей, а в урожайные для рябины 1958 и 1965 годы птицы около домов почти не показывались, оставаясь в лесах. По-видимому, более оседлый образ жизни в зимний период может вызвать местное повышение численности гнездящихся снегирей, как это наблюдалось в 1965 году.
Численность чижей на осеннем пролете под Москвой и его сроки также из года в год резко колеблются в связи с урожаем берёзовых или ольховых семян. Обилие последних всегда задерживает сроки пролёта и, как правило, приводит к повышению численности птиц. Можно также предполагать наличие изменений пролётных путей и мест зимовок чижей. На Донце (Рубежное) с ноября 1934 по март 1935 года чижей наблюдали стаями по нескольку тысяч особей, привлечённых сюда обилием семян ольхи. Ни в предшествующий, ни в последующий осенне-зимние сезоны чижей в этих местах не наблюдали.
Среди птиц, меняющих места своих зимовок, Д.Лэк (1957) называет также юрков Fringilla montifringilla. Под Москвой отдельные стайки юрков задерживаются на гнездовье далеко не ежегодно и чаще всего в годы урожая еловых шишек. Их численность в полосе северной тайги на Белом море, по нашим наблюдениям, также подвержена значительным колебаниям. В июне 1955 года в полосе лесотундры по Абрамову берегу Белого моря мы с А.П.Кузякиным наблюдали значительное число юрков (преимущественно самцов), хотя ни одного гнезда при самых тщательных поисках обнаружить не удалось (Кузякин, Леоно-вич 1958). Эти факты позволяют предполагать и у юрков возможность неразмножения в отдельные годы.
Мы располагаем также наблюдениями по изменениям численности сроков пролёта под Москвой синиц-московок Parus ater; годы с большим числом мигрирующих стай (осень 1939 или 1956 года) чередуются с годами, когда пролёт почти не отмечается (1950 или 1960). Пролёт может начаться уже с середины августа (1956, 1968 годы) или только с конца сентября и в октябре, что бывает значительно чаще.
Периодически под Москвой в осеннее время появляется сибирская форма ореховки, или кедровки Nucifraga caryocatactes macrorhynchos
C.L.Brehm 1823, тесно связанная с урожаями кедровых орешков (Формозов 1933). Последний значительный налёт в европейской части Советского Союза проходил с августа 1968 года, а к осени птицы достигли Западной Европы.
Специфическую группу птиц, постоянно меняющих места своего гнездования, образуют также миофаги. Из них в нашей фауне, пожалуй, наиболее резко реагируют на численность грызунов длиннохвостый Stercorarius longicaudus и средний S. pomarinus поморники, а также некоторые виды сов и канюки-зимняки Buteo lagopus. На полуострове Канин после пика численности красно-серых полевок Clethrio-nomys rufocanus и леммингов Lemmus sibiricus в 1956 году наступил год резкой депрессии, когда в тундре грызуны практически отсутствовали. Длиннохвостые поморники, гнездившиеся в 1956 году с плотностью приблизительно 1 пара на 1 км пути, в 1967 году вообще не за-гнездились и вскоре после своего появления стали исчезать. Не за-гнездились в том году и болотные совы Asio flammeus, которые вообще весной не появлялись, тогда как в 1956 году они постоянно встречались в тундре, а количество яиц в кладках у них достигало 10 (Спангенберг, Леонович 1960). Подобная же картина наблюдалась нами на Западном Таймыре около Агапы, когда в обильный леммингами 1960 год длиннохвостые поморники заселяли всю тундру, а после наступления депрессии численности грызунов в 1961 году в этих же местах гнездящиеся пары поморников почти не встречались.
Здесь также наблюдался проходивший 14 июля в северо-восточном направлении пролёт поморников, которые на своем пути уничтожали почти все гнёзда птиц. Пролёт средних поморников в северо-западном направлении, также сопровождавшийся уничтожением кладок тундряных куропаток Lagopus mutus и куликов, наблюдался в 1957 году на восточном Таймыре С.М.Успенским и Ю.И.Черновым (устн. сообщ.). В год депрессии грызунов в окрестностях Югорского Шара С.М.Успенский отметил появление значительного числа средних поморников с 23 мая; они начали разбиваться на пары, после чего в первых числах июня внезапно исчезли. По-видимому, птицы отправились на поиски мест, изобилующих леммингами (Успенский 1965). Как и в случаях с воробьиными, мы не знаем, заканчиваются ли миграции в поисках богатых грызунами территорий благополучным размножением, или птицы в такие годы вообще к гнездованию не приступают. Перемещения значительных групп поморников в довольно поздние сроки (на полуострове Канин в конце июня, на Таймыре — в начале и середине июля) скорее говорят за то, что часть их определённо к гнездованию не приступает. В 1961 году в районе Тареи на Западном Таймыре в конце июля нами отмечены исключительное обилие леммингов и одновременно значительная плотность гнездования длиннохвостых поморников. Вместе с
тем в тундре охотилось большое число бродячих длиннохвостых и средних поморников, очевидно, стянувшихся сюда из более южных районов, где в том году была депрессия грызунов. Наличие бродячих поморников в такие поздние сроки определённо говорит об их неразмножении, хотя среди них могут быть неполовозрелые одногодки.
Зимняки также реагируют на численность грызунов. В 1957 году на полуострове Канин при почти полном отсутствии леммингов и полёвок отдельные пары зимняков всё-таки загнездились, хотя в кладке у них было 2 яйца, а не 4, как в 1956 году (Спангенберг, Леонович 1960). На Западном Таймыре у Агапы в бедном грызунами 1961 году зимняки, многочисленные на пролёте, стали к концу июня довольно редкими, а в найденных гнёздах кладки содержали не больше 3 яиц. В 1965 году 18-20 июня на полуострове Канин мы были также свидетелями пролёта зимняков с севера на юг при отсутствии в этих местах полёвок и леммингов.
* * *
Приведенные здесь материалы, касающиеся колебаний численности на пролётах и местах зимовок, должны рассматриваться как известное дополнение положения Д.Лэка (1957), характеризующего «нашествия» птиц со специализированным питанием: свиристелей, клестов-еловиков, соек, больших пёстрых дятлов Dendrocopos major, ореховок, щуров Pinicola enucleator, а также белокрылых клестов, московок, юрков и чечёток. Нами для европейской части Советского Союза к этому списку могут быть добавлены снегири, чижи и рябинники, численность которых на пролётах и местах зимовок также резко колеблется.
Явление «нашествий» представляется нам крайним выражением ежегодно проявляющейся способности некоторых видов изменять свои пролётные пути и концентрироваться в осенне-зимний период на территориях, изобилующих необходимыми для них семенами или ягодами. Д.Лэк объясняет явления «нашествий» совпадением высокой численности вида с неурожаем на больших территориях необходимого для него корма.
Существенным дополнением к его выводам служат наблюдения над резкими колебаниями численности ряда упомянутых птиц на местах гнездования и наличия значительных бродячих стай в весенне-летний сезон, по-видимому, не приступающих к размножению. Для клестов урожаи шишек определяют одновременно характер и направление миграций, численность, а также процесс размножения, тогда как для большинства других видов урожай соответствующих кормов не влияет непосредственно на репродуктивный цикл в летние месяцы.
В заключение следует ещё раз подчеркнуть, что массовое появление того или иного вида в какой-либо отдельной области не может служить основанием для определения его общей численности в этом
сезоне. Отсутствие или низкая численность вида в каком-либо году на осеннем пролёте с последующим появлением в период весенних миграций служит тому достаточно наглядным свидетельством. Только синхронные наблюдения на всей территории, занимаемой данным видом в соответствующее время года, могут дать истинные представления о его численности.
Что касается взаимосвязей между «географией» урожая соответствующих кормов, путей миграций, мест зимовок, возвращения на родину и наличия бродячих, неразмножающихся популяций летом, то с наибольшей очевидностью они проявляются у чечёток и свиристелей. В меньшей мере эти связи выражены у юрков и, возможно, соек и ореховок. Относительно дроздов-рябинников, снегирей, московок и больших пёстрых дятлов наблюдениями, говорящими о наличии у них бродячих, неразмножающихся стай в весенне-летний период, мы не располагаем. Негнездящиеся стаи отдельных видов не следует отождествлять с холостующими особями, которые наблюдаются в весенне-летний период в Средней Азии (Залетаев 1961; Степанян 1964). В последнем случае слабое развитие гонад служит причиной задержки птиц на пути к местам гнездования. Другой характер имеют и бродячие стаи куликов, чаек и гусей, состоящих, как правило, из неполовозрелых годовалых особей.
Очень важно отметить тот факт, что у большинства рассмотренных выше видов инстинкт гнездового консерватизма должен быть значительно приглушённым или трансформированным. Проявление его, например, у клестов или некоторых миофагов могло бы оказаться губительным для сохранения вида.
Литер атур а
Залетаев В.С. 1961. Эколого-географические особенности фауны птиц Мангышлака и
полуострова Бузачи. Автореф. дис. ... канд. биол. наук. М. Кайгородов Д.Н. 1892. Из царства пернатых. Популярные очерки из мира русских
птиц. СПб.: 1-УШ, 1-370. Кречмар А.В. 1966. Птицы Западного Таймыра // Тр. Зоол. ин-та АН СССР 39: 185-312. Кузякин А.П., Леонович В.В. 1958. Птицы Беломоро-Мезенской лесотундры //Учён. зап.
Моск. обл. пед. ин-та им. Крупской 65: 119-140. Лебедева М.И., Шеварева М.П. 1966. Куда летят чечётки? // Природа 11: 77-78. Лэк Д. 1957. Численность животных и её регуляция в природе. М.: 1-404. Малышевский Р.И. 1962. Летние наблюдения над птицами Терского берега Белого моря // Орнитология 5: 13-27. Мензбир М.А. 1895. Птицы России. М. 1: 1-СХХ11, 1-836, 2: ¡-XV, 837-1120. Наумов Р. Л. 1965. Места зимовок рябинника, гнездящегося под Красноярском // Новости
орнитологии. Алма-Ата: 263-264. Спангенберг Е.П., Леонович В.В. 1960. Птицы северо-восточного побережья Белого
моря // Тр. Кандалакшского заповедника 2: 213-336. Степанян Л.С. 1964. О явлении холостования у птиц // 1-я Республ. конф. молодых зоологов Туркменистана. Ашхабад: 49-51.
Успенский С.М. 1965. Птицы востока Большеземельской тундры, Югорского полуострова и острова Вайгач // Тр. Ин-та биол. Урал. фил. АН СССР 38: 65-102. Формозов А.Н. 1933. Урожай кедровых орехов, налёты в Европу сибирской кедровки (Nucifraga caryocatactes macrorhynchos Brehm) и колебания численности белки (Sciu-rus vulgaris L.) // Бюл. Науч.-исслед. ин-та зоол. Моск. ун-та 1: 64-70.
ISSN 0869-4362
Русский орнитологический журнал 2013, Том 22, Экспресс-выпуск 845: 334-342
Гнездование некоторых видов птиц в антропогенном ландшафте на северо-востоке Азии
И. В. Дорогой
Игорь Викторович Дорогой. Институт биологических проблем Севера ДВО РАН, Магадан, Россия. E-mail: dor_1955@ibpn.ru
Поступила в редакцию 11 января 2013
С освоением ранее труднодоступных районов Крайнего Севера происходит процесс приспособления местных животных к соседству с человеком. Некоторые виды птиц (главным образом, представители отряда Passeriformes - пуночка Plectrophenax nivalis, белая трясогузка Motacilla alba или пепельная чечетка Acanthis hornemanni, не говоря уже о синантропных полевых Passer montanus и домовых P. domesticus воробьях) в ряде населённых пунктов северо-востока Азии уже давно стали неотъемлемой частью местного антропогенного ландшафта. Другие виды начали гнездиться вблизи поселений человека сравнительно недавно. Ниже приведены данные о гнездовании ряда видов птиц в антропогенных ландшафтах, собранные нами в различных пунктах на северо-востоке Азии в последние годы.
Зимняк Buteo lagopus — один из самых обычных и местами многочисленных пернатых хищников открытых северных ландшафтов. В тундре устраивает гнёзда на вершинах булгунняхов и байджерахов, а также на земляных обрывах речных берегов, на побережье Охотского и Берингова морей гнездится в нишах береговых скал; известны случаи гнездования на деревьях. О гнездовании данного вида в антропогенном ландшафте известно немного. В частности, летом 2000 года гнездо зимняков было обнаружено на вершине бетонной опоры примерно в 200 км к северу от Лабытнанги (Пасхальный 2004).
Гнездо зимняка найдено 16 июня 2004 на окраине ныне ликвидированного посёлка Майский (западная Чукотка, 68°58' с.ш., 173° 46' в.д.).
