CC BY
91
УДК 80
Марина Викторовна Загидуллина
Челябинский государственный университет
МИФЫ ОЛИТЕРАТУРНЫХ ФЕНОМЕНАХ: К ВОПРОСУО МЕТОДОЛОГИИ ИЗУЧЕНИЯ
В последнее время активизировалось направление литературоведческих (преимущественно) исследований, посвященных природе современных мифов, складывающихся вокруг того или иного писателя, произведения. На наш взгляд, формируется самостоятельная линия исследований подобного рода, требующая методологической основательности и теоретического обобщения. В настоящей статье предлагается парадигма исследований такого рода, учитывающая современное состояние литературоведческого исследовательского поля.
Ключевые слова: миф о писателе, современные мифы, литературный феномен, культовый потенциал писателя, писательский культ.
При обращении к проблемам мифотворчества, мифостроительства, изучения современных культовых и ритуальных практик, связанных с пиететом перед литературными произведениями и авторами, возникает серьезная проблема методов исследования, совокупность которых перерастает в самостоятельную методологию мифоисследований.
Несомненно, что опыт мифокритики, развитой западным литературоведением, в данном случае оказывается лишь параллельным миром - созвучие названий (мифокритика и мифоисследования) не дает оснований для переноса самих подходов. Сутью мифокритики остается поиск инвариантной основы художественного текста, восходящей к древнейшим, базовым мифам человеческой культуры. Сутью мифоисследований в сфере литературного процесса оказывается анализ культурных рефлексий, неизбежно возникающих при функционировании того или иного литературного феномена в современном поле культуры.
Интерес к современному мифотворчеству является закономерным следствием укрепления и развития самого феномена такого мифостроительства; очевидностью его репрезентаций в ежедневной практике людей, а также стремлением к обобщению накапливающегося эмпирического материала в сфере изучения литературного процесса. Активизируется и ретропроспектива - перенос современных оценок творческого поведения, совокупности действий писателя и окружающих его агентов, направленных на формирование, развитие и укрепление мифа, на анализ прошлых эпох.
Вызывая значительный интерес в научном сообществе, такие исследования не всегда опираются на четко осознаваемую самим исследователем методологическую базу.
Между тем, в изучении мифотворческих практик можно указать основные «рэперы», позволяющие исследователям современных мифопрактик обрести «общий язык» и избежать риторических пустот и излишних либо неоправданных эмоций, затемняющих научные результаты таких исследований.
1. Необходимость четкого определения самой дефиниции «миф» в применении к конкретному анализу эмпирических данных. Здесь каждый исследователь волен выбрать свою траекторию выхода к определению, однако есть несколько принципиальных моментов, несогласие с которыми должно быть четко обосновано: тезис о неизбежности и необходимости постоянной мифотворческой практики в культуре; тезис о легендарной
© М. В. Загидуллина, 2012.
основе любого мифа (в основе мифа лежат интерпретации реальных фактов, а не вымысел); тезис о единстве мифа, а не его множественности (миф о литературном феномене всегда целен и неделим, однако репрезентации этого мифа могут приобретать самый различный характер; суть интенции исследования при анализе таких репрезентаций -восхождение от них к первооснове, мифу-базису, поиску этого базиса за масками его репрезентаций). Все эти три позиции мы называем тезисами, предполагая, что им должны быть даны пояснения (аргументация), а также признавая, что они могут быть опровергнуты (на основе аргументации), однако «уклониться» от пояснений по поводу этих тезисов - значит, осложнить понимание собственного исследовательского пути.
2. При анализе литературных феноменов большое значение имеет обращение к понятию «классика». Сама проблема «классика и современность» имеет длительную историю. Основное значение слова «классическое» - относящееся к античной эпохе. Остальные значения - следствия первого (классическое как образцовое и как изучаемое в школе, то есть классах). История самого понятия в западной цивилизации (признание возможности классики Нового времени - произведений, созданных по античным образцам; противостояние классического и романтического; замена этой оппозиции противопоставлением академического и модерна) отражает «...этапы последовательного конструирования универсальной культурной традиции. Эта традиция складывается в процессах выработки писателями, литературной критикой, а позднее литературоведением, историей и теорией литературы собственно культурной идентичности»1. Таким образом, само определение понятия «классическое» несет важную нагрузку, которую скорее можно назвать идеологической, нежели эстетической. В то же время попытки дать исчерпывающее определение понятию так и не привели к желаемому результату. В исследованиях, посвященных классике как теоретическому конструкту, наблюдается несогласованность и противоречивость толкований ключевого значения2. В статье «Идея “классики” и ее социальные функции» авторы отмечают: «.понимание классики как ценностного (аксиологического) основания литературной культуры, с одной стороны, и нормативной совокупности образцовых достижений литературы прошлого - с другой, представляет собой сравнительно недавнее образование»3. Очевидно, что классические произведения составляют ряд, открытый как в прошлое (возможность включения незаслуженно вычеркнутых из истории литературы имен и произведений), так и в будущее (каждое значительное современное произведение может со временем оказаться в классическом ряду). Этот ряд получил название «литературного пантеона». В литературоведении пока нет обстоятельного исследования, поставившего своей целью анализ как процесса формирования русского литературного пантеона, так и самого его содержания, хотя отдельные подступы к теме и соответствующий эмпирический задел имеются4.
Б. Дубин в 1993 году отметил, что сам вопрос о «возведении» классического пантеона до сих пор остается открытым: «Какие группы, какими средствами его строят? Возможна ли без него, вместе с тем, сама структура литературы как единого социального института, как культурной системы? Как она складывается в иных исторических обстоятельствах, иных обществах и цивилизациях?»5 Сборник статей «Литературный пантеон»6 является лишь первой ступенькой к ответам на эти вопросы, сам жанр «сборника статей» (а не коллективной монографии) мешает его авторам выйти на новый уровень обобщений. До настоящего времени тема остается «второстепенной», что заставляет исследователей мифостроения каждый раз создавать собственные интерпретации «панте-онных стратегий».
Отсутствие полноценной истории русского литературного пантеона в отечественном литературоведении может объясняться зыбкостью и проницаемостью самих его границ, что осложняет аналитический подход ко всем явлениям «канонизации» отдельных произведений. Уже сама постановка вопросов Б. Дубиным делает очевидным общее пред-
ставление о классическом пантеоне: есть некие «группы», ответственные за «раздачу чинов» литературной «братии». Остается эти группы выявить и описать, раскрыв тем самым главные мотивы их действий. Этот же исследователь предлагает краткую (на две страницы) динамическую историю русской литературной классики, в основе которой следующее положение: «фундаментальный для данной темы факт как раз и состоит здесь в том, что классика в России. - установление государственное»7.
Главная заслуга Б. Дубина и других социологов литературы - сама постановка проблемы, которая долгое время в отечественном литературоведении считалась несуществующей (поскольку история русской литературы в ее академическом варианте во многом воспринималась именно как история «литературных вершин», главным объяснением вершинности которых было понятие «таланта», в основном толкуемое в качестве способности адекватно отражать общественно-исторический процесс).
Между тем, вопросы «попадания в пантеон» становятся все более существенными в условиях уплотнения современного литературного процесса, возникновения проблем в дифференциации и «фильтрах» потоков литературных произведений,в конце концов, выработки более или менее общепризнанных критериев определения качества произведения.
При обращении к признанным корифеям литературы нередко вопрос о качественных критериях снимается, считается незначимым. Между тем современное функционирование классики такой вопрос делает чрезвычайно актуальным, а его решение - необходимым условием успешного анализа. Рецепция классики и ее современное функционирование требует разработки самого подхода к этой проблеме, который соединил бы в себе методы разных наук.
Точкой отсчета, положенной в основу исследования мифов о литературных феноменах, в отечественной культуре является такой классический литературный феномен, как Пушкин.
Считается, что гении, выразившие суть нации в художественном слове, есть не у каждого народа. Традиционно в этой связи называют Шекспира в Англии, Данте в Италии, Гете в Германии и Пушкина в России8. Уникальность пушкинского статуса в российской жизни признается давно. Впервые в этом ключе высказывались еще современники Пушкина (например, Гоголь); принципиальное обобщение идеологические толкования роли Пушкина получили в речи Достоевского на открытии памятника поэту в Москве (1880 год). Вслед за этим в литературоведении идеи Достоевского подверглись несчетному повторению, трансформации и полемическому переосмыслению (особенно в эмигрантской мысли XX века). Исключительный интерес к значению Пушкина вызвал юбилейный 1999 год, когда появилось множество публикаций по этому вопросу.
К этому времени понятие «пушкинский миф» в значении «литературный феномен» вполне утвердилось в литературоведческой науке. Появились обстоятельные работы по истории пушкинского мифа9. Однако в этих работах не сделана попытка обобщить полученные результаты и выйти на уровень внеоценочного анализа описываемых явлений10. Таким образом, проблема функционирования классических литературных феноменов вообще и пушкинского феномена в частности в современную эпоху в науке остается разработанной недостаточно11.
Между тем именно материалы, связанные с функционированием представлений о центральной фигуре русского литературного пантеона позволяют судить как о социальных группах, вносящих ту или иную «кандидатуру» в список «бессмертных», так и о самих механизмах врастания представлений о писателях в национальное сознание. На сегодняшний день наиболее разработанной частью проблемы можно считать выявление механизмов «обслуживания» классического наследия со стороны соответствующих идеологических институтов - критики и литературоведения, которые оказываются но-
сителями дистанцированного пиетета перед «примером» и «образцом»12. Самым слабым звеном в современных исследованиях проблемы является вопрос о функционировании классических литературных феноменов в массовом сознании как наименее уловимой и сложной для анализа части общей культурной матрицы. Историко-функциональный аспект существования классики требует новых подходов, нежели те, что сложились в рамках традиционной разработки самого историко-функционального метода. В науке о литературе как социальном институте еще в середине 90-х годов был выдвинут тезис о неоправданности центрального положения классической литературы в деятельности таких важнейших институтов ее социализации, как литературоведение и критика (и опосредованно - образование): «Выводы социологических наблюдений над тем, что большие организации работают на самих себя, уделяя большую часть средств и усилий на самовоспроизведение, в известном смысле могут быть отнесены и к “высокой” литературе и ее институтам, фиксирующим наиболее существенные механизмы и темы культуры. И это кажется тем более странным, что в реальном чтении, то есть в общем объеме прочитанного широкой аудиторией за определенную единицу времени, высокая, традиционная и авангардная, элитарная литература составляет несравнимо малую часть»13. Это обусловило перенос внимания на ранее маргинальные жанры, маркированные как «низкие» и «тривиальные»; классика же объявляется «мумифицированной». Между тем, несмотря на ряд профессиональных опросов населения социологами литературы, ни сама постановка вопросов в этих анкетах, ни интерпретация данных не позволяют судить о реальном месте классических произведений в современном культурном пространстве, особенно в массовом сознании - как в сущностном, так и в среднестатистическом аспектах. В свою очередь отсутствие таких наблюдений создает сложность в литературоведческом анализе «силовых линий» классического текста, обеспечивающих его жизненность.
В силу вышеизложенного при анализе современного литературного мифостроитель-ства нужна опора на концепцию функционирования классических литературных феноменов в современной культуре. Историко-функциональный характер проблемы требует широкого привлечения разнообразного материала.
3. Необходимость обозначения отношений исследователя к проблеме художественного восприятия. Существует достаточно подробно изученная как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении проблема художественного восприятия, в решении которой исследователи обращались к фактам восприятия литературного произведения вообще (безотносительно его принадлежности к определенному иерархическому ярусу литературы). При этом наметились и явные автономные тенденции в развитии этой области, осмысление которых позволило точнее сформулировать теоретическую нишу данного исследования.
Начиная с Аристотеля, вопрос о воздействии художественных произведений на человека и соответственно о восприятии культурных артефактов реципиентами не исчезал из зоны научной рефлексии. Принципиальными в этой связи можно считать идеи Гегеля (он переходит от аристотелевского «всеобщего» воздействия произведения искусства к индивидуальному)14, Э. Эннекена (Геннекена)15, разработавшего концепцию эстетического (и, согласно его идеям, эмоционального) союза художника и реципиента, последовавшей интерпретации идей Эннекена Н. А. Рубакиным, который не только сформулировал основные принципы и законы воздействия книги на читателя, но и вывел специальную формулу восприятия16; представителей харьковской школы, А. А. Потебни и его последователей: Д. Н. Овсянико-Куликовского, А. Г. Горнфельда и др. - предложивших рассматривать художественное произведение как оболочку, наполняемую все новыми смыслами по мере смены читательских поколений, и в то же время выражение психологических особенностей творца17; Л. С. Выготского, выдвинувшего задачу поиска механизма, психологического закона, спрятанного в произведении18. Дальнейшая
история исследования проблемы художественного восприятия имеет сложную внутренне дифференцированную природу, и каждое отдельное направление, тесно смыкаясь с остальными, решает отдельные стороны проблемы.
Имеет смысл обращение к отечественным трудам советской эпохи, поскольку возникшее в последнее время в литературоведении отрицание всего, что было создано в годы советской власти, как конъюнктурного и идеологически ангажированного, представляется методологически опасным и непродуктивным (или ангажированным уже иной идеологией). Разумеется, исследовательская мысль в области художественного восприятия была скована необходимостью получать «заведомо известные» результаты. Однако в ходе работы накопился ряд ценных теоретических положений. Можно выделить три основных направления этих исследований: литературоведческое, библиосоциологическое и психологическое19. Первое тесно связано с идеями М. М. Бахтина20 и развивалось в работах А. И. Белецкого21, М. Б. Храпченко22, Б. С. Мейлаха23, возглавившего Комиссию комплексного изучения художественного творчества при Научном совете по истории мировой литературы АН СССР24, Н. В. Осьмакова и представителей базовой группы Комиссии комплексного изучения художественного творчества при кафедре русской литературы Калининского государственного университета под руководством Г. Н. Ищука25. В результате деятельности этих ученых были выработаны два основных методологических подхода к проблеме: широко известный историко-функциональный и менее прижившийся в науке системно-функциональный. Первый делал акцент на прослеживании «жизни произведения в веках», второй - на системе приемов воздействия, заложенных в произведении. И тот, и другой метод исходил из идеи читательского приоритета; первый
- реального, а второй - имплицитного (читателя, которому реальный автор адресует свой текст). Основные недостатки этих подходов к изучению литературы выявились при попытках приложить теорию к практике конкретного анализа произведений. Главные проблемные поля новых подходов - рассмотрение произведения на перекрестке «истории» и «читателя» со всей гаммой их динамических изменений, а также жизнь произведения на языке других искусств и в других художественных текстах - оказались настолько велики и многоярусны, что ни одного полноценного примера применения заявленного подхода не возникло, каждое конкретное исследование акцентировало лишь одну какую-то грань, нарушая методологические установки и обедняя саму идею нового подхода.
Второе направление отечественного изучения проблемы художественного восприятия было связано с деятельностью библиотечных работников. В рамках этого направления, основы которого были заложены теорией «посева библиопсихологических ценностей» Н. А. Рубакина, возникли сотни эмпирических исследований читательских предпочтений и интересов (эта работа началась еще в конце XIX века), что привело в 1960-е годы к организации ряда крупномасштабных исследований Государственной библиотеки им. В. И. Ленина26. Однако полученные данные не могли быть проинтерпретированы беспристрастно, а само изучение динамики и структуры чтения советского человека было мало результативным уже в силу узкой идеологичности самого книжного рынка и библиотечных анналов.
Третье направление было связано с психологией чтения, восходило к учению Потеб-ни и Выготского, а в практическом применении обнаружилось в трудах по методике литературы. Среди основных представителей этого направления - В. Ф. Асмус27, П. М. Якобсон28, В. П. Таловов29 и др. Особое место в этом ряду занимают современные продолжатели направления: В. П. Белянин30 и Ю. А. Сорокин31, у которых идеи психологического подхода к проблеме восприятия получили крайнее выражение. Однако именно в рамках «психиатрического литературоведения» был сформулирован важный тезис: закон корреляции психотипа писателя и читателя действует только в рамках «той части художественных текстов, в которой ярко выражена авторская эмоционально-смысловая
доминанта»32, чем подтверждалось исключительное место классических текстов с осложненными доминантами в системе психологии восприятия (сторонники «психиатрического литературоведения» из своих экспериментов классические тексты практически исключили).
Развитие научной мысли зарубежного литературоведения шло в направлении синтеза разных подходов к проблеме функционирования литературных произведений. Основополагающими философскими идеями для ученых, занимающихся этими вопросами, были труды В. Дильтея («философия жизни») и Э. Гуссерля (феноменология). При этом важнейшие достижения рецептивной эстетики были сформулированы представителями «констанцской школы» (Г. Гримм, Р. Варнинг, X. Р. Яусс, В. Изер). Если их предшественники Р. Ингарден, Ф. Водичка и X. Г. Гадамер делали акцент на психологических факторах восприятия и проблемах восприятия «вообще», то «констанцская школа» задалась целью создать новое синтетическое направление в науке о литературе. Сам этот синтетический подход чрезвычайно важен для нашего исследования, поскольку он устанавливает новые горизонты возможностей литературоведения как научной дисциплины.
X. Р. Яусс выдвигает идею новой культурно-эстетической парадигмы, которая должна соединить в себе три предыдущие (классицистско-мистическую, позитивистскую, формально-эстетическую). Для этого необходимо дополнить формально-эстетический анализ историко-рецептивным, учитывающим социально-исторические условия существования искусства, объединить структуралистский и герменевтический подходы, расширить сферу эстетического освоения действительности, включив в нее наряду с высокими жанрами и «сублитературу»33. Таким образом, сформулировано теоретическое поле проблемы функционирования художественной литературы в обществе: сами свойства произведения, определяющие его эстетическую ценность и определяемые мерой таланта автора, динамика понимания текста во времени, широкий литературный фон его функционирования. В. Изер, продолжая идеи Яусса, активизирует еще один тезис, связанный с теорией систем Н. Лумана: о примате функций над структурами34. Это важнейшее теоретическое положение, доказывающее, что не структура порождает свои функции в силу самой своей сути, имманентных черт, но функции (особые зоны взаимодействия структур с миром) заставляют структуры «отвечать» на них определенным образом.
4. Кроме различных направлений отечественной и зарубежной литературоведческой мысли, важное место в теоретической базе исследований современных мифов о литературных феноменах занимают работы социологов литературы, также непосредственно связанных с теорией рецептивной эстетики35. По словам одного из основателей этой относительно новой отрасли науки, Л. Гудкова, социология литературы ставит своей целью изучение литературы как словесного искусства письменной объективации образцов социального взаимодействия. Современный этап развития социологии литературы в большей мере связан с институциональной организацией литературы: ролями писателя, критика, литературоведа и их культурно-историческим генезисом; стандартами вкуса у различных категорий читающей публики; функциями посредующих социальных образований - библиотеки (и ее разновидностей), книжного магазина, клуба, журнала, салона, а также механизмами и системами социального контроля - цензуры, премий, источников поддержки, условий признания и отвержения авторов, критериев оригинальности и эпигонства, циркуляции творческих элит и литературной борьбы различных групп, особенностей идеологического воздействия литературы, включая и процессы социализации посредством литературы. Разрабатывая принципы теоретического подхода к изучаемым явлениям, представители этой отрасли (А. И. Рейтблат36, Б. В. Дубин37, Л. Д. Гудков38) выдвигают следующие положения: 1) литература понимается как социальный институт, направленный на поддержание культурной идентичности общества; 2) институт литературы имеет исторический характер, то есть отдельные функции и их интерпретация зна-
чимы только в определенных временных границах; 3) литература письменно фиксирует «ядерные» культурные значения и с ослаблением религиозных институтов претендует на синекдоху всего понятия «культура»; 4) литературно-социологический анализ явлений предполагает совмещение социальных, культурных, когнитивных и литературных значений и их динамики; 5) акт чтения рассматривается как специфическая форма социального взаимодействия.
5. Необходимость четкого различения собственно мифа и ритуалов, связанных с его исполнением. Для писательских мифов мы можем выделить довольно ограниченное количество самих типов ритуальных практик. Выявление этих практик восходит к изучению наиболее зрелых писательских мифов.
Так, К. Шмидт формулирует три главные позиции «символа веры», связанного с Шекспиром: 1) его тексты идеальны; 2) эти тексты совершенны; 3) Шекспир вне времени39. Первая позиция обозначает отношение шекспировских текстов к национальным ожиданиям (и полное этим ожиданиям соответствие), вторая связана с признанием шекспировских текстов безусловной эстетической ценностью, третья утверждает бессмертие его гения («Шекспир - наш современник»). Шмидт отмечает также, что «в академической науке символ веры Шекспира относили к подсознанию», а любые домыслы о великом барде только укрепляли веру в него40. Анализ общенационального восприятия Шекспира в английском шекспироведении сводится к констатации абсолютного кумиротворения. Шекспир имеет статус «секуляризованного святого». К его имени постоянно применяется лексика богослужебных книг. П. Давидхази прямо говорит, что «шекспировский миф основывается на некотором скрытом религиозном архетипе»41. Он выделяет три главные манифестации культа: ревнивое оберегание произведений писателя - культовой фигуры
- от всякого рода критики; ритуал, который может включать паломничество к «святым местам» (связанным с жизнью и творчеством поэта), особое поклонение, празднование «священных дат», все виды общего празднования, сопровождаемые священным символизмом; наконец, использование цитат из произведений кумира по любому случаю42. Эти три типа ритуальных практик могут дополняться, но их наличие - обязательный элемент формирования особого культа.
На современном этапе изучения мифотворчества, складывающегося вокруг писательских имен, следует рассматривать сами технологии репрезентаций мифа, которые особо осложняются в век всеобщей дижитализации.
Но эта проблема требует особого рассмотрения в рамках иной статьи.
Примечания
1 Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество : введение в социологию литературы. М. : РГГУ, 1998. С. 38.
2 См., напр.: Теория литературных стилей. Типология стилевого развития нового времени. М. : Наука, 1976; Классика и современность / под ред. П. А. Николаева, В. Е. Xа-лизева. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 1991; Литературный пантеон: национальный и зарубежный: Материалы российско-французского коллоквиума. М. : Наследие, 1999; Гаврилова Ю. Ю. Содержание понятия «литературно-художественная классика» : автореф. дис....канд. филос. наук. М. : МГУ, 1996 и др.
3 Дубин Б. В., Зоркая Н. А. Идея «классики» и ее социальные функции // Проблемы социологии зарубежом. М. : Наука, 1983. С. 41.
4 Назовем две наиболее полные: Розанов И. Н. Литературные репутации: Работы разных лет. М. : Сов. писатель, 1990; Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века. М. : Изд-во МПИ, 1991. Впрочем, первая книга - несколько статей, в которых проблема упоминается, но не решается; главный вклад И. Н. Розанова в решение вопроса о литературном пантеоне - размышление
о месте Пушкина в литературном процессе; вторая книга ставит своей целью воспроизвести реальную динамику литературного процесса в России в XIX веке, и больший интерес автор проявляет к неклассической литературе.
5 Дубин Б. Чтение и общество в России // Новый мир. 1993. №3.С. 243.
6 Литературный пантеон: национальный и зарубежный: Материалы российско-французского коллоквиума. М. : Наследие, 1999.
7 Дубин Б. Словесность классическая и массовая: литература как идеология и литература как цивилизация // Слово - письмо - литература. М. : Нов. лит. обозрение, 2001. С. 317.
8 Другие имена подвергаются сомнениям и оспариванию (например, Расин, Сервантес или Камоэнс).
9 Розанов И. Н. Литературные репутации: Работы разных лет. М.: Сов. писатель, 1990. 464 с. Глава «Народная тропа: О славе Пушкина» (С. 29-46). Работа написана в 1927 году; Непомнящий В. С. Поэзия и судьба. М. : Советский писатель, 1983 (первое издание). Глава «Народная тропа» (во многом создавалась в 1974 г.). С. 5-186; Высочина Е. И. Образ, бережно хранимый: Жизнь Пушкина в памяти поколений: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1989. 239 с. Книга полностью посвящена почти двухвековой истории восприятия творчества и личности Пушкина; Муравьева О. С. Образ Пушкина : Исторические метаморфозы // Легенды и мифы о Пушкине. СПб.: Акад. проект, 1994. С. 109-128. Статья, посвященная истории пушкинского мифа; Debreczeny P. Social Functions of Literature: Alexander Pushkin and Russian culture. Stanford University Press. Stanford, California, 1997. 282 p. VIII p. Книга об исторической эволюции функций пушкинского мифа.
10 См. подробный анализ всех основных источников по проблеме в моей книге: За-гидуллина М. В. Пушкинский миф в конце XX века / Челябинский гос. ун-т. Челябинск, 2001. Глава 1.
11 С. Г. Бочаров обозначил выражением «пушкинский миф» явление «национальной пушкинской герменевтики», некую творческую интуицию, масштабно развернувшуюся в XX веке и противостоящую профессиональному изучению. Ядро пушкинского мифа -«мгновенная исключительность» Пушкина, выводящая его из истоорико-литературного ряда. См.: Бочаров С. Г. «Заклинатель и властелин многообразных стихий» // А. С. Пушкин: pro et contra / Сост. В. М. Маркович, Г. Е. Потапова, комм. Г. Е. Потаповой. СПб. : РХГИ, 2000. С. 572. Здесь наблюдается сужение самого понятия и объяснение его при помощи оппозиции “научное” - “творческое”.
12 См. обстоятельный анализ конституирования классической литературы в качестве субститута культуры как последовательного и целенаправленного процесса в книге «Литература как социальный институт» Л. Гудкова и Б. Дубина (Указ. соч. С. 16-98).
13 Там же. С. 69-70.
14 «Произведение искусства представляет собой диалог с каждым стоящим перед ним человеком» (Гегель. Эстетика. М., 1970. Т. 1.С. 74).
15 Геннекен Э. Опыт построения научной критики: Эстопсихология / пер. с фр. Д. Струнина. Изд-во журн. «Русское богатство». СПб., 1892. 121 с.
16 Комбинация следующих составляющих: П(онятия), О(бразы), Ощ(ущения), Э(моции), Ор(ганические чувства), С(тремления и хотения), Д(ействия), И(нстинкты). (См.: Рубакин Н. А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию. М. ;Л.: ГИЗ, 1929. С. 177.)
17 «Один и тот же образ различно действует на разных людей и на одно и то же лицо в разное время» (у Гумбольдта: «Никто не думает при известном слове именно того, что думает другой»). Потебня А. А. Мысль и язык. 5-е изд. Харьков, 1926. С. 101-102, 136. См. также: Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М. : Наука, 1976; Овсянико-Куликовский Д. Н. Собрание сочинений. Изд. 3-е. Т. 1. СПб., 1914; Горнфельд А. Пути творчества. Пг., 1922.
18 Выготский Л. С. Психология искусства: Анализ эстетической реакции. 5-е изд. М. : Лабиринт, 1997. С. 8.
19 Именно к такой классификации подходов пришли авторы словаря-справочника «Художественное восприятие: Основные термины и понятия» (Тверь, 1991).
20 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М. : Наука, 1986.
21 Белецкий А. И. Об одной из очередных задач историко-политической науки: Изучение истории читателя // Белецкий А. И. Избранные труды по теории литературы / под общ. ред. Н. К. Гудзия. М. : Просвещение, 1964. С. 25-40.
22 Храпченко М. Б. Познание литературы и искусства. М., 1987 и др. работы.
23 Талант писателя и процессы творчества. Л. : Наука, 1969; Художественное восприятие как научная проблема // Художественное восприятие. Л. : Наука, 1971.
24 О деятельности Комиссии см. подробнее: Кедрова М. М. Изучение художественного восприятия в СССР // Художественное восприятие: Основные термины и понятия: Словарь-справочник/Тверской гос. ун-т. Тверь, 1991. С. 65.
25 Перечень сборников, подготовленных группой по этой теме, см. там же. С. 68.
26 Советский читатель (М., 1968); Книга и чтение в жизни небольших городов (М., 1973); Книга и чтение в жизни советского села (М., 1976).
27 Асмус В. Ф. Чтение как труд и творчество // Асмус В. Ф. Вопросы теории и истории эстетики : сб. ст. М. : Искусство, 1968. С. 55-68 (статья 1962 года).
28 Якобсон П. М. Психология художественного восприятия. М. : Искусство, 1964.
29 Таловов В. П. О читательской психологии и теоретических основах ее изучения : Опыт анализа материалов отечественной литературы. Л. : Наука, 1973.
30 Белянин В. П. Психологические аспекты художественного текста. М. : Изд-во МГУ, 1988; Белянин В. П. Введение в психиатрическое литературоведение. Mttnchen: Verlag Otto Sagner, 1996.
31 Сорокин Ю. А. Смысловое восприятие текста и библиопсихология // Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. М., 1979. С. 266 - 287; Этнопсихолингвисти-ка / Ю. А. Сорокин, И. Ю. Марковина, А. Н. Крюков и др.; отв. ред. и автор предисл. Ю. А. Сорокин. М.: Наука, 1988.
32 Белянин В. П. О корректировке гипотезы Геннекена-Рубакина// Общенациональный конгресс по чтению: Чтение в современном мире : Опыт прошлого, взгляд в будущее. Рубакинские чтения. Симпозиум, посвященный 130-летию со дня рождения Н. А. Рубакина. Москва, 18-21 августа 1992 года. М., 1992. С. 10-11.
33 См.: Яусс Х. Р. История литературы как провокация литературоведения / Предисл. и пер. с нем. Н. Зоркой. // Нов. лит. обозрение. 1995. № 12. С. 34-84; Дранов А. В. Рецептивная эстетика // Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М.: Интрада -ИНИОН, 1999. С. 122-123.
34 Luhmann N. Soziologische Aufklarung: Aufsatze zur Theorie sozialer Systeme. Opladen, 1982; Iser W. The Act of Reading: A Theory of Aesthetics Response Baltimore and London: The John Hopkins UP, 1978.
35 Характерно, что теоретики историко-функционального метода в отечественном литературоведении использовали в качестве синонима к выражению «историко-функциональный аспект» словосочетание «социально-эстетическая жизнь произведения». См., напр.: Осьмаков Н. В. Историко-функциональное исследование произведений художественной литературы // Русская литература в историко-функциональном освещении. М. : Наука, 1979. С. 5.
36 Рейтблат А. И. От Бовы к Бальмонту.; Его же. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М. : Нов. лит. обозрение, 2001.
37 Дубин Б. В. Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. М. : Нов. лит. обозрение, 2001.
38 Гудков Л., Дубин Б. Литература как социальный институт: Статьи по социологии литературы. М. : Нов. лит. обозрение, 1994.
39 Literature and its Cults: An anthropological approach. Budapest: Argumentum, 1994. Р. 13.
40 Ibid.
41 Davidhazi P. Cult and Critics: The Ritual in Shakespeare’s European Reception // Literature and its Cults: An anthropological approach. Budapest: Argumentum, 1994. Р. 32.
42 Ibid.
