CC BY
19Раздел 1. Проблематика и поэтика мирово й литературы
УДК 821.111
МИФОТВОРЧЕСТВО В ПОЭМЕ Э. ПАУНДА «THE CANTOS» Людмила Викторовна Братухина
к. филол. н., доцент кафедры мировой литературы и культуры Пермский государственный национальный исследовательский университет 614990, Россия, Пермь, ул. Букирева, 15. Loli28@yandex.ru
В статье рассматривается такая особенность мифопоэтики ключевого произведения Э. Паунда «The Cantos», как мифотворчество. Анализ сосредоточен на изменениях, вносимых автором поэмы в мифологические сюжеты, появляющиеся в тексте Canto ХХ: встреча Одиссея и его спутников с лотофагами, а позже - с сиренами. Специфика паундов-ской интерпретации мифа определяется как использование приема изложения известных из античных источников событий и их оценки с иной точки зрения. В заключении делается вывод о переосмыслении мифа, достигаемого подобными художественными средствами.
Ключевые слова: Паунд, «The Cantos», Canto ХХ, Гомер, «Одиссея», мифологизм, трансформация мифа, лотофаги, сирены.
Мифологизм поэмы Э. Паунда «The Cantos» (1915-1968) так или иначе рассматривается практически каждым исследователем, обращающимся к творчеству этого автора. Дж. Деккер усматривает в начальных (I-XXX) песнях поэмы авторское признание силы мифов по крайней мере как «образцовых историй», помогающих «утвердить чистые ценности», а в более поздних - обретение мифом «независимого статуса как инструмента коммуникации» [Dekker 1969: 281]. В. М. Толмачев определяет синкретизм «паундовской мифопоэтики» как особый интерес поэта к ситуации, когда «прамиф становится многоцветной радугой мифа» (сравнивая этот феномен с ассимиляцией римской мифологией II-III вв. элементов иных верований) [Толмачев 2013: 120].
Я. Пробштейн специфику мифологизма «зрелого Паунда» находит в таком феномене, как «трансформация, метаморфоза или даже транспонирование мифа, то есть как бы разыгрывание мифа в другом месте и времени, или деконструкция мифа», что «выявляет неизменное в вечно меняющемся, утверждает неделимость времени и культуры, облекает
© Братухина Л.В., 2020
плотью символ и архетип» [Пробштейн 2016]. Упоминаемый выше Дж. Деккер называет это несколько иначе: «трансляцией знания - идеи, образа, архетипического персонажа или божества - через различные языки и культурные ситуации» [Dekker 1969: 292]. К. К. Чухрукидзе, в принципе высказывая согласное мнение, делает важный акцент: «В поэме "Кантос" избран несколько иной [по сравнению с интерпретацией мифа в упомянутых Кетеван Карловной выше "Потерянном рае" Мильтона, "Каине" Байрона, "Адонисе" Китса - Л. Б.] путь изменения: вместо воспроизведения истории посредством вновь сочиненного высказывания, готовая история помещается рядом с другой, третьей и т.д. При этом.. .весьма трудно найти то главное событие, ради которого "повтор-щик" историй вынужден копить и пересказывать их. Ни одна из историй, данных в поэме, не рассказывается от начала и до конца, и процесс ее фабульного осуществления не представлен» [Чухрукидзе 1999: 7879].
Таким образом, большинство исследователей подчеркивают характерную для Паунда интерпретацию мифа посредством введения его в контекст иных эпох и историй, через соположение мифологических, исторических, литературных источников, связанных логикой одного сюжета, персонажа (например, красной нитью через всю поэму проходит история Одиссея). Целью настоящей статьи является рассмотрение отдельных примеров обращения Э. Паунда к мифологии, показывающих, что автор «The Cantos» меняет содержание античных источников. Т. е. его «трансформация» не ограничивается «разыгрыванием мифа в другом месте и времени», а включает в себя и подлинное «мифотворче-ство»1.
Так, в Canto XX Паунд вновь2 обращается к сюжетам «Одиссеи», но здесь ключевая роль отводится одному из тех персонажей, которые лишь упоминаются в поэме Гомера. Некий лотофаг раскрывает смысл существования своего племени «изнутри», так как сами лотофаги его понимают: «Feared neither death nor pain for this beauty; // If harm, harm to ourselves.» [Pound 1990: 93].
В комментариях к данному Canto А. В. Бронников интерпретирует слова лотофага, раскрывая их смысл, актуальный не для античного мифа, а для современной создателю «The Cantos» эпохи: «Паунд расширяет этот образ [лотофага - Л. Б.] до самопожертвенного забвения в красоте, возвращаясь к теме искусства и предназначения художника» [Бронников 2018: 714].
С. Сикари усматривает в интерпретации образа этого персонажа от-сыл к стихотворению А. Теннисона «The Lotos-Eaters», находя, что оба автора, обращаясь к данному эпизоду «Одиссеи», оттеняют контрастом
легкости и комфортности бытия лотофагов «смелости и целеустремленности Улисса» [Sicari 1991: 40]. Особенностью же паундовской интерпретации античного образа исследователь называет включение его в сложный контекст литературных и мифологических аллюзий, логика которых разворачивается от любовной лирики Катулла и Бернарда де Вентадорна к пению сирен, увлекающих моряков на смерть. Эта гибельность, по мнению С. Сикари, является глубоко скрытой сущностью путешествия Одиссея для Паунда [там же].
Другой исследователь, С. Приор, также упоминает сентенцию лото-фага и пение сирен в общем ряду различных голосов, смешивающихся в данном Canto, отмечая их диссонанс с аллюзиями на произведения Проперция и Овидия, а также провансальского поэта Бернара де Вента-дорна [Pryor 2016: 76]. Для ученого в этом «смешении» голосов важна идея ложного рая, заключающаяся в словах лотофага и поддерживаемая страшным продолжением - пением сирен [там же].
Со своей стороны отметим, что в Canto ХХ можно усмотреть интересный прием: изложение мифологического сюжета с новой точки зрения, т.е. от лица персонажа, не высказывавшего ее в мифе. Автор «дает слово» самим любителям вкусить лотосы, но придает им особое звучание. Слова одного из ценителей лотосов о вреде ложного рая забвения лишь для них самих - «If harm, harm to ourselves» - не только контрастируют с опасностями, поджидающими спутников Одиссея впоследствии, но и в определенном смысле подразумевают, что говорящий их знает об этих опасностях, о бессмысленной гибельности путешествия хитроумного скитальца. Действительно, это высказывание можно расценить как упрек Одиссею, который погубил людей не ради великой ценности - красоты, - а ради иллюзорной недостижимой цели - возвращении на родину, и оказался «вреден» для своих спутников, сам, однако, вернувшись домой невредимым. Оказывается, что лотофаг не столь уж погружен в иллюзии, ему доступно некое глубинное подлинное понимание истинной цели бытия, он может оценить ситуацию вернее главного героя гомеровской поэмы.
Усиливает это впечатление следующий после слов лотофага фрагмент Canto ХХ, в котором автор воспроизводит иной эпизод «Одиссеи»: проследование мимо острова сирен. Исследователи, упоминая о пении морских дев как одном из элементов «многоголосия» данного canto, обычно имеют ввиду аллюзию на текст гомеровской поэмы: «Ligur' aoide» - так характеризуется их звонкоголосие в «Одиссее» (Ср. kyup^v 5' evrnvov áoi5^v - «громко запели сирены» Od. XII, 183). При этом не анализируется содержание высказывания, которое вплетается в текст Canto XX как один из многих голосов, образующих в нем некое
«попурри», предшествующее греческому вкраплению «Ligur' aoide». Высказывание можно интерпретировать3 как пение сирен, которые, обращаясь к спутникам Одиссея, спрашивают у последних, что же они получили от странствий прославленного скитальца, перечисляя события гомеровской поэмы, как случившиеся до прохождения мимо их острова (посещение Кирки), во время (хитрость с воском в ушах) и после (прохождение между Сциллой и Харибдой, истребление стада Гелиоса, пребывание у Калипсо).
Речи лотофага и сирен звучат как своеобразный диалог в тексте Canto XX, по-новому раскрывающих содержание мифологического источника. Что касается лотофага, то Паунд по сути придумывает этого персонажа, ведь представители этого племени, известные из «Одис-сеи»4 (IX.91-97), не персонифицируются, о них сообщается как о целом народе аборигенов, особенность которого состоит в том, что они «мирные» и «дружелюбные», а также употребляют в пищу лотосы, вызывающие забвение и желание остаться в стране этих любезных жителей. Образ этого «придуманного» персонажа радикальностью «пересоздания мифологического сюжета» [Саруханян 2002: 286] и модернизацией его смысла можно сравнить с подобными пересозданиями мифа в «Божественной комедии» (посмертная судьба Одиссея и его путешествие к горе Чистилища) Данте и в произведениях современника Паунда У. Б. Йейтса.
А. И. Винокурова замечает, что Паунд в Canto XX имеет в виду «ло-тофагов скорее не гомеровских <...>, а джойсовских («Улисс») - курильщиков опиума, чье сознание блуждает за пределами реального мира» [Винокурова 2014: 162]. С. Н. Степура, анализируя русский перевод соответствующего фрагмента романа Джойса (эпизод пятый «Lotus Eaters»), резюмирует: «Весь эпизод говорит о желании Блума убежать от действительности, уйти в себя, в свое собственное сознание от внешнего мира, который ему противопоставлен.задача этой главы - подчеркнуть значимость праздности и состояния «вкушения лотоса». Последнее равнозначно забвению и эскапизму, т. е. уходу от действительности» [Степура 2020].
Мотив иллюзорности (как ухода от реальной действительности) счастья пребывания в забвении у лотофагов и сладких песен сирен сближает эти два эпизода заимствованные из поэмы Гомера. Паунд же изменяет ракурс видения изображаемых событий: не с точки зрения Одиссея, о восприятии которого повествуется у Гомера, а с точки зрения тех, кто так или иначе причастен к созданию иллюзии.
Сближая лотофагов и сирен как предлагающих спутникам Одиссея или ему самому иллюзию, уводящую от реальности, Паунд
противопоставляет их в плане пагубности воздействия. Лотофаг прямо говорит о возможном вреде для вкушающих плоды лотоса только для них самих, что по контрасту заставляет задуматься о реальной гибельности пения сирен. Они же пытаются дезавуировать эту опасность, перенеся ответственность на Одиссея, который оказался не менее опасен для своих спутников, нежели сирены, и гораздо более - чем лотофаги. Слова сирен у Паунда показывают бессмысленность спасения спутников Одиссея от их пения: «What were they given? // Ear-wax. // "Poison and ear-wax, аМ a salt grave by the bull-field, // "neson amumona, their heads like sea crows in the foam, // "Black splotches, sea-weed under lightning; // "Canned beef of Apollo, ten cans for a boat load"» [Pound 1990: 9394]. Более того, сирены у Паунда, так же, как и лотофаг, показывают, что их пение не уводит от действительности, а наоборот они лучше многих осведомлены о ней. Так, в «Одиссее» сирены среди прочего утверждают: «Знаем мы все, что на лоне земли многодарной творится» (Od. XII. 191). В Canto XX сирены действительно знают обо всем, что приключилось с Одиссеем и его спутниками, так что Паунд словно реализует одно из возможных прочтений гомеровской строки.
Отметим, что относительно античных любителей лотосовой диеты Л. Б. Поплавская показывает связь, усматриваемую народной этимологией между названием Xraxó^ и глаголом XavBávo^ai — «забывать». Не менее важно отмечаемое исследовательницей происхождение от этого глагола имени богини Леты, являющейся у Гесиода «персонификацией забвения (Hes. Theog., 226sq.)» [Поплавская 2010: 59], а также реки забвения в царстве Аида - Леты. Таким образом, мотив забвения в мифе оказывается связан с миром умерших.
Паунд по-своему использует эту логику мифа. Представленный в Canto XX «диалог» мог состояться, предположительно после смерти одного из тех спутников Одиссея, кто был отправлен в качестве разведчика к лотофагам и, отведав их угощения, ощутил блаженство их существования, затем был насильно вырван из него и увезен Одиссеем. После смерти он ощущает схожее состояние, контрастирующее с теми опасностями и невзгодами, что пришлось испытать, следуя за Одиссеем. Сирены же которых он не слышал (а потому не был ими очарован, и следственно мог увидеть то, что происходило у их острова объективно), но опасность которых реально видел (кости рядом с их островом), воспринимаются как голос жестокой реальности, возвращение к которой и предстает бессмысленным при осознании, что, оставшись у лотофагов, они могли бы избежать всего этого.
Мифотворчество в данном Canto, связано пересозданием с известных из античных источников образов - лотофага и сирен. Новым
становится изображение событий мифа с непривычной точки зрения, раскрывающее некие обстоятельства (всеведение сирен, глубинное понимание сути бытия лотофагами), не выходящие за пределы мифологического сюжета. При этом автор поэмы «The Cantos» в подтексте раскрывает содержание, ранее не свойственное мифу: те, кто представал создателями иллюзорного наваждения, оказываются более прочно связанными с реальностью, нежели главный герой гомеровской поэмы. В этом переосмыслении отдельных элементов мифа отражается и его глобальное переосмысление: меняются акценты в восприятии всего мифологического сюжета - осмысленность и результат странствий Одиссея. Таким образом, прием смены точки зрения привносит в миф новое содержание и приводит к его переосмыслению, что составляет особенности мифотворческой поэтики Э. Паунда. Примечание
1 Этот термин использует А. П. Саруханян, для характеристики мифологизма У. Б. Йейтса и Дж. Джойса, подразумевая под этим «радикальное пересоздание мифологического сюжета» [Саруханян 2002: 286] первого и «фундаментальную разработку мифологии в качестве структурного принципа и антропоморфного моделирования» [Саруханян 2002: 303] второго. В отношении произведения их современника, Э. Паунда, более актуально первое значение.
2 Вновь после Cantos I, VI, XVIII.
3 А. И. Винокурова относит эти слова к лирическому герою песни [Винокурова 20014: 162].
4 Лотофаги также упоминаются в «Истории» Геродота (IV, 177), однако «отец истории» более уделяет внимание описанию плодов лотоса, чем самим их пое-дателям.
Список литературы
Бронников А. В. Комментарии к тексту // Эзра Паунд. Кантос / пер., вступ. ст. и комм А. В. Бронникова. СПб.: Наука, 2018. С. 702-775.
Винокурова А. И. «Песнь XX» Э. Паунда и некоторые черты ее поэтики» // Дискуссия. Филологические науки. 2014. № 10 (51). С. 160-164.
Поплавская Л. Б. О. Лотофагах. Гомера И. Флейте-Лотос. В древнегреческой поэзии // Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2010. Вып. 4. C. 59-70.
Пробштейн Я. Трудная красота Эзры Паунда // Sensus Novus. 2016. URL: https://www.sensusnovus.ru/culture/2016/06/26/23521.html_ (дата обращения: 10.01.2020).
Саруханян А. П. Новое мифотворчество: У. Б. Йейтс и Дж. Джойс //Художественные ориентиры зарубежной литературы ХХ века. М: ИМЛИ РАН, 2002. С. 284-304.
Степура С. Н. Пятый эпизод романа Джеймса Джойса «Улисс» в русском переводе 1930-х гг. // Джеймс Джойс. 2020. URL:_www.james-
joyce.ru/articles/pyatiy-epizod-romana-jeimsa-joysa-uliss-v-russkom-perevode-1930-h-godov.htm (дата обращения 23.03.2020).
Толмачев В. М. Эзра Паунд // История литературы США. Т. VI, книга 2. Литература между двумя мировыми войнами. М.: ИМЛИ РАН. 2013. С. 78-125.
Чухрукидзе К. К. Pound & £. Модели утопии ХХ века. М.: Издательство «Логос», 1999. 176 с.
Dekker G. Myth and Metamorphosis. Two Aspects of Myth in The Cantos //_New Approaches to Ezra Pound. A Co-ordinated Investigation of Pound's Poetry and Ideas. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1969. P. 280-302.
Pound E. A Draft of XXX Cantos by Ezra Pound. New York: A New Directions Book, 1990. 149 p.
Pryor S. W. B. Yeats, Ezra Pound, and the Poetry of Paradise. London and New York: Routledge, 2016. 240 p.
Sicari S. Pound's Epic Ambition: Dante and the Modern World. Albany: State University of New York Press, 1991. 249 p.
THE MYTH CREATION IN «THE CANTOS» BY EZRA POUND Ludmila V. Bratukhina
Candidate of Philology, Associate Professor in the Department of World Literature-
and Culture
Perm State University
614990, Russia, Perm, Bukirev str., 15. Loli28@yandex.ru
The article considers the myth-creation as one of the features of Pound's mythopoetics, that realised in his key work "The Cantos". The analysis focuses on the changes that author of the poem bring into the mythological plots that appear in the text of Canto XX: the meeting of Odysseus and his companions with lotophages, and later with sirens. The specificity of the Pound's interpretation of the myth is defined as the use of the method of exposition of events known from antique sources and their assessment from a different point of view. In summary, a conclusion is made about the rethinking of the myth achieved by such artistic means.
Key words: E. Pound, Homer, Cantos, CantoXX, Odyssey, mythologism, transformation of myth, lotophages, sirens.
