CC BY
124
УДК 130.1
ДМ.Коломыц, О.Г.Коломыц
МИФОТВОРЧЕСТВО В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ: МИФОЛОГИЯ В ИСТОЧНИКАХ И СУБЪЕКТИВИЗМ ИССЛЕДОВАНИЙ
В статье рассматриваются закономерности распространения мифотворчества в исторической науке. У этого явления имеются две основных причины его сохранения. Одна заключается в ограниченности методов исторического познания, не отделяющих исторические факты от исторических мифов в письменных источниках; другая - в идеологическом заказе и наличии философского обоснования в виде постмодернизма.
Ключевые слова: история России, Древняя Русь, историческая наука, летописная история, научная методология, мифология, мифотворчество, философия постмодерна, альтернативная история.
Dmitry Kolomyts, Olga Kolomyts MYTH MAKING IN HISTORICAL SCIENCE: MYTHOLOGY IN THE SOURCES AND SUBJECTIVITY OF RESEARCH
The article views the regularities of myth spreading in the historical science. This phenomenon has two main reasons for its preservation. The first reason lies in the limited methods of historical knowledge, which does not always separate the historical facts from historical myths in the written sources; the second reason is in the ideological order and the presence of philosophical objectivation in the form of postmodernism. The article takes examples that show quasi-scientific nature of the postmodern concepts, turning the study of history in mythology. It also takes examples of coexistence of scientific views and mythological beliefs in science.
Keywords: history of Russia, ancient Russia, historical science, the chronicle history, scientific methodology, mythology, mythmaking, postmodern philosophy, alternative history.
В исторической науке распространены представления, разрушающие всё здание истории как науки. В российскую науку такие представления проникли в виде «новой хронологии» [10]. Философия авторов заключается в отрицании исторической науки как таковой потому, что она объявлена придуманной. Эти идеи опираются на философию постмодернизма. Последователи этой философской концепции уверились в том, что, поскольку история выдумана, то они имеют право отрицать самые очевидные исторические истины, создавая собственную историю. Но поскольку отрицать очевидное можно только подменяя факты и нарушая законы логики, то по этому пути и идут последователи «новой хронологии». Итогом их трудов стало распространение квазинаучных концепций, созданных по законам мифотворчества. По сути это новая мифология, замаскированная под науку.
С другой стороны, в науке сохранилось множество мифологических представлений. На это есть свои причины. Иногда миф, оставшись в письменном источнике, остаётся единственным источником о событиях. Они переплелись с наукой из-за недостаточности знаний в данных вопросах. Другая причина - недостаточное внимание к некоторым историческим вопросам по методологическим и/или идеологическим причинам. Некоторые мифы возвращаются в науку на тех же основаниях. Поэтому изучение места мифа в составе исторической науки имеет две стороны: исторические мифы и поздние идеологические мифы. Часто они переплетаются, ещё более затрудняя ход исторического исследования.
Цель статьи - рассмотреть причины сохранения мифов в науке. Основная задача - показать применяемые методы мифотворчества.
Исторический миф складывался под воздействием привычных представлений, религии и идеологии. Русские летописи представляют собой основу исторических исследований. В начале XXI века можно видеть множество прямых отсылок к летописям как непререкаемым историческим источникам. В ткань исторического повествования миф включается через целеполагание политической власти, летописца и традицию. Мифы XXI века создаются чаще всего по политическому заказу.
Сочинения последователей «новой хронологии» Н.Сабручева и К.Пензева дают достаточный материал для анализа методов мифотворчества. Приведём несколько примеров с разбором способов обоснования создаваемых мифов.
«Не было только одного - не было завоевания Руси инородцами, тюрками-кочевниками. И если уж и было нашествие, то никак не предков современных монголов и вообще не тюрков или монголоидов. Не "было, но не совсем так, как считается", не "было, но оказало массу положительного влияния". Не было вообще! Весь этот русофобский миф от и до - ложь, пропаганда и абсурд» [17, с.7]. По Сарбуче-ву «иго» было придумано на Западе чтобы опорочить русскую цивилизацию [17, с.5]. Сарбучев в обоснование приводит слова другого историка: «известный историк Юрий Петухов замечает: "не было никаких воинственных бестий. Это установлено достаточно точно. А были скотоводы-кочевники, переселявшиеся с места на место если и не черепашьими темпами, то, во всяком случае и не со скоростью воинских порядков"» [17, с.18]. Кто точно установил - непонятно. Полное незнание письменных источников и археологии, а значит истории в целом. Частичное знание, противоречащее остальному
знанию, означает ложность всего утверждения. Только одна археология предоставляет полную картину монголо-татарского разгрома Руси. Любой желающий может с лёгкостью ознакомится с этими данными в любой научной библиотеке или найти их в интернете [2, 3, 4, 5, 8, 9]. Прослеживаются и последствия этого разгрома. Летописи наполнены свидетельствами о трагедии и борьбе русского народа с завоевателями и Ордой. Отрицая летописи в одном, в другом эти авторы с удовольствием верят этим же летописям. Согласно новой мифологии Сарбучева Новгород, Смоленск и другие нетронутые города должны были быть обязательно захвачены, иначе поход на Русь не имел смысла [17, с.19]. Так же рассуждает Пензев, утверждая отсутствие завоевания. Дело в том, что татаро-монголы потребовали от русских князей десятину: «требования десятины - это не есть "разграбление" и "разгром"», - пишет он. Однако здравый смысл требует признать, что разгром следует за тем, если требование десятины не было выполнено. А оно не было выполнено. Уравнивание несравнимых понятий делает рассуждение бессмысленным, но для Пензева оно служит доказательством. Согласно летописям, Батый послал за русскими князьями только по возвращении из Венгрии, требуя их приезда под угрозой лишения жизни и княжения, и тогда же установил дань (начиная с 1243 года [14, с.225; 15, с.183; 5, с.664]. Бессмысленное отрицание этих фактов делает бессмысленными все писания альтернативистов.
К.Пензев высчитал численный состав войска Батыя в 20 тыс. человек. Опирается он на предполагаемую численность монголов в 400 тыс. с последующими крайне путаными объяснениями. А также приводит данные о населении Монголии XX века [11, с.24]. При этом он начисто отрицает данные летописей по каким-то стоим основаниям, неведомым читателю. Исчисление средневековых войск требует исследования. Например, состав Батыева войска мог в летописях включать только монголов, или конных воинов туменов, а не всю численность и т.д. Представления Пензева о средневековых воинах взяты из мобилизационных предписаний армий-ополчений XX века и никакого отношения к Средним векам не имеющих. Военнообязанных, о которых рассуждает, тогда не было. Произвольными экстра-поляциями (сравнивая XIII и XX века) Пензев пытается доказать, что «древнерусское государство представляется единой империей, внутри которой было сословие профессиональных военных (Орда)» [12, с.35]. Досужие рассуждения о составе средневековой дружины должны убедить читателя, что монголо-татары не могли иметь большую по тем временам армию и никого завоевать не могли.
Подменяя понятия Пензев уравнивает разгром татаро-монголами Киева и его захват Ростиславом Мстиславичем Смоленским: Менгу-хан не пошёл на Киев, а Киев «захватил князь Ростислав Мстиславич. У него, как видно, были такие возможности». Он даже не замечает, что в летописи сказано: «... а Ростиславъ Мстиславичь, внукъ Романовъ Смоленского, седе в Киеве» (Типографская летопись). Или: «того же лета князь Ростиславъ Мстиславичь Смоленский, внукъ Давида Смоленьскаго, слышевъ о великомъ князе Михаиле Всеволодиче, и шедъ сяде въ Киеве». (Никоновская летопись) [11, с.8]. Совсем не похоже на штурм или военный «захват».
Пример исторического невежества Сарбучева виден по его обращению к истории Великой Отечественной войны. Манштейн в своих мемуарах перепутал где находится Ногайская степь, и Сарбучев пишет: «был бы это мракобесный гитлерист - еще как-то понятно, но Манштейн политически нейтрален, пожалуй, даже его можно назвать либералом» [17, с.6]. Это Манштейн политически нейтрален? Человек, который участвовал в разработке важнейших стратегических операций Вермахта, в том числе наступление на Волгу, который предложил и осуществил тактику «выжженной земли» на Украине, отступая под ударами Советской (Красной) армии. Не удосужившись прочитать хотя бы несколько книг о Второй мировой войне, Сарбучев делает исторические выводы.
По Пензеву, Батый воевал с Римом и с римскими ставленниками. Поэтому Пензев открыто называет Галицких князей предателями православия и Руси [11, с.31]. Сарбучев же пишет, что монголо-татары не имели собственного государственного управления, они были «карательным органом», непонятно чьим. Затем он сменился русским царством Ивана III и Ивана IV. Он оправдывает убийство в Орде русских князей потому, что они выступили против неё за подчинение Руси католическому Риму. Сарбучев обвиняет Михаила Черниговского во многих преступлениях (междоусобной войне и убийстве монгольских послов и т.п.), за что тот и был убит «сюзереном», то есть оправдывает убийство и признаёт законность господства Орды над Русью. Но он же утверждает, что завоевания не было потому, что не было «оккупационного режима» [17, с.23]. Получается, что Русь добровольно подчинилась завоевателям. Михаил не выполнил государственный ритуал вассала в Орде, за что и был убит. Он утверждает, что этого быть не могло потому, что в Орде была веротерпимость. Сарбучев путает веротерпимость и государственный ритуал, описанный у ордынских ханов многими путешественниками. В целом он отрицает все факты, или же пытается их объяснить так, чтобы эти факты сами по себе исчезли.
При чтении русских летописей видно, что войны с ляхами и уграми не вызывают никаких переживаний о тяжести потерь или поражений. Но как только речь заходит о татарах, то сразу же появляются переживания о тяжёлом положении русских князей и их бесправии: «в лето 6790 (1282 г.) при-
шедшее оканеному и безаконынему Ногаеви и Телебузе с ними на Угре в силе тяжеце, во безчисленоме множестве, велеша же с собою пойти Рускими княземе: Лвове, Мстиславу, Володиеру, Юрьи Лвовично» [13, с.210]. Город Лодяжен «послушавшее злого совета его передаша и сами избити быша» [13, с.178]. И даже поражение от татар извечных врагов русских князей ляхов и угров не вызывают у летописца удовлетворения [13, с.210]. Вот один пример описания ордынского нашествия: «Данилови же со братом пришедшу ко Берестью, и не возмогоста ити в поле смрада ради множества избьенехе: не бе бо на Володимере не остале живый, церкви святой Богородицы исполнена трупья, иныя церкви наполнена быша трупья и телеса мертвых» [13, с.179]. Русские летописные свидетельства подтверждаются русской литературой, летописями европейскими, археологией и народной памятью. Примечательно, что междоусобицы, войны с ляхами, литовцами и уграми не описывались как бедствие, подобное татарскому нашествию. Н.С.Борисов замечает «заговор молчания» русских летописей по отношению к «Великой степи», считая его причиной «великий соблазн» [1, с.250]. Но более логично объяснить молчание летописей постоянством вражды Руси со степью во время написания русских летописей. Особенно во время монголо-татарского ига. Борисов далее пишет, что «для русского человека степь всегда была прежде всего ''другим миром''. Они называли её ''Диким полем''» [1, с.252]. Слишком велики были различия. Слишком велика трагедия и унижение Руси, чтобы воспринимать Орду как обычных соседей, даже враждебных. Разница происхождения, государственного строя, хозяйства, языка, образа жизни: гигиены (отношение к воде), традиций питания, семейных отношений не позволяет даже предполагать какую-то родственность культур. Это значит, что русская земледельческая и монголо-татарская степная цивилизации совершенно различны. Подобно тому, как Кумыс назывался в летописях «чёрным молоком». «О злее зла честь татарская», «злобе бо их и лести несть конца», - так описывает «Ипатьевская летопись» отношение Руси и Орды [13, с.185].
Приведённых примеров достаточно, чтобы сделать вывод о мифологичности представленных концепций. Так постепенно, шаг за шагом, изменяя и подменяя понятия, Пензев и Сарбучев всё дальше уходят даже от своих немногочисленных источников, приближая историю к собственным концепциям, поддерживая мифы «новой хронологии». Таким образом, они отказываются от методологий, и под видом научности продвигают постмодернистскую мультипарадигмальность науки.
Создаются несколько мифов одновременно. Один утверждает, что история как наука полностью подчинена идеологии. Другой, собственно исторический, создаёт новую историю единства завоевателей и побеждённых: русского и ордынского мира.
Посредством мифа обосновывается историческая канва. «Важно то, насколько общество готово было считать, что именно так оно и было». -пишет Сарбучев [17, с.7]. И сам же следует этой же мысли, убеждая других в своём объяснении истории. А объяснение есть неотъемлемая часть события, в том числе и исторического.
В конце XX века произошло возрождение Норманнской концепции. При этом внимательное прочтение летописей многое расставляет по местам.
Так нигде ни в русских летописях, ни в зарубежных хрониках не говорится, что варяги имели Скандинавское происхождение, и что слово 'Русь' имеет не славянские корни. Но многие историки упорно продолжают выводить и русь, и варягов от кого угодно, только не от славян. Этому есть только идеологическое объяснение. Принесение государственности из Скандинавии, азбуки и христианства из Византии постоянно повторяются в СМИ. То есть это уже не подвергается сомнению. Во всех случаях Россия воспринимается как страна, позаимствовавшая все признаки цивилизованности извне.
В учебнике «Истории СССР» говорится, что на рубеже VIII и IX веков заканчивается переходный период от первобытно-общинного строя к феодализму [7, с.59]. В 860 году её (Руси) лодьи появились у стен Константинополя в нарушение договора, который, выходит, был заключён ещё раньше. И делается вывод: «так Русь выступила на арену международной жизни в качестве государства» [7, с.59]. Это утверждение в учебниках высшей школы повторяет самые древние из дошедших до XXI века летописей. При этом ссылка, что поход на Константинополь был предпринят из-за нарушения договора, который был заключён ранее, очень важна. Но он мог быть заключён только с государством. Получается, что только-только преодолев первобытнообщинные отношения, создалось огромное прочное государство в условиях, когда просто добраться куда-либо что зимой, что летом представляло немалые трудности. Тем более оказалось, что Киевская Русь в состоянии соперничать с самыми сильными государствами тогдашнего мира, то есть иметь дружину (что означало иметь профессиональную армию). Неожиданное появление развитого феодального государства на огромном пространстве лесов, болот, рек и степей никому из историков не кажется ненаучным. Хотя и с марксистской революционно-эволюционной и с чисто эволюционной точки зрения такое положение дел им противоречит.
Миф о Рюрике как первом русском князе был нужен Рюриковичам для утверждения своей династической власти. Объединение Новгорода и Киева должно было означать новую Русь с новой дина-
стией. Новая азбука и христианство должны были означать новую историю, отрицающую предыдущую дикость и бесовство. Сложился союз между княжеской властью и духовенством, утвердившим мифы о Руси. Её неожиданное появление и духовный взлёт всего за несколько десятилетий не заставил никого усомниться в истинности этого утверждения.
Авторы книги «История России» (изданной в 2006 году) продолжают традицию, считая, что русское государство возникло лишь в IX веке. При этом в VI-VII веках уже были князья из бывшей родовой знати и родовая верхушка, а также была дружина, а это профессиональные воины [6, с.18]. Далее говорится, что «образование государства Русь...- закономерное завершение длительного процесса разложения первобытно-общинного строя у полутора десятков славянских племенных союзов, живших на пути «из варяг в греки» при «сохранения «первобытно-общинных традиций» [6, с.22].
Но, несмотря на утверждение постепенного возникновения государства, историки уверенно начинают русскую государственность от Рюрика, с 882 года (первый этап - 1Х-начало XII) [История России, 2006. - С.19, 24]. В этом они прямо следуют летописям: «в лето 6360 (852 г.) «наченшу Михаилу царствовати, начася позывати Руска земля» [14, с.7]. (По Тверской летописи 6362 [16, с.30]).
История Руси отныне начиналась только с Рюрика, а духовная история только с христианства. Последующая историческая наука продолжила эту традицию поддержания династической идеологии. При отрицании наукой мифологических сведений древних летописей и церковно-государственной идеологии, тем не менее, многие их положения остались в науке без соответствующих доказательств. Эти мифы остались без внимания и со стороны советских учёных. Они не были актуальны для советско-марксистского понимания истории. Такие вопросы, как происхождение народа, династические отношения, утверждение христианства считались второстепенными явлениями, поскольку были надстроечными. Поэтому их изучению не уделялось должного внимания. Отсюда и проистекает повторение в советских учебниках мифов как научных фактов. Эти недостатки советского социально-экономического подхода были использованы в постсоветское время для распространения идеологически выгодных династических и религиозных мифов. В постсоветское время распространилось множество концепций, отрицающих историческую самобытность русского народа. Мифологией охвачена эпоха древней Руси. Отрицание марксизма привело к методологической пустоте. Она заполнилась квазинаучными концепциями, часто привнесёнными в Россию извне.
Причина появления «альтернативной истории» имеет и объективные и субъективные основания. Объективными можно считать относительность исторических знаний: естественные лакуны в исторических описаниях, недостаточность фактов и артефактов, сложность понимания источников (их неполноты, идеологической заданности, видения событий самими летописцами, традицией историо-писаний).
Субъективные заключены в политической идеологии, возрождающей мифологию в виде политических мифов уже в последующие века вплоть до XXI века. Законы мифотворчества сохраняются при создании позднейших политических мифов. Создание научных мифов продолжает традицию религиозного мифотворчества. В этом случае используют выборочный подбор источников и нарушение законов логики. При недостатке исторических источников учёные с удовольствием пользуются историческими мифами.
В свою очередь появление мифов конца XX-начала XXI веков, отрицающих ордынское иго на Руси, имеет свои политические причины. Не последняя роль принадлежит стремлению уничтожить историю как науку, полностью подчинить её идеологии. Как, вопреки очевидности, утвердить нужную идеологему, можно проследить на приведённом в данной статье примере отрицания монголо-татарского завоевания. Внешне это выглядит как стремление показать величие России. На деле же оказывается, что все жертвы Руси, её вассальная зависимость от Орды в течение 240 лет объясняется желанием самих русских быть угнетаемыми, только ради того, чтобы предохранить себя от влияния Рима. При этом русские с удовольствием подчинялись Орде. На деле исторически католический Рим не имел никаких ни военных, ни политических возможностей завоевать Русь. Это хорошо видно и по политической карте Европы, и по населению Руси и её европейских соседей, по военным возможностям католических государств, по археологическим и письменным источникам. Условия усиления католического влияния сложились только с ослаблением Руси после монголо-татарского нашествия. Вольный подход к выбору фактов, их искажению или даже придумыванию делают историю, посредством нагромождения противоречащих друг другу событий, недоказуемой и неопровергаемой. Методологическая пустота оказалась благодатной почвой для превращения мифологии в полноправную часть гуманитарной науки.
Можно сделать следующие выводы:
- Целью вмешательства в историю является утверждение идеологемы. Миф служит её утверждению. Главное условие - невежество читателя и наличие идеологически заинтересованных сторон-
ников мифа.
- Распространение мифологических взглядов в начале XXI века произошло в том числе и из-за снижения уровня работы с историческими источниками.
- Естественный путь мифологизации знания проходит через подчинение знания личностным мировоззренческим предпочтениям. Эти предпочтения действуют вопреки здравому смыслу, логике и научным фактам.
Таким образом, исторические теории, при всём своём критическом отношении к источникам, продолжают в значительной мере опираться на мифологию.
Литература
1. Борисов Н.С. Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света. Россия в 1492 году от рождества Христова, или в 7000 году от Сотворения мира. - М.: Молодая гвардия, 2004. - 530 с.
2. Вернадский Г.В. Монголы и Русь (История России. Т. 3). - М.: Аграф, 2000. - 480 с.
3. Во Владимире археологи обнаружили массовое захоронение времён монгольского ига. http://www. vesti.ru/doc.html?id=610347 (Дата обращения 4.09.2016).
4. Доказательство существования татаро-монгольского ига на Руси http://nktv1tl.livejournal.com/4399502. html (Дата обращения 4.09.2016).
5. Иловайский Д. Становление Руси. - М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2003. - 860 с.
6. История России: учеб. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006. - 528 с.
7. История СССР с древнейших времён до 1861 года. - М.: Просвещение, 1980. - 576 с.
8. Минеева Ю. Археологи выяснили, как жители Ярославля встретили татаро-монголов http://www. infox.ru/science/past/2009/08/24/yaroslavl_print.phtml (Дата обращения 4.09.2016).
9. Монголо-татарское нашествие по материалам археологических раскопок захоронений в русских городах. Или привет "евразийцам и путинскому "учебнику" http://www.rusproject.org/node/1469 5.11.2016 (Дата обращения 4.09.2016).
10. Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Русь и Рим. Правильно ли мы понимаем историю Европы и Азии? В 2 т.- М.: Олимп; ООО «Фирма "Издательство АСТ''», 2000. - Т. 1 - 608 с.; Т. 2 - 634 с.
11. Пензев КА. Великая Татария: история земли Русской. - М.: Алгоритм, 2006. — 304 с http://www. rulitme/ author/penzev-konstantin/velikaya-tatariya-istoriya-zemli-russkoj-get-326802.html (Дата обращения 5.09.2016).
12. Пензев К.А. Русский Царь Батый. - М.: Алгоритм, 2006. — 320 с.
13. ПСРЛ. Ипатьевская летопись. Т. 2. - СПб.: Типография Эдуарда Прана, 1845.
14. ПСРЛ. Лаврентьевская летопись. Т. 1. - СПб.: Типография Эдуарда Прана, 1846. - 269 с. - 379 с.
15. ПСРЛ. Софийская летопись. Т. 5. - СПб.: Типография Эдуарда Прана, 1851. - 360 с.
16. ПСРЛ. Тверская летопись Т. 15. - СПб.: Типография Эдуарда Прана, 1863. - 540 с.
17. Сарбучев М. Никакого «Ига» не было! Интеллектуальная диверсия Запада М.: Издательство: Эксмо, 2012.
- 256 с. http://www.e-reading.club/bookphp?book=1017053 (Дата обращения 5.09.2016).
УДК 327.7: 94(564.3).04
АШМуллаянов
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА В КИПРСКОЙ ПРОБЛЕМЕ: КОМИТЕТ ПО ПРОПАВШИМ БЕЗ ВЕСТИ ЛИЦАМ
Гуманитарная политика является одним из важнейших направлений для процесса кипрского урегулирования. Европейский Союз (ЕС), будучи наряду с ООН одним из внешних его посредников, активно участвует во все-кипрских межобщинных проектах. Одним из них является Комитет по пропавшим без вести лицам (Комитет). Его миссия - поиск истины о греческих и турецких киприотах, ставших жертвами кровавых витков кипрской проблемы в середине 1960-х и 1974 гг. ЕС выступает основным спонсором названного формата. В настоящей статье проанализирована специфика гуманитарной политики ЕС на Кипре в контексте участия данного интеграционного объединения в работе Комитета. В результате изучения оригинальных источников - резолюций Европарламента
- описаны стратегия и тактические шаги ЕС в отдельно взятом сюжете гуманитарной политики - взаимодействии с Комитетом. Сделан вывод об эффективности донорской помощи Брюсселя Комитету, подтвержденный соответствующими фактами.
Ключевые слова: кипрская проблема, Комитет по пропавшим без вести лицам на Кипре, Европейский Союз, Европейский Парламент, гуманитарная политика.
Aydar Mullayanov POLITICAL CULTURE OF THE EUROPEAN UNION IN THE CYPRUS ISSUE: COMMITTEE ON MISSING PERSONS
Humanitarian policy constitutes one of the most important directions for Cypriot settlement process. The European Union (EU), being alongside the UN, one of that process's external mediators, has been actively engaged in all-Cypriot intra-communal projects. One of these is the Committee on Missing Persons (Committee). Its mission is to recover truth about Greek and Turkish Cypriots who became victims of mid-1960s and 1974 inter-communal ethnic clashes in Cyprus. The EU acts as one of the main sponsors of the Committee. This piece examines the peculiarities of EU humanitarian policy in the context of that integration body involvement in Committee's work. As a result of meticulous study of such authentic sources
