Научная статья на тему 'Мифопоэтика пейзажа Н. В. Гоголя'

Мифопоэтика пейзажа Н. В. Гоголя Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
701
162
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
N.V. GOGOL / АМБИВАЛЕНТНОСТЬ / ВЕГЕТАТИВНОСТЬ / ИМПЛИЦИТНОСТЬ / МИФОПОЭТИКА / ПЕЙЗАЖ / СЕМАНТИКА / СИМВОЛИКА / Н.В. ГОГОЛЬ / AMBIVALENCE / VEGETATIVITY / IMPLICITNESS / MYTHOPOETICS / LANDSCAPE / SEMANTICS / SYMBOLISM

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Козубовская Г. П.

В статье рассматривается специфика мышления Н.В. Гоголя, реализовавшаяся в пейзаже сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Уделено внимание вегетативной символике и показано, как амбивалентная семантика вегетативной образности «обрамляет» сюжет, формируя «узлы» «швы», сопрягающие как миры в гоголевском космосе, так и фрагменты текста. Так, рифмы растений связывает в единый узел «преступление» и «наказание», сопрягают «концы» и «начала» в повестях «Майская ночь, или утопленница», «Вечер накануне Ивана Купала». Композиционные «лакуны» восполнены имплицитно заданными и актуализованными мифопоэтическими смыслами вегетативности (запах черемухи знак пересечения границы миров), а укрупненная деталь в картине мира (цветок папоротника) выполняет прогностическую функцию.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

MYTHOPOETICS OF N.V. GOGOL''S LANDSCAPE

The article deals with the specific features of N.V. Gogol''s mentality, which has found place in the landscape of the book “Evenings on a Farm near Dikanka”. The attention is paid to the vegetative symbolism. The paper shows that ambivalent semantics of vegetative imagery “frames” the plot forming “units”, which are as “stitches” connecting both the worlds in N.V. Gogol''s space and fragments of the text. Thus, rhymes of the plants join “crime” and “punishment” into a combined unit, they match “ends” and “beginnings” in the stories “May Night, or the Drowned Maiden”, “St. John''s Eve”. Compositional gaps are filled in implicitly by given and actualized mythopoetical senses of vegetativity (the smell of a bird cherry tree is a sign of crossing the border of the worlds), and an enlarged detail of the world picture (a fern flower) has a prognostic function.

Текст научной работы на тему «Мифопоэтика пейзажа Н. В. Гоголя»

orbi, соответственно, - на весь мир, всему миру, всем и каждому. Как название торжественного папского благословения «игЫ et огЫ» может пониматься в значении благословляю.

Подобным образом нами была проанализирована контекстная семантика во всех предложениях письма. Явление совмещения значений не было выявлено в трех предложениях из пятнадцати: (11) - На днях я отправляюсь на несколько месяцев

Библиографический список

в Россию; (13) Простите, будьте счастливы и действуйте долго и успешно на пользу и благо вашей родины и всего славянского мира; (15) Поручая себя вашей памяти и дружбе, с искренним почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь, ваш покорный слуга. Последние два предложения представляют собой типичные заключительные формулы эпистолярного жанра.

1. Воронова, Н.Г. Асимметричный дуализм языкового знака и качество языковой способности // Современные проблемы лингвистики и лингводидактики: концепции и перспективы: материалы Второй междунар. заоч. научно-метод. конф. - Волгоград, 2012.

2. Воронова, Н.Г. Явление «некаламбурного совмещения значений» в текстах писем Ф.М. Тютчева // Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах: материалы Междунар. науч. конф. - Волгоград, 2012.

3. Воронова, Н.Г. Тип языковой способности автора народных мемуаров Ф.Г. Дмитриева // Казанская наука. - 2012. - № 11.

4. Бахтин, М.М. Собрание сочинений: в 7 т. - М., 1997. - Т. 2: Проблемы творчества Достоевского, 1929; Статьи о Толстом, 1929; Записки курса лекций по истории русской литературы, 1922-1927. - М., 2000.

5. Воронова, Н.Г. Лингвоперсонологическое моделирование языковой способности // Вестник АлтГПА. - 2013.

6. Фесенко, О.П. Фразеология эпистолярных текстов А.С. Пушкина в семантическом, стилистическом и функциональном аспектах: дис. ... канд. филол. наук. - Омск, 2003.

7. Литвин, А.Ф. Многозначность слова в языке и речи: учеб. пособие для пед. вузов по спец. № 2103 «Иностр. яз.». - М., 1984.

8. Письмо Тютчева Ганке В., 16/28 апреля 1843 г. Мюнхен [Э/р]. - Р/д: http://www.tutchev.com/pisma/ganke.shtml

9. Большой толковый словарь русского языка под редакцией С.А. Кузнецова [Э/р]. - Р/д: http://www.gramota.ru/slovari/info/bts/

10. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка Т.Ф. Ефремовой [Э/р]. - Р/д: http://poiskslov.com/

11. Толковый словарь русского языка С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой [Э/р]. - Р/д: http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Ozhegov.htm

12. Словарь русского языка: в 4 т. [Э/р]. - Р/д: http://feb-web.ru/feb/mas/mas-abc/15/ma264321.html

Bibliography

1. Voronova, N.G. Asimmetrichnihyj dualizm yazihkovogo znaka i kachestvo yazihkovoyj sposobnosti // Sovremennihe problemih lingvistiki i lingvodidaktiki: koncepcii i perspektivih: materialih Vtoroyj mezhdunar. zaoch. nauchno-metod. konf. - Volgograd, 2012.

2. Voronova, N.G. Yavlenie «nekalamburnogo sovmetheniya znacheniyj» v tekstakh pisem F.M. Tyutcheva // Yazihkovaya i rechevaya kommunikaciya v semioticheskom, funkcionaljnom i diskursivnom aspektakh: materialih Mezhdunar. nauch. konf. - Volgograd, 2012.

3. Voronova, N.G. Tip yazihkovoyj sposobnosti avtora narodnihkh memuarov F.G. Dmitrieva // Kazanskaya nauka. - 2012. - № 11.

4. Bakhtin, M.M. Sobranie sochineniyj: v 7 t. - M., 1997. - T. 2: Problemih tvorchestva Dostoevskogo, 1929; Statji o Tolstom, 1929; Zapiski kursa lekciyj po istorii russkoyj literaturih, 1922-1927. - M., 2000.

5. Voronova, N.G. Lingvopersonologicheskoe modelirovanie yazihkovoyj sposobnosti // Vestnik AltGPA. - 2013.

6. Fesenko, O.P. Frazeologiya ehpistolyarnihkh tekstov A.S. Pushkina v semanticheskom, stilisticheskom i funkcionaljnom aspektakh: dis. ... kand. filol. nauk. - Omsk, 2003.

7. Litvin, A.F. Mnogoznachnostj slova v yazihke i rechi: ucheb. posobie dlya ped. vuzov po spec. № 2103 «Inostr. yaz.». - M., 1984.

8. Pisjmo Tyutcheva Ganke V., 16/28 aprelya 1843 g. Myunkhen [Eh/r]. - R/d: http://www.tutchev.com/pisma/ganke.shtml

9. Boljshoyj tolkovihyj slovarj russkogo yazihka pod redakcieyj S.A. Kuznecova [Eh/r]. - R/d: http://www.gramota.ru/slovari/info/bts/

10. Novihyj tolkovo-slovoobrazovateljnihyj slovarj russkogo yazihka T.F. Efremovoyj [Eh/r]. - R/d: http://poiskslov.com/

11. Tolkovihyj slovarj russkogo yazihka S.I. Ozhegova, N.Yu. Shvedovoyj [Eh/r]. - R/d: http://www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Ozhegov.htm

12. Slovarj russkogo yazihka: v 4 t. [Eh/r]. - R/d: http://feb-web.ru/feb/mas/mas-abc/15/ma264321.html

Статья поступила в редакцию 05.05.14

УДК 82. - 801

Kozubovskaya G.P. MYTHOPOETICS OF N.V. GOGOL'S LANDSCAPE. The article deals with the specific features of N.V. Gogol's mentality, which has found place in the landscape of the book "Evenings on a Farm near Dikanka". The attention is paid to the vegetative symbolism. The paper shows that ambivalent semantics of vegetative imagery "frames" the plot forming "units", which are as "stitches" connecting both the worlds in N.V. Gogol's space and fragments of the text. Thus, rhymes of the plants join "crime" and "punishment" into a combined unit, they match "ends" and "beginnings" in the stories "May Night, or the Drowned Maiden", "St. John's Eve". Compositional gaps are filled in implicitly by given and actualized mythopoetical senses of vegetativity (the smell of a bird cherry tree is a sign of crossing the border of the worlds), and an enlarged detail of the world picture (a fern flower) has a prognostic function.

Key words: ambivalence, vegetativity, implicitness, mythopoetics, landscape, semantics, symbolism, N.V. Gogol.

Г.П. Козубовская, д-р филол. наук, проф. каф. литературы АлтГПА, г. Барнаул, E-mail: galina_mifo@mail.ru

МИФОПОЭТИКА ПЕЙЗАЖА Н.В. ГОГОЛЯ

В статье рассматривается специфика мышления Н.В. Гоголя, реализовавшаяся в пейзаже сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Уделено внимание вегетативной символике и показано, как амбивалентная семантика вегетативной образности «обрамляет» сюжет, формируя «узлы» - «швы», сопрягающие как миры в гоголевском космосе, так и фрагменты текста. Так, рифмы растений связывает в единый узел «преступление» и «наказание», сопрягают «концы» и «начала» в повестях «Майская ночь, или утопленница», «Вечер накануне Ивана Купала». Композиционные «лакуны» восполнены имплицитно заданными и актуализованными мифопоэтическими смыслами вегетативности (запах черемухи - знак пересечения границы миров), а укрупненная деталь в картине мира (цветок папоротника) выполняет прогностическую функцию.

Ключевые слова: амбивалентность, вегетативность, имплицитность, мифопоэтика, пейзаж, семантика, символика, Н.В. Гоголь.

Известно, что в сборнике «Вечера на хуторе близ Дикань-ки» Н.В. Гоголь реализовал возможность бегства от угнетающей его петербургской реальности. Уже в письмах этого периода оформляется мифопоэтическая модель действительности. Так, надоевший северный пейзаж наделяется «болотными» коннотациями («серое, почти зеленое северное небо» - Н.И. Дмитриеву от 20 июля 1832 г.) [1, X, с. 240]), а сам отъезд из Петербурга вписывается в архетипический сюжет преследования («...те однообразно печальные сосны и ели, которые гнались за мною по пятам от Петербурга до Москвы» [1, X, с. 240]).

Летний Петербург («...столица пуста и мертва, как могила, ... громады домов с вечно раскаленными крышами одни только кидаются в глаза, и ни деревца, ни зелени, ни одного прохладного местечка, где бы можно было освежиться!» [1, X, с. 167]) ассоциируется с «гиблым местом», отсылая к архетипи-ческому сюжету об утопленнике («.я был утопающий, хватившийся за первую попавшуюся ему ветку» [1, X, с. 167]). Искаженный фразеологизм («хвататься за соломинку», где «соломинка» замещается «веткой»), заостряет в оппозиции мертвого / живого именно «живое».

«Сад» - топос, объединяющий полярные пространства, в какой-то степени примиряющий со столицей. В ностальгических воспоминаниях о детстве одно из самых ярких - весенняя работа в саду: «... Живо помню, как бы<ва>ло с лопатою в руке глубокомысленно раздумываю над изломанною дорожкою... Я и теперь такой же, как и прежде, жаркий охотник к саду» (М.И. Гоголь от 1827-го года. Марта 24-го. Нежин [1, X, с. 90]). Садовник - демиург, изменяющий мир, - одно из наименований Бога-отца. В письме к матери Гоголь не забывает упомянуть о питерском садовнике, чьи достоинства отмечены заморскими гостями: «Турецкие посланники прибыли сюда благополучно и не нахвалятся учтивостью и ловкостью нашего садовника -форрейтора Павла» (сохраняется орфография Гоголя. - Г.К.) [1, X, с. 167].

Специфика гоголевского пейзажа предопределяется его страстной любовью к природе: «Может быть, нет в мире другого, влюбленного с таким исступлением в природу, как я. Я боюсь выпустить ее на минуту, ловлю все движения ее, и чем далее, тем более открываю в ней неуловимых прелестей» [1, X, с. 242]. Здесь, по сути, сформулирован творческий принцип писателя.

Вегетативная символика в повести-увертюре «Сорочинская ярмарка» - рамка для всего сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки»: повторы растений формируют музыкальные мотивы, оформляющие художественную концепцию целого. Амбивалентная семантика вегетативной образности задает композиционный контрапункт повести, обозначив доминанты сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки». Так, например, подсолнечник с его желтыми листьями амбивалентен в силу таящихся в нем историко-культурных смыслов. Согласно одной из версий греческого мифа, Клития, дочь царя Вавилона, покинутая богом-солнцем Аполлоном, из ревности убила свою сестру Левко-тою, и отвергнутая богом, медленно умирала, превратившись в цветок, который всегда поворачивает свой лик к солнцу [2]. Другой миф связывает происхождение подсолнуха с водяной нимфой Клитией: выброшенная из прохладных глубин на берег песчаного острова, она, залюбовавшись солнцем, превратилась в подсолнух - цветок солнца, чей цвет отражает золото солнечного диска и каждый день следует за его движением [2]. В гоголевском мире важен мотив тяги к солнцу, снимающий другой, -мотив горечи от любви.

Наиболее насыщена в вегетативном плане повесть «Майская ночь, или Утопленница». Скрытая семантика деревьев «обрамляет» сюжет, формируя «узлы» - «швы», сопрягающие как миры в гоголевском космосе, так и фрагменты текста, плетущегося ассоциативной символикой.

В повести функция деревьев неоднозначна: с одной стороны, они являются природными двойниками персонажей (Ган-на - вишня, Левко - дуб и т.д.), с другой, - оформляют сюжет, задавая смыслы, имплицитно присутствующие в символике растений.

Вишня обозначает «женскую» ипостась мира: признанием в любви служила ветка цветущей вишни. В мифопоэтической традиции вишня - райская ягода (см. картины с изображением Мадонны, где младенец держит в руках вишню - знак райских блаженств [3]). Так, через актуализацию культурной символики обозначается божественный ракурс природы. Дуб в легенде

о Панночке - дерево-лестница к небу и лестница Бога, спускающегося на землю, - вводит мотив недосягаемой мечты о гармонии. Дуб в повести, с одной стороны, аналог мирового древа (дуб - священное дерево у древних славян), с другой стороны,

- дерево Левко, его природный двойник (дуб в фольклорно-ми-фологической традиции - символ стойкости и выносливости).

Рифмовка двух растений (зеленый тростник и колючий терновник, по которому ходила панночка) связывает в единый узел «преступление» и «наказание» как важнейшие «события» повести.

Тростник в мифопоэтической традиции - растение, из которого изготовляли различные духовые музыкальные инструменты (см., напр., свирель Пана). Эта семантика отсылает и к волшебным сказкам, где дудочка из тростника разоблачает злодея-преступника. В фольклорно-мифологической традиции тростник

- символ очищения; суеверия приписывали ему способность защитить от ведьм [4, с. 379]. Возможно, поэтому русалки хотели использовать плеть из тростника для наказания ведьмы.

Колючий терновник, по которому ходила панночка, ранит ее, причиняя боль. По наблюдениям Л.А. Софроновой, «терновник и другие колючие кустарники и травы, затрудняющие путь, - не что иное, как знаки опасного пространства» [5, с. 222]. Терновником отмечена граница миров. Ключ к этому в античной мифологии: терновник - священное растение бога Януса-бога входа и выхода, всякого начала [6, с. 100]. С мотивом границы связано и другое значение - библейское. Терновник - не что иное, как неопалимая купина. Неопалимая купина - горящий, но несгора-ющий куст изображает Огненного Ангела, который предстал перед Моисеем. В средневековой христианской иконографии горящий куст может символизировать непорочность Девы Марии [4, с. 236].

Немаркированный сон Левко (очевиден архетип путешествия в иные миры) дешифруется за счет актуализации ассоциативных смыслов растительности. Упоминаемый именно в этот момент дурманящий запах цветущих растений («Запах от цветущих яблонь и ночных цветов лился по всей земле» [1, I, с. 175]) - знак пересечения границы миров. У восточных народов черемуха - вишня - сакура - связываются с местом пребывания душ умерших. Любование растениями - разговоры с душами умерших. Эти значения актуализованы в тексте [6].

В центре описания украинской ночи - темный пруд, окруженный черемухами и черешнями: «...девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник - ночной ветер, подкравшись, мгновенно целует их» [1, I, с. 160]. В персонифицированном описании природы - имплицитное присутствие древних мифов о метаморфозах. Так, например, упоминание черемухи и соловья, раскаты которого слышались в чаще леса, отсылает к легенде о непостоянном соловье, которого терпеливо ждала черемуха, забывая об обидах и наслаждаясь его пением [7, с. 109]. Оживление легенды в тексте повести - знак пересечения персонажем границы миров.

В семантике деревьев (кудрявые яблони, ореховая роща, спускающаяся к пруду, верба) заложен мотив смерти: так оформляется сюжет о Панночке. Так, в античной мифологии Мелос, Яблоня, опечалившись смертью своего друга Адониса, повесился на дереве, которое назвали его именем [7, с. 114]. Ива-верба сохраняет в повести несколько значений: ее связывали с горем и потерей любви, ива - символ печали, у христиан - символ смерти; у древних греков ива была посвящена богине колдовства Гекате [7, с. 24].

Орех в мифологиях приобретает различные значения. По русским легендам, это место пребывания нечисти [7, с. 78]. Так, текст повести возвращает к эпиграфу: «Чёрт его знает! Начнут что-нибудь крещёные люди делать, мучаются, терзаются словно гончие за зайцем, а всё нет толку; уж куда чёрт вмешается, верть хвостиком - так и не знаешь, откуда оно и возьмётся, как будто с неба» (см. перевод с украинского в примечаниях; [8, 1, с. 357]), в котором упоминается чёрт, возможно, имеющий отношение к счастливой развязке событий. По античной легенде в ореховое дерево Дионис-Вакх обратил свою возлюбленную по имени Кария, неожиданно ушедшую в мир иной. Нимфы ореховых деревьев - кариатиды [7, с. 78]. Накопление «культурных» смыслов через актуализацию мифов о превращениях в деревья, связанных с мотивами преданности, верности, «прогнозирует» ту часть сюжета, где Левко помогает Панночке. Согласно наблюде-

ниям С.А. Гончарова, Панночка и Ганна соотносятся как двойники, Панночка - душа Ганы [9, с. 57-63].

Русалки-утопленницы - «...легкие, как будто тени», «.в белых как луг, убранный ландышами, рубашках» [1, I, с. 177]. В повести ландыш - цветок смерти (белый луг - зале-тейский мир). С ландышами связано ощущение непрочности и недолговечности бытия. Одно из значений опирается на сказание о Пресвятой Деве: которая в лунные ночи, окруженная венцом из блестящих, как серебро, ландышей, появляется иногда тем из счастливых смертных, которым готовит какую-нибудь нечаянную радость [10]. Так, ландыши на мифопоэти-ческом уровне прогнозируют счастливый финал Левко и Ган-ны, необъяснимый с точки зрения здравого смысла.

Функция растительности в повести «Вечер накануне Ивана Купала» заключается в сопряжении «концов» и «начал».

Подобно орнаменту, растительность у Гоголя пронизывает человеческую телесность. Так, в описании красоты Пидорки присутствуют вегетативные сравнения «. полненькие щечки козач-ки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета...» [1, I, с. 142]. Культурные смыслы мака создают подтекст, расшифровывающий сюжет. Согласно мифу, сорванный Персе-фоной цветок мака - знак катастрофы: она была похищена мрачным Аидом. Для богини Деметры мак оказался единственным цветком, радующим глаз в ее почти бесплодных поисках дочери: он превратился в символ возрождения после смерти, символ утешения [7, с. 66]. В то же время мак - цветок Морфея [7, с. 66]: сновидным стало существование Пидорки, да и самого Петра, продавшего душу дьяволу. Мак задает будущую судьбу Ивана, прогнозируя его смерть в финале.

Сюжет повести обрамлен чертовщиной: все ее события предварены упоминанием черта, в конце повести черт жалобно всхлипывает в своей конуре. Кроме того, вмешательством черта («лукавый дернул» [1, I, с. 143] - так объясняет рассказчик поцелуй Петруся, и обобщение, касающееся женской природы: «.женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом» [1, I, с. 142]) провоцирует последующие события. «Черт» присутствует в пьянстве Петра. Вино - огненный напиток, неслучайны сравнения водки с «горькими» растениями: «Водка щипала ему за язык, словно крапива, и казалась ему горше полыни» [1, I, с. 144]. Согласно поверью, крапива обладает божественной силой оберега от ведьм и от нечистой силы [7, с. 52]. В русском фольклоре полынь - тоже оберег от нечисти [7, с. 86]. Удвоенное сравнение - символический знак, предупреждение Петру.

В сюжете повести с вегетативностью связаны полярные тенденции: терновник препятствует Петрусю, цветок папоротника - заманивает вглубь леса [7, с. 81].

Папоротник занимает центральное место в повести: в укрупненной детали в свернутом виде содержится весь сюжет. Н.В. Гоголь использовал это старинное народное предание о папоротнике, в котором волшебный цветок распускается раз в году в ночь на Ивана Купала, когда происходит летнее солнцестоя-

Библиографический список

ние. На Руси папоротник называли разрыв-травой. Предания гласили, что это растение способно разорвать любые путы и кандалы. Она помогает преодолеть любые препятствия, которые злая нечистая сила возводит у человека на пути [11].

Пространство в повести двоится: обычный мир и Медвежий овраг, где обитают нечистые силы. Срывание цветка - пересечение границы миров, приобщение к инобытийному миру: «. и почудилось ему (Петрусю. - Г.К.), будто трава зашумела, цветы начали между собою разговаривать голоском тоненьким, будто серебряные колокольчики» [1, I, с. 146]. В преображенном ночном мире правит баба яга. Именно здесь цветок, подброшенный Петром, казался огненным шариком посреди мрака, упал как маковое зернышко. С маком связана семантика несостоявшегося, мнимого возрождения. Огненная символика цветка папоротника рассыпана по тексту повести.

Гоголь обыгрывает народное поверье. Цветущий папоротник приносит богатство, но при этом отбирает счастье, которое с ним несовместимо. Само цветение папоротника символизирует зарождение и развитие греха. Петрусь, срывая этот грех, вбирает его в себя, что и осуществляет в преступном действии -убийстве ребенка. Созерцание цветка, отдача себя во власть ведьмы - не что иное, как накопление зла в душе Петруся. Обретенный клад напрямую связан со злом: «огонь» и «пепел» -две стороны «горения» - обратимы в двуедином мире. Папоротник в повести - синоним смерти. Красный цвет папоротника обладает дьявольским смыслом, «красное» оказывается одновременно и цветом крови невинно убиенного Петруся, и дьволь-ским соблазном, и цветом зла.

Исчахшая Пидорка (цветок папоротника словно забрал ее красоту) решается попробовать последнее средство. В сюжете наблюдается удвоение: любящая женщина для спасения Петра повторяет его путь к Медвежьему оврагу. Только пути их разнятся: мужской путь - для обретения счастья, женский - жертвенный - для спасения возлюбленного.

Возвращение памяти сопровождает характерный жест Петруся: он запускает топором в старуху, узнав в ней виновницу своих несчастий. Дубовая дверь как граница остановила топор, отворив «закрытое» и «тайное». Залитый кровью Ивась и красный свет, осветивший хату, - отзвуки цветка и связанного с ним преступления. В народном предании важно нанесение боли самому себе: добывший цветок сам себе должен сделать рану. У Гоголя ребенок - родной брат Пидорки и будущий брат Петра - как часть его и ее - принесен в жертву. Возвращение памяти - запоздалая оглядка - сопровождается сгоранием Петра: от него остался лишь пепел: так отозвалась огненная семантика цветка, где черепки заменили богатство, обретенное через потерю души.

Цветок папоротника таит в себе ядро сюжета: именно отношение к цветку предопределяет развитие сюжета. Так, укрупненный элемент картины мира, обнажая ее двоемирие, реализует свою амбивалентность, выстраивает сюжет об отклонении от правильного пути.

1. Гоголь, Н.В. Полное собрание сочинений: в 14 т. - М.; Л., 1940. - Т. 10. Письма, 1820-1835.

2. Язык цветов [Э/р]. - Р/д: http://bolshoyforum.com/forum/index.php?action=printpage; topic=21040.0. (19. 05. 2014).

3. Greif, Peter. Simbolorum. Опыт словаря символов [Э/р].- Р/д: krotov.info/libr_

4. [Э/р].- Р/д: min/04_g/ri/f.html.

5. Тресиддер, Дж. Словарь символов. - М., 1999.

6. Софронова, Л.А. Мифопоэтика раннего Гоголя. - СПб., 2010.

7. Сакура [Э/р].- Р/д: zelenazona.com.ua/sakura.html

8. Флора и Фавн: мифы о растениях и животных / сост. В. Федосеенко. - М., 1998.

9. Гоголь, Н.В. Собр. соч.: в 6 т. - М., 1959. - Т. 1.

10. Гончаров, С.А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте. - СПб., 1997.

11. Легенды и сказки о растениях [Э/р]. - Р/д: flower.wcb.ru/lofiversion/index.php/t1561.html.

12. Легенды и поверья о пальмах и папоротниках [Э/р]. - Р/д: fialka.tomsk.ru/forum/viewtopic.php?f=34&t=21542

Bibliography

1. Gogolj, N.V. Polnoe sobranie sochineniyj: v 14 t. - M.; L., 1940. - T. 10. Pisjma, 1820-1835.

2. Yazihk cvetov [Eh/r]. - R/d: http://bolshoyforum.com/forum/index.php?action=printpage; topic=21040.0. (19. 05. 2014).

3. Greif, Peter. Simbolorum. Opiht slovarya simvolov [Eh/r].- R/d: krotov.info/libr_

4. [Eh/r].- R/d: min/04_g/ri/f.html.

5. Tresidder, Dzh. Slovarj simvolov. - M., 1999.

6. Sofronova, L.A. Mifopoehtika rannego Gogolya. - SPb., 2010.

7. Sakura [Eh/r].- R/d: zelenazona.com.ua/sakura.html

8. Flora i Favn: mifih o rasteniyakh i zhivotnihkh / sost. V. Fedoseenko. - M., 1998.

9. Gogolj, N.V. Sobr. soch.: v 6 t. - M., 1959. - T. 1.

10. Goncharov, S.A. Tvorchestvo Gogolya v religiozno-misticheskom kontekste. - SPb., 1997.

11. Legendih i skazki o rasteniyakh [Eh/r]. - R/d: flower.wcb.ru/lofiversion/index.php/t1561.html.

12. Legendih i poverjya o paljmakh i paporotnikakh [Eh/r]. - R/d: fialka.tomsk.ru/forum/viewtopic.php?f=34&t=21542

Статья поступила в редакцию 19.05.14

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.