CC BY
64
МИФОПОЭТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ И МОТИВЫ ПРИРОДНОГО РЯДА В
ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ Ю.К. ОЛЕШИ
П.В. Маркина
Сущность основного философского противостояния культуры и цивилизации1 определила разделение мифологических образов и мотивов прозы писателя на коды природного мира (растительный, зооморфный и астральный) и социума (гастрономический, предметно-вещный и онейрический)2.
Через растительный код в прозе художника происходит переосмысление стандартного колорита: вместо ожидаемого зеленого цвета, закрепленного за флорой, появляется красный, - что объяснимо советскими реалиями, актуальными для времени написания произведений. Смещена и типовая трактовка цвета по
3
половому признаку .
В романе «Зависть» флора осознается через «коды тела», что отражено в восприятии весны. Сознательно расстроена устойчивость сочетаний: неожиданным становится появление тех или иных характеристик. Выбраны специфические (нарушены нормы русского языка в образовании степеней сравнения) словоформы прилагательных, сохраняющиеся в описании утра.
Через растительность моделируются знаковые точки пространства (например, пространство «на пороге»). Вегетативный код дифференцирует персонажей, создает структурные соотношения в системе трех составляющих (старый мир, сфера нового, Кавалеров), через которые происходит отзеркаливание эпизодов романа. Пространственное обозначение превращается в структурообразующий принцип.
Характерной чертой стиля писателя становится превращение метафоры в метаморфозу: в цветке воплощается образ Вали, братья Бабичевы - по-разному осмысленные деревья. Символ, приобретая физическую ощутимость, влит в плоть (дерево жизни Ивана Бабичева). Таким образом, человек своим внутренним миром определяет структуру мироздания. Иван соотнесен с древом жизни напрямую. Андрей -опосредованно с древом познания добра и зла. В этой связи опрокидывание оси мира (перевернутое дерево) в прозе Ю. Олеши нами понимается как авторская оценка.
Растительный код дифференцирует двойников, которые одинаково воздействуют на природнорастительный мир (Андрей Бабичев («Зависть») / наркомвоен («Зависть») / Леля («Любовь») / Козленков («Пророк»)). Объединяющим началом видится пророческая сущность персонажей.
Проза Ю. Олеши раскрывается в явлении трикстерства, что заявлено уже в выборе словоформ, например, в «Зависти»: Андрей-факир, Иван-фокусник. Характеристики братьев Бабичевых преломляются в образе Кавалерова, который оценен как комик, клоун, шут. Получая определяющие номинации в вегетативном коде, центральные персонажи предстают как актеры цирка.
Через мир растений прослеживается зеркальное повторение деталей, образов, действий, мотивов, вплоть до мини-сюжетов. Трава аэродрома и футбольное поле становятся ареной действа, где новый мир одерживает победу над старым. Наряду с этим определяется функционирование отдельных образов, например вазы-фламинго, идентифицирующей своего хозяина в качестве сосуда скудельного; сада, обозначающего табуирование имени Андрея Бабичева; тени, устанавливающей безликость пророка нового мира.
Вегетативный код заявляет полярность сакрального / профанного. Сущность волшебного, воплотившаяся в чудесах братьев Бабичевых и в концепте «чудесное» в рассказах (например, рассказ «Пророк»), понимается противоборствующими сторонами по-разному. Новым миром волшебство рационально объяснено, старым оно осмысляется с учетом всевозможных пластов античной, восточной и библейской мифологий (например, диалогизирующая с библейской водно-винная метаморфоза Ивана Бабичева).
Зооморфные соответствия в прозе Ю. Олеши проявляются на разных уровнях. В текстах функционируют как конкретные представители фауны, так и средства и продукты их переработки. Набирают силу зооморфные метаморфозы: человек-животное, вещь-животное - на равных действующие в тексте. Не менее значимы «недовоплощения», уподобления животным в голосе и поведении. Мотив полета / порхания сопутствует отдельным действующим лицам и категориям (женским персонажам, именам и др.).
1 См.: Филиппова (Маркина) П. В. Оппозиция «культура/цивилизация» в романе Ю.К. Олеши «Зависть» // Актуальные проблемы современной русистики. - Барнаул, 2004.- Выпуск 2.
2 О мифологии антропосферы см. подробнее: Предметно-вещный код - Филиппова П.В. Мир вещей в романе Ю. К. Олеши «Зависть» // Диалог культур. 6: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых / Под ред. С.А. Манскова. - Барнаул, 2004; Филиппова П.В. Предметно-вещный мир в прозе Ю.К. Олеши // Вестник / Поморского университет. Серия «Гуманитарные и социальные науки». - 2006. - № 6. Гастрономический код - Филиппова П.В. Кулинарный код в романе Ю.К. Олеши «Зависть» // Славянская филология: история и современность: Материалы международной конференции (3-4 июня, 2004 г.) / Под ред. Е.А. Косых. -Барнаул, 2004. Онейрический код - Филиппова П.В. Мифопоэтика рассказа «Пророк» // Культура и текст - 2005: сборник научных трудов международной конференции: В 3 т. / Под ред. Г.П. Козубовской. - СПб.; Самара; Барнаул, 2005. т. 1; Филиппова П.В. Мифопоэтические особенности сновидений в прозе Ю.К. Олеши // Текст: проблемы и методы исследования: сборник научных статей / Под ред. Э.П. Хомич. - Барнаул, 2005.
3 См.: Филиппова П.В. Язык цвета в романе Ю.К. Олеши «Зависть» // Филологический анализ текста. - Барнаул, 2004. - Выпуск V.
Фауна в прозе Ю. Олеши реализована на нескольких типологических уровнях: орнитологическом (птицы), собственно зооморфном (животные), энтомологическом (насекомые) и герпетологическом (пресмыкающиеся). Особый метафорический раздел представляют обитатели водной стихии (ихтиологический код). Подобная специфика животного мира прозы Ю. Олеши в стержневой основе прописывает структуру мирового древа. Неожиданным видится соединение ихтиологического и орнитологического кодов, замыкающее линейную направленность в круг.
Для зооморфного кода значительной становится соносфера, определяющая неоднозначную трактовку образов и мотивов. Звуковой мир членим на сферы агрессоров (новый мир) и жертв (мир старый).
Специфичность неомифологизма Ю. Олеши заключена в зеркальном переворачивании мини-сюжетов. Хотя Иван Бабичев выступает в роли энтомолога, в финале романа он сам приколот Офелией к стене как насекомое. Ведущей становится установка на мифологизацию / демифологизацию / ремифологизацию.
Значимо, что не только персонажи (гибридное существо - Андрей), но и растительные образы подвергаются зооморфным трансформациям: Львиный зев + собачья пасть = Львиная пасть. Появление в текстах художника экзотической фауны продиктовано автопсихологическими установками: пристрастием Ю. Олеши ко всему яркому и необычному.
Через зооморфный код прослеживается авторская игра с контекстом культуры, что, например, в образе Анечки Прокопович происходит через соединение в одной фразе слов «кишка» и «кошка». Насыщенный общекультурными значениями зооморфный образ обыгрывается с учетом литературного подтекста. Текст Ю. Олеши вступает в диалог с литературной традицией. М. Горький свидетельствует об откровенно негативной оценке Л. Толстым соединения в одном предложении кишки и кошки: «...у какого-то писателя я встретил в одной фразе кошку и кишку - отвратительно! Меня едва не стошнило» [Горький 1955, с. 184]. Функция интертекста проявляется в создании женского персонажа. У читателя возникает физическое ощущение тошноты от подобного соединения. При помощи проверенного средства образу Анечки добавлены чувственно отталкивающие характеристики. И в то же время включение подобного соединения в текст романа происходит в аспекте авторской игры: Ю. Олеша, противореча Горькому (Толстому), соединяет «кошку» и «кишку».
Астральный код - уровень, обусловливающий функционирование близнечного мифа, определяющего, в
„4
свою очередь, систему персонажных соответствий4.
В романе «Зависть» солярно-лунарный код устанавливает близость братьев Бабичевых. Соотнесение их с различными светилами (Андрея с солнцем, Ивана с месяцем) рождает иной временной континуум, противоположный реальному. Мифы братьев-пророков развенчиваются в их зеркальном отражении: вечное (в фигуре Андрея) обращено в вещное, новое (в образе Ивана) оборачивается старым.
Астральный код находит неожиданные соответствия центральным персонажам в предметно-вещном и кулинарном мирах, подчеркивая связь Андрея с образом барабана, а Ивана - с сыром. В «Сказке о встрече двух братьев» двойник-барабан появляется в начале событий как предвестник гибели Андрея: «И непонятен был ставший серебряным от резкости освещения диск барабана, повернутого на толпу лицом». Андрей, соотнесенный с солнцем, соприкасается с серебряным атрибутом Луны. Лунное отмечает «лицо» барабана печатью смерти. И скорая победа Ивана заключена в семантическом поле непонятности барабана для окружающего мира. В финале этой истории («Барабан плашмя лежал среди развалин, и на барабан вскарабкался я, Иван Бабичев») - полное торжество Ивана. Значимым становится также звук барабана, который рождается и затихает в недрах земли (подземным гулом). Хтонизм характеризует соносферу Андрея Бабичева, храп которого соотнесен с вулканом Кракатау. Так, «солнечное» в фигуре Андрея связано с тенью и подземным миром.
Лунный ряд в романе открывается образом доброго полулуния голландского сыру, съедаемого Бабичевым. Лунный образ, закрепленный за миром Ивана, перемещен в сферу Андрея. Происходит модифицирование плоскости: вертикальную заменяет горизонтальная. Топические преобразования ведут к утрате темпоральных характеристик. Существенной в мире пространства становится невозможность определить заявленное временное отношение полулуния. Значительным можно считать обретение объема и своеобразной вещественности лунным образом, через метафору: не луна как сыр, а сыр - луна. В подобном соединении разворачивается гипотеза Ивана о том, что новый век пожирает старый.
В ключе солярно-лунарного кода происходит переосмысление цветовых характеристик. Лицо Ивана нестандартно реагирует на температуру и физические нагрузки: вместо ожидаемого покраснения - бледнеет. В контексте времени можно говорить об оппозиционности белого цвета красному и/или о нейтрализации последнего.
В орнаментальной прозе Ю. Олеши соединены разнокачественные уровни: архетипический,
мифологический, классовый и т. д. В «Трех Толстяках» (1925) архетипический уровень явно выходит на первый план. В романе «Зависть» (1927) вневременной мифологический подтекст одерживает победу в конкуренции с апофеозом советского строительства. В рассказе «Альдебаран» (1931) уровень классовой борьбы становится более видимым: Богемский (как представитель устаревшего класса) и двое влюбленных (как нужное республике молодое поколение).
4 См.: Филиппова П.В. Язык цвета в романе Ю.К. Олеши «Зависть» // Филологический анализ текста. - Барнаул, 2004. - Выпуск V
Астральный код является определяющим в указанном рассказе. Важно соотнесение романтического чувства любви со звездами. Существует прямая зависимость: отсутствие звезд должно позволить Богемскому завладеть Катей. Актуализируется мотив купли / продажи любви.
Заглавие рассказа - ключ к произведению. Альдебаран - звезда первой величины, красный гигант светимостью в 150 раз больше солнечной.
Альдебаран озаряет коллизию рассказа как светило вневременное и локализованное во времени в контексте знакового красного цвета. В финале Богемский уходит в прошлое как любящий дождь и несовместимый со светом красной звезды. Цвибол и Катя остаются нужными друг другу и республике. Им, молодым, принадлежит звездное небо со светом красного гиганта. Ему, старику, остается только имя, которое он трижды обретает в финале рассказа («сказал Богемский» - «сказал Богемский» - «промычал Богемский»). Последняя фраза о нем заканчивается на имени собственном, но, трижды повторенное и к тому же соединенное со словом «промычал»5, оно становится нарицательным. И сам Богемский превращается в образ-символ поколения интеллигентов, так много и о многом знающих (в том числе и о звезде Альдебаран), но лишенных света этой звезды в силу того, что сама она становится знаком времени.
Рассказ «Летом» заканчивается, как и «Альдебаран», победой нового человека. Рассказчик смирился с тем, что он не принадлежит новому времени, счастье его составляет приобщение к страсти юноши, которому доступно общение с живыми звездами.
В аспекте определения естественности / искусственности звезды («Летом») в диалог вступают два текста: роман «Три толстяка» и рассказ «Альдебаран». В рассказе «Летом» над головой персонажей «живой» купол неба. В романе «Три толстяка» два небесных купола: купол над площадью Звезды и настоящее небо, которое в цвете и выразительности, возможно, проигрывает первому. В рассказе «Альдебаран» звездное небо есть и в природном мире, и в мире людей (планетарий)6.
Астральный код является центральным в романе «Три толстяка». Площадь Звезды имеет купол (звездный / цирковой). В закрытом месте есть люк на небо, который находит гимнаст Тибул. Подмена природного механистическим миром - знак цивилизации, которая отгораживается от природы. И лишь герой-революционер выходит за пределы стеклянного замкнутого мира, в котором вместо настоящего солнца властвует искусственное, имеющее девять черных лучей.
В рассказе «Альдебаран», построенном по модели «Трех толстяков», звезды неба противоположны звездам планетария. Финал рассказа прочитывается как победа техники над природой. В этом аспекте молодые люди, выбравшие искусственные светила, изначально обречены на ложный путь, как осуждена на него дама в расшитом звездами плаще. В «Трех толстяках» через костюм, имитирующий природный мир, заявлена полярность природного мира человеческому. Последний понимается как мир ложный, в котором все красавицы фальшивые (челюсть одной из них хрустит под грубым сапогом, как орех). Совмещение земного и звездного происходит уже в первом романе (костюмы персонажей, нос воспитателя Тутти и др.), где оппозиция «природное / людское» ярко высвечивается через астральный код. Таким образом, астральный код служит некоторым обобщением образов природного ряда.
Литература
1. Горький М. Лев Толстой // Горький М. О литературе. Литературно-критические статьи. - М., 1955.
2. Олеша Ю. Избранное. - М., 1987.
3. Олеша Ю.К. Заговор чувств. Романы. Рассказы. Пьесы. Статьи. Воспоминания. Ни дня без строчки. - СПб., 1999.
5 Мотив онемения возвращает нас к началу рассказа, когда Богемского «молчаливо не пригласили», финал ретроспективно читается как неприглашение в новую жизнь.
6 Данная проблема была существенной для автора. О дублировании неба естественного искусственным см. в рассуждениях Ю. Олеши о стихах Зинаиды Шишовой: Воспоминания о Юрии Олеше. - М., 1975.
