CC BY
60
УДК 82-32
О. О. Пичугина
МИФОПОЭТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ АДРЕСАЦИИ В РАССКАЗЕ В. Ю. ДРАГУНСКОГО «МОТОГОНКИ ПО ОТВЕСНОЙ СТЕНЕ»
В статье рассмотрены мифопоэтические истоки одного из первых опубликованных рассказов В. Ю. Драгунского для детей. Цель статьи - проанализировать роль античного, литературного и современного автору мифа в организации возрастной адресации произведения, выявить код, который позволяет очертить границы между «реальным» и «имплицитным» читателем.
The article deals with the mythopoetic sources of one of the first published short stories by V. Yu. Dra-gunsky. The aim of the article is to analyse the role of ancient, literary and contemporary myth in arranging age-related addressing of the stories and to determine the code that allows to distinguish between "real" and "implicit" reader in the text.
Ключевые слова: адресация, В. Ю. Драгунский, читатель, советский миф.
Keywords: addressing, V. U. Dragunsky, reader, soviet myth.
Рассказ В. Ю. Драгунского «Велосипед с мотором» впервые был напечатан в журнале «Огонек» 5 декабря 1959 г. (№ 50). В детское чтение он попал с изданием авторского сборника «Он живой и светится» (1961; подписан к печати 10 октября 1960 г.). Здесь появилось название «Мотогонки по отвесной стене», под которым рассказ и переиздавался в дальнейшем.
В рассказе система знаковых деталей, метафор, хронотоп и сюжет обобщают реалистическое повествование для детей до степени ар-хетипической универсальности, понятной на уровне взрослого восприятия. «Мотогонки по отвесной стене» не единственный пример в новеллистике писателя, демонстрирующий тяготение к универсальности и сложной возрастной адресации, но один из самых показательных в этом плане. В произведении есть еле заметные отсылки к собственно мифологическим сюжетам и символам, давно закрепившимся в искусстве, и к «мифологии» современной советской действительности. Эти отсылки обнаруживают неодномерную адресацию текста и разные рецептивные функции. Рассказ для ребенка включает отдельные коды, которые способен понять не всякий взрослый, а лишь человек из близкого окружения писателя. В произведении для всех детей скрыто произведение для немногих взрослых.
© Пичугина О. О., 2012 92
Фабула проста. Мальчики решили покататься на велосипеде с мотором в отсутствие хозяина, и один из них, герой-рассказчик, не справился с управлением. Неспособность остановить чудо-велосипед вызывает полное физическое истощение юного «мотогонщика»; вернувшийся хозяин останавливает машину, а мальчики, испугавшись «возмездия», убегают.
Похищение чудесного средства передвижения - один из традиционных сказочных сюжетов [1], а сопутствующий сюжетный мотив неумелого обращения с подобным устройством восходит к архаическим мифам и тем же сказкам. Самое знаменитое воплощение этого сюжета в античности - истории Фаэтона и Икара.
Эти два классических сюжета получили эстетическую интерпретацию, преломившись в метафорах Ю. К. Олеши - в его рассказе «Цепь» (опубликован в 1929 г.). Смерть Ю. К. Олеши в мае 1960 г. была значимым событием для «отте-пельных» писателей, многие из которых перенимали его мастерство. Таким образом, рассказ Драгунского во второй публикации, 1961 г., вольно или невольно перекликался с одним из шедевров олешинской малой прозы.
Мальчик, герой «Цепи», не похититель. Он выпросил у студента чудо-машину, потерял передаточную цепь и едва не сошел с ума от ужаса. По выводу И. Н. Арзамасцевой, рассказ «Цепь», полный солярной символики, «представляет собой изложение мифологического сюжета о Фаэтоне, выпросившем на свою беду огненную колесницу Гелиоса» [2], а также об Икаре.
Оба писателя выстроили свои произведения по сходной сюжетной схеме (с разницей в мотиве похищение/выпрашивание), при этом античный миф для Ю. К. Олеши - «средство метафорического осмысления истории и действительности» [3], а для В. Ю. Драгунского, скорее, форма выражения сложной, не только детской адресации. Стоит учитывать, что на рубеже 5060-х гг. начинающие писатели в поисках уроков мастерства нередко обращались непосредственно к Ю. К. Олеше и, очевидно, знали его произведения. Черты олешинского метафоризма присутствуют в рассказе «Мотогонки по отвесной стене», а мифопоэтическая модель «Цепи», на наш взгляд, воссоздана в этом рассказе.
Как и в «Цепи», миф здесь травестирован: в роли всемогущего Гелиоса у Олеши выступает студент, гостящий ухажер, у Драгунского в той же роли - Федька, старший родственник друга главного героя. Федька заехал «по делу, чай пить». Для взрослого читателя, освоившего поэзию В. В. Маяковского хотя бы по школьной программе, этот фрагмент напоминает сюжет из лирического разговора «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом
О. О. Пичугина. Мифопоэтическая модель адресации.
на даче (Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской железной дороге)» (1920) [4]:
Я крикнул солнцу: «Погоди!
послушай, златолобо, чем так,
без дела заходить, ко мне
на чай зашло бы!» [5]
У Маяковского, равно как у Олеши и Драгунского, происходит снижение главного солярного символа до уровня повседневности. Отличие работы детского писателя заключается в том, что его авторская травестия завуалирована еще больше, чем у Олеши; в детском рассказе оставлено ничтожно малое количество знаков, указывающих на источники. Вместо золотой колесницы - олешинский велосипед с передаточной цепью, у Драгунского - велосипед с мотором. Драгунский снимает мотив пожара на земле, у него беда заключается в болтающейся ноге-«ма-каронине» мальчика: «только ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть мурашки...»; «у меня в макаронную ногу уже тысячи иголок впиваются», «макаронная нога вонзилась в меня, как кинжал» [6]. Травестий-ная роль полубога Фаэтона, горе-водителя, отдана Дениске.
Интересен способ снижения одного из мотивов мифа - побуждение Фаэтона сесть в колесницу: Фаэтон движим идеей доказать сыну громовержца Зевса Эпафу, что он «солнца дитя» [7]. В. Ю. Драгунский, помимо простого мальчишеского интереса, акцентирует внимание читателя на основном мотиве действия: Дениска хочет закрепить за собой титул «чемпиона мира и окрестностей».
Экспозиция рассказа, в которой изложены этапы «овладения» велосипедом, создана автором, вероятно, для того, чтобы особо выделить ступени на пути к достижению столь почетного титула. С явной авторской иронией звучит оценка Мишки, лучшего друга, который побуждает Дениску сесть на велосипед с мотором. Сюжетная функция Мишки - роль трикстера, опасного советчика: «Во дворе никого нет, а ты все-таки "чемпион мира", садись!» В этой энергичной фразе одновременно соединяются и разграничиваются ироничный голос автора и серьезная оценочная позиция Мишки, при этом каждый «голос» имеет свою коммуникативную задачу. В первом случае автору важно подчеркнуть детскую претензию на «взрослые» титулы, поэтому взрослый читатель отчетливо распознает здесь иронию, во втором - важно управлять восприятием
читателя-ребенка, который со всей серьезностью отнесется к ситуации.
Итак, за выдающиеся способности езды на велосипеде Дениску стали называть «чемпион мира и его окрестностей». Это «титул» из циркового лексикона. В дореволюционном цирке так называли борцов. Например, в июльском номере журнала «Советский цирк» за 1961 г. размещена републикованная статья Ю. Штрауса с заголовком «Чемпионы мира и окрестностей» о главном аттракционе буржуазного цирка - чемпионате французской борьбы. Редакция размещает очерк, сам по себе не содержащий отношения к аттракциону, предваряя его жесткой оценкой в аннотации к авторской статье: «Мы решили поместить очерк старого журналиста Ю. Штрауса, рассказывающий о главной приманке того цирка, его, так сказать, аттракционе - чемпионате французской борьбы. Прочтут этот очерк наши читатели и поймут, какая пошлость пропагандировалась в буржуазном цирке его хозяевами, особенно когда они почувствовали приближение своего неизбежного конца» [8].
После смерти Ю. К. Олеши его друг и родственник В. Г. Шкловский и его вдова -О. Г. Суок-Олеша - начали готовить к печати книгу из неизданных записей, названную ими «Ни дня без строчки». Фрагменты этой книги были опубликованы в «Советском цирке» в память о годовщине смерти писателя в июньском номере (№ 6) за 1961 г. Здесь, наряду с описанием мальчишеской любви к девочке-акробатке (ведущий сюжетный мотив «Девочки на шаре» В. Ю. Драгунского, 1961), есть упоминание о французской борьбе, которая «перестала быть зрелищем в цирке»: «Борцы-профессионалы в том виде, какими мы видели их в детстве, то есть в окружении цирка, на арене, в красных масках, в черных масках - эти борцы-циркачи исчезали. Борьба ушла в спорт, в тяжелую атлетику, и имена борцов, слава, чемпионаты, медали на лентах, бежавших через их огромные груди, - все это растаяло в прошлом...» [9]
Так, иронический титул, который вдруг возникает в мальчишеской игре, становится кодом, приоткрывающим творческое обращение В. Ю. Драгунского к наследию Ю. К. Олеши. Напомним, что Ю. К. Олеша тяготел к сложной эксплуатации архаических художественных форм, к «изощренной игре с ними, основанной на синтезе современных и вечных мотивов» [10]. Читатель оле-шинской «Цепи» - взрослый, «рафинированный», по меткому определению Г. Гессе, - «этот читатель знает, как знает дитя, что каждая вещь может иметь десятки и сотни разных значений» [11]. Действительно, подготовленный читатель может распознать знаки, символы, метафоры Олеши,
произведение которого написано без учета адресации. Драгунский избавляет адресата своего рассказа от рафинированного языка, его код еле заметен, однако не уничтожен. Тем не менее детский рассказ осложняется «взрослыми», «высокими» кодами мировой, российской и советской культуры.
Обращает на себя внимание в двух публикациях - в детском сборнике и в «Огоньке» - одного из первых детских рассказов писателя смена заглавия, что в целом нехарактерно для этого автора. Два факта указывают на то, что смена заглавия была неслучайна.
Во-первых, Дениска, начав осваивать езду на велосипеде с мотором, воображает, что участвует «в мотогонках по отвесной стене», - так упоминается будущее заглавие. Указан источник фантазии: «Я видел, в парке культуры: так мчалась одна отважная артистка».
Во-вторых, 1960 г. датировано стихотворение
A. Вознесенского с похожим названием «Мотогонки по вертикальной стене». Оно имеет посвящение Наталье Андросовой, мотогонщице, артистке цирка, праправнучке Николая I, последней наследнице дома Романовых в России. У
B. Ю. Драгунского нет посвящения легендарной мотогонщице, но речь идет именно о ней (доказательства мы представим далее). Вопрос заключается в том, какую эстетическую функцию несут смена заглавия и введение образа «тетеньки» Н. Андросовой в художественный мир детского рассказа.
Ю. М. Нагибин, близкий друг Драгунского, так писал о Н. Андросовой и ее выступлениях в своем «Дневнике»: «.Дальше семилетки её не пустили, Наташа пробавлялась то шитьем, то черчением, то спортом, то шоферила. И от всей этой жизни полезла на стену - буквальном смысле слова, вошла в номер мотоциклиста Смирнова: гонки по вертикальной стене. Кто из старых москвичей не помнит легендарную Наталью Андросову, сотрясавшую деревянный павильон в Парке культуры и отдыха своим бешеным мотоциклом? Бесстрашная красавица стала королевой старого Арбата, где жила в полуподвале, лишь с приходом Булата Окуджавы началось двоецар-ствие. Межиров и Вознесенский посвящали ей стихи, Юрий Казаков сделал героиней рассказа, закончить который помешала ему смерть» [12]. Ю. М. Нагибин посвятил ей главу в книге «Срочная командировка, или Дорогая Маргарет Тэтчер» (1989). К перечисленным «посвящениям» мы надеемся прибавить и один из лучших рассказов Драгунского.
Сама Наталья Андросова в интервью журналу «Огонек» (1996. № 35) рассказывала: «Особенно мы дружили с Юрой Нагибиным, Адой Паратовой и Сашей Галичем. Меня называли
Княжной. В этом тогда было больше от иронии, несмотря на подлинность этого титула. Это было в 50-х гг. Нас даже окрестили "неразлучной четверкой"» [13].
Об аттракционе в Парке культуры им. А. М. Горького она вспоминает: «В 1939 г., уже будучи опытной мотогонщицей, я пришла работать в аттракцион "Гонки по вертикали", который находился в парке Горького. Построили аттракцион американцы, но проработали недолго -их сочли шпионами... Я гоняла по вертикальной стене-бочке <...> до сорок первого года, пока не началась война. Деревянную бочку, внутри которой я гоняла на мотоцикле, разобрали на дрова. <...> ...Едва фашистов отогнали, в 1942 г. мы с партнером стали восстанавливать свой аттракцион в цирке. А после войны вновь построили "бочку" в парке Горького. <...> Тогда, в 40-е гг., я потеряла колено. <...> Примерно через год я снова гоняла по стенке. До 1967-го» [14]. Полагаем, опираясь на информацию о круге друзей и знакомых Драгунского, а также на упоминание артистки в тексте детского рассказа, что писатель не мог не знать «королеву Арбата» и Парка имени Горького, не видеть ее гонок.
В «Денискиных рассказах» В. Ю. Драгунский часто обращается к реалиям своего времени -культурным, общественным, бытовым, а также историческим (Гражданская война, Великая Отечественная война). Но нет в других рассказах примет, по которым читатель может реконструировать судьбу царской семьи и ее наследников в России. Завуалированное упоминание «тетеньки» на мотоцикле позволяет это сделать. При смене заглавия переносится акцент читательского восприятия. Велосипед с мотором - устройство, непременно вызывающее интерес ребенка, но мотогонки по отвесной стене - действо, которое хочется повторить. Автор не только позаботился о примере для подражания. Мотогон-щица с ее скрытым царским, а значит, сакрали-зованным титулом становится своего рода «богиней» (в православной традиции царь - от Бога). Если античный код для читателя может остаться невидимым, то мифопоэтический план рассказа, который акцентируется, когда Дениска проезжает «сакральный» третий круг «садик», может быть «прочитан» совершенно конкретной аудиторией -людьми из близкого окружения писателя. Заглавие рассказа актуализирует именно данную группу читателей.
Итак, рассказ содержит сложный, притом еле заметный эстетический код, который выявляет не только детскую адресацию рассказа. Мифо-поэтическая модель, воспроизведенная в рассказе, служит формой выражения сложной адресации. Начиная с заглавия произведения, автор предлагает читателю воспринимать рассказ под
В. А. Поздееб. Сборник вятских семинаристов начала XIX в.
определенным углом зрения. Заглавие «Мотогонки по отвесной стене» содержит код, с помощью которого автор как бы очерчивает свою аудиторию, особо выделяя среди всех взрослых читателей круг друзей или близких знакомых. Обращенность автора к героине современного «московского мифа» подтверждается тем, что заглавие, «сообразное» детской аудитории («Велосипед с мотором») за рассказом не закрепилось после публикации в «Огоньке». Одновременно автор, используя известный античный код, создает мифологический план рассказа и, преимущественно в традициях Ю. К. Олеши, травести-рует этот код. Подчеркнем, что В. Ю. Драгунский прибегает к олешинской мифопоэтической модели, созданной в «Цепи», тем самым направляя прочтение рассказа наивным читателем. Так, синтез современной московской легенды и античного мифа семантически усложняет рассказ, открывая в нем потенциал прочтения для читателей из окружения автора и взрослых читателей в целом.
Примечания
1. Андреев Н. П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л.: Издание Государственного Русского географического общества, 1929. С. 43-44. № 560, 561, 563, 565, 566.
2. Арзамасцева И. Н. Идейно-эстетические взгляды Ю. К. Олеши: на материале прозы 20-х гг.: дис. ... канд. филол. наук. М., 1995. С. 157.
3. Там же. С. 156.
4. Стихотворение В. В. Маяковского «Необычайное приключение...» входило в обязательную программу средней школы по литературному чтению для учащихся VII класса: Программа средней школы на 19551956 учебный год. Русский язык и литературное чтение V-VII классы. М.: «Учпедгиз», 1955. С. 56; Программа средней школы на 1957-1958 учебный год. Русский язык и литературное чтение V—VII классы. М.: «Учпедгиз», 1957. С. 44.
5. Маяковский В. В. Собр. соч.: в 4 т. / под ред. Л. Ю. Брик. М.: Худож. лит., 1936, Т. 1. С. 224.
6. Драгунский В. Ю. Он живой и светится. М.: «Детский мир», 1961. С. 45, 45, 46.
7. Овидий Назон Публий. Метаморфозы / пер. С. В. Шервинского; выбор, ред. и примеч. Ф. А. Петровского; [ил. Ф. Константинова]. М.: Худож. лит., 1938. С. 15.
8. Штраус Ю. Чемпионы мира и окрестностей // Советский цирк. 1961. № 7. С. 26.
9. Олеша Ю. К. Ни дня без строчки // Советский цирк. 1961. № 6. С. 25.
10. Арзамасцева И. Н. Указ. соч. С. 163.
11. Гессе Г. О чтении книг // Гессе Г. Пять эссе о книгах и читателях // Иностранная литература. 2004. № 10. 1ШЬ: http://magazines.russ.ru/inostran/2004/10/ gess6.html
12. Нагибин Ю. М. Дневник / Юрий Кувалдин: общая редакция, составление, послесловие, указатель имён. М.: Книжный сад, 1996. С. 624-625.
13. 1ШЬ: http://www.ogoniok.com/archive/1996/ 4466/35-44-48.
14. Там же.
УДК 82(091)(470.342)'141
В. А. Поздееб
СБОРНИК ВЯТСКИХ СЕМИНАРИСТОВ НАЧАЛА XIX в.*
В данной статье рассматривается состав одного из рукописных сборников вятского семинариста Г. С. Шутова, в котором представлены тексты различного содержания и формы. Некоторые тексты переписаны из известных и неизвестных авторских источников. Вероятно, тексты служили своеобразными учебными заданиями или собственно пособиями.
This paper addresses the composition of a manuscript collection of G. S. Shutov, a seminarian from Vyatka, which consists of the texts of different content and form. Some texts were transcribed from known and unknown sources. Probably the texts served as a kind of learning tasks or guides proper.
Ключевые слова: семинаристы, рукописные сборники, поэтика, риторика.
Keywords: seminarians, manuscript collections, poetics, rhetorics.
Прослеживая в историко-культурной хронологии феномен региональной словесности, необходимо исследовать не только содержательно-формальные составляющие, связанные с общероссийской литературой, но и истоки этих взаимосвязей. Многие факторы определили институализа-цию литературного процесса в Вятке. Такой феномен мог возникнуть только при наличии некоего «творческого» процесса, среды и наставничества. Творческое сознание XVIII в. предполагало иерархичность культуры, в том числе жанровой системы классицизма, а в связи с этим и «культурную подгонку региона под принятые центром образцы и правила» [1]. Такие правила традиционно преподавались в курсах «Пиитики» и «Риторики» в семинариях. Как и в других регионах, семинария сыграла значительную роль в становлении образования на Вятке, а также и в становлении вятской поэтической школы.
В Региональном центре книжных памятников Кировской государственной областной научной библиотеки имени А. И. Герцена хранятся несколько рукописных сборников XVIII - первой трети XIX в. Это тетради, принадлежавшие как семинаристам, так и преподавателям семинарии, вероятно, они были сохранены и в свое время переплетены в сборники [2].
Чтобы освоить премудрости наук, ученикам давались различные задания, в первую очередь
* Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РГНФ 12-14-43002/12 «Феномен вятской земли в отечественной литературе».
© Поздеев В. А., 2012
