CC BY
386
Lingua mobilis № 6 (39), 2012
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ ХРОНОТОП КАК СВЯЗЬ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ
Н. В. Шестеркина
Мифологический хронотоп рассматривается как взаимосвязь пространства и времени (на примере многих народов). Исследуется лунная и солнечная ориентация, анализируются метафорические и метонимические модели вербального выражения хронотопа.
Ключевые слова: мифосознание, восприятие, мифологический хронотоп, синкретизм, Солнце, Луна, стороны света, времена года.
Мифологический хронотоп (ср. понятие хронотопа в работе Бахтина [4. С. 234]) характеризуется следующим образом: время бесконечно - циклично, дви-жется по спирали; пространство мифа локально: здесь и сейчас. Носитель мифа - в центре, за «периферией» - «чужое» пространство [14. С. 13]. Несмотря на цикличность времени мифа, оно «не топчется по кругу». В мифологическом времени С. Ю. Неклюдов выделяет три временных пласта: давно прошедшее, или собственно мифологическое время (архаические мифы); историческое время, сообщения о котором исходят из более или менее реальных источников (устных или письменных); недавнее, «вчерашнее» время.
Пространство - локус, в котором разворачивается жизнь природы и чело-века, оно «вместилище» жизни, тогда как время - сама жизнь, однако ее тече-ние уподобляется движению предмета / человек) в пространстве (время идет, наступает, проходит, приближается, тянется и т. п.) [16. С. 8]. По словам В. Н. Топорова [17. С. 232-233], «в мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится формой пространства». «Пространство же, напротив, “заражается” внутренне интенсивными свойствами времени», «втягивается в его движение, становится неотъемлемо укорененным в разворачивающемся во времени мифе, сюжете». Э. Л. Львова и др. отмечают: «В мифах о первотворении расчленяется Хаос, но само представление о Хаосе должно быть результатом предшествую-щих сложных мыслительных операций. Результатами операции отделения ста-новятся пространство и время: мир обретает меру и ритм.
52
Язык художественной литературы
Он становится дос-тупным счету, измерению, в конечном итоге -познанию» [10. С. 99]. Х. Ройтер писал: «Время для исследователя религии предстает тесно связанным с пространством. Оба дают возможность проявлению религиозного, оба служат отграничению сакрального от профанного» (Reuter H. 1941) [цит. по: 15. С. 619].
Попытки создания временной фиксации (календарей) возникли очень дав-но; уже в конце нижнего палеолита обнаруживаются знаки на различных предметах - зарубки, насечки, точки, фигуры типа креста, круга и четырехугольника, которые исследователи относят к календарным графикам [19. С. 8]. Многие ученые считают, что пространственные представления генетически более ранние, чем временные. Е. М. Мелетинский [12. С. 217] отмечал, что «более четкая пространственная модель космоса в развитых мифологиях коррелирует с менее четким представлением о границах мифического времени; возникает своего рода “соотношение неопределенности”, в том смысле, что взаимосвязан-ные и взаимоотражающие аспекты - спатиальный [пространственный] и темпоральный - находятся между собой в отношении дополнительности».
Представления о пространстве возникли раньше временных. А. В. Подосинов отмечает, что на уровне онтогенеза это выражается в том, что ребенок сравнительно поздно приобретает представление о времени. М. Д. Ахундов замечает: «Возможно, это связано с особенностью процесса эволюции, развив-шей чувство пространства раньше чувства времени. Это сказывается и в том факте, что очень долго ребенок, представляя время, фактически оперирует пространственными отношениями» [2. С. 31]. Е. С. Кубрякова пишет, что обраще-ние к онтогенезу помогает понять, что восприятие того, ЧТО и ГДЕ, т. е. прост-ранства, начинается, по всей видимости, не столько с восприятия лиц или пред-метов, окружающих ребенка, сколько с восприятия ДВИЖЕНИЯ или, точнее, + - ИЗМЕНЕНИЯ. Как указывает А. В. Запорожец, «без участия движения наши ощущения и восприятия не обладали бы качеством предметности», да и в формировании перцептивного образа предмета решающую роль играют именно движения (А. В. Запорожец. Избранные психологические труды. Т.1. М., 1986. С. 132, 154 и сл.). В качестве предметов ребенок рассматривает пучок ощущений, характеризующийся конкретностью и физической определенностью, гештальтными свойствами, т.е. целостностью, перцептуальной наглядностью и вы-дели-мостью из среды, а, главное, как это считал Ж. Пиаже, своей
53
Lingua mobilis № 6 (39), 2012
«консервативностью» - стабильностью во времени и пространстве, тождественностью самому себе в наблюдаемые интервалы времени [9. С. 89].
Лат. finis означает пространственный «конец», «край», «предел», «грани-цу» и временной «конец», «завершение» [15. С. 620]. О «спа-тиализации» време-ни и «темпорализации» пространства в древнегерманских языках пишет Т. В. Топорова: «Неразрывность пространства и времени в архаической модели мира проявляется в их способности к перетеканию, взаимопроникновению, перевоплощению друг в друга» [18. С. 20-22]. По А. Я. Гуревичу, в средневековой Европе «время воспринималось в значительной степени пространственно». Он отмечает, что «пространство в средние века понималось особым образом - об этом свидетельствует и то, что такого понятия не существовало: spatium имело иной смысл - протяженность, “промежуток”, locus же означало место, занимаемое определенным телом, а не абстрактное пространство вообще» [6. С. 19, 189].
Цикличность времени соответствует в графическом представлении кругу, а пространство - квадрату, часто со вписанным в него крестом. Т. к. круг считался символом вечности и одновременно символом Вселенной, он нередко уравнивался с понятием времени. Ср. да. mael «время», но ирл. meall «круг»; алб. ^Ъё «время», но греч. кокХод «круг», ди. gakra- «круг»; лтш. mets «время», лит. metas «год», но ди. mandala- «круг»; да. Prag «время», но греч. отроууиХод «круглый»; ди. kala- «время» (*kel-), но рус. колесо, греч. Kaipog «время»; ие. *цетеп «время», но др.-сев. Valr «круглый» (*цег-/*цеР) [11. С. 91].
Для А. В. Подосинова закономерно, что лат. tempus - «время» -этимоло-гически родственно лат. temp-lum - храм, пространство на земле и на небе, сак-рально отграниченное авгуром [21. С.50-53]. Однако С. Вайншток не видит се-мантической связи между временем и temp-lum [22. С. 103]. О существовании в индоевропейских языках связи между понятием времени и места см.: [11. С. 93]: ие. *щр «время», но лтш. vieta «место»; да. tid«время», но да. sted«место»; да. faece «промежуток времени», но лат. pagus «местность», ие. *pak- «обносить кольями»; лтш. mets «время», но рус. место (ср. лит. misti «питаться», лит. mi-etas «кол»); лат. tempus, но греч. голод «место»; лат. mora «время», но нгреч. ре-род «место», «местность»; дрсев. foeri «время», гот. Peihs «время», но да. tig «поле, свободное пространство»; да. sael «время», но цер.-сл. село «поле, поля-на».
54
Язык художественной литературы
В древнем Китае восток ассоциировался с весной, юг с летом, запад с осе-нью, а север с зимой, что, по Фр. Рёку, представляет собой не только «ein Beispiel far Ortung im Raume”, но и “ein Beispiel far Or-tung in der Zeit” [21. С. 261].
Представление о времени порождено, в частности, годовым движением Солнца, месячным движением Луны и ежедневным движением Солнца по земному небосклону (естественно, видимое,а не реальное движение). По этим движениям человек с древнейших времен научился различать год, месяц, сутки и время суток. Но и страны света и их различение обязаны восходу и заходу солнца и его движению во время дня по небосклону [15. С. 623]. Сама номинация стран света часто отражает временные ориентиры. Слово северный часто выступает как «полуночный», а южный - как «полуденный». Ср. также лат. meridies - «полдень» и «юг»; нем. Morgen, Mittag, Abend, Mitternacht. Встречается обозначение стран света и по временам года: лит. ziemici переводится и как «зима», и как «север». Можно констатировать, что в огромном количестве культур проявлением единства представлений о времени и пространстве была тесная связь четырех стран света и четырех времен года [5. С. 108-118].
Важным временным ориентиром и мерилом времени служили изменения луны в течение месяца. Лунный календарь, деливший год на вполне обозримые отрезки времени, возник в большинстве архаических культур, возможно, раньше солнечного, во всяком случае, можно говорить о его преобладании [7. С. 5]. Б. А. Фролов полагает, что именно с движением Луны сопряжены самые древние календарные единицы, а первобытная мифология мира к Луне в целом обращается гораздо чаще, чем к Солнцу [19. С. 12]. Это обстоятельство накладывало отпечаток на характер восприятия стран света и последовательность их перечисления. По Ф. Рёку [21. С. 255-302], изначально у человечества была ориен-тационная практика, основанная на наблюдении за месячным движением луны. Зарождение месяца на западе, увеличение вплоть до полнолуния на юге и затем уменьшение к востоку, где он пропадает (на севере месяц не появляется совсем), давала опору для ориентации по странам света. Эта лунарная ориентация приводила к перечислению стран света против движения солнца. Затем эту систему вытеснила и заменила солярная, основанная на ежедневном движении солнца, восходящего на востоке и движущегося через юг на запад. Этому движению соответствует перечисление стран света от востока к северу по движению
55
Lingua mobilis № 6 (39), 2012
солнца («посолонь») [15. С. 624-625]. А. В. Подосинов ссылается при этом на представления енисейских селькупов, что солнце «ходит» на небе «слева», а месяц - «справа», причем левая сторона считается у селькупов светлой, правая темной (Прокофьева Е. Д., цит. по: [15. С. 625]).
Итак,в различных культурах в основе перечислений стран света лежит лунарная ориентация (древнеисландская),в других - солярная (китайская и древнемексиканская), третьи демонстрируют переходный этап от одной к другой. При лунарной ориентации и отождествление возраста человека со странами света было по западновосточному движению (рождение и детство на западе, зрелость на юге, старость на востоке, смерть на севере), в отличие от солярной, противоположной символики (восток - юность, юг - зрелость и т. д.) [15.С. 625]. Со временем солярный календарь вытеснил лунарный: причиной послужили потребности усложнявшегося и производящего хозяйства, которые на-дежнее удовлетворялись с помощью ориентиров движения Солнца [19. С. 30].
В русских традициях известно соотношение сторон жилища с четырьмя сторонами света. С тем же ориентированием связана перекодировка пространственных отношений на временные: «изба повернута на лето» или «на полденную сторону». Т. о., устанавливается связь между севером, югом, востоком, западом; зимой, летом, весной, осенью и четырьмя сторонами дома. Соответствия данного типа представляют парадигмы, элементы которых выступают в качестве вариантов некоторого инвариантного значения. В славянской культурной традиции одну парадигму составляют такие признаки, как дом, юг (восток), лето (весна), белый (красный, светлый; ср.: красная половина избы или светлая, летняя, обращенная окнами на юг или восток),человек, чет, рай, солнце, день, правый, счастье, доля, жизнь; а другую - лес, север (запад), зима (осень), черный (темный), нечеловек, нечет, ад, месяц, ночь, левый, несчастье, недоля, смерть [3. С. 76]. Левая часть этих оппозиций оценивается положительно, правая - отрицательно, т. е. положительно коннотированы Восток и Юг, а отрицательно - Север и Запад. Противопоставление света и тьмы коренится в конечном итоге в обожествлении Солнца, характерном для мифологии всех народов.
Метафорические модели времени обнаруживаются также в вариантах, когда ассоциативно сближаются периоды суток и времен года, а также временные и невременные реалии, напр. ‘часть суток’/
56
Язык художественной литературы
‘время года’ ^ ‘сторона света’. Наименования сторон света мотивировались положением солнца на горизонте, также использовалась ориентировка по звездам, в некоторых случаях стороны света названы по времени суток: полдень (‘середина дня’) ^ полдень (‘юг’); полночь (‘середина ночи’) ^ полночь (‘север’); закат (‘заход или время захода солнца за линию горизонта’) ^ закат (‘запад’); восход (‘появление и время появления солнца над горизонтом’) ^ восход (‘восток’). У Даля находим ночь в значении ‘север’, вечер в значении ‘запад’, утро в значении ‘восток’ [1. С. 22].
До сих пор в сознании индивида время и пространство предстают как соотносимые явления. Данные физиологии и психологии убедительно показывают, что понятия пространства и времени настолько тесно связаны между собой в сознании человека, что в восприятии пространства мы констатируем элементы времени, а в восприятии времени обнаруживаем элементы пространства.
Многие предлоги и наречия, отражавшие пространственные отношения, приобретают позже дополнительно временной смысл (ср.: перед, до, при, в; нем. vor, nach, in и др). По И. М. Некипеловой [13. С. 730], словесный знак в средневековых текстах - семантическая синкрета, символ, на который ориентировано сознание. Соотношение символа как знака и семантического синкретизма как воплощенного в нем содержания создает установку на определенные синтаксические формы. В. В. Колесов отмечает, что в древнерусский период как основной семантический процесс выделяется метонимия, т. к. метонимический перенос типичен именно для устной речи, он отражает связь между объективно существующими явлениями, а не между признаками номинации (как метафора), и при этом осуществляется только контекстно, имеет множество типов, ко-торые невозможно классифицировать достаточно полно [8. С. 153]. И. М. Некипелова [13. С. 731] выясняет, что для древнерусского периода было характерно расширение объема понятия за счет включения в значение слова метонимиически образованных значений. С распадом первоначального синкретизма слова эти значения выступают в качестве значений метонимических дериватов. Те же процессы происходили, например, и в семантическом развитии слова свЪт в значении «земля, вселенная».
Итак, архаичный наблюдатель осваивал природу через ощущения. Между объективной реальностью и ее восприятием лежит «пропасть, называемая ‘бессознательным’». Выражением коллективного
57
Lingua mobilis № 6 (39), 2012
бессознательного является миф. Основная черта мифосознания -синкретизм (неразличение, невыделение, слит-ность). В мифосознании материальное и идеальное, одушевленное и неодушевленное, человек и природа, часть и целое, субъект и объект, пространство и время не различались, воспринимались как единое целое.
Список литературы
1. Ахмерова, Л. Р. К вопросу о русской языковой картине времени // Русская и сопоставительная филология. Казань, 2004. С. 20-24.
2. Ахундов, М. Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перс-пективы. М., 1982.
3. Байбурин, А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурносемантический анализ восточнославянских обрядов. СПб., 1993.
4. Бахтин, М. Формы времени и хронотопа в романе: очерки по историчес-кой поэтике // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М., 1975. С. 234-407.
5. Голан, А. Миф и символ. М., 1993.
6. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.
7. Календарь в культуре народов мира. М., 1993.
8. Колесов, В. В. О русизмах в составе древнерусских текстов // Древнерусский язык домонгольской поры: межвуз сб. Л. : ЛГУ, 1991. С.121-155.
9. Кубрякова, Е. С. О понятиях места, предмета и пространства // Логический анализ языка: Языки пространств. М., 2000. С. 84-92.
List of literature
1. Ahmerova, L. R. K voprosu o russkoj jazykovoj kartine vremeni // Russkaja i sopostavitel'naja filologija. Kazan', 2004. S. 20-24.
2. Ahundov, M. D. Koncepcii
prostranstva i vremeni: istoki,
jevoljucija, pers-pektivy. M., 1982.
3. Bajburin, A. K. Ritual v tradicionnoj kul'ture: Strukturno-semanticheskij analiz vostochno-slavjanskih obrjadov. SPb., 1993.
4. Bahtin, M. Formy vremeni i hronotopa v romane: ocherki po istoriches-koj pojetike // Bahtin M. Voprosy literatury i jestetiki: issledovanija raznyh let. M., 1975.
5. 234-407.
5. Golan, A. Mif i simvol. M., 1993.
6. Gurevich, A. Ja. Kategorii sred-nevekovoj kul'tury. M., 1972.
7. Kalendar' v kul'ture narodov mira. M., 1993.
8. Kolesov, V. V O rusizmah v sostave drevnerusskih tekstov // Drevnerusskij jazyk domongol'skoj pory: mezhvuz sb. L. : LGU, 1991. S.121-155.
9. Kubijakova, E. S. O ponjatijah mesta, predmeta i prostranstva // Logicheskij analiz jazyka: Jazyki prostranstv. M., 2000. S. 84-92.
58
Язык художественной литературы
10. Львова, Э. Л. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Новосибирск, 1988.
11. Маковский, М. М. Образ мира и миры образов // Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М., 1996. С. 13-30.
12. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа. М., 1976.
13. Некипелова, И. М. Метонимическая деривация в истории языка и ее роль в формировании языковой картины мира древних славян // Изменяющаяся Россия и славянский мир. Севастополь, 2009. С. 727-736.
14. Неклюдов, С. Ю. Структура и функции мифа // Современная российская мифология [сб. статей]. М., 2005.
15. Подосинов, А. В. Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии. М., 1999.
16. Толстая, С. М. Пространство и время в этнолингвистической перспективе (вместо предисловия) // Пространство и время в языке культуры. М., 2011. С.7-12.
17. Топоров, В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 227-285.
18. Топорова, Т. В. Отражение архетипов начала и конца в древнегерманской традиции // Литературный язык и культурная традиция. М., 1994. С. 35.
10. L'vova, Je. L. Tradicionnoe mirovozzrenie tjurkov Juzhnoj Sibiri. Novosibirsk, 1988.
11. Makovskij, M. M. Obraz mira i miry obrazov // Makovskij M. M. Sravnitel'nyj slovar' mifologicheskoj simvoliki v indo-evropejskih jazykah: Obraz mira i miry obrazov. M., 1996. S. 13-30.
12. Meletinskij, E. M. Pojetika mifa. M., 1976.
13. Nekipelova, I. M. Metonimi-cheskaja derivacija v istorii jazyka i ee rol' v formirovanii jazykovoj kartiny mira drevnih slavjan // Izmenjajuwajasja Rossija i slavjanskij mir. Sevastopol', 2009. S. 727-736.
14. Nekljudov, S. Ju. Struktura i funkcii mifa // Sovremennaja rossijskaja mifologija [sb. statej]. M., 2005.
15. Podosinov, A. V. Ex oriente lux! Orientacija po stranam sveta v arhaicheskih kul'turah Evrazii. M., 1999.
16. Tolstaja, S. M. Prostranstvo i vremja v jetnolingvisticheskoj perspektive (vmesto predislovija) // Prostranstvo i vremja v jazyke kul'tury. M., 2011. S.7-12.
17. Toporov, V. N. Prostranstvo i tekst // Tekst: semantika i struktura. M., 1983. S. 227-285.
18. Toporova, T. V. Otrazhenie arhetipov nachala i konca v drevnegermanskoj tradicii // Literaturnyj jazyk i kul'turnaja tradicija. M., 1994. S. 35.
59
Lingua mobilis № 6 (39), 2012
19. Фролов, Б. А. Происхождение календаря // Календарь в культуре народов мира. М., 1993. С. 7-37.
20. Элиаде, М. Священное и мирское. М., 1994.
21. Rock, F. Die kulturhistorische Bedeutung von Ortungsreihen und Ortungsbildern: ein Beitrag zur vergleichenden Chronologie // An-thropos: Internationale Zeitschrift fur Volker- und Sprachenkunde. 25. Wien, 1930. S. 255-302.
22. Weinstock, S. Templum // Mit-teilungen des deutschen archaolo-gischen Instituts. Romische Abtei-lung. 47. Rom, 1932. S. 95-121.
19. Frolov, B. A. Proishozhdenie kalendarja // Kalendar' v kul'ture narodov mira. M., 1993. S. 7-37.
20. Jeliade, M. Svjawennoe i mir-skoe. M., 1994.
21. Rock, F. Die kulturhistorische Bedeutung von Ortungsreihen und Ortungsbildern: ein Beitrag zur vergleichenden Chronologie // An-thropos: Internationale Zeitschrift fur Volker- und Sprachenkunde. 25. Wien, 1930. S. 255-302.
22. Weinstock, S. Templum // Mit-teilungen des deutschen archaolo-gischen Instituts. Romische Ab-teilung. 47. Rom, 1932. S. 95-121.
60
Языкознание
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
ТРЕБОВАНИЯ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ ТЕРМИНА М. В. Гамар
В статье проводится анализ определений термина по двум параметрам: анализ по форме (языковое оформление) и анализ по содержанию (семантический переход от названия к смыслу). Проанализированы проблемы термина и терминологии. Выявлены требования к определению термина по форме, и по содержанию. Определены некоторые лингвистические особенности терминологической лексики.
Ключевые слова: термин, терминология, семантический переход, форма термина, содержание термина.
В настоящее время нет общепринятого определения термина. С одной стороны, это объясняется тем, что ещё недостаточно разработаны теоретические основы терминоведения, не дифференцированы его основные понятия и нет единого мнения о том, что такое научный термин. С другой стороны, те разнообразные определения, которые существуют сейчас в литературе, не всегда и не в полной мере отражают суть определяемого явления. Причина этого, на наш взгляд, явления заключается в том, что большое количество определений термина не удовлетворяет требованиям, предъявляемым к определению как логической категории.
Анализ конкретных определений термина имеет целью, с одной стороны, проиллюстрировать предложенный подход к анализу определений, а с другой стороны - частично объяснить отсутствие общепринятого определения термина в научной литературе.
Что касается отбора определений для анализа, то мы не ставили своей целью охватить все существующие определения термина. Последовательность, в которой приводятся определения, обусловлена лишь потребностью конкретно проиллюстрировать то или иное положение.
Анализ определений термина проводился по двум направлениям: анализ по форме (языковое оформление) и анализ по содержанию (семантический переход от названия к смыслу).
61
