CC BY
76
УДК 008.001
Е. В. Письменный
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПЕНИТЕНЦИАРНОМ ИНВЕКТИВЫ
Рассматриваются виды инвективного воздействия, характерные для пенитенциарного пространства. Целью публикации является обоснование положения о мифологическом характере пенитенциарной инвективной ситуации и анализ ее социокультурных особенностей.
Ключевые слова: пенитенциарное пространство, пенитенциарная мифология, мифологический образ, инвективное воздействие, тюремно-воровская субкультура, обсценный код
The author considers types of invective influence, characteristic for the penitentiary space. The aim ofpublication is foundation of the thesis of mythological character ofpenitentiary invective situation and analysis of its socio-cultural peculiarities.
Keywords: penitentiary space, penitentiary mythology, mythological image, invective influence, prison-thievish subculture, obscene code
Термин инвектива происходит от английского слова ’invective’, которое на русский язык можно перевести как 'брань, обличительная речь’. С культурологической точки зрения инвективу определяют как «культурный феномен социальной дискредитации субъекта посредством адресованного ему текста» [2]. Механизм инвективы действует посредством моделирования ситуации нарушения адресатом каких-либо культурных норм, совершения им тех или иных табуированных данным сообществом действий или поступков.
Любая инвектива тесным образом связана со сферой мифологического, так как сила ее экспрессивного воздействия прямо пропорциональна силе мифологического образа, создающего эмоциональный смысл инвективы, который практически не совпадает с ее денотативным смыслом. В пространственном отношении эти образы расположены в хтонической сфере, маргинальной по отношению к мифологическому центру, содержащему в себе образы, отражающие культурные нормы данного сообщества. Поэтому на мифологическом уровне восприятия инвектива обладает магическим воздействием, лишая адресата своего социокультурного статуса и перемещая его в маргинальное пространство, выступая в качестве заклятия, меняющего природу адресата. Это воздействие особенно сильно проявляется в различных традиционных сообществах, в социокультурной среде с ярко выраженным архаическим синдромом, активизирующим мифологическое сознание с присущими ему базальными архетипами мышления.
Ярким примером подобной социокультурной среды является пенитенциарное пространство, которое обладает всеми условиями для актуализации мифологического сознания. Данное пространство в общем смысле можно определить как среду функционирования пенитенциарной системы (системы исполнения наказаний). Эта среда включает в себя места лишения свободы и следственные изоляторы, т. е. те места, попав в которые человек лишается своего привычного общественного положения и наделяется особым, потусторонним по отношению к внешнему социуму статусом.
Изучением феномена пенитенциарной инвективы занимаются в основном специалисты в области пенитенциарной психологии. Большинство из них, например Ю. В. Александров и В. Ф. Пирожков, описывают прагматические, функциональные особенности инвективных практик [1; 6]. При этом исследователи не уделяют внимание мифологическому аспекту инвективного воздействия. Данные практики функционально базируются на комплек-
се мифов, которые составляют основание инвективного воздействия.
Мифологические образы, лежащие в основе инвективы, конституируют ситуации, для которых нет реальных оснований. Возникающая инвективная ситуация мифологична по механизму своего воздействия и по своему инструментарию, и в то же время она реальна, так как расценивается всеми участниками как практика, в действительности наделяющая адресата инвективного воздействия сущностью предъявляемого ему образа. Поскольку пенитенциарное пространство представляет собой особую искусственно и в определенной мере насильственно сформированную среду, то и мифологические основы механизмов культурогенеза в нем также обладают особыми чертами.
Анализ специфических особенностей применения инвективного воздействия в пенитенциарном пространстве позволяет выделить лежащие в основе данного процесса мифологические образы и отразить функции, выполняемые ими в общей структуре пенитенциарной мифологии. Инвектива как субкультурный феномен пенитенциарного пространства характеризуется жесткой табуированностью. Это объясняется действием в среде заключенных механизмов архаизации сознания, что позволяет говорить о наличии у носителей тюремно-воровской субкультуры признаков, аналогичных первобытному магическому сознанию. «Леви Брюль нашел бы немало классических образцов первобытного магического сознания у воров, правда, не в полной степени и не в полной мере. Один из интереснейших моментов этого первобытного магического сознания -магическая сторона слова» [5, с. 354]. Слово для представителей тюремно-воровской субкультуры представляет собой механизм воздействия, характеризуемый наличием заклинательного эффекта. Пенитенциарные условия делают силу слова более значимой и весомой, поскольку ограничиваются коммуникативные возможности человека. Пенитенциарное мифологическое пространство неоднородно. В нем присутствуют свой сакральный центр - высокостатусные места, занимаемые авторитетными в своей среде заключенными, и маргинальные сферы, в рамках мифологического восприятия мыслящиеся как хтониче-ское, негативно маркированное пространство, населяемое существами, имеющими статус животных и мифологических существ, рассматриваемых как изгои по отношению к существам сакрализованного пространства. Инвектива является не просто оскорблением, а средством понижения статуса адресата в социокультурном пространстве тюремно-воровского мира и удаления его за пределы сакрального
77
центра, в хтонические области, которые в статусном выражении соответствуют тюремным кастам «чертей», «чуш-ков» и «петухов»; в пространственном отношении в условиях тюремной камеры они соответствуют местам под нижними нарами и возле унитаза - «дючки», а в бараке колонии - возле входных дверей. Если один заключенный называет другого «чертом», то считается, что сам акт называния имеет заклинательный характер и наделяет адресата характеристиками, составляющими значение данной мифологемы в тюремно-воровской субкультуре. «Имеет смысл упомянуть и об инвективах, связанных с обвинением оппонента в пассивном гомосексуализме, как о намеренном речевом (магическом) понижении его статуса» [5, с. 360]. Наложить на адресата подобное заклятие можно даже неосознанно, оперируя лексическими единицами, обладающими в пенитенциарной среде измененным значением, т. е. в основе которых стоят какие-либо мифологические образы, понятные лишь опытным носителям тюремной субкультуры. Например, назвав человека ловким как акробат, новичок наносит ему страшное оскорбление, на которое адресат обязан отреагировать актом физической агрессии для того, чтобы разрушить инвективные чары. Поскольку на тюремно-воровском арго это слово означает ’пассивный гомосексуалист’. Промолчавший адресат подобной инвективы может потерять свой статус и быть причислен к низкостатусным мастям «чертей», «чушков» или «петухов». Ответный же акт физической агрессии даже при неудачном для нападающего исходе нейтрализует инвективное воздействие и ритуально очищает адресата инвективы. Впрочем в условиях пенитенциарной среды не всегда возможно пустить в ход кулаки или заточку. Инвектор может быть выше адресата по статусу либо авторитету, или вообще быть сотрудником администрации. В таком случае адресат прибегает к употреблению некоторых вербальных формул, частично нейтрализующих экспрессивное воздействие инвективы, например: «Базар фильтруй!» или «Это гнилой базар!» До некоторой степени это восстанавливает равновесие ситуации, хотя недостаточность противодействия может понизить авторитет адресата инвективы.
В некоторых случаях инвективное воздействие, направленное на отдельного адресата, может восприняться как оскорбление целой общности людей. Мифологическое сознание часто отождествляет конкретного представителя какой-либо группы с самой группой. Например, оскорбление, поступившее в адрес представителя касты «блатных», может быть воспринято как попытка «запомоить» всю касту [7]. Тогда субъекта подобного инвективного воздействия ждет более серьезное наказание, нежели простой акт физической агрессии. Для ритуального очищения «потерявшей лицо» общности будет принесен в жертву сам субъект инвективного воздействия. Потеря им статуса автоматически снимает нанесенное оскорбление. Ритуал потери статуса обычно сопровождается насильственным гомосексуальным актом либо символическим замещением последнего.
Существует, однако, в пенитенциарном пространстве и вид инвективы, осуществляемый в рамках «понятий» -неписанных тюремно-воровских норм. Речь идет о тех случаях, когда заключенного, уличенного в нарушении тюремного закона, «официально» объявляют «гадом» (до-
носчиком), «сукой» (пособником администрации), «крысой» (совершившим кражу у других заключенных) или «негодяем» (допустившим грубое нарушение «понятий»). Это обвинение фиксируется в «малявах» (записках, нелегально передаваемых заключенными из камеры в камеру либо из одного пенитенциарного учреждения в другое) и подписывается «авторитетами», вынесшими данное решение. Такой вид «узаконенного» инвективного воздействия приводит к понижению авторитета либо потере адресатом своего статуса в том случае, если последний не сможет оправдаться. Кроме того, за серьезные провинности заключенный, выполняющий роль «смотрящего» по камере, отряду, «зоне», может лишить другого заключенного его статуса. Для этого он также совершает в отношении последнего инвективное воздействие, объявляя провинившемуся его новый статус, как правило, присоединяющий его к касте, находящейся за чертой «человеческого», обжитого пространства тюрьмы. Недаром одна из данных «мастей» называется «черти», т. е. существа, не принадлежащие к человеческому миру и находящиеся за чертой освоенного культурного пространства.
Еще одним интересным и, скорее всего, уникальным в современном социокультурном пространстве феноменом является существующий в пенитенциарном пространстве, главным образом в учреждениях для несовершеннолетних, ритуал обмена проклятиями, заключающийся в произносе-нии двумя оппонентами по очереди в адрес друг друга обсценных фраз, призванных морально уничтожить противника. Как отмечает известный исследователь пенитенциарной субкультуры В. Ф. Пирожков, подобный поединок санкционирован авторитетными заключенными и проводится по специальным правилам, одно из которых гласит, что в поединке могут принимать участие только равные по субкультурному статусу противники [6]. Мифологической целью данного ритуала является магическое уничтожение противника, удаление его из сакрального мира в маргинальные области. Заканчивается поединок моральным уничтожением одного из участников, который существенно теряет авторитет и даже может подвергнуться резкой смене статуса.
В рамках данной темы представляется необходимым подробно рассмотреть феномен инвективного воздействия, осуществляемого посредством обсценных формул, в частности ключевой для современного русского мата фразы «.. .твою мать». Образ матери в пенитенциарном пространстве обладает большой степенью мифологизации и наделяется высоким сакральным статусом. Мифологический образ матери имеет высокую степень сакральности практически во всех индоевропейских культурах. По мнению многих отечественных исследователей, в том числе Б. А. Успенского, обсценная формула, указывающая на вступление в половую связь с матерью адресата, носила первоначально культовый характер и была связана с ритуалами древнего культа плодородия [8, с. 58]. Первоначально данная формула вербально символизировала соединение Матери Сырой Земли и Бога Громовержца. Затем образ Бога был травестийно подменен образом пса, следовательно, мотив плодородия был заменен на мотив осквернения земли псом. После христианизации территории проживания славян образ Матери Сырой Земли был заменен образом Богородицы. И лишь на третьем этапе разви-
78
тия данной формулы произошла подмена актора самим инвектором, а мифологических образов Матери Сырой Земли и Богородицы - образом матери адресата инвективы. В пенитенциарном пространстве в результате действия архаического синдрома и актуализации мифологического сознания матерная брань воспринимается как проклятие, требующее мгновенных действий для «расколдовывания» адресата инвективы. Даже будучи проговорена абстрактно, не адресно, матерная ругань может восприниматься как проклятие всем, кто ее слышит. Мат, произнесенный в камере, по тюремной традиции оскверняет всю камеру и ее обитателей. Проклятие имеет троекратное действие: оскверняется пространство камеры, которое мифологически заменяет собой образ Матери Сырой Земли, также оскверняется сама тюрьма как Мать всех заключенных, аналог образа Богородицы, и личная мать каждого воспринимающего матерную брань «порядочного арестанта». Такое искажение мира требует немедленных ритуальных действий для возвращения равновесия в тюремном пространстве, и лицо, злоупотребляющее матерной руганью, вполне может быть принесено в жертву для возвращения равновесия мира и удалено из сакрального пространства в маргинальную область с изменением статуса с человеческого на животный либо хтонический («петух», «козел», «чушок», «черт» и т. д.). Конечно, такие радикальные меры практикуются не всегда и не везде в силу различных причин, но часто даже неадресное употребление обсценных кодов, содержащих эротические образы, приводит к понижению авторитета говорящего [3, с. 30-31].
Следующий вид инвективы, действие которого в пенитенциарном пространстве мы рассмотрим в данной статье, это клятвы, на тюремно-воровском арго называемые
«божбой». «Явление не менее характерное, чем брань, -воровская “божба”, клятва. Какой смысл был бы в клятве для вора, если бы в сознании вора не укоренилась скрытая вера в магическую силу слова? Между тем вор очень часто прибегает к клятве (обычная формула: “лягавым буду”, “сука буду, не забуду - век мне на свободе не бывать” и некоторые другие)» [Там же, с. 362]. Как уже говорилось выше, клятва является по сути самопроклятием, которое вступает в силу в случае невыполнения инвектором данного обета, в результате чего он при неудачном для себя исходе также может быть соотнесен с тем статусом, на который обрек себя клятвой. О таком человеке говорят, что он «пробожился». Арестант может быть объявлен «гадом», «сукой» и т. д. Особенно большое значение клятвам, по мнению Ю. К. Александрова, придают несовершеннолетние осужденные, которые очень строго следят за их исполнением [1]. Надо сказать, что частое употребление подобной «божбы» автоматически снижает авторитет человека в тюремном мире - он подсознательно воспринимается другими заключенными сквозь призму самопроклятий. Поэтому даже в случае выполнения обетов частое употребление «божбы» считается признаком несерьезности человека.
Можно сделать заключение о том, что мифологическое восприятие инвективного воздействия в пенитенциарном пространстве расценивает его как силу, нарушающую равновесие и создающую ситуацию неопределенности, временного хаоса, с возникновением необходимости проведения ритуального действия по восстановлению первоначального состояния ситуации равновесия. Инвектив-ное воздействие может также применяться как практика восстановления первоначально нарушенной мифологической структуры пенитенциарного пространства.
1. Александров, Ю. К. Очерки криминальной субкультуры [Электронный ресурс] / Ю. К. Александров. - Режим доступа: http://yurpsy.fatal.ru/files/biblio/alex/alex.htm (14.01.2011), свободный. - Загл. с экрана. - Яз. рус.
2. Инвектива // Философский словарь [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://philosophy.polbu.ru/invektiva.htm (14.01.2011), свободный. - Загл. с экрана. - Яз. рус.
3. Крестовый, Ф. Как выжить в зоне. Советы бывалого арестанта / Ф. Крестовый. - М.: АСТ; СПб.: Астрель-СПб, 2008. - 254 с.
4. Лихачёв, Д. С. Черты первобытного примитивизма воровской речи / Д. С. Лихачёв // Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона
(речевой и графический портрет советской тюрьмы) / авт.-сост. Д. С. Балдаев, В. К. Белко, И. М. Юсупов. - М.: Края Москвы, 1992. - 526 с.
5. Михайлин, В. Русский мат как мужской обсценный код: Проблема происхождения и эволюции статуса / В. Михайлин // Тропа звериных слов: пространственно ориентированные культурные коды в индоевропейской традиции. - М.: НЛО, 2005. - С. 331-360.
6. Пирожков, В. Ф. Законы преступного мира молодежи (Криминальная субкультура) [Электронный ресурс] / В. Ф. Пирожков. -
Режим доступа: http://yurpsy.fatal.ru/files/biblio/pirojkov/pirojkov.htm (14.01.2011), свободный. - Загл. с экрана. - Яз. рус.
7. Сидоров, А. (Фима Жиганец) Ночная жизнь Ростовской зоны: Взгляд изнутри // Тюремные байки [Электронный ресурс] / А. Сидоров. - Режим доступа: http://zhiganets.tyurem.net/proza/bajki04.htm (14.01.2011), свободный. - Загл. с экрана. - Яз. рус.
8. Успенский, Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии / Б. А. Успенский // Избранные труды. - Т. 2. -
М., 1994. - С. 53-128.
Сдано 1.03.2011
79
