CC BY
45
П. В. Королькова (Москва)
Мифологическая проза как источник современной чешской литературной сказки (на примере «Словаря нечистой силы» И. Пехи)
В статье на примере «Словаря нечистой силы» чешского писателя Иржи Пехи рассматривается проблема влияния мифологической прозы на современную литературную сказку. Взаимодействие принципов сказки и жанров фольклорной несказочной прозы (легенды, предания, былички, бывальщины) находит выражение как на уровне заимствования отдельных элементов, так и на уровне глубинного взаимопроникновения жанров, а также в текстах, объединенных рамками одного сборника. Подобное взаимодействие отражает стремление автора представить сказочную действительность как реальность, часть повседневной жизни человека. В этом видится продолжение традиций чешской литературной сказки ХХ столетия, а также бесспорное влияние на нее фэнтези. Ключевые слова: чешская литература, современная литература, Иржи Пеха, литературная (авторская) сказка, фольклорная несказочная (мифологическая) проза
Литературная (авторская) сказка - традиционно крайне богатая и разнообразная область в чешской литературе - активно развивается сегодня главным образом на «периферии жанра»1: растет количество текстов, в рамках которых сказочный канон взаимодействует с канонами других жанров и сфер литературы (фэнтези, научная фантастика, притча, фольклорная несказочная (мифологическая) проза и др.). В то же время тексты, стилизованные под фольклорный образец и ориентированные на воспроизведение народно-сказочного сюжета, уходят в основном в область детской литературы и составляют меньшинство в области современной чешской авторской сказки.
Многие современные авторы используют в своих сказочных произведениях элементы легенд и преданий, быличек и бывальщин. Однако если «память жанра»2 легенды и предания (подобно сказочной «памяти жанра») сохраняется в традиции многочисленных литературных обработок, то «память жанра» былички и бывальщины зачастую осознается рядовым читателем опосредованно, через традицию «страшилок», присутствующую не только в фольклоре, но и в литературе.
Взаимодействие художественных структур фольклорной сказки и фольклорной несказочной прозы уже на раннем этапе отделения сказки от мифа и вплоть до сегодняшнего дня является одним из наиболее распространенных и активных процессов3. Авторская сказка, воспроизводя и переосмысляя элементы «памяти жанра» фольклорной сказки, с одной стороны, впитывает принципы иных жанров, уже ею усвоенных, а потому воспринимаемых как часть ее художественного мира, а с другой стороны, на новом (литературном) уровне бытования вступает с данными жанрами в активный диалог.
В современной чешской литературе существует множество произведений, которые в жанровом отношении представляют собой скорее результат литературного осмысления легенды, предания, былич-ки и бывальщины, но в которых присутствует весьма заметный элемент волшебной сказки; кроме того, в рамках многих современных сборников авторская легенда соседствует со сказкой, быличкой и бывальщиной, вследствие чего определить жанр отдельных произведений, собранных под одной обложкой, оказывается весьма сложной задачей. Ярким примером в этом отношении может послужить «Словарь нечистой силы» (Lexikon strasidel, 2007) современного чешского автора Иржи Пехи (р. 1944), оформленный как энциклопедия, где в алфавитном порядке намеренно наукообразно описаны 40 видов обитающей в Чехии нечистой силы - от Василиска до Упыря.
Каждый раздел содержит детальную характеристику определенного сверхъестественного существа с описанием его нрава, места обитания, черт характера, «рабочего» времени, пристрастий, средств защиты от него и охраны данного вида нечистой силы в современном мире (рубрики «внешний вид», «местообитание», «рабочее время», «увлечения» и т. д.). Так, в разделе об Упыре автор в шутливой форме приводит информацию о том, когда и в каких источниках данный вид нечистой силы упоминается впервые, сколько фильмов ему посвящено, подробно и с энциклопедической точностью описывает творчество Брэма Стокера - автора романа о Дракуле. В конце каждого раздела приводится одна или несколько легенд, пересказанных автором или придуманных по образцу уже существующих, в которых действующим лицом становится данное существо. Некоторые тексты, впрочем, правомернее было бы назвать литературными сказками, поскольку стилистическую доминанту в них составляют носители сказочной «памяти жанра» и диалог с фольклорно-сказочной традицией.
В целом взлет интереса к нечистой силе во многом объясняется интересом современного (и не только чешского) читателя к фэнтези,
потребностью в систематизации предлагаемой сегодня авторами-фантастами информации, общим всплеском интереса к необычайному, выражаемым во все более заметном сращении изящной словесности с иными видами искусства (прежде всего кинематографом), компьютерными технологиями и прочими реалиями современной технической эры. В смешении жанров, а также в оформлении книги Пехи как энциклопедии отразилась и присущая современной эпохе потребность в энциклопедических изданиях4. В «Словаре нечистой силы» она переосмысляется в юмористическом духе - в предшествующий период развития чешской литературной сказки (до 1990 г.) мы почти не встречаемся с подобным явлением, по крайней мере в столь явно выраженной форме.
Некоторые тексты из сборника отличаются лаконичностью (1-2 страницы), главное место в них занимает встреча со сверхъестественным существом (например, 4 истории о блуждающих душах -блудичках (чеш. Ыи^ска)) - такие сюжеты сами по себе могут быть осмыслены в рамках традиции былички, бывальщины и страшилки; в некоторых текстах достоверность события может подтверждаться материальными свидетельствами, что свойственно жанру предания. Однако практически во всех произведениях, составляющих сборник Пехи и близких к легенде, быличке, бывальщине, преданию, присутствуют легко узнаваемые элементы волшебной сказки - отдельные мотивы, сюжетные ходы, традиционные сказочные персонажи и их функции, принципы пространственно-временной организации и т. д.
Так, в повествовании о Василиске писарь Ян, обвиненный в краже сокровищ, спасает город, заставив наводившее ужас на всю округу существо с помощью системы зеркал увидеть собственное отражение и превратив его тем самым в камень. Счастливый конец и мотив награды за пройденные испытания и проявленную смекалку вполне соответствует представлениям о жанре сказки: владелец замка признает Яна невиновным и делает его своим наследником. Похожим образом в сюжете о бабе Яге пространство организовано в соответствии с принципами фольклорной сказки - в нем отчетливо прослеживаются локусы «своего мира» и «условно-географического медиатора» («черный лес за холмом», в котором стоит избушка бабы Яги). Впрочем, на этот раз герой не проходит испытания и соглашается продать дьяволу душу в обмен на богатство (конец, характерный скорее для легенды или бывальщины). Встречаются в книге Пехи и прямые указания на связь со сказочным жанром, свойственные как фольклорной, так и литературной сказке (например, сказка
о ведьме заканчивается словами: «И, как положено в сказках, жили они вместе счастливо до самой смерти»5).
Однако в сборнике наравне с легендами и текстами, по форме тяготеющими к быличкам и бывальщинам, присутствуют сказочные произведения «в чистом виде» - например, новеллы о Белой Даме6, о драконе, о черте, о ведьме, о русалке и др. В первом случае Белая Дама выступает в роли помощника-дарителя, помогая бедной крестьянской девушке Янинке и награждая ее за проявленную доброту и скромность. В произведении о драконе чародей доктор Юзл, желая взять в жены прекрасную дочь князя Барбору, угрожает, что его дракон уничтожит все княжество; однако умный и находчивый паж Петр убивает волшебника, получает девушку в жены и становится мудрым правителем. Данные тексты ориентированы на воспроизведение канона фольклорной сказки и отчасти легенд, смыкающихся со сказкой.
Важными элементами поэтики произведений, составляющих «Словарь нечистой силы», являются также такие устойчивые элементы преданий, как точное описание места и времени, многочисленные упоминания исторических лиц и событий - например, значимых сражений в чешской истории (осада Вены турками в 1683 г., осада шведами Праги в 1648 г. и т. д.), имен чешских правителей Карла IV, Иржи из Подебрад, Владислава II и др. С подобных упоминаний начинается практически любой текст Пехи вне зависимости от того, тяготеет он в жанровом отношении к сказке, легенде или бывальщине.
В то же время сказка о черте от начала до конца написана в русле традиций «антисказки»7 Карела Чапека и Йозефа Лады, но не в русле мифологической прозы. Это единственное произведение, которое не содержит указаний на место и время происходивших событий, а открывается фольклорно-сказочным зачином: «Было - не было, давным-давно жил в аду среди своих коллег черт с поэтическим именем Мацичек»8. В целом сюжет сказки Пехи вполне вписывается в канон фольклорных сюжетов об обманутом черте: хитрая крестьянка Милушка загадывает черту загадку, которую он не может отгадать, и черт вынужден стать ее слугой. Однако характеристика положения Мацичека в иерархии чертей, занимающая половину текста, вписывается в традицию Лады и его современных последователей - Яна Тойфеля, Гелены Легечковой, Иржи Кагоуна и многих других. В данном случае, как мы полагаем, автор оказывается под влиянием как традиций фольклорной сказки об одураченном черте, так и традиции чешской «антисказки», героем которой зачастую оказывается черт,
попадающий в комические ситуации и зависимость от человека; именно поэтому тональность сюжета о черте столь сильно отличается от тональности других произведений, составляющих сборник Пехи.
Нечистая сила у Пехи, также в соответствии с традициями современной чешской (и не только) литературной сказки, во многом очеловечена; в отдельных текстах автор заставляет нас сочувствовать не людям, а вымышленным существам, которые оказываются более достойными сострадания и которым вовсе не чужды человеческие свойства. Так, например, русалка Весна, полюбившая рыбака Блажея, готова пожертвовать всем ради него, но герой берет в жены дочь богатого торговца сукном, и русалка превращается в пену. Традиционный сюжет, с которым мы встречаемся не только в сказке Андерсена и философской сказке Оскара Уайльда «Рыбак и его душа», но и в опере знаменитого чешского композитора Антонина Дворжака, становится основой текста современного писателя.
С юмором осмысляет Пеха историю о гноме Вуке, которого родители посылают из далекой Скандинавии на обучение в Чехию. Проказы Вука и его товарищей напоминают поведение непослушных мальчишек, с той лишь разницей, что живут они в сказочном мире: в тесто для волшебных пирогов добавляют песок, в огонь под котлом с грешниками в аду бросают петарды и т. д.
Далеко не во всех произведениях описан непосредственный контакт человека с нечистой силой (как это происходит в быличках и бывальщинах). Так, в сказке о гномах изображен исключительно вымышленный мир - подземное царство, нравы и проблемы его обитателей. Здесь сказочное «двоемирие», как и во многих авторских сказках иных современных чешских писателей, отсутствует, и «память жанра» воссоздается с помощью других носителей - нравственного императива, игровой семантики, а также факультативных носите-лей9, создающих волшебно-сказочную атмосферу.
Обращают на себя внимание особенности языка произведений Пехи: в том случае, когда в тексте предлагается шутливое осмысление функции фольклорного персонажа, когда сюжет соответствует скорее жанру литературной сказки, а не легенды, автор может намеренно использовать слова и выражения, характерные для разговорного стиля, или же слова, пришедшие в чешский язык относительно недавно и не соответствующие стилю фольклорных сказок и легенд, а потому вызывающие улыбку у читателя: «Ваше величество, - обращается к королю-гному волшебница, - Вы хорошо знаете, что я
и мои коллеги - существа добропорядочные и толерантные, однако же всему есть границы!.. пугать в таких условиях просто невозможно!»10 В этом отношении стиль произведений Пехи в значительной мере напоминает язык сказок Чапека, Лады, Вериха и других чешских писателей - классиков чешской литературной «антисказки» ХХ в. Привычные в повседневном социальном контексте слова и фразы заставляют читателей самых разных возрастов улыбнуться, придают повествованию «достоверность», настраивают сказку на современный лад.
Таким образом, в «Словаре нечистой силы» Иржи Пехи сочетаются элементы и принципы былички, бывальщины, легенды, сказки - как фольклорной, так и литературной (такой ее разновидности, как «антисказка»). Чешский писатель переосмысляет основную функцию фольклорных несказочных жанров - познавательную, ставит их в один ряд со сказкой, изначально ориентированной на вымысел, основная функция которой во все времена была прежде всего эстетической. Это один из самых интересных примеров «жанровой периферии» в современной чешской литературной сказке. «Энци-клопедичность», присутствующая в первой части каждой новеллы, резко контрастирует с лирическими, шутливыми, подчас драматическими и даже трагическими интонациями второй части, в результате чего внимание читателя не ослабевает на протяжении чтения всей книги, весьма немалой по объему.
Взаимодействие принципов сказки и жанров фольклорной несказочной прозы (легенды, предания, былички, бывальщины) находит выражение как на уровне заимствования отдельных элементов, так и на уровне глубинного взаимопроникновения жанров в области «периферии», а также в текстах, объединенных рамками одного сборника. Пространственная и временная конкретика в чешской литературной сказке, изначально возникшая вследствие переосмысления фольклорно-сказочного канона (принцип «антисказки»), а не в результате взаимодействия с жанрами легенды, предания, былички и бывальщины, в сочетании с появлением все большего количества переосмыслений в художественной структуре жанра заставляет многие тексты, относящиеся к авторской сказке, перемещаться в область «жанровой периферии». Подобная тенденция является весьма устойчивой в современной чешской литературной сказке, данные тексты образуют целый комплекс в области «периферии» жанра.
На рубеже ХХ-ХХ1 вв. чешские писатели активно используют в своих сказочных произведениях принципы фольклорной несказоч-
ной прозы, видя (а скорее подсознательно ощущая) во взаимодействии этих жанров потенциал для обновления поэтики современной литературной сказки, а также возможности ее функционирования как в области детской литературы, так и в сфере литературы для взрослого читателя. С другой стороны, взаимодействие данных жанров отражает стремление авторов представить сказочную действительность как реальность, часть повседневной жизни человека. Фольклорная «память» о сказочных, а также мифологических персонажах и демонических существах, подобно научному знанию, систематизируется, одновременно подвергаясь пародийному переосмыслению. Фантастический (сказочный) мир предлагается читателю как равноправная часть современной действительности, нуждающаяся в рациональной интерпретации и структуризации, а ощущение присутствия волшебства в реальности рубежа ХХ-ХХ1 вв., в которой человеческая мысль с трудом успевает за достижениями научно-технического прогресса, оказывается как никогда острым. В этом мы видим продолжение традиций чешской литературной сказки ХХ столетия, а также бесспорное влияние на нее фэнтези.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Термины «ядро» и «периферия» жанра разработаны в трудах представителей семиотической школы (Ю. М. Лотмана, В. Н. Топорова, Т. В. Цивьян и др.). Разнообразные модификации литературной сказки прослеживаются как в области проявления системных жанровых элементов («ядра»), так и в области проявления элементов, отличающихся неустойчивостью, нерегулярностью («жанровой периферии»). «Ядро» формируют тексты, в которых отсутствует активное взаимодействие с иными жанровыми структурами, которое могло бы привести к утрате характерных жанровых признаков. «Периферию» в свою очередь образует комплекс текстов, находящихся на пересечении сказки с другими жанрами; при этом черты других жанров не просто присутствуют в них, но оказывают заметное влияние на их поэтику.
2 Применительно к сказке термин был введен М. Н. Липовецким в трудах: Липовецкий М. Н. О чем «помнит» литературная сказка? Семантическое ядро историко-литературных модификаций жанра // Модификация художественных форм в историко-литературном процессе. Свердловск, 1988. С. 5-21; Он же. Поэтика литературной сказки / На материале русской литературы 1920-1980-х гг. Свердловск, 1992.
3 Подробнее об этом см.: Разумова И. А. Сказка и быличка: (Мифологический персонаж в системе жанра). Петрозаводск, 1993; Ме-летинский Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика». М., 2001; Неелов Е. М. Натурфилософия русской волшебной сказки: Учеб. пособие. Петрозаводск, 1989.
4 Начало чешской традиции «энциклопедий вымышленных существ» положила писательница Витезслава Климтова, издавшая в 19921995 гг. трехтомный «Словарь находящихся под угрозой исчезновения духов - лесных, полевых и домашних» (Lexikon ohrozenych druhû strasidel lesních, lucních a domácích). Огромный успех книг Климтовой привел к появлению в 1998 г. «Призраковедения, или Большого атласа маленьких духов» (Strasidlopis aneb Velky atlas malych strasidel) Мирослава Скалы и Милана Зезулы, «Атласа нечистой силы» (Atlas strasidel, 2006) Даниелы Кролупперовой и ряда других подобных произведений. Впрочем, тенденцию к ироническому переосмыслению потребности современного человека в четких энциклопедических знаниях, стремление объяснить и структурировать все области знания нельзя назвать уникальной и специфической для чешской литературы. Безусловно, влияние на возникновение подобной тенденции оказала «Книга вымышленных существ» (El libro de los seres imaginarios) Хорхе Луиса Борхеса, написанная в 1954 г. (в 1967 и 1969 гг. автор дважды перерабатывал ее), однако на чешском языке опубликованная лишь в 1988 г., а также произведение чешского писателя, поэта, художника, иллюстратора и скульптора Йозефа Ваха-ла «Садик дьявола, или География нечистой силы» (D'áblova zahrádka aneb Prírodopis strasidel), опубликованное еще в 1924 г. и переизданное в 1992 г. Схожие описания нечистой силы можно найти в «Бестиарии» (Bestiariusz) польского фантаста Анджея Сапковского - части книги «Рукопись, найденная в пещере дракона» (Rçkopis znaleziony w Smoc-zej Jaskini, 2001), в «Фантастической зоологии» (Zoologia Fantastyczna Uzupelniona, 1995) Яна Гондовича, пародии «Вся правда о русалках. Полевой определитель» (дословно: «Справочник по эстонским русалкам» - Eesti näkiliste välimäärja, 1983) эстонского писателя Энна Ветемаа, в «повести-сказке для научных работников младшего возраста» Аркадия и Бориса Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965 г.), в конце которой приведено описание различных видов нечистой силы, якобы составленное героем, и др.
5 Pecha J. Lexikon strasidel. Olomouc, 2007. S. 72.
6 Белая Дама (Bílá Paní) - популярный персонаж легенд, были-чек и бывальщин (в которых в то же время отчетливо прослеживается влияние фольклорно-сказочной поэтики), чаще всего призрак невинно
умерщвленной хозяйки замка, которая после смерти помогает обиженным и наказывает их обидчиков.
7 «Антисказка» - разновидность литературной сказки, последовательно и существенно переосмысляющей художественный мир народной сказки (помещение в современную реальность, пародирование, доведение до абсурда, буквальное «выворачивание наизнанку»). Данный термин давно используется в трудах как отечественных, так и зарубежных исследователей. См.: Медриш Д. Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов, 1980; Schneeberger I. Das Kunstmärchen in der ersten Hälfte des 20. Jahrhunderts. München, 1960; Pintarle A. Umjetnicke bajke - teorija, pregled i interpretacije. Osijek, 2008; Sma-helová H. Návraty a promeny: Literární adaptace lidovych pohádek. Praha, 1989; Genciová M. Literatura pro deti a mládez. Praha, 1984. Классиками чешской «антисказки» стали в 1930-1950-е гг. Карел Чапек, Йозеф Лада, Ян Верих и др.
8 Pecha J. Lexikon strasidel. S. 96.
9 Носители «памяти жанра» М. Н. Липовецкий делит на обязательные («жанровая ситуация» волшебной сказки (ее нравственный императив) и игровая семантика повествовательной структуры - общая игровая атмосфера произведения) и факультативные (отдельные элементы сказочной поэтики: мотивы, сюжетно-композиционная организация, система персонажей и их функции, особенности пространственно-временной организации, устойчивые сказочные формулы). Различаются они прежде всего по той роли, которую играют при актуализации жанрового архетипа. Первые удерживают «несущий каркас», «координатную сетку древнего жанрового образа мира» (Липовецкий М. Н. О чем « помнит» литературная сказка... С. 20); вторые создают « жанровую атмосферу».
10 Pecha J. Lexikon strasidel. S. 275.
320 n. B. KoponbKOBa
P. V. Korol 'kova
The mythological prose as a source for contemporary Czech literary tales (basing on «The Dictionary of Evil Forces» by J. Pecha
On the basis of «The Dictionary of Evil Forces» by J. Pecha the problem of influence of the mythological prose over the contemporary literary tale is treated. The interrelationships of the principles of tales and folklore non-tale narrative genres (legends, myths and folk non-fairy-tale prose) are expressed not only on the level of loaned elements, but as deep mutual penetration of the genres, as well as in the fact that quite different texts were included into one collection. Key words: Czech literature, contemporary literature, Jin Pecha, literary tale, folk non-fairy-tale prose
