CC BY
193
УДК 13
Илья Аркадьевич Верховский
директор Департамента общественных и внешних связей Ханты-Мансийского автономного округа-Югра, г. Ханты-Мансийск. E-mail: [email protected]
МИФОЛОГЕМА «СВОЕ-ЧУЖОЕ» В АРХАИЧЕСКОЙ МИРОРЕФЛЕКСИИ (опыт философской интерпретации)
В статье рассмотрена архетипическая мифологема «свое-чужое» как феномен архаической мирорефлексии, проанализированы представления о метафизически-своем и метафизически-чужом пространстве как экзистенциально-феноменологических топиках архаического мышления с использованием мифологических материалов обских угров. Так, «своим», метафизически освоенным являлось в архаике пространство (то, что простирается, рождает простор), непосредственно окружающее сакральный Центр Мира того или иного архаического коллектива - тотемный столб, культовое сооружение и т.д. И это пространство воспринималось буквально как «территория Неба на Земле», освященная деятельностью и «потусторонней зашитой» духов-предков и культурных героев. Соответственно, при удалении от этого Центра пространство теряло, «размывало» свои сакральные характеристики, переходя в собственную противоположность - пространство «чужое», инфернально-античеловеческое. Кроме того, рассмотрены архаические формы смыслополагания миру. Автор отмечает аналогию между осознанием «другого» как средоточия онтологической инфернальности в архаике и современной западной философской традиции. Если в восприятии человека традиционного общества чужой, другой есть «абсолютно иное», персонификация неведомых, враждебных сил Хаоса-Инферно, то едва ли случайно в ХХ в. получает философское обоснование тезис одного из творцов экзистенциализма Ж.П. Сартра: «Другие - это ад». Методологически текст построен как опыт историко-философского исследования генезиса мифологемы «свое-чужое» с позиции проблемного подхода в истории философии.
Ключевые слова: мифологическое сознание, архаическая мирорефлексия, метафизи-чески-свое, метафизически-чужое, Хаос, онтологическая самоидентификация, философия мифа, архаический дуализм, сакральное пространство.
О пространстве межпредметного синтеза. Мифология: мир, расколотый надвое. К концу ХХ столетия в сфере гуманитарного знания наметилась очевидная тенденция к процессу интеграции специализированных научных дисциплин, исследующих человека как мировоззренческую загадку. Локальные проблемы, которые на протяжении многих лет были «узким» предметом изучения прикладных наук (этнографии, антропологии, истории религий) все чаще появляются в социологических, культурологических, философских текстах. На наш взгляд, этот процесс безусловно позитивный, так как позволяет исследователю работать с целым спектром точек зрения, конституирующих свою (социологическую, психологическую и т.д.) «картину человека», в каждой из которых антропологическая рефлексия уникальна и неповторима. В целом человек как микрокосм может быть относительно адекватно рассмотрен только в оптике подобной «зеркальной» методологии, выходящей за жесткие рамки предметности той
или иной научной дисциплины. Пространство междисциплинарного синтеза - это пространство многомерного постижения человеческой реальности, и (естественно, с большой долей условности) оно может быть сопоставлено с догматическими сциентистскими установками как релятивистская и механистическая парадигмы в естествознании.
Одной из ключевых проблем, рассматриваемых в междисциплинарных гуманитарных исследованиях, является проблема мифа и мифологического сознания, их сущности, статуса и специфических условий бытования в социокультурной истории человечества. Если в догматической позитивистской науке миф рассматривался как одна из ранних, наиболее примитивных форм общественного сознания, локализованная эпохой первобытности, то развитие многих «межпредметных» научных теорий поставило этот вопрос уже в несколько иной плоскости. Что есть миф - пережиток первобытности или неотъемлемый компонент человеческого мышления? Чем принципиально отличается современный «средний европеец» от «человека-живущего-в-мифе»? И наконец, действительно ли дуалистическое восприятие мира представляет собой лишь архаический феномен? Данные вопросы касаются одной, по нашему мнению, наиболее фундаментальной сферы человеческого бытия - консциентальной сферы, или сферы сознания. Исследование потаенных глубин коллективного сознания и бессознательного человечества - на сегодняшний день одна из насущных задач наук, осмысливающих антропологическую проблематику.
Соответственно, основным предметом рассмотрения в данной работе будет архаико-дуалистическое восприятие мира как мировоззренческого феномена. А так как мировоззренческие, то есть касающиеся специфики восприятия человеком мира (его «в-зир-ания» на мир) есть вопросы, традиционно относящиеся к сфере философии, следовательно чисто методологически мы будем двигаться в зоне описанного нами выше межпредметного синтеза, выводя традиционно-этнологическую проблематику в сопредельное ей философское пространство.
Несколько терминологических замечаний. Под термином «архаический дуализм» мы понимаем специфическую форму мирорефлексии (в самом широком смысле, ибо рефлексия сама по себе не обязательно рациональна), присущую прежде всего «людям-живущим-в-мифе», представителям традиционных обществ. Основные ее характеристики - восприятие мира сквозь призму бинарных оппозиций, зафиксированных К. Леви-Стросом. Сквозь такие «линзы сознания» мир воспринимается распадающимся на две противоположные по качествам половины, четко поляризующие восприятие всех его вещей и явлений.
Иными словами, мир в этой оптике рассыпается на конкретные ди-адные связки: «день-ночь», «верх-низ», «мужское-женское», «сакральное-профанное», «свое-чужое» и т.д. Собственно, нас два последних аспекта интересуют, ибо оппозиции «сакральное-профанное» и «свое-чужое» играют в традиционном, мифологическом мировосприятии ключевую роль. Они конституируют особое, бинарно-дуалистическое восприятие основных атрибутов бытия - пространства и времени.
По выражению А.С. Гагарина, «феноменологическая топика выступает психологическим пространством, необходимым для осмысления человеком собственной самости в модусах экзистенциалов» [Гагарин 2009: 101. В нашей статье мы исследуем архетипическую мифологему «свое-чужое», выступающую у обских угров феноменом архаической мирореф-лексии и формирующую представления о метафизически-своем и метафизически-чужом пространстве как экзистенциально-феноменологических топиках архаического мышления.
Пространство и время, «свое и чужое», Космос и Хаос. Остановимся несколько подробнее на специфике восприятия мифологическим сознанием пространства и времени, так как темпоральная, в особенности топологическая, относящаяся к восприятию пространства, этнометафизика традиционных обществ непосредственным образом связана с исследуемой нами проблематикой.
М. Элиаде во многих своих работах («Священное и мирское», «Миф о вечном возвращении», «Мифы, сновидения, мистерии», «Аспекты мифа» и др.) достаточно детально разработал концепцию восприятия пространства homo mifologicus. По Элиаде, пространство делится на две качественно различные категории - сакральное и профанное, на священное и мирское, профанированное. Сакральное пространство является зоной обитания (ср. с греч. Ойкуменой) рода, племени, этнической общности и представляет собой их imago mundi - образ мира, микромодель Космоса. Пространство сакрально, потому что связано с иерофаниями - проявлениями священного и изначальной космогонической деятельностью духов-богов-героев, in illo tempore - в начале времен принимавших участие в творении мира. Обычно сакральное пространство простирается вокруг центра проживания этнической общности (тотемный столб, культовое сооружение и т.д.), который является одновременно и центром мира, структурирующим дискретность пространства в соответствии с фундаментальными бинарными мифологемами «свой-чужой», «Космос - Хаос», «метафизически освоенное (познанное) - неведомое, враждебное».
Время в архаических обществах также структурировано совершенно по-иному, чем в представлении современного европейца, сознание которого сформировано естественнонаучной картиной мира. «Архаическое» время нелинейно, обратимо и сакрализовано. Несмотря на то, что в мирском, профанированном мире Время протекает от прошлого к будущему, сама концепция «сакрального времени» имеет обратное направление. Эпоха начала времен, in illo tempore, Эра первотворения - вот модель абсолютного, «волшебного», магического времени, которое в дальнейшем, уходя от изначального священного истока, «обмирщается» (профанируется), и люди вынуждены «обновлять», восстанавливать его сакральность путем пения особых тайных песен-мифов, исполнения обрядов и ритуалов. Каждый раз «проживая» события первотворения, пропетые в песне и визуализированные в обряде, люди традиционных обществ как бы «умывают» мир, возвращая его в первозданное, изначально священное статусное состояние [Элиаде 1994: 47-48].
Таким образом, предмет мифологического сознания есть восприятие мира как единого нерасчлененного бытия, постигаемого и объясняемого при помощи образного, метафорического (в терминологии Леви-Брюля -«прелогического») мышления.
Е.В. Иванова, анализируя мифологическую модель мирорефлексии отмечает, что в недрах первобытного сознания задолго до неолитической революции была выработана определенная система бинарных признаков (диад) как средства восприятия и описания мира; трафарет, которым человек пользовался при описании внешнего мира. Такие наборы классификаций включали в себя множество пар противоположных друг другу признаков, одному из которых приписывались положительные, а другому - отрицательные качества. Этой системой определялось все поведение представителей архаического коллектива [Иванова 1999: 9].
Среди множества диад или бинарных оппозиций, которыми оперировало сознание человека «живущего-в-мифе» (верх-низ, светлое-темное, сухое-влажное, сырое-вареное и т.д.) [Мелетинский 1985: 505-506] особый интерес для нашего исследования представляет бинарная оппозиция «свое-чужое», являющаяся архетипической мифологемой, обосновывающей дуалистическую, «черно-белую» модель видения мира, существующую в массовом сознании по сей день.
Эта модель возникает в сознании архаического человека с момента самоосознания самого себя как homo sapiens: «Известно, что качеством, отличающим человека от прочих думающих животных, является рефлексия - способность осознать мысль, «поймать себя на мысли», мысль в квадрате... В диалоге с осознаваемым миром человек расчертил его на свое-чужое, верх-низ, мужское-женское и т.д. Свое, выделенное из окружающего, освоенное, присвоенное явилось колыбелью духа» [Головнев 1995: 25-26].
Архаико-дуалистическая модель мира была одновременно и экзистенциально, и социально необходимой. Для обеспечения метафизической целостности мира и насущного физического выживания архаические коллективы структурировали мир в «черно-белой» оптике, редуцируя сложность и непонятность (непознанность) окружающей их реальности к метафоре, образу, то есть собственно к мифу. На современном, рациональном в своей основе, понятийном языке это первобытное «эпохэ» можно выразить примерно так: «Я вижу неизвестное, откуда на меня обрушивается нашествие чужих племен, которые для меня не люди, потому что я их не знал, они -силы чудесные, и я сам должен быть силой, чтобы им противостоять. Они не люди, они - чужие, я их не знаю, и звуков, издаваемых ими, не понимаю. Мой мир есть мой дом, это - мое, это - я сам, потому что каждая деталь дома от камня у входа до сломанной ветки полны для меня смысла, имеют значение, понятны. А рядом происходит нечто непредсказуемое» [Павлов, Галкин 1999: 22].
Понятно, что подобное гуссерлианство в должной мере условно, и познание специфики мыслительных процессов архаического человека -
проблема, из-за которой гуманитарная элита Запада «ломает копья» на протяжении уже нескольких столетий. Но тем не менее если основной вектор мифологии - вектор объединения, «собирания-расколотого-в-целое», то миф - наиболее естественная для архаического разума форма мышления.
В проекции же на социум диадная модель восприятия мира воспроизводит феномен, который может быть обозначен как протонационализм (опять же при всей условности такой дефиниции): «Первобытному человеку мир социальных связей с другими сообществами представлялся как разделенный на два лагеря... Деление шло на внутриобщинном, внутри-племенном уровнях и за пределами общины («свой-хороший» - все положительные качества, покой, стабильность, безопасность и «чужой-плохой» -все отрицательные качества, колдовство, опасность, война) [Золотарев 1964: 69].
Сама мифологема «свое-чужое» (в антропологическом контексте «свой-чужой») является универсальной и зафиксирована этнографами у самых разных этнических групп. Причем, в основе ее лежала не столько «дикость» (по Л. Моргану) или «война всех против всех» (по Гоббсу), то есть не изначальная «кровожадность» и врожденная ксенофобия, коим подвержено человечество, сколько специфика восприятия мира с позиции архаического дуализма. Мир существует в двух ипостасях - Мир Людей и Мир Духов (варианты - трехуровневые, семиуровневые, девятиуровневые космологические модели). Мир мог одновременно мыслиться и структурированным вертикально - мифологема Мирового Древа и горизонтально -иные, «засмертные» пространства находились на удалении от места проживания, в «тридевятом царстве». Миры эти находятся в постоянном соприкосновении - один мир как бы «выглядывает» из-под другого и наоборот. Следовательно, в окружающей человека реальности все не просто одушевлено, но и имеет метафизический «вектор» деятельности, несущей человеку либо зло, либо добро.
Соответственно мир мифологическим сознанием воспринимается как некая универсальная мистерия, развертывающаяся во всех сферах реальности и вовлекающая самого человека в постоянную борьбу за существование как в экономическом, так и в метафизическом плане. «Архаичное сознание было величайшим драматургом в истории человечества.., им драматизировалась сама вселенная, где порядок и гармония торжествовали над хаосом и уродством только для того, чтобы быть разрушенными соперничеством и враждой мифических сил» [Иорданский 1982: 23]. И здесь бинарно-дуалистическая система восприятия мира, спроецированная на социально-протополитический сегмент жизни архаического общества, выполняла функции обеспечения целостности первобытного социального организма, давая возможность его представителям уверенно ориентироваться в незнакомом, неведомом и поэтому таящим немыслимые опасности окружающем пространстве. Таким образом, мифологема «свой-чужой» являлась одной из фундаментальных для мифологического сознания форм наделения мира смыслополаганием.
Попытаемся проследить процесс демонизации самого понятия «чужой», «иной» как средоточия негативной смысловой нагрузки и связи его с враждебными трансцендентными силами, действующими в мире homo mifologicus.
Очевидно, что «своим», метафизически освоенным пространством являлось пространство (то, что простирается, рождает простор), непосредственно окружающее сакральный Центр Мира того или иного архаического коллектива - тотемный столб, культовое сооружение и т.д. И это пространство воспринимается буквально как «территория Неба на Земле», освященная деятельностью и «потусторонней защитой» духов-предков и культурных героев. Соответственно, при удалении от этого Центра пространство теряет, «размывает» свои сакральные характеристики, переходя в собственную противоположность - пространство инфернально-античеловеческое.
Так, И.Н. Гемуев, анализируя мансийскую традиционную картину мира, пишет о троичности в восприятии манси окружающей Центр Мира территории. Таким Центром является поселение (пауль, юрты, чумы, стойбище) или святилище (капище) - это первый, наиболее сакрализованный пространственный уровень. Вторым уровнем, также имеющим сакральный характер, является очеловеченная (сам этноним манси - «монть», «монтьщ» означает «человек»), хозяйственно и культурно освоенная территория тайги. Третьим уровнем являются своеобразные инфернозоны - чужие, неосвоенные земли, соотносящиеся с нижним миром [Гемуев 1991: 20].
Сходным образом пространство характеризуется и в хантыйском миропредставлении: «В динамичном, стремительно бегущем пространстве имеются связующие точки - их называют «священными местами», точками соприкосновения и выхода в циклы пространства, контакта со своей родной стихией (с собственным менталитетом). Это и есть «дом ханты». Там молятся, стараются воспроизвести завещанный ритуал. Эта точка -реальность» [Тарагупта 1995: 14].
Аналогичные этой модели представления зафиксированы еще античными историками. Так, Геродот сообщает о «националистическом» мировоззрении персов (точнее, о восприятии ими иноэтничности) следующее: «Из всех народов наибольше почитают они себя, потом живущих в ближайшем соседстве, потом отдаленнейших соседов и т.д., наименее же тех, кто от них далее всего: ибо, полагая себя из всех народов гораздо наилучшими, они думают, что все другие причастны доблести по мере расстояния от них, и кто от них живет всех дальше, тот и всех хуже» [Геродот 1976: 77].
Известный мансийский лингвист и этнограф, доктор филологических наук, Е.И. Ромбандеева, характеризуя одну из вынужденных миграций манси в арктическое Приполярье, отмечает: «...предки манси так далеко заходили на Север, что оказывались за Полярным Кругом, и зимой их поражала непривычная полярная ночь. Сказывают манси, что во время «мрака» в тех местах свирепствовали какие-то существа, маленькие ростом. Они беспокоили у Мось-махума (одно из самоназваний манси. - И.В.)
детей, женщин, пока мужчины находились на охоте... Якобы, у тех необычных людей нет заднего прохода, поэтому пищу они не едят, а лишь понюхают и затем вываливают собакам» [Ромбандеева 1993: 41]. Так в сознании одной из групп мансийского этноса зафиксировалась встреча с местными «иными», чужаками, вероятнее всего с ненцами.
Этот пример возвращает нас опять-таки к геродотовскому описанию территорий, лежащих далеко за пределами Ойкумены. Сам Геродот был в своем роде первым «рационалистом» и «позитивистом», то есть обращался за проверкой сведений своих информаторов к суду разума (часто не веря в истинность этой информации). Однако он целенаправленно создавал пространство чистого описания реальности, «схваченной» им в своих путешествиях в самые отдаленные части известного в античности мира. Его «История» - не только история деяний, быта, миграций варварских племен, но и история их представлений о самих себе, чужих, иных народах и мире в целом, история идей.
Так, по сообщениям информаторов Геродота из скифских земель Северного Причерноморья, далее на север и восток проживают загадочные, странные и таинственные племена - андрофаги, «пожирающие человеческое мясо», невры-оборотни, на одну неделю в году принимающие облик волков, а по истечении недели снова превращающиеся в людей, аримаспы - полуптицы-полулюди, причудливо соединяющие в себе черты небесного и земного и многие другие, «иные» народы, наделенные сознанием скифов сверхъестественно-инфернальными характеристиками.
Современная архаика: «Я» и «Другой». Гносеофобия. Рассматривая архаико-мифологические формы смыслополагания миру, можно отметить одну, весьма небезынтересную аналогию между осознанием категории «другого» как средоточия онтологической инфернальности в архаической мифологии и современной западной философской традиции. Если в восприятии человека традиционного общества чужой, другой есть «абсолютно иное», персонификация неведомых, враждебных и гибельных сил Хаоса-Инферно, то едва ли случайно в ХХ в. получает изощренное философское обоснование тезис вполне современного европейца, одного из творцов экзистенциализма Ж.-П. Сартра: «Другие - это ад». И в данном случае не слишком важно, что Сартр приходит к этой идее через понятия «свободы», «заброшенности в свободу», «отстаивания свободы» индивида в обезличенном и обесчеловеченном мире, который трагичен по своей сути. Ибо он зафиксировал одну из архетипических мифологем, вечным призраком присутствующую в человеческом сознании во всей совокупности его рациональных и иррациональных аспектов.
Характеризуя вышеописанный механизм демонизации иноэтниче-ских и инокультурных реальностей через восприятие их через категорию «другого», «чужого», можно предложить в качестве описательной дефиниции этого механизма термин «ксеногносеофобия», то есть страх и враждебность по отношению к тому, что непознано или непознаваемо. Это явление актуально и для современного человека, то есть также архетипично.
С одной стороны, человеку как деятельностно-активному существу свойственна заимствованная еще у древних греков ненасытная жажда познания, о-своения мира, мыслимая как трансформация непознаваемого Хаоса в познанный, обжитый Космос. С другой стороны, человеку кажутся проблематичными не только пределы познания, но и свойства уже познанной реальности, когда при определенных условиях она начинает вести себя абсолютно непредсказуемо, не укладываясь в рамки привычных законов и представлений. Стоит для этого вспомнить явление вероятностности поведения элементарных частиц в квантовой физике, открытие и «выход на поверхность» бессознательного и подсознательного в психоанализе З. Фрейда, «глубинной психологии» К.Г. Юнга, а впоследствии и современное искусство, контркультурные перформансы и т.д.
Особый страх и тревогу человеку внушает не только то, что непо-знано и неведомо. Если учесть идущую еще от Сократа, Мирандолы и Декарта персоналистическую традицию восприятия мира в истории европейской философии, традицию, радикальными формами которой стали субъективизм и чистый солипсизм, то можно констатировать следующее.
Все, что находится вне личности, является для нее внешним, пугающим и потенциально враждебным. Следовательно, отдельной персоне необходимо конституировать для себя некие формы преодоления этого онтологического разрыва - формы принятия «иного» как постижимого и непротиворечивого единства. Иными словами, спасением от несомненно присутствующей в консциентальной сфере европейца ХХ в. ксеногносео-фобии служит конститутивный акт, упрочивающий личность в бытии, в «кошмаре неведомого».
Типологически возможны две структурные разновидности таких конститутивных актов. Один из них предполагает устранение бытийст-венных деформаций путем мистического или квазимистического слияния с «коллективным субъектом» - нацией, культурой, цивилизацией. В этом случае воскрешается мифологическая оптика восприятия окружающей реальности и мир распадается на «связки» бинарных оппозиций: «свой-чужой», «белое-черное», «Космос-Хаос». Здесь все понятно, и каждая вещь в мире занимает свою онтологическую нишу. Значение отдельной персоны нивелируется фактически «до нуля», при этом она обретает «подлинное бытие», вливаясь в ряды сакрально-государственнического единства. Это мобилизационная модель, в основе которой - страх перед Хаосом как перед неведомым, конституирование внутри Хаоса метафизической точки мы - «свои», агрессия, враждебность к иному - «чужому».
Тип конституирования образа «иного» неизмеримо сложней и лежит в рамках герменевтического дискурса. Если, общаясь с текстами, мы интеллектуально-метафорическим путем о-сваиваем и при-сваиваем их (то есть делаем своими, собственным достоянием, собственной интерпретацией), осознавая их инаковость (текст входит в нас как «иное», иные, не мои мысли, иная реальность, семиотическое пространство идеального, «спрятанное» за знаками-буквами), то и люди, и социальные отношения, и все
многообразие вещей и явлений мира, иные по отношению к нам, могут восприниматься в герменевтической, «истолковательской» оптике. Это герменевтическая модель.
Итак. «Другой», «Иной», «Чужой» не похож на нас. И здесь возможны два чувства, две эмоционально-экзистенциальные реакции: страх-враждебность-агрессия (мобилизационная модель, соответствует архаике-премодерну) и удивление-интерес-понимание (герменевтическая модель, соответствует позднему модерну).
В заключение нашего краткого экскурса в мифологическое мировосприятие особо отметим архаические корни мифологического сознания. Несмотря на то, что мир рассматривался сквозь призму мифа и в достаточно развитых обществах и цивилизациях, таких как Египет, Финикия, Греция и т.д., само мифологическое сознание есть прежде всего система описания и объяснения реальности (в этом плане миф и был абсолютной реальностью для «проживающих» его людей), восходящей не просто к первобытности, а к ее теряющимся в веках первоначалам. Советский историк философии М.В. Желнов в своей монографии, посвященной предмету и генезису философии, суммирует наши изыскания следующим образом: «Мифология обладает величайшей способностью объединять все знания о мире, навыки и традиции общежития в единое целое, позволяющее легко и доступно ориентироваться в современном первобытному человеку мире» [Желнов 1981: 248]. От себя заметим - разве только первобытному?
«Чужой» как средоточие инфернальности. Мы рассмотрели основные аспекты архаико-дуалистической мифологии как первого исторического типа мировоззрения, образного и наивного, но связывающего все элементы бытия в единое целое. Именно в рамках мифологического осмысления мира появляется собственно идея-праматрица так называемого мистико-националистического мифа, идея восприятия реальности по дихотомии «метафизически-свое - метафизически-чужое». Впоследствии она была трансформирована античной мыслью в дихотомию «Космос-Хаос», средневековыми европейцами - в дихотомию «христианин-язычник», неомифологами ХХ в. - в конспирологическую модель видения истории (теория заговора).
Слова «чужой», «чуждый» даже в своей фоносемантической структуре (обилие «страшных» шипящих звуков) несут недвусмысленно негативную смысловую нагрузку «вторжения зла извне». И до сего дня в политической рекламе, например, в аспекте выстраивания негативного образа кандидата-противника наибольшую враждебность у населения будет провоцировать образ «чужого» по модели: «чужой - не такой как мы -противоположный нам - «враг». В такой модели заключена античеловеческая сущность, средоточие мирового зла, пришедшего из запределья, Великого Неизвестного.
Архаическую основу механизма формирования и восприятия образа врага чрезвычайно ярко продемонстрировала идеологическая реальность тоталитарных обществ ХХ в., прежде всего Германии и России. Не вызывает сомнений сам факт присутствия и во многом искусственного воссоз-
дания манихейско-гностической оптики в восприятии окружающей реальности мифологизированным массовым сознанием. В нем господствует архаическая дихотомия «мы-они», где первое звено однозначно отождествляется с носителями абсолютного метафизического света, а второе - с носителями метафизической, инфернальной по своей природе тьмы. Современный западный мир также не избежал искушения бинарностью - с исчезновением СССР как мифологической «империи зла», массовое сознание американцев и европейцев с не меньшим успехом заполнило мировоззренческую лакуну образом новых врагов (мусульманские фундаменталисты, «православно-социалистические» сербы и т.д.). Мир был расчленен на два самых простых и понятных цвета - черный (они) и белый (естественно, «мы» - люди западной цивилизации, защитники прав человека, сторонники общечеловеческих ценностей). Такой взгляд существует в отношении многих «современных» людей к традиционным этносам - индейцам, эскимосам, народам Сибирского Севера (хрестоматийным примером здесь является трагическая ситуация столкновения обско-угорской традиционной культуры с экономикоцентристской парадигмой мышления представителей нефтегазового комплекса). В чем же принципиальная разница между ними и теми, кого они до сих пор считают «дикарями» и «варварами»?
Возвращение домой. Один из главных выводов нашего мини-экскурса в архаику и современность: архаико-дуалистическая картина мира является архетипическим компонентом коллективного сознания человечества и в равной мере характерна для характеристики консциентального пространства как традиционных, так и современных цивилизационных общностей. Отличие в одном - современное человечество, зараженное экзистенциальным страхом и «беспричинной» тревожностью, загоняет традиционное, мифологическое мировосприятие внутрь, убегая от самого себя, от своей собственной, изначальной сущности в пространство нелепо сотворенных «современных» мифов о прогрессе, цивилизации, «бремени белых», «миссии демократии», политкорректности и т.д. Любая попытка беспристрастно диагностировать собственное консциентальное состояние объявляется романтикой, руссоизмом или «бегством от реальности». Однако от реальности убежать не труднее, чем от самого себя. Самый трудный, но и самый мудрый путь - это возвращение домой. Но для этого нужно научиться смотреть на мир «глазами ребенка».
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Гагарин А.С. 2009. Феноменологическая топика: смысложизненное пространство эк-зистенциалов человеческого бытия // Науч. ежегодник Ин-та философии и права Урал. отд-ния Рос. акад. наук. Вып. 9. С. 7-26.
Гемуев И.Н. 1991. Религиозно-мифологические представления манси : дис. ... д-ра ист. наук в форме науч. докл. : 07.00.07 / АН СССР. Сиб. отд-ние. Ин-т истории, филологии и философии. Новосибирск. 44 с.
Геродот. 1976. История // Историки Греции. Геродот. Фукидид. Ксенофонт : пер. с древнегреч. / сост. и предисл. Т. Миллер. М. : Худож. лит. С. 25-164.
Головнев А.В. 1995. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург : УрО РАН. 606 с.
Желнов М.В. 1981. Предмет философии в истории философии. Предыстория. М. : Изд-во Моск. ун-та. 718 с.
Золотарев А.М. 1964. Родовой строй и первобытная мифология. М. : Наука. 328 с.
Иванова Е.В. 1999. Мифология добра и зла. Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та. 88 с.
Иорданский В.Б. 1982. Хаос и гармония. М. : Наука. 342 с.
Мелетинский Е.М. 1985. Мифология и фольклор в трудах К. Леви-Строса // Леви-Строс К. Структурная антропология / [пер. с фр. под ред. и с примеч. В.В. Иванова]. М. : Наука. С. 467-522.
Павлов А.В., Галкин В.Т. 1999. Современная первобытность. Тюмень : ТОГИРРО. 133 с.
Ромбандеева Е.И. 1993. История народа манси (вогулов) и его духовная культура : (По данным фольклора и обрядов). Сургут : Север. дом : Северо-Сиб. регион. кн. изд-во. 208 с.
Тарагупта Л.А. 1995. Пространство ханты (философское мировоззрение) // Исторический путь и проблемы социально-экономического развития Ханты-Мансийского автономного округа : тез. докл. науч.-практ. конф., посвящ. 65-летию Ханты-Мансийского авт. округа (Ханты-Мансийск, 13-14 дек. 1995 г.). Ханты-Мансийск. С. 17-21.
Элиаде М. 1994. Священное и мирское / пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбов-ского. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та. 144 с.
Материал поступил в редколлегию 25.02.2014 г.
References
Eliade M. Svjashhennoe i mirskoe [The Sacred and the Profane], Moscow, Izd-vo Mosk. gos. un-ta, 1994, 144 p. (in Russ.).
Gagarin A.S. Fenomenologicheskaja topika: smyslozhiznennoe prostranstvo jekzistencialov chelovecheskogo bytija [Phenomenological topic: meaning-of-life space existentials of human life], Research Yearbook The Institute of Philosophy and Law The Ural Division of the Russian Academy of Sciences, 2009, iss. 9, pp. 7-26. (in Russ.).
Gemuev I.N. Religiozno-mifologicheskiepredstavlenija mansi : dis. ... d-ra ist. nauk vforme nauch. dokl. [Religious-mythological notions of Mansi: dissertation], Novosibirsk, 1991, 44 p. (in Russ.).
Golovnev A.V. Govorjashhie kul'tury: tradicii samodijcev i ugrov [Talking cultures Samo-yed and Ugrian traditions], Ekaterinburg, UrO RAN, 1995, 606 p. (in Russ.).
Herodotus. Istorija [Histories], Miller T. (ed.) Historians Of Greece : Herodotus. Thucydides. Xenophon, Moscow, Hudozh. lit., 1976, pp. 25-164. (in Russ.).
Iordanskij V.B. Haos i garmonija [Chaos and harmony], Moscow, Nauka, 1982, 342 p. (in Russ.).
Ivanova E.V. Mifologija dobra i zla [Mythology of good and evil], Ekaterinburg, Izd-vo Ural. un-ta, 1999, 88 p. (in Russ.).
Meletinskij E.M. Mifologija i fol'klor v trudah K. Levi-Strosa [Mythology and folklore in the works of C. Levi-Strauss], Lévi-Strauss C. Structural Anthropology, Moscow, Nauka, 1985, pp. 467-522. (in Russ.).
Pavlov A.V., Galkin V.T. Sovremennaja pervobytnost' [Modern savagery], Tyumen, TO-GIRRO, 1999, 133 p. (in Russ.).
Rombandeeva E.I. Istorija naroda mansi (vogulov) i ego duhovnaja kul'tura : (Po dannym fol'klora i obrjadov) [History and spiritual culture of Mansi people (Voguls): according to folklore and rituals], Surgut, Sever. Dom, Severo-Sib. region. kn. izd-vo, 1993, 208 p. (in Russ.).
Taragupta L.A. Prostranstvo hanty (filosofskoe mirovozzrenie) [Space of Khanty (philosophical world-view)], Istoricheskij put' i problemy social'no-jekonomicheskogo razvitija Hanty-Mansijskogo avtonomnogo okruga : tez. dokl. nauch.-prakt. konf., posvjashh. 65-letiju Hanty-Mansijskogo avt. okruga (Hanty-Mansijsk, 13-14 dek. 1995 g.), Khanty-Mansyisk, 1995, pp. 17-21. (in Russ.).
Zhelnov M.V. Predmetfilosofii v istorii filosofii. Predystorija [Subject of philosophy in the history of philosophy. The Background], Moscow, Izd-vo Mosk. un-ta, 1981, 718 p. (in Russ.).
Zolotarjov A.M. Rodovoj stroj i pervobytnaja mifologija [Tribal system and primitive mythology], Moscow, Nauka, 1964, 328 p. (in Russ.).
Ilya A. Verkhovsky, Director, Department of Public Relations of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug-Ugra, Khanty-Mansiysk. E-mail: [email protected]
MYTHOLOGEM OF «OWN-ALIEN» IN ARCHAIC REFLECTION
OF THE WORLD (attempt of philosophical interpretation)
Abstract: The article considers the archetypal myth of «own-alien» as a phenomenon of archaic thinking. Based on the mythological materials of Ob Ugric peoples, the author analyzes visions on metaphysically own and metaphysically another space as existential-phenomenological topics of archaic thinking Thus, the «own» and metaphysically assimilated is the archaic space, which immediately surrounds the sacred Center of the World of the particular archaic group - the totem pole, religious construction, etc. Such space is literally perceived as the «territory of Heaven on Earth», which is consecrated by activities and «other-world protection» of spirit-ancestors and cultural heroes. Accordingly, being distant from the Center, the space loses and «washes out» its sacral characteristics, being turned into its own opposition - the «alien» and infernal space. In addition, the article considers archaic forms of consciousness. The author points out the analogy of the awareness of the «other» as an aggregate of ontological infernality in the archaic thinking and the modern Western philosophical tradition. If in the perception of the member of the traditional society the other is «totally different» as the personification of the unknown hostile forces of Chaos-Inferno, it is almost non-accidental that in the twentieth century the thesis of one of the founders of existentialism J.-P. Sartre: «the Other is a hell», obtains philosophical ground. Methodologically, the text is constructed as the experience of historical-philosophical research of the genesis of the myth of «own-alien» with the emphasis on the problematic approach in the history of philosophy.
Keywords: mythological consciousness, archaic thinking, metaphysically own, metaphysically alien, Chaos, ontological self-identification, philosophy of myth, archaic dualism, sacral space.
