CC BY
99
УДК 82.09 © И.Н. Именохоева
МИФОЛОГЕМА ОДИНОЧЕСТВА В ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
В статье рассматривается проблематика одиночества, которая с древнейших времен является основным вопросом, волнующим выдающихся мыслителей человечества. Cвязанная с душевными переживаниями лирического героя, мифологема одиночества создает уникальный стиль любовно-философской лирики, являясь неизменной ступенью на пути достижения истины.
Ключевые слова: одиночество, уединение, мифологема, Восточная литература, мотив, лирический герой.
I.N. Imenokhoyeva THE MYTHEME «LONELINESS» IN THE EASTERN LITERATURE
This article deals with the problem of loneliness, which since ancient times is the main problematic question of the outstanding thinkers of humanity. Mytheme of loneliness, invariably associated with the spiritual experiences of the main character in a mythopoetry, creates a unique style of love-philosophical lyric poetry, like a constant step towards the truth.
Keywords: loneliness, solitude, mythology, Eastern literature, motif, main character.
С древнейших времен проблематика одиночества являлась ключевым вопросом, волнующим выдающихся мыслителей человечества. Она и по сей день занимает значительное место в развитии философской мысли. Философы разных эпох и народов пытались дать трактовку этому явлению, выявить его особенности и пути его преодоления. Писатели и поэты, чье творчество было пронизано мотивами одиночества, стремились отыскать истоки этого явления, осмыслить его. Однако для целостной интерпретации столь сложного полисемантического явления, как одиночество, историко-ретроспективный анализ этого феномена только с позиций западной культуры недостаточен.
В творчестве Б. Дугарова - истинного евразийского поэта, символу нити как неотъемлемому звену в цепочке создания образности мифологемы одиночества присущи как характерные европейские трактовки, так и исконно восточные. В этническом самосознании поэта является исключительной изюминкой, в которой находят свое взаимодействие такие разные по своей природе философские мировосприятия, как западное и восточное, что и выделяет Дугарова среди остальных российских поэтов.
НИТЬ
В признанье бытия как чуда жжет сердце смутная тоска, неотвратимая покуда, необъяснимая пока.
И нитью связана единой тропа любви и нелюбви от одиночества с людьми до одиночества с любимой.
Утонет маленькая боль
в пустотном гуле мирозданья.
Сближает утром нас любовь, а в полдень - чувство состраданья.
Дугаров [2, с. 52]
Одни верят в судьбу, другие предпочитают быть «инженерами/строителями своих судеб». Однако, несмотря ни на что, каждый из нас так или иначе вновь и вновь возвращается к вопросам: «Для чего мы живем? В чем смысл бытия?»
Название стихотворения Баира Дугарова «Нить» метафорично. Ассоциативно переносит читателя в тонкий духовный мир главного героя, в котором он неизменно движется по невидимой временной линии - «нити», ступая по «точкам», отмеченным им судьбой, или проектируя свои собственные «точки». Эта нить, словно путеводная нить Ариадны, должна привести его к истине.
Автором выделяются временные отрезки: утро - период молодости и цветения, когда чувство любви поглощает наше сознание; полдень -период зрелости, в течение которого мироощущение лирического героя трансформируется и, соответственно, он выходит на новый философский уровень, преисполненный чувством сострадания к окружающему. Подвергая себя изменениям внутреннего духовного мира, лирический герой постепенно переходит к иному мировоззрению, иным ценностям и подходу к жизни, словно солнце, меняющее свой облик от рассвета до заката. Однако стоит заметить, что Б. Дугаров возводит временные рамки лишь до момента «полдень», что говорит о «процессе» перемен, а не об их конечном завершении. В поэзии хронология и всевозможные временные
эффекты в сравнении с поэтическим пространством сюжета одинаково важны для организации поэтической структуры произведения. Несмотря на это, поэт опускает точные детали пространственно-территориального местонахождения своего лирического героя, указывая лишь на общие декорации, окружающие его: «с людь-
ми», «с любимой», тем самым подводя свое произведение к универсальному «пальто-шаблону», который может примерить на себя любой читатель и обнаружить, что оно и ему впору.
Именно в последнем четверостишии Дугаров подводит итог: утром - любовь, в полдень - сострадание. Вариации трактовки двояки: рассматривать эту любовь либо как земное, плотское, физическое, либо как высокое чувство необъятной любви ко всему сущему, однако ясно прослеживается эмпатический альтруизм героя.
Контрастность «день-утро» - утро привносит в бытие персонажа нечто инстинктивное, неудержимое. День - покой, гармонию лирического героя с самим собой. День-утро, словно Инь-Ян - классический конфликт романтизма. Крайние противоположности выступают проекцией течения бытия и, переплетаясь в единое, образуют концепцию мировоззрения автора. На наш взгляд, это еще раз указывает на предпосылку рассмотрения лирики Дугарова как философско-направленной.
Лирический герой в поисках своего уникального счастья - истинного пути. В размышлениях о сути человеческой жизни возникающий путь круговращения, не всегда совпадающий с буддийским идеалом гармоничного циклического хода времени, раскрывает мотив одиночества. Он испытывает это чувство в обществе, находясь в окружении кого-либо. На пути к истине тоска жжет изнутри сердце лирического героя, обволакивая всю его сущность. Тоска всепоглощающая, отчасти пугающая своей необъяснимостью. Однако, достигнув чувства сострадания, его боль тонет и исчезает в гуле мирозданья. Именно сострадание порождает ощущение близости и родственности с окружающими, искореняя страх быть осужденным и не понятым, дает свободу, умиротворение и чувство счастья. Герой Дугарова предстает перед нами как инженер/строитель не только своей судьбы, но и своего одиночества.
Мотив одиночества является одним из наиболее распространенных мотивов в поэзии Лермонтова, Цветаевой, Бродского и других классиков отечественной литературы. Одиночество и жизненный путь - два понятия, неизменно связанные друг с другом. Ступая по тончайшей ни-
ти мирозданья, художественный «двойник» Дугарова проходит сложные этапы самоанализа и саморазвития. Нить как основной символ в мифологическом мышлении автора является непосредственным олицетворением жизни, а также образности ее течения.
Нить времен сказителями ткется.
И мгновений суть - не суета -лишь в душе поэта отзовется иль не отзовется никогда.
Дугаров [3, с. 8] В греческой мифологии образ нити тесно связан с образностью Мойры - богини судьбы, которая присуща каждому индивиду. Однако с развитием олимпийской религии число Мойр было сведено к трем основным: прядущая нить жизни, определяющая судьбу жизни (длину нити), неумолимая, неотвратимая участь (смерть) -перерезающая нить. Первая, в образе прядущей женщины, олицетворяет собой неуклонное и спокойное действие и течение судьбы, вторая -ее случайности, третья - неотвратимость её решений. Таким образом, имеет место утверждение о влиянии образов античной греческой мифологии и образов западной культуры на творчество Б. Дугарова.
В то же время нельзя не учитывать и общность созданных поэтом образов с культурным наследием Востока. Исследователи-востоковеды традиционно выделяют в японской поэзии словосочетание «яшмовая нить», которое несет на себе смысловую нагрузку, метафорично обозначающую человеческую жизнь с ее пестрыми мгновениями счастья и горя. Для японцев нить есть символ влюбленности, символ связи между возлюбленными. Как пишет А.Е. Глускина, «буддизм, окрашивающий все в грустные, печальные тона, вводит в поэзию образ рвущейся нити... Он становится выражением идеи непрочности, символом недолговечности жизни, т. е. происходит полное, контрастное изменение символики» [1, с. 147-168]. Восточное видение символа нити как яркой метафоры удивительного мира человеческих чувств и эмоций широко представлено в «Японской любовной лирике» [8, с. 204]:
Нить порвалась,
И катятся вниз жемчужины Одна за одной...
Так, верно, думаешь, глядя На слезы из глаз моих.
Идзуми-сикибу Зачастую в японской лирике разлука есть порванная нить. Прекращение связи возлюбленных. Метафора о падающих жемчужинах прида-
ет стихотворению особый, по-восточному утонченный драматизм. Проницательное видение деталей сочетается с лирической, отчасти, элегической интонацией.
Каждую встречу
На нить драгоценную жизни
Спешу нанизать.
Так могу ли думать без страха,
Что разом все оборвется?
Идзуми-сикибу [8, с. 206]
В творчестве Идзуми-сикибу символ нити отражал недолговечность и хрупкость взаимоотношений и в то же время в отдельных стихотворениях воплощал в себе линию жизни героини, наполненную яркими красками чувств и эмоций.
Интерпретация состояния одиночества человека в японской поэтической традиции во многом схожа с китайскими философскими поэтическими представлениями. В японской и китайской поэзии, на наш взгляд, символ порванной нити, разлука - с друзьями, возлюбленными или родственниками - выступает в роли источника лирического драматизма. Одиночество и изоляция - основное условие для проявления лирического чувства. А символ нити является непосредственным атрибутом, благодаря которому автор передает трагизм и лиричность сложившейся ситуации.
С другой стороны, нить - символ единства двух судеб. В китайской народной мифологии существует образ бога бракосочетаний - «подлунного старца», который традиционно изображается в облике старика с мешком, наполненном красными нитями. Этими нитями он, как считается, связывает тех, кому суждено стать супругами.
«Боюсь излить / Души и сердца крик: / Все мнится мне / закат и близкий вечер, / Что жизнь моя / зашла уже в тупик, / Удел мой - / Одиночество навечно» Цю Цзинь [6, с. 129].
В стихотворении Цю Цзинь явственно прослеживается типично китайское воззрение на общество, где главным является «целое», его устои и порядок, а личность рассматривалась лишь как частичка социума. В конфуцианстве отсутствие добродетели было непосредственно связано с одиночеством: «Добродетельный человек не остается одиноким, у него обязательно появятся близкие [ему по духу]» [5, с. 333]. В стихах более ранней поэтессы Ли Цинчжао ярче проступают нотки тонкого восприятия окружающего мира, ранимости героини, горести наличия пустоты ее бытия.
«Грусть в сердце. И смятенье дум, / Тревожный мир вокруг угрюм, / И пусто все вокруг» Ли Цинчжао [6, с. 67].
Нить как важный атрибут характерна многим восточным божествам: Лхамо Бурдзи, тибетская богиня материнства, держит в руках веретено и клубок; Цаньшэнь, китайская богиня-покровительница шелководства, прядет шелковую нить; шею Ниниги, японского бога рисовых зерен, украшают резные бусы, нанизанные на волшебную нить. С учетом несовпадения условий социума и культуры, в которых происходило зарождение и дальнейшее функционирование мифов, сходство их элементарных сюжетов, из которых они построены, уникально. Разные народы в различных частях мира поднимают одни и те же вопросы мироздания, происхождения мира, человека, тайн рождения и смерти, одиночества и счастья. Безусловно, существуют идеи, которые обросли историко-культурными деталями в мифах разных народов, но в своей основе они являются константами, мифологемами-образцами.
Сквозь призму ярко выраженных мифологических мотивов поэзия Баира Дугарова словно головоломка, в которой истина спрятана под обилием красочных метафор, противопоставлений и контрастов. Поэт не только предоставляет читателю свои мысли как некую доктрину, он погружает нас в иллюзорный пространственновременной континиуум, тем самым облегчая постижение чувственного, ассоциативного.
Мотив одиночества у Дугарова - один из самых ярких мазков на палитре его произведений. Неизменно связанная с душевными переживаниями героя и поисками самого себя в этом мире, мифологема одиночества создает уникальный стиль любовно-философской лирики поэта, являясь неизменной ступенью на пути достижения истины.
И глядит он, как темнеет вечер, в низких тучах бездну затая.
«Что такое счастье человечье?» -спрашивает изредка себя.
Дугаров [7, с. 299]
З. Фрейд утверждал, что “возникает такое ощущение, что человеческое счастье не включено в план Мироздания”. Далай-лама XIV, напротив, в статье «Сострадание как источник счастья» пишет, что «любовь и сострадание являются источником величайшего счастья по той простой причине, что мы, от природы, ценим их превыше всего» [4]. Таким образом, дугаровское глубокое восприятие мира - аллюзийное, на-
полненное намеками и аналогиями, сложившееся под влиянием буддизма и отраженное в его поэтических трудах, раскрывает читателю удивительный по своей природе синтез культур Востока и Запада.
Восточная литература наделяет своего героя осознанием истинного счастья в покое, в покое души, мысли и сознания, достижение которого возможно лишь, как говорилось выше, путем переосмысления сущего и бытия как такового. Поэты, размышляя в своем творчестве о смысле жизни, о любви, о сущности человеческих отношений, о загадках бытия, утверждают концепцию одиночества, совершенствуя ее своим художественным опытом. Одиночество, отрешение от материального, восприятие мира как иллюзорной сущности, пустотности мира и освобождения себя от привязанностей земной жизни - вот неотъемлемые условия постижения истины и достижения истинного счастья. Со-
страдание связано единой символичной нитью с бытием.
Литература
1. Глускина А. Е. Заметки о японской литературе и театре. - М., 1979.
2. Дугаров Б. С. Всадник: стихотворения. - М., 1989.
3. Дугаров Б. С. Сутра мгновений. - Улан-Удэ, 2011.
4. Его Святейшество Далай-лама XIV. Сострадание как источник счастья. Ноттингем, Англия, 2008.
5. Переломов А.С. Конфуций: «Лунь юй». - М., 1998.
6. Строки любви и печали. Стихи китайских поэтесс / пер. с кит. М. Басманова. - М., 1986.
7. Баир Дугаров. Струна земли и неба: стихотворения. - Улан-Удэ, 2008.
8. Японская любовная лирика. - М., 1999.
Именохоева Иветта Николаевна, аспирант отдела литературоведения и фольклористики Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН. 670047, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6, e-mail: [email protected] Imenokhoyeva Ivetta Nikolaevna, post-graduate student of Department of Literary and Folklore Studies of the Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan studies, Siberian branch of Russian Academy of Science. 670047, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6, e-mail: [email protected]
УДК 811.512.31'36
© Самдан МeнхтYвшин
ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ МЕСТОИМЕНИИ «ЧИНЬ», «ТАНЬ»
В СОВРЕМЕННОМ МОНГОЛЬСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматривается особенности употребления местоимений «чинь» и «тань». Проводится сравнительный анализ данных слов.
Ключевые слова: особенности, употребление, местоимений, сравнительный анализ.
Samdan Munkhtuvshin
FEATURES OF THE USE OF PRONOUNS «CHIN», «TAN»
IN THE MODERN MONGOLIAN LANGUAGE
The article features of the use pronouns «chin» and «tan» are considered. The comparative analysis of the given words.
Keywords: feature, application, pronoun, the comparative analysis.
«Чинь», «тань» - хоёрын аль нэгийг нь хэ-рэглэхээс нь шалтгаалж уусэх утгын ялгааг энэ егуулэлдээ тодорхойлохыг оролдов. «Чинь», «тань»-нь урдахь тодотгогч Yгээрээ илэрч байгаа юмс сонсогчдод эзэмшигдэх харъяалагдахыг илэрхийлэхээс гадна (жишээ нь: Аав чинь ямар ажил хийдэг вэ?) эзэмшил, илэрч байгаа санааг тодочлох, чухалчлах зэрэг енге аястай хэрэглэгдэх тохиолдол байна (жишээ нь: Энэ ном чинь хэнийх юм бэ?).
Урьд емне гарсан зарим нэг эрдэм шинжил-гээний егуулэлд «чинь», «тань» - хоёрын ялгаа болон хэрэглэх талаар тайлбарлахдаа ихэнхдээ зевхен эзэмшигдэх харъяаглагдахыг илэрхиийл-дэг гэсэн байна. Иймд «чинь», «тань» - хоёрын ялгааг эзэмшигдэх харъяалагдахыг илэрхийлэ-хээр хязгаарлахгуй, харин эзэмшил, илэрч бай-гаа санааг тодотгох, чухалчлах зэрэг енге аястай хэрэглэгдэж байгааг хамтатган харьцуулахыг хичээлээ.
