CC BY
81
УДК 82-312.4/5
МИФИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ В БУЛЬВАРНЫХ РОМАНАХ
Бульварный роман представляет собой психо-техноло-гию управления развитием личности, ее жизнедеятельностью, отношениями с собой и миром. В условиях массовой культуры, ориентированной на ценности консюмеризма, это предполагает трансляцию идей и идеалов, как стимулирующих, так и осмеивающих развитие. Его воздействие выходит далеко за пределы ситуативного настроения читателя. «Бульварный роман» может рассматриваться как современный вариант мифотворчества. Кроме того, многочисленные вариации одного сюжета в интерпретациях разных авторов позволяют рассматривать бульварный роман как некий «гипертекст», смысл которого обнаруживается во взаимодействии и взаимном наложении отдельных текстов. Бульварный роман содержит выраженные отсылки к мифологически-мировоззренческим аспектам жизнедеятельности личности и общности, обладает свойством интертекстуальности. Вместе с тем функция бульварного романа как явления заключается в трансляции массовому читателю некоторых базовых эффективных моделей отношений и поведения в повседневных и кризисных ситуациях - личной и профессиональной жизни, обучении этим модеям.
Ключевые слова: бульварный роман, миф, интертекст, литературные формулы, психотерапия.
M. P. ApneHmbeBa M. R. Arpentieva
MYTHICAL FORMULAS IN SHOCKERS
The shocker is a psycho-technology of management of development of the personality, their life activities, relations with themselves and the world. In the context of mass culture based on the values of consumerism, it suggests a stream of ideas and ideals both challenging and ridiculing the development. Its impact goes far beyond the situational mood of the reader. The "Shocker" can be seen as a modern version of the mythmaking. Besides, numerous variations of a single story in the interpretations of different authors allow us to consider a novelette as a "hypertext", the meaning of which is revealed in the interaction and the mutual superposition of the individual texts. A shocker contains significant references to the mythological and philosophical aspects of life activities of the individual and the community and has the property of intertextuality. Moreover, the function of a novelette as a phenomenon is broadcasting some basic effective models of relationships and behavior in everyday life and crisis situations - personal and professional life - to the general reader and training these models.
Keywords: shocker, myth, intertext, literary formulas, psychotherapy.
Человеческая жизнь есть выбор и взаимодействие массовой и индивидуальной «психологий». Современные исследователи обращают больше внимания на первую, часто забывая о второй. Однако люди, при всем их сходстве, различны, что проявляется, в частности, в свободе выбора. Творчество, в том числе искусство, его создание и «потребление», как никакая другая сфера, отражает различия таких выборов. Известный исследователь культуры З. Кракауэр сформировал «зеркальную теорию» о спиралевидной взаимозависимости коммерческого искусства и массовой психологии: искусство отражает психологию масс со всеми её «тёмными» сторонами и, в свою очередь, воздействует на ее формирование [1]. «Говоря о детективе как о форме мифотворчества, обоснованной является мысль З. Кракауэра о том, что этот современный литературный жанр эксплуатирует страх человека, его стремление к страшному, частично связанный с христианской мифологией», в которой человек «не отворачивается от ужасов ада, но стремится к эсхатологическим, апокалиптическим размышлениям, он стремится к испытанию страха, поскольку полагает, что образ Рая может ясно проявиться только на фоне адских мук» [2, с. 166]. При этом «герой древних легенд убивал драконов (чудовищ, которых страшилось тогдашнее общество) и спасал красавиц. Герой современного детективного романа ловит убийц (чудовищ, которых страшится современное общество) и спасает красавиц. Многие качества героев древних легенд и персонажей современных детективов совпадают: они отважны, преданны, стре-
мятся наказать зло, готовы на жертвы ради идеала и т. д.» [3, с. 14-15].
Многочисленные вариации одних и тех же сюжетов в интерпретациях разных авторов позволяют рассматривать бульварный роман как некий «гипертекст», смысл которого обнаруживается во взаимодействии и взаимном наложении отдельных текстов.
Бульварный роман, написанный для «массового», неискушенного читателя, обобщает опыт поколений, их мировоззренческие установки и открытия сквозь призму опыта автора, так же как и роман «психологический», написанный для более искушенных читателей и содержащий более выраженные отсылки к мифологически-мировоззренческим аспектам жизнедеятельности личности и общности. Однако в классической литературе и современном «психологическом романе» интертекстуальность реализуется в пределах одного текста, в то время как в бульварном романе интертекстовые связи устанавливаются только тогда, когда читатель знаком по крайней мере с несколькими отдельными текстами или же если «наивный текст» бульварного романа становится объектом внимания «искушенного читателя». Однако, как правило, «искушенный читатель» обходит вниманием данный продукт.
Функция бульварного романа как явления заключается в трансляции массовому читателю некоторых базовых эффективных моделей отношений и поведения в повседневных и кризисных ситуациях - личной и профессиональной жизни, обучении этим моделям. Многие из этих моделей
в разной мере открыто описывают целительные, «психотерапевтически ориентированные» отношения и подчас построены на основе профессиональных мифов и представлений врачей и психологов, социологов и философов, филологов и антропологов о развитии личности и ее отношений. В этих описаниях, отличающихся лоскутнос-тью и фрагментарностью, соединяются факты и вымыслы, теории и мифы разных культур и субкультур. «В таких эклектических текстах адресату обязательно предоставляется арсенал мифологических элементов, в частности, путешествие героя с обязательной инициацией... особенностью детективного произведения как мифа является реалистичность и мира и персонажей. детективный текст помогает реципиентам определить границу между разрешенным и запрещенным, а также осторожно перейти такую границу в стремлении найти ответы на волнующие. экзистенциальные вопросы» [2, с. 166, 167]. В бульварном романе часто соединяются диалогические и исповедально-дневниковые формы изложения, усиливающие воздейственный, в том числе психотерапевтический эффект книг. Это позволяет читателю стать «включенным наблюдателем» жизни героев, их страданий, взлетов и падений [4, р. 91]. Этот момент усиливается тем, что в сюжет включены весьма трудные и неловкие моменты жизни, ситуации, типичные и значимые. Они описываются просто и настолько «доходчиво», что некоторые лингвисты называют данный жанр «псевдочтивом» [4, р. 3]. Простота донесения идеи - условие потребительского и психотерапевтического успеха: просто и нетривиально, идейно и ненавязчиво, персонифицировано и диалогично. Поэтому «Современные психологи, интерпретируя жизненные ситуации для своих клиентов, начинают ссылаться на «чиклит», будучи уверенными, что это поможет донести до человека суть и способы решения проблемы личного характера или даже целого комплекса проблем» [5, с. 266]. «Основой дискурса чиклита является интертекстуальная инкорпорация дискурсов традиционной сказки и женского романа в реальном и виртуальном пространстве массовой культуры» [5, с. 266]. Аналогично строятся и разные варианты «черного» романа, инкорпорирующего мифические дискурсы и дискурсы «мужского романа» - детектива-боевика в пространство современной массовой культуры [2]. У. Эко многократно обращался к рассмотрению связей между мифом, сказкой и романом, в частности детективным, отмечая строгую формульность, повторяемость сюжетов, героев, коннотаций, позволяющих облегчить их понимание читателем [6]. М. Бодкин, Н. Фрай, К. Вейзингер и другие исследователи мифов отмечали, что ритуальные архетипы служат основой любого художественного слова и формируют образ всех литературных жанров (в том числе детективного) [7, с. 29]. Я. Маркулан отмечает, например, что сказочность детектива особенно четко прослеживается в эскапистской иллюзорности, «философии счастливого конца» и условных героев. «Массовая культура укрепила эти качества детективных медиатекстов и поставила их на службу идеологии» [8]. «Детективный жанр и его тексты до некоторой степени служат заменой сакральным религиозным мифологическим текстам, поскольку содержат соответствующие атрибуты и типажи героев. детективный текст нацелен на широкую публику с разным уровнем
подготовки. Такие тексты чаще являются «одноразовыми» в отличие от их матрицы, переходящей из произведения в произведение» [2, с. 164].
Поскольку бульварный роман не представляет собой гомогенной группы, в частности, в него входят две основные подгруппы: «романы для женщин» (романы о любви) и «романы для мужчин» («экшн-детективы»), в нашем исследовании эти группы были разделены и сопоставлены друг с другом.
В рамках первого направления исследований проведен контент-анализ 30 отобранных текстов «любовных романов», принадлежащих 30 известным авторам (Н. Робертс, Э. Дарси, С. Браун, Дж. Макнот, Л. Кинсейл, Э. Ричмонд, С. Джонсон, П. Джордан и др.), а также 30 текстов «мужских романов» (Д. Щербаков, А. Быстров, А. Ильин, Д. Ко-рецкий, А. Маринина, И. Деревянко, Б. Руденко и др.) с явным «психотерапевтическим содержанием» и наличием «психотерапевтической ситуации»: наличием героя (героев), которому (которым) требуется психологическая помощь, наличием поддержки и героя (героев), который (которые) ему эту поддержку оказывают, описание ситуации психотерапевтического контакта, различных его стадий). Обратим также внимание, что «мужской роман» в России представлен преимущественно отечественными, а «женский» - зарубежными авторами: конъюнктура рынка складывается таким образом, что даже многие отечественные романы, написанные «литературными неграми» для женщин издаются под именами зарубежных авторов. Исследователи объясняют это тем, что «стремление... к отрыву от повседневной действительности и уходу от ежедневной суеты приобрело формы некоего почти религиозного движения» - эскапизма. [2]. «Апофеозом эскапистских притязаний к мировой культуре стало появление и массовое распространение любовных романов» [9, с. 53]. Главная причина популярности по мнению исследователей - легкость изложения, лихо закрученный сюжет и неизменный хеппи-энд.
Бульварный роман, таким образом, можно рассматривать как тип «формульной истории». Дж. Кавелти определяет формулу как «комбинацию или синтез специфических культурных конвенций с более универсальной повествовательной формой или архетипом» [10]. Понятие формулы позволяет выделять характерные для определенных культур и/или периодов «коллективные фантазии»/квазимифы и прослеживать их изменения. Можно выделить такие ключевые характеристики формульной литературы: высокая степень стандартизации как клишированность ситуаций, тем, героев, стандартизованные описания и стилистические обороты (герои - универсальные, узнаваемые стереотипы мужского и женского, поддерживают универсальные же сценарии отношений), эскапизм (бегство от действительности, от рутины и неразрешимых проблем достигается не посредством саспенса (suspense - напряжение) психологического плана, но и введением дополнительных линий и аспектов сюжета - детективного, фантастического, «эзотерического» типов) и развлекательность (увлекательный сюжет и легкость построения и понимания текста). Бульварный роман отличается следованием сказочной эстетике, акцентированием исключительного в судьбе персонажей, а также развитой системой сюжетных линий и обилием ложных
развязок. В розовом романе важны иллюзорность и романтичность, сентиментальность и обращенность к нравственным нормам, романтические отношения параллельны сексуальным, помогая найти героям общий язык и самих себя. В противоположность розовому роману, черный роман включает жесткий реализм изложения, цинизм персонажей и их склонность к саморазрушению, обилие сленга и ненормативных лексики и поведенческих штампов, обязательную сексуально-роковую линию в сюжете, секс может служить «камнем преткновения» и потери героями отношений и самих себя [11]. Кроме того, бульварный роман «.гармонизирует конфликт между традиционалистским стереотипом фемининности и новыми, модерными значениями» мужской и женской ролей [9, с. 54]. Характерная для мира бульварного романа деталь: его мир четко делится на плохих и хороших; с момента своего зарождения в позапрошлом веке и до наших дней бульварный роман не претерпел существенных изменений, кроме того, что возникнув с первоначально выраженной долей социальной направленности, он быстро и интенсивно стал выполнять развлекательно-эскапистскую функцию. Формульные истории отражают и повторяют не чей-то реальный опыт, а мир и опыт, ими же и созданный и знакомый читателю именно благодаря его «повторению» (и таким образом - закреплению). Психологическая дисгармония вносит напряжение и конфликт в другие сферы взаимодействия, но, как только противостояние «чудесным образом» переходит в любовь, то исчезают и все беды: злодеев и «зло» обнаруживают и наказывают, «добро» побеждает и вознаграждается. Дж. Кавелти выделил особый вид идентификации читателя с героями, свойственный формульным историям, где «утверждается идеализированный образ себя» [10]. Поэтому бульварная литература актуальна тогда, когда в жизни человека выходят на поверхность и рефлексируются несбывшиеся ожидания относительно себя и партнера, представления об идеальном партнере и отношениях: происходит «двойная» идентификация с героями, при которой на героя романа проецируются образ идеального партнера, модель идеальных и неидеальных отношений - читатели размышляют над собственными иллюзиями, неверными шагами. Идентификационный треугольник (читательница - героиня - герой) -один из компонентов, так притягивающих читателей к романам. «Фиксация актуальных социокультурных напряжений и их гармонизация, эффективное «психотерапевтическое» воздействие посредством эскапистских конструкций делают женский любовный роман «знаком» времени, индикатором ведущих тенденций в массовой культуре и общественных настроениях и ожиданиях», - отмечает О. Бочарова [12, с. 296].
Ведущая линия и интрига бульварного романа должна вращаться вокруг зарождения и развития любви двух людей, работающих, чтобы построить отношения друг с другом и/или добиться успеха в трудном/инновационном проекте. Конфликт и кульминация романа тесно связаны с основной темой - успех в работе и развитие отношений. Вместе с тем роман может содержать побочные сюжетные линии, не относящиеся к взаимоотношениям главных героев или деятельности, которой они заняты. Важно, чтобы роман имел психологически «удовлетворительный финал».
В произведениях этого жанра добрые люди вознаграждаются, а злые наказываются, а пары, которые сражаются за любовь / успех / нравственные идеалы и верят в будущее -свое и своих отношений, скорее всего, будут «вознаграждены» счастьем любви и успеха. В фокусе внимания массовой литературы стоят обычно совсем не эстетические проблемы, а проблемы репрезентации человеческих отношений, которые моделируются и представляются читателям в виде готовых игровых правил и сценариев. А. Цукерман, делясь секретами «приготовления суперромана, которым будут зачитываться миллионы», отмечает, что для успеха роман должен восприниматься как некая «экскурсионная программа», во время которой происходит знакомство с нравами, социальными и политическими условиями той или иной страны [13]. Зачастую персонажи и сценарии, транслируемые бульварным романом, становятся «обманкой», симу-лякром, о которых пишет Ж. Бодрийар: «Обманка, зеркало или картина: очарование недостающего измерения - вот что нас околдовывает. Именно это недостающее измерение образует пространство обольщения и оборачивается источником умопомрачения... Стратегия обольщения - это стратегия приманки. Обольщение приманки подстерегает любую вещь, которая стремится слиться с собственной реальностью» [14, с. 167]. Лишая своих героев индивидуальной портретной характеристики, делая их бесплотными и условными кальками внешне привлекательных киногероев, их клонами, авторы русского любовного романа превращают их лишь в маркеры определенных типов. Герои становятся симуля-крами, которые Ж. Бодрийяр определял как «злых демонов» современной культуры, при которых «место божественного предопределения занимает столь же неотступное предшествующее моделирование» [15, с. 67].
«Розовая беллетристика» обладает и терапевтическим эффектом: на Западе подобные издания продают даже в аптеках или больших универсальных магазинах в отделах канцтоваров и игрушек. И. Жеребкина отмечает, что «женское прочтение» текстов «основывается на психологическом и социальном женском опыте. на своеобразии женского переживания эстетического опыта... Женщина всегда читает в тексте свой собственный реальный жизненный эксперимент. Результатом такого чтения становится ее собственный текст, буквально - ее «я» как текст. Женское чтение - это дешифровка и обнаружение символизации обычно подавленной и недоступной женской реальности и «вписывание» ее затем в свою повседневную жизнь» [16, с. 69]. При этом «сущность розового романа во всех его жанровых модификациях сводится к любовной истории со счастливым концом» [17, с. 303], а сущность «мужского романа» - к успешно завершенной авантюре, достижению успеха в той или иной сфере жизни [18]. Среди важнейших характеристик данного жанра исследователь Е. Улы-бина выделяет «высокую повторяемость сюжетных элементов, относительное постоянство состава героев и, главное, сериальный характер продукции» [19, с. 538]. Помимо этого, «важнейшим законом жанра» О. Вайнштейн называет «прямую читательскую идентификацию с героиней» [17, с. 305] - в таком романе проецируется женский взгляд на действительность. Жёсткие жанрово-тематические каноны определяют клишированность заглавий произведений опре-
деленных жанров (детектив, триллер, боевик, мелодрама, фантастика, фэнтези, костюмно-исторический роман и др.). Именно заданные модели заглавий, часто вписывающиеся в серийные издательские проекты, должны удовлетворить «жанровые ожидания» читателя и побудить его осуществить читательский выбор. При этом важной особенностью массовой литературы является относительная анонимность произведений: имя автора интересует читателя (и издателя) лишь как гарантия предлагаемого товара.
Однако и она помогает читателю в поисках новых «личных мифологий» как основ его бытия, в решениях жизненных проблем, противоречий, в преодолении внутриличнос-тных и межличностных кризисов. Д. Файнштейн, отмечая психотерапевтические функции мифа, пишет, что «с точки зрения эволюционирования индивидуальной мифологии психотерапия представляет собой процесс, помогающий человеку: (1) войти в больший контакт со своим уникальным внутренним представлением о реальности, называемым... личной мифологией; (2) оценить способы, которыми мифология обслуживает или не обслуживает его психологическую адаптацию и развитие; (3) инициировать изменение в сферах мифологии, признанных ограничивающими; (4) интегрировать обновленную мифологию в повседневную жизнь» [19]. При этом осмысление собственного прошлого, настоящего и будущего в понятиях развертывающейся личной мифологии позволяет увидеть повседневные заботы в облагораживающей рамке вечных дилемм человечества. Оно приводит индивида в контакт с силами, трансцендентными по отношению к личной идентичности, и помогает прояснению взаимосвязей между внутренней жизнью и внешним опытом. Эта модель, не выдвигая новой психотерапевтической системы, обусловливает подход, в котором могут найти место многие современные психотерапевтические модальности [20].
Ситуации, служащие «поводом» для начала отношений как отношений «обыденной психотерапии», в мужском и женском романах во многом сходны, однако сюжеты (сценарии их развития) значимо различны:
1. Большее внимание в женских романах уделяется непосредственно отношениям главных героев - мужчины и женщины, в которых психотерапия - путь достижения гармоничных, «недифициентных», или зрелых, по А. Маслоу [21], отношений, а также отношениям собственно интимно-личностного плана, их возможностям и ограничениям. В мужском романе - «деловым отношениям», их возможностям и ограничениям как таким отношениям, которые мешают или способствуют психологическому взрослению и решению психологических проблем героев, их взаимодействию.
2. В мужских романах четче противопоставляются отношения любви (принятия) и непринятия, любви и власти, однако средства достижения обоих типов отношений часто сходны - прояснение ситуации на уровне ее понимания, а также на уровне преобразования - по «идеальным моделям» и на основе ценностей героя («всех поставить на свое место»). В женских романах показано противоречивое единство любви и ненависти-власти, исследуются различия способов создания и поддержания разных типов отношений, «идеальная модель героев» - часто результат совместного осмысления.
3. В мужских романах психотерапия предстает более как решение познавательной и технологической «задачки», а не духовное общение двух людей, «психотерапевт» чаще апеллирует к конкретным представлениям о сути психотерапевтической помощи и психотерапевтических отношений, банализируя и оплощая профессиональные - обычно психоаналитические и поведенческие - модели психотерапевтического воздействия на основе постулатов «повседневной мудрости», «фолк-психологии», типа «клин клином вышибают» и т. д., чтобы ощутить себя способным контролировать себя и другого человека, а также - в перспективе - весь окружающий мир.
В женских романах большее внимание уделяется сложности реальных человеческих отношений, критическое осмысление профессиональной психотерапии, отсюда - большее внимание к экзистенциально-гуманистическим принципам и техникам помощи, стремление «проникнуть под кожу» «клиента» («глубокое понимание»), чтобы затем одухотворить понимание человеком себя и мира, привнести в него веру в любовь.
В бульварной литературе также встречается и описание профессиональных психотерапевтических отношений, в том числе как пародия на «профессионализм» консультанта (Н. Робертс, Л. Кинсейл, С. Браун, Дж. Макнот, Дж. Линд-сей др.). В этом смысле отношения бульварной литературы и обыденного сознания, во многом отраженного в ней, к профессиональной психотерапевтической помощи, близко по оценочному контексту отношением профессиональных психотерапевтов к обыденным: в обоих случаях мы встречаем упоминания о «примитивности», «навязчивости», «малоо-сознаности» и т. д.
Проанализированные примеры позволили выявить несколько важных моментов:
1) возможности обыденной психотерапевтической помощи в решении проблемы взаимоотношений и личностного развития героев - на уровне изменения их поведения, способов понимания происходящего и ценностей - близки к возможностям профессиональной психологической помощи, в которой один человек действительно заинтересован в том чтобы понять и помочь другому, сохранить и/или развить с ним отношения;
2) в обыденной психологической помощи, отраженной в формульных историях бульварных романов, читатель встречается с несколькими типами формул и схем понимания, типичных для психоанализа, экзистенциально-гуманистической и когнитивной психотерапии и, шире, религиозной мифологии разных конфессий и религий, в основном христианских и языческих культов, как используемых совместно, так и привлекаемых по мере поиска «действительной» проблемы и путей ее решения;
3) эффективность помощи противопоставляется успешности - поэтому «долгий поиск себя» не есть «потерянное время», но, напротив, «подготовка к более решительному шагу», быстрые изменения и связанные с ними ложные развязки, типичные для западных бульварных романов, рассматриваются как «подозрительные», требующие «проверки», если не соотнесены с коренным изменением жизни субъекта, его отношений с другими людьми;
4) наблюдается комплексность, взаимодействие психологического, духовного и психофизиологического аспектов помощи и развития личности и межличностных отношений - начинаясь на одном уровне - общение «захватывает» и преобразует остальные;
5) большее, чем в ситуации профессиональной психотерапевтической помощи - изначально более определенной («якорь понимания») - имеет значение понимание героями ситуаций их взаимодействия. Эти ситуации носят конфликтный характер: обнаружение и преодоление взаимного непонимания включает попытки осмысления и переосмысления происходящего, попытки понять себя и другого в контексте этих ситуаций;
6) кроме того, перед «психологом» и «клиентом» стоит задача понимания не только «клиента», но и самих себя -как клиентов и как психотерапевтов - важности собственного понимания и важности быть понятным и понятым другим и т. д.
В некоторых случаях, когда в окружении субъекта не находится человека, могущего помочь и заинтересованного в такой помощи, более успешной и эффективной может оказаться профессиональная помощь, в которой клиент получает развернутую прямую и обратную связь о понимании им себя и окружающего мира. В случае обыденной психотерапевтической помощи обычно наблюдается существование в жизни «клиента» человека, проявляющего желание помочь и способного в силу своего жизненного опыта это сделать. В этом случае он также дает «клиенту» возможность получить развернутую прямую и обратную связь о себе и других людях в конкретных ситуациях общения.
В целом бульварный роман представляет собой психотехнологию управления развитием личности, ее жизнедеятельностью, отношениями с собой и миром. В условиях массовой культуры, ориентированной на ценности консю-меризма, это предполагает трансляцию идей и идеалов как стимулирующих, так и осмеивающих развитие. Благодаря «хождению по кругу» в «розовом» и «черном романах» читатель, с одной стороны, способен разрешить многие из проблем отношений с миром, а с другой - напротив, приходит к большей отчуждённости и нарушенности отношений. Нарушения могут, однако, не замечаться, будучи «приспособленными», нормативно-формульными вариантами жизнедеятельности в той или иной культурно-исторической и социально-статусной группе [22; 23]. Пока культура и ее идеалы не меняются, бульварные романы как компонент массовой культуры выполняют функции обучающих и психотерапевтических «пособий». При изменениях культуры, однако, а также в ситуациях интенсивных личностных и групповых кризисов, идеологические и формульные рамки романов обозначают пределы способности и готовности их авторов понимать себя и мир. Именно поэтому «классическая» культура существует веками, бульварная - в большинстве своем обречена уйти, сменившись иными художественными и квазихудожественными формами. Кризис массовой культуры отчетливо демонстрируют современные театр и кино: даже римейк становится «сложным» и негарантированным с точки зрения успеха, поскольку продавать один и тот же продукт, пусть и в разной упаковке, означает столкнуться с проблемой отсутствия спроса. Идя по пути все
большего упрощения и смыслового обеднения бульварных романов и основанных на них театральных и кинопостановках, массовая культура выбрала путь саморазоблачения, самоуничтожения. Напротив, та часть бульварного «чтива», которая перерастает каноны «жанра», выливаясь в самостоятельный авторский поиск и побуждая поиск читателями ответов на важнейшие и серьезнейшие вопросы жизни, имеет шансы войти в историю человеческой культуры.
1. Кракауэр З. Природа фильма: Реабилитация физической реальности. М.: Искусство, 1974. 238 с.
2. Крапивник А. А. Философско-антропологический анализ мифологического компонента детективного жанра // Новый взгляд. Международный научный вестник. 2014. № 6. С. 161-168.
3. Фрэй Дж. Н. Как написать гениальный детектив. СПб.: Амфора, 2005. 316 с
4. Ferriss S., Young M. Chick Lit: The New Woman's Fiction. New York: Routledge, 2005. 282 p.
5. Болонева М. Л. О некоторых аспектах жанра чиклит // Вестник ИГЛУ. 2014. № 2 (27). С. 261-267.
6. Эко У. Заметки на полях «Имени розы». СПб.: Симпозиум, 2002. 92 с.
7. Кармалова Е. Ю. Аудиовизуальная реклама в контексте культуры: миф, литература, кинематограф. СПб.: Изд-во С-Петерб. ун-та, 2008. 213 с
8. Маркулан Я. Зарубежный кинодетектив. М.: Искусство, 1975. 168 с.
9. Андриянова И. А. Бульварный роман: специфика, сюжет, выразительные средства // Труды Псковского политехнического института. 2006. № 10. С. 53-55.
10. Кавелти Дж. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 33-65.
11. Franks R.May I Suggest Murder?: An Overview of Crime Fiction for Readers' Advisory Services Staff // Australian Library Journal. Jun 2011. Vol. 60. № 2. P. 133-143.
12. Бочарова О. Формула женского счастья: заметки о женском любовном романе // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 292-302.
13. Цукерман А. Как написать бестселлер: рецепт приготовления суперромана, которым будут зачитываться миллионы. М.: Армада, 1997. 345 с.
14. Бодрийар Ж. Соблазн. М.: Ad Marginem, 2000. 318 с.
15. Бодрийар Ж. Злой демон образов // Искусство кино. 1992. № 10. С. 64-70.
16. Жеребкина И. «Прочти мое желание»: постмодернизм, психоанализ, феминизм. М.: Идея-Пресс, 2000. 256 с.
17. Вайнштейн О. Б. Розовый роман как машина желаний // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 303331.
18. Долинский В. «...когда поцелуй закончился» (О любовном романе без любви) // Знамя. 1996. № 1. С. 235-238.
19. Улыбина Е. Субъект в пространстве женского романа // Пространства жизни субъекта / отв. ред. Э. В. Сайко. М.: Наука, 2004. С. 538-555.
20. Файнштейн Д. Личная мифология: анализ, трансформация и реинтеграция // Психотерапия - что это? Современные представления / под ред. Дж.К. Зейга и В. М. Мью-
ниона; пер. с англ. Л. С. Каганова. М.: Независимая фирма «Класс», 2000. 432 с.
20. Feinstein D., Krippner S., & Granger D.. Mythmaking and human development // Journal of Humanistic Psychology. 1988. V. 2(9(3). P. 23-50.
21. Маслоу А. Г. Дальние пределы человеческой психики. М.: Евразия, 1999. 432 с.
22. Литвак М. Е. Из Ада в Рай: избранные лекции по психотерапии : учеб. пособие. Ростов н/Д: Феникс, 2010. 477 с
23. Brodesco Al. Harmony: L'amore in edicola // Una galassia rosa: Ricerche sulla letteratura femminile di consume / Eds. L. Del Grosso Destrieri,et al. Milan: Franco Angeli, 2009. P. 37-83.
© Арпентьева М. Р., 2016
УДК 821.161.1
К ПРОБЛЕМЕ СИСТЕМНО-СТРУКТУРНОГО АНАЛИЗА БАЛЛАДЫ А. С. ПУШКИНА «ЖИЛ НА СВЕТЕ РЫЦАРЬ БЕДНЫЙ...»
В статье рассматриваются особенности системно-структурного анализа одной из редакций поэтического текста А. С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный.», прослеживается включение в поэтику романа Ф. М. Достоевского «Идиот» одной из версий баллады. Уделяется внимание историко-культурным контекстам, оказавшим влияние на процесс создания произведения.
Ключевые слова: А. С. Пушкин, системно-структурный анализ, «Жил на свете рыцарь бедный.», баллада.
O. B. fleywuHa O. V. Leushina
ON THE ISSUE OF SYSTEM-STRUCTURAL ANALYSIS OF A.S. PUSHKIN'S BALLAD "ONCE THERE LIVED A POOR KNIGHT..."
The article deals with the features of the system-structural analysis of one of the editions of A. S. Pushkin's poetic text "Once There Lived a Poor Knight..."; the inclusion of one of the versions of the ballad in the poetics of F.M. Dostoevsky's novel "The Idiot" is traced. Special attention is paid to the historical and cultural contexts, which influenced the process of the work creation.
Keywords: A.S. Pushkin, system-structural analysis, "Once There Lived a Poor Knight...", ballad.
Согласно «многослойным» исследованиям С. М. Бонди, «стихотворение Пушкина о бедном рыцаре («Жил на свете рыцарь бедный») существует в двух резко отличающихся друг от друга редакциях: краткой (в качестве песни Франца в так называемых «Сценах из рыцарских времён») и распространённой (как отдельное самостоятельное стихотворение - «Легенда», «Баллада о рыцаре, влюблённом в деву»). Песня Франца, не напечатанная при жизни Пушкина, была опубликована в год его смерти в «Современнике» и сделалась одним из самых знаменитых стихотворений Пушкина, особенно после того, как Достоевский включил её в своего «Идиота» со своим толкованием» [1, с. 660]. Кроме того, учёный в статье «Стихи о бедном рыцаре» отмечает, что вторая редакция баллады («онегинский» автограф) в сравнении с первой редакцией стихотворения («библиотечный» автограф) представляет собой «цензурную переделку», при этом единого, бесспорного «канонического» текста нет и не может быть по самому положению» [1, с. 668]. Продолжая мысль, автор подчеркивает: «Всякий выбранный нами текст <.> будет иметь лишь относительную «окончательность». По существу же здесь единого текста нет вовсе, и полное понимание стихотворения даёт только обращение ко всей истории его создания, длительному процессу, не получившему своего окончательного завершения» [1, с. 669]. Про сходный факт говорит литературовед И. З. Сурат: «Пушкин ориентируется не на какой-то отдельный текст, но на целый стиль, на тип художественного мышления, и при этом настолько обобщает традиционные сюжеты, что число так называемых «источников» принципиально неисчерпаемо» [2, с. 73].
Проблема системно-структурного анализа баллады А. С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный.» («оне-
гинский» автограф, 1829) в первую очередь попадает в зависимость от определённого историко-культурного контекста, под влиянием которого создавалось стихотворение. По словам Р. В. Иезуитовой, многообразие тех литературных «прецедентов», к которым тяготеет баллада «Жил на свете рыцарь бедный.», «позволяет говорить о сложной совокупности различных жанрово-стилистических традиций, о конденсировании в ней разных литературных материалов, творчески переосмысленных в глубоко оригинальное, по-пушкински самобытное произведение» [3, с. 163].
Баллада «Жил на свете рыцарь бедный.» (1829) связана с легендами рыцарских времён, библейскими и западно-средневековыми мотивами и реминисценциями. Об этом свидетельствуют образы лирических персонажей и в первую очередь образ «рыцаря бедного». «В облике героя поэту важно подчеркнуть контраст внешней сдержанности и внутренней силы» [3, с. 164]. Это образ «простой», «духом смелый и прямой». Рыцарь точно «соткан» из воздушной материи: «С виду сумрачный и бледный» [4, с. 220]. В этих строчках читается позднейшая отсылка к герою романа Ф. М. Достоевского «Идиот» - князю Л. Н. Мышкину, который также имел облик светлый, ясный. Но свет и ясность эти были болезненными. Существовал в этом образе некий перекос, впрочем, как и в герое баллады (слом в сознании героя после видения). Рыцарь живёт более не миром реальным, земным, умом его завладело непостижное виденье, а сердце пронзено до глубины впечатленьем одним, сильным чувством. Рыцарь сгорает душою, становясь навеки верным Марии Деве. Так герой избирает себе тот идеал, ту мечту, которой он должен следовать, защищать сталью и странным образом верить и молиться только ей одной. Пушкин «создал образ бедного
