УДК 398.221(48)
МИФ ОБ «ОДИНЕ ВИСЯЩЕМ» КАК СКАНДИНАВСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
РАСПЯТОГО ХРИСТА
© Томак Андрей Михайлович, теолог-религиовед
Государственное учреждение образования «Институт теологии им. св. Мефодия и Кирилла» Белорусского государственного университета (Минск, Республика Беларусь)
tomakandrey7@gmail. com
В скандинавских источниках нет более таинственного мифа, чем тот, в котором рассказывается, как бог Один висел в течение девяти ночей на дереве. Этот миф находится в «Старшей Эдде» (если быть более конкретным, то в «Речах Высокого») - поэтическом сборнике древнеисландских сказаний, где указывается, что говорит сам Один. Первые строфы, опираясь на перевод А. И. Корсуна, следует читать так: Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзённый копьём, посвящённый Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых. Никто не питал, никто не поил меня, взирал я на землю, поднял я руны, стеная их поднял и с древа рухнул [Корсун 2008: 36].
Эти строки интерпретируются по-разному, однако классик мировой филологии норвежец Софус Бугге и его последователи видели висящего Одина как языческую интерпретацию Иисуса Христа на кресте [Bugge 2013: 291]. Сходства между сценой, описанной в Старшей Эдде и Евангелиях, неоспоримы.
Христос висел на Крестном Древе и жаждал, пока один из воинов не дал ему уксус. Как Один, Богочеловек был пронзён копьём. Копьё было любимым оружием Одина, и даже имело собственное имя - Гуннир, и вот именно по этой причине поэт Эгиль Скаллагримссон назвал Одина «Властелин Копья» [Jonsson 1912: 37]. Перед смертью Мессия воскликнул громким голосом, точно так же, как закричал Один, «подняв руны». Сходство на этом не заканчивается. Крестное древо, на котором умер Христос, не имеет корней; дерево, на котором висел Один, имело «корни сокрытые в недрах неведомых». Однако если миф о висящем на дереве Одине и не проистекал из легенды об умирающем Христе, то эти две сцены были настолько похожи друг на друга, что со временем смешались в народной традиции.
Один также считался богом мёртвых, особенно казнённых через повешение. Поэт середины Х в. называл его «Владыкой Виселиц», а также можно встретить ещё более необычный титул - «Бог Повешенных» [Jonsson 1912: 94]. Скандинавские сказители саг -скальды, видели Одина ещё и непосредственно как жертву виселицы. Одним из имён, под которыми он был известен среди суровых жителей Северной Европы, было Ханги («ханги» -повешенный) [Jonsson 1912: 136]. Резюмировать этот ряд необычных прозвищ отца асов нужно необычно ярким словосочетанием, которым его наградил Эйвинд Плагиатор, назвав Одина «грузом виселицы» [Jonsson 1912: 60].
В скандинавской ритуальной языческой традиции Один является главным, хоть и не единственным, получателем человеческого жертвоприношения. В одном подробном рассказе о жертвоприношении Одину, для короля Викара, жертву повесили на дереве. Греческий историк Прокопий, пишущий про обычаи представителей культуры Туле (предки современных эскимосов) середины VI в., отмечал, что они предлагали своего первого военнопленного богу Аресу, в качестве повешенного на дереве, считая это наивысшей формой жертвы для воинственного божества [Procopius 2012: 23]. Готский историк Иордан,
писавший примерно в тот же период, говорил о подобной практике среди своих соплеменников [Jordanes 2014: 42]. Они жертвовали пленников Марсу, вешая свои «военные трофеи» на деревьях, полагая, что повелитель войны будет умилостивлен человеческой кровью. Ареса и Марса следует идентифицировать с Одином, ведь оба они, подобно хозяину Вальхаллы, должны рассматриваться как боги войны.
В «саге о Гаутреке» например, принесённый в жертву король был не только повешен, но и также пронзён копьем. Как уже отмечалось, копьё было любимым оружием Одина, о чём часто упоминается как в древней, так и в более поздней литературе [Chadwick 2013: 15].
В милитаристическом сознании скандинавов, те, кто пал в битве, могли считаться дарами Одину, но особенно жертвы копья или метательного дротика (похожего на копьё по форме). Так называемая «Прядь о Стирбьёрне - шведском претенденте» («прядь» иносказательно можно перевести как «кусочек, отрывок» - короткий прозаический рассказ) содержит инцидент в том же ключе, что и история короля Викара [Gudbrand, Unger 1862: 72]. В ночь перед тем, как он присоединился к своему племяннику Стирбьёрну, Эрик Победоносный, король шведов (умер около 993 г.), вошёл в храм и «отдал себя» (принёс в жертву) Одину за победу, поставив условие, что он должен был прожить ещё десять лет до того как отойдёт во власть грозному богу. Вскоре после этого появился большой человек в широкополой шляпе и вручил Эрику тростник. Затем гигант приказал ему бросить его над армией своего племянника и сказать следующие слова: «все вы принадлежите Одину». Король Эпик повиновался. Когда тростник летел по воздуху, он казался огромным копьем. Люди Стирбьёрна тотчас же ослепли, и, в довершение, на них рухнула гора.
Аллюзия упоминается в более реалистичной «Саге о Людях с Песчаного Берега». Перед началом битвы один из вождей швырнул копьё над врагом, следуя древнему обычаю, как бы посвятив их богу битв. Даже сам Один, верили северные германцы, соблюдал этот обычай, поскольку в начале первой войны в мире, когда Асы воевали с Ванами, он швырнул копьё во вражеское войско [Корсун 2008: 24].
Как и Иисус, Один висел на Древе и это вряд ли может быть что-то иное, кроме Мирового Древа, священного ясеня Иггдрасиля (Yggdrasil). Yggr является одним из имён Одина, а drasil - слово, обычно в поэзии обозначающее не что иное, как «лошадь». Следовательно, слово Yggdrasil вряд ли может означать что-то иное, чем «конь Одина» [Chadwick 2013: 74].
Таким образом, жертва Одина самому себе может рассматриваться как высшая из возможных форм жертвоприношения, такая высокая, что, подобно многим религиозным тайнам, превосходит наше понимание. Это жертва не царя богу, а бога богу, такая, какая есть и в Писании - жертва Иисуса Христа. Зачастую жертвоприношение совершается для получения награды, и мы можем задаться вопросом, чего именно Один достиг в результате своего наивысшего жертвоприношения [Корсун 2008: 145]. Ответ даётся нам в стихах Эдды, которые я приведу снова по Корсуну:
Девять песен узнал я от сына Бёльторна, Бестли отца, мёду отведал великолепного, что в Одрёрир налит. Стал созревать я и знанья множить, расти, процветая; слово от слова слово рождало, дело от дела дело рождало [Корсун 2008: 36]. Один обрёл «руны» и секреты, которые раскрываются с их помощью; он узнал девять великих магических песен и испил драгоценный «мёд поэзии». Он «стал созревать и знанья множить, расти, процветая; слово от слова слово рождало, дело от дела дело рождало». Другими словами, Один стал мастером магии и тайной мудрости.
Как и Христос, Один восстал от смерти. Укреплённый полученной мудростью, он передал богам и людям новые знания. Он висел на дереве в течение девяти ночей. Значение числа девять в древнескандинавском язычестве является очень глубоким. Мы читаем в «Прорицании Вёльвы» и «Речах Вафтруднира» о девяти мирах, и было сказано о Хеймдалле (страже богов и мирового древа), что он был сыном девяти матерей [Корсун 2008: 204]. На самом деле это число, по-видимому, особенно связано с Одином и жертвоприношением. По
словам Адама Бременского, известное празднество в шведской Упсале проводилось каждые девять лет и продолжалось девять дней. В этот период девять голов каждого из 49 избранных жрецами живых существ были принесены в жертву, а тела были повешены на деревьях, окружающих храм. Думаю, что с большой долей вероятности, повешенные жертвы были посвящены Одину, чей образ стоял вместе с изображениями Тора и Фрейра (Фрикко) в храме Упсалы.
Как было сказано в начале работы, не исключено, что миф об Одине из «Старшей Эдды» появился под влиянием образа распятого на Кресте Христа. Но если это так, то христианские мотивы оказались вплетёнными в языческую структуру столь органично, что полностью соответствуют традиционным языческим идеям древних скандинавов. Нетрудно поверить, что викинги на Британских островах видели образ умирающего Христа, которого они отождествляли с умирающим Одином. Это легко могло вызвать поэтическое выражение мифа и смешение таких мотивов как повешение, жертвоприношение бога богу, жажда1, пронзание копьем и «воскресение» - хотя каждый из них имеет свои корни и в языческой традиции [Nordal 1990: 210].
Подводя итог, отмечу, что миф про «Одина висящего», кажется, представляет собой реальную, а не символическую смерть. Невозможно овладеть всей мудростью мёртвых, но не умереть. Один умер, и, как Христос, он восстал и вернулся.
Источники и материалы
1) Корсун 2008 - Корсун А. А. Старшая Эдда. М.: Азбука-классика, 2008. 464 с.
2) Jordanes 2014 - Jordanes. The Origins and Deeds of the Goths. North Charleston: CreateSpace Independent Publishing Platform, 2014. 110 p.
3) Procopius 2012 - Procopius. History of the Wars, Books V and VI. The Gothic War. North Charleston: CreateSpace Independent Publishing Platform, 2012. 92 p.
Список литературы
1) Bugge 2013 - Bugge S. Studien ueber die Enstehung der nordischen Goetter- und Heldensagen. Berlin: Vero, 2013. 600 s.
2) Chadwick 2013 - Chadwick H. M. The Cult of Othin: An Essay in the Ancient Religion of the North. Cambridge: University Press, 2013. 94 p.
3) Gudbrand, Unger 1862 - Gudbrand V., Unger C. R. Flateyjarbok: En Samling Af Norske Konge-Sagaer. Oslo: Norwegian Booksellers Association, 1862. 729 s.
4) Jonsson 1912 - Jonsson F. Den norsk-islandske skjaldedigtning. K0benhavn: Gyldendal, 1912. 584 s.
5) Nordal 1990 - Nordal S. Icelandic Culture. Ithaca: Cornell University, 1990. 329 p.
6) Van Hamel 2001 - Van Hamel A. Aspects of Celtic Mythology. Sequim: Holmes Pub Group LLC, 2001. 295 p.
1 Интересно отметить, что Один не только жаждал, но ещё и постился. Голландский исследователь Антон ван Хамель обратил внимание на многие примеры из ирландской легенды, в которой герои постятся, и, таким образом, получают мистическую власть над своими противниками [Van Hamel 2001: 260].
32