CC BY
51
С.А. Гудимова МИФ И ПОЭЗИЯ
Аристотель говорил, что о людях можно судить по тому, каковы их боги. Создавая свой олимпийский мир, греки пытались постепенно его гармонизировать. Вместе с культурой совершенствовались и их боги. Постепенно меняется характер даже самых страшных богов. «Беснующийся», «вероломный», «вредоносный», «губитель людей», «разрушитель городов», «запятнанный» - так называли древние греки бога войны Ареса. Арес - бог войны коварной, вероломной, войны ради войны (в отличие от Афины Пал-лады - богини войны честной и справедливой).
Первоначально Арес просто отождествлялся с войной и смертоносным оружием. Вместе со своими сыновьями - Фобосом и Деймосом («Страхом» и «Ужасом») - он носился по полям сражений, сея повсюду смерть и разрушение. Кони его носят имена Блеск, Плащ, Шум, Ужас. Его атрибуты - копье, горящий факел, собаки, коршун. Его всегда сопровождает богиня раздора Эрида и кровожадная Энио. Только кровавые битвы радуют железное сердце Ареса.
Зевс гневно говорит Аресу (Илиада, песнь V):
Ты ненавистнейший мне
меж богов, населяющих небо!
Только тебе и приятны вражда, да раздоры, да битвы!
(Перевод Н.И. Гнедича)
Итак, Зевс называет его самым ненавистным из всех богов, и не будь Арес его сыном, он отправил бы его в тартар, даже глубже
всех потомков Урана. Интересно, что первоначально рождение Ареса мыслилось чисто хтонически: Гера породила Ареса без участия Зевса от прикосновения к волшебному цветку. В олимпийской мифологии Арес, бог буйный и аморальный, с большим трудом уживается с пластическими и художественными образами и законами олимпийского мира, хотя теперь он считается сыном самого Зевса и поселяется на Олимпе.
На холме, названном в его честь, собирается судилище Афин, которое поэтому носит имя Ареопаг - «холм Ареса». Согласно легенде, Ареопаг получил свое название после того, как в Аттику вторглись амазонки, чтобы освободить свою царицу Анти-опу, похищенную Тесеем. Они встали лагерем у этого холма и принесли жертву Аресу.
У Гомера Арес - буйное божество, обладающее в то же время несвойственными ему ранее чертами романтической влюбленности. Раненный Афиной, он простирается на земле на семь десятин, но он уже настолько слаб, что его ранит и смертный герой Диомед. Арес влюбляется в самую нежную и прекрасную из богинь - Афродиту. Гефест накрывает влюбленных на ложе крепчайшей железной сетью, и тут:
В двери вступили податели благ, всемогущие боги;
Подняли все они смех несказанный, увидя, какое
Хитрое дело ревнивый Гефест совершить умудрился.
[Оа. 352-327]
Кровавый бог осмеян - значит, он уже не вызывает страха и ужаса, в мир возвращаются радость, покой и гармония. Этот мифологический сюжет воплощен в нескольких помпейских фресках. Иногда Арес изображался в оковах, надетых на него Афродитой, что символизирует победу любви над воинственностью и дикостью. Тема любви Ареса и Афродиты привлекала таких художников, как С. Боттичелли, Я. Тинторетто, П. Веронезе, М. Караваджо, П.П. Рубенс, Н. Пуссен, Б. Спрангер...
В Древнем Риме его называли Маворс, Марспитер («отец Марс»), Марс. Марс - один из древнейших богов Италии и Рима, он входил в триаду богов, первоначально возглавлявших римский пантеон (Юпитер, Марс и Квирин - бог народного собрания, отсюда полное название римлян «римский народ квиритов» или просто «квириты»). Первоначально в Древней Италии он выступал в роли бога плодородия и растительности, бога дикой природы, всего неизвестного и опасного. 156
Считалось, что именно он, Марс, мог вызвать гибель урожая и падеж скота, впрочем, мог и отвратить их. Потому-то именно в его честь был назван первый месяц древнеримского календаря - март.
В этот месяц - месяц весеннего равноденствия - совершался обряд изгнания зимы - «старого Марса». Его изгоняли из города перед самым наступлением весны. При этом его роль исполнял какой-нибудь человек, чаще всего один из жрецов Марса; он символизировал старую, истраченную силу. Кроме того, из соломы делали куклу Анны Перенны - божества вечно текучего времени. Эту куклу поджигали и бросали в реку, которая олицетворяла все уносящее время. Сжигание кукол старого года означало также очищение огнем, который уничтожает все, что не может смыть вода. Старый Марс и старый год представляли собой прототип главных героев карнавала, который тоже связан с началом весны. Родившиеся весной юноши считались посвященными Марсу. Марсу были посвящены животные: дятел, конь, бык, волк. Эти животные, по преданиям, вели посвященных Марсу юношей, указывая им места для новых поселений.
Как отец Ромула и Рема Марс был родоначальником и хранителем Рима. Однако храм Марса как бога войны был сооружен на Марсовом поле вне городских стен, так как вооруженное войско не должно было входить на территорию города. Символом Марса было копье, хранившееся в жилище царя - регии, здесь же хранились 12 щитов, один из которых, по преданию, упал с неба как залог непобедимости римлян, а 11 его копий по приказу царя Нумы были сделаны искусным кузнецом Мамуррием, чтобы враги не могли распознать и украсть подлинник.
Хранителем этих святынь была жреческая коллегия. Во время праздников Марса они выносили его щиты и исполняли в его честь воинские пляски. Марсу посвящались начинавшие и завершавшие сезон военных походов церемонии очищения коней, оружия, музыкальных инструментов.
В древнейшие времена функции Марса были очень разнообразны. Он помогал и в войне, и в мирное время, даруя и победу, и изобилие, и благополучие. Однако позднее Марс стал исключительно богом войны и как таковой отождествлялся римлянами с греческим Аресом.
Прав был Шиллер, который писал: «Если греческие племена наслаждаются на Олимпийских играх бескровными состязаниями в силе, быстроте и ловкости и благородном состязании талантов и если римский народ радуется смертельному бою умирающего гладиатора с его ливийским противником, то эта одна черта поясняет нам, что идеальные образы Венеры, Юноны, Аполлона мы должны искать не в Риме, а в Греции» (3, с. 335).
Да и отношение к богам в Греции и Риме было разное. Грек нисколько не удивился бы, встретив в полях Деметру, а римлянин не признал бы свою Цереру в высокой, статной женщине, потому что для него она - абстрактный образ гения плодоносящей нивы.
Олимпийские боги очень многолики. Например, Афина - это сова, «пестровидная» змея, ласточка, морской орел, цапля, коза, лошадь, олива, ясная погода, солнечный луч... У Эсхила в «Эвменидах» Афина сама ставит себя в ближайшую связь с молнией:
...Меж богов одна Ключи добыть умею от хранилища, где молнии хранятся под печатями.
(Перевод Инн. Анненского)
Афину называют «градодержица», «братная», «советная», «ветровая».
Афина есть эфир, солнечная сила, гром и молния, облака и тучи, ветер, воздух, вода, земля, подземный мир... Можно сказать, что Афина есть весь космос. Кроме того, Афина - символ всеобъемлющей мировой мудрости, а для поздней Античности - символ неделимости космического ума.
Символика мифа неисчерпаема, к «прелогическому» (Леви-Брюль) мифологическому мышлению не применимы законы нашей логики, включая и закон противоречия. Символ всегда предполагает тайную перекличку смыслов, незримую связь всех составляющих Универсума друг с другом.
Миф всегда был для греков воплощением высшей реальности. Для Порфирия Тирского1 (232-304 н.э.) миф - символическая конструкция мира и метод его философского познания. Для ан-
1 Порфирий Тирский - философ, логик, математик, астроном, ученик Плотина, автор трактатов «Жизнь Пифагора», «Жизнь Плотина», «Введение в категории Аристотеля», «Введение в сочинение Птолемея действии звезд» и др. -Прим. авт.
тичных мыслителей и в частности для Порфирия высшая мифическая реальность всегда иносказательна, символична. У Порфирия есть небольшое сочинение «О пещере нимф», посвященное анализу символической структуры XIII песни «Одиссеи» Гомера. Работа состоит из 36 небольших глав, в каждой из которой дается ответ на загадки XIII песни «Одиссеи». Приведем две первые сроки и их трактовку, поскольку они имеют непосредственное отношение к Афине Палладе:
Где заливу конец, длиннолистая есть там олива Возле оливы — пещера прелестная, полная мрака<...>
(Пер. В.В. Вересаева)
Вот что пишет Порфирий о маслине, которая росла у пещеры нимф: «Так как и космос появился не случайно и не наудачу, а является осуществлением мудрого замысла бога и интеллектуальной природы, то у пещеры, символа космоса, выросла рядом маслина как символ божественной мудрости. Это - дерево Афины, а Афина же есть мудрость. Так как Афина родилась из головы бога, то теолог [Гомер] нашел подобающим поместить священное дерево у вершины залива, указывая этим, что целое появилось не само собой и не по слепой случайности, а как исполнение замысла интеллектуальной природы и мудрости, которая хотя и отделена от него, но расположена вблизи же на самой вершине залива.
<.. .> Масличные ветви служат прибегающим к мольбе. <.. .> И тот, кто привлекает к себе нуждающихся просителей, является демиургом, держащим в целостности мир».
(Порфирий. «О пещере нимф», 32, 33. Перевод А.А. Тахо-
Годи).
В античной культуре представления о богах и мире постоянно менялись, однако и поэты и философы продолжали персонифицировать отвлеченные стихии и первоначала в образах олимпийских божеств. Мифологическая тематика держалась в античной культуре невероятно прочно. Любое новое содержание, поучительное или развлекательное, философская доктрина или политическая пропаганда легко воплощались в традиционные образы и ситуации мифов об Эдипе или Медее. Каждая эпоха Античности давала свой вариант всех основных мифологических сказаний.
По сравнению с мифологической тематикой всякая иная отступала в античной художественной культуре на второй план. Система литературы была неизменной: поэты последующих поко-
лений старались идти по следам предыдущих. У каждого жанра был свой основоположник, давший законченный его образец: Гомер - для эпоса, Архилох - для ямба (вторая половина VII в. до н. э.), Пиндар или Анакреонт - для соответствующих жанров поэзии в. до н.э.), Эсхил, Софокл и Эврипид - для трагедии
и т.д. Степень совершенства каждого произведения или поэта измерялась степенью его приближения к этим образцам. У древних поэтов перенимали и темы, и мотивы, и язык, и стиль. Гомеровский диалект был обязателен для всех последующих произведений греческого эпоса, диалект древнейших лириков - для хоровой поэзии и т. д. Вставить строчку из древнего поэта в новую поэму так, чтобы она естественно прозвучала в данном контексте, считалось высочайшим поэтическим достижением.
Преклонение перед древними поэтами доходило до того, что из Гомера в поздней Античности извлекали уроки и военного дела, и медицины, и философии.
Еще одна важнейшая черта античной литературы - господство стихотворной формы. Стих в дописьменной культуре - единственное средство сохранить в памяти подлинную словесную форму устного предания. Даже философские сочинения в раннюю эпоху греческой культуры писались в стихах (Парменид - VI в до н.э., Эмпедокл - V в. до н.э.). Ни прозаического эпоса - романа, ни прозаической драмы в классическую эпоху не было. Аристотелю в начале «Поэтики» приходилось объяснять, что поэзия отличается от непоэзии не столько метрической формой, сколько вымышленным содержанием. Античная проза со своего зарождения была достоянием научной и публицистической литературы. Не случайно «поэтика» - теория поэзии - и риторика - теория прозы -в античной словесности отличались очень резко. И чем больше проза стремилась к художественности, тем больше она усваивала специфические поэтические приемы: ритмическое членение фраз, параллелизм и созвучия.
Беллетристика в нашем понимании - прозаическая литература с вымышленным содержанием - так называемые античные романы - появились лишь в римскую эпоху. Ими увлекались лишь «низы» читающей публики, «верхи» предпочитали образцы традиционной литературы.
Мифологическое наследие позволило античной литературе символически воплощать в своих образах самые высокие мировоз-
зренческие обобщения. На каждый художественный образ как бы набрасывалась сеть бесконечных ассоциаций, что требовало от читателя сотворчества.
«Вместе с мифологией, - писал Жан-Поль, - им <грекам> была уже дана обожествленная природа, поэтический град божий, -им оставалось лишь населять его и жить в нем, но не приходилось его строить. Они могли воплощать там, где мы только воображаем или даже абстрагируем, могли обожествлять там, где мы едва способны наделять душой, они могли полнить божествами горы, рощи и потоки, в которые нам с величайшим трудом удается вдохнуть душу олицетворения. Они обрели великое преимущество -тела становились у них живыми и облагороженными, духи - воплощенными. Лирику миф приближал к неотступно следующим вперед эпосу и драме» (1, с. 103).
«Греки, - отмечает Ж. Жубер, - обладали слухом тонким, абсолютным, и достаточно было коснуться его слегка, чтобы взволновать их сердца. Поэтому изящные мысли нравились им, как бы скромно ни было их украшение... Поэтому стиль их авторов был прост, а фразы кратки, и писатели придерживались прежде всего мудрости, гласившей: "Ничего лишнего". Мысли их были тщательно отобраны и чрезвычайно четки; слова были подобраны друг к другу и обладали внутренней гармонией, наконец, ничто в их творениях не затрудняло восприятия; таковы отличительные черты прекрасной греческой литературы» (5, с. 315).
Характеризуя античный стиль, Й. Геррес писал: «...слова древних - богатые драпировки мощных, обильных, полнокровных идей: широкими складками спадают в них прекрасные покровы, и сквозь них проглядывает могучая, пылкая внутренняя жизнь, проглядывают прекрасные пропорции природы» (4, с. 217).
В конце XIX и ХХ в. античную традицию продолжили великие поэты Греции - Константинос Кавафис (1863-1933) и лауреат Нобелевской премии Йоргос Сеферис (1900-1972). В стихах Кава-фиса, как и в античной драме, правит Рок, и герои его поэзии со стоицизмом принимают свою судьбу: Когда в полночный час Невидимые будут музыканты Наигрывать тебе на дивных флейтах И тихие польются голоса Певцов бесплотных,
Не кляни судьбу, — Простись с Александрией уходящей С обманчивой надеждою и славой, С делами, что свершить не удалось. Простись навек — и никогда не думай, Что все случайно, что вернется время Пиров, и ласк, и шествий карнавальных. Спокойным будь и ко всему готовым: К позорной смерти, к бремени бессмертья, К измене и изгнанью... Подойди, Плащ волоча, к окну и молча слушай Отходную — ее сыграют флейты. Зажми в кулак трепещущую душу, Не умоляй, не жалуйся, не сетуй, Внимая отголоскам наслаждений, Испытанных когда-то... Попрощайся С любовницей своей — Александрией, Которую сегодня потерял. «Бог покидает Антония» (перевод И. Жданова) Все творчество Сефериса - поэтическое и прозаическое -пронизано мыслью о Вечном Греке, который шагает из прошлого в настоящее, из настоящего в прошлое и даже в будущее. И непреходящая, вечная культура дает поэту право свободно переносить героя из одной эпохи в другую. Сеферис пишет: «Парфенон (те, кто предпочитают Акрополь в ночи полнолуния, - не знаю, смогут ли проследить мою мысль) возбуждает в нас два совершенно различных типа ощущений, вызываемых одним и тем же объектом. Одно (историческое, археологическое, так сказать, "спиральное") заставляет меня уноситься мечтами в прошлое, философствовать по поводу бренности людских судеб <...> приходить в экстаз от красоты древних эллинов. Второе - эстетическое. Это совершенно другое дело. Это ощущение, острое и исключительное, словно мраморная мантия внезапно окутала меня всего с ног до головы; это речь, которой я не понимаю, но вместе с тем чувствую настоятельную потребность говорить ее голосом, чтобы понять ее» (цит.
по: 2, с. 141).
Сеферис использует миф, легенды, предания, чтобы выразить свое время. Он перевоплощает их в своей фантазии; перенося
античность в современность, поэт передает непрерывность исторического развития:
Куда б я ни поехал, Греция ранит меня. В Пилосе Кентавра рубаха окровавленная скользнула сквозь ветки каштана и окутала тело мое. Когда подымаюсь я в гору, море со мной поднимается вместе. В Микенах я поднял громадные камни и Атридов сокровища и вместе с ними прилег отдохнуть в гостинице «Елена прекрасная, жена Менелая».
Спецы и Пирос, и Миконос Истерзали меня баркаролами.
(Цит. по: 2, с. 140-141) Поэзия «мифа и истории», как и во времена Античности, требует сегодня от читателя определенной подготовки, знания духовного и культурного наследия. «Я убежден в том, - писал Сефе-рис, - что для истинного друга искусства "трудного искусства" не существует» (цит. по: 2, с. 142).
Список литературы
1. Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. - М.: Искусство, 1981. - 448 с.
2. Мочос Я. Современная греческая литература. - М.: Наука, 1973. - 323 с.
3. ШиллерИ.Х.Ф. Собр. соч. - М.: Гослитиздат, 1950. - Т. 6: Статьи по эстетике. -762 с.
4. Эстетика немецких романтиков. - М.: Искусство, 1987. - 736 с.
5. Эстетика раннего французского романтизма. - М.: Искусство, 1982. - 480 с.
