CC BY
138
А.В. Морозов
МЕЖЪЯЗЫКОВАЯ ЭКВИВАЛЕНТНОСТЬ КАК СПОСОБ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДЕРИВАЦИОННЫХ ОТНОШЕНИЙ В ЛЕКСИКЕ РУССКОГО ЯЗЫКА
Рассмотрены разные виды отношений в лексике русского языка, имеющие деривационную природу, через призму межъязыковой эквивалентности, что дает возможность увидеть семантические сдвиги, которые могут быть незаметны для говорящих на данном языке, точнее описать семантику слова и прогнозировать потенциал его семантико-деривационного развития.
В последние десятилетия отчетливо сформировался новый аспект изучения системности лексики - деривационный. Будучи впервые представлен в виде «третьего измерения лексики» [1], он вскоре превратился в самостоятельный предмет исследования в многочисленных работах конца ХХ столетия, в частности П.Н. Денисова [2], О.И. Блиновой [3], Л.Н. Мурзина [4], З.И. Резановой [5] и др. Развиваясь, лексикоцентристский подход в дериватологических исследованиях постепенно вобрал в себя и словообразовательную деривацию, и прочие формы деривационного развития лексики - супплетивизм и парадигматику. Сформировалось представление о едином деривационном пространстве слова, в котором взаимодействуют по принципу дополнительности все имеющиеся в распоряжении русского языка способы реализации его семанти-ко-деривационного потенциала.
В работах Н.Д. Голева окончательно выкристаллизовалась новая область исследований - деривационная лексикология, изучающая морфодеривационный уровень в структуре языка и его связи с другими уровнями, лексическую мотивацию и деривацию в системном и функционально-деятельностном плане [6]. В концепции Н.Д. Голева лексическая деривация органично входит в общеязыковое разноуровневое поле дерива-ционности, различные формы которого образуют единый непрерывный деривационно-мотивационный процесс, пронизывающий все уровни и планы языка и образующий функционально-динамические пространства, в рамках которых деривация единиц более низких уровней входит в деривацию единиц более высоких уровней [7. С. 66].
На современном этапе деривационная лексикология представляет лексическую деривацию как проявление общего деривационного принципа устройства и функционирования языка. Сущность деривационного принципа состоит в создании нового на базе исходных суп-позиций в процессе оязыковления внеязыкового содержания. Основными параметрами описания лексической деривации выступают направление, соотношение количественных и качественных изменений, случайности и закономерности, степень вариативности, временные рамки и др. Деривационный принцип устройства и функционирования языка обусловлен взаимодействием в нем двух типов механизмов. Одни из них обеспечивают воспроизводство уже готовых языковых единиц, другие отвечают за производство новых. Диалектическое единство прежнего и нового заключено, тем самым, в каждой языковой единице вне зависимости от ее структуры и функции. В полной мере это относится к слову, являющемуся одновременно и хранителем старого, вос-
производимого содержания, и потенциальным носителем нового. При этом деривационное функционирование распространяется не только на вновь образуемые слова, но и на производные слова, давно закрепившиеся в лексико-семантической системе языка. Оно проявляется в осознанной актуализации внутренней формы слова при его употреблении, в актуализации формальных суп-позиций слова в процессе его выбора из ряда возможных в данной речевой ситуации лексических единиц. Таким образом, полное и исчерпывающее описание устройства и функционирования лексико-семантического уровня языка возможно только на основе антиномии воспроизводства и производства его единиц и тем самым на основе принципа деривации.
Принцип деривации является одновременно и онтологической, и гносеологической категорией. С этим связано одновременное присутствие двух противоположно направленных тенденций в исследовании деривационных процессов. С одной стороны, наблюдается рассредоточение объекта дериватологии по разным лингвистическим отраслям с более или менее детальной его аспектуализацией в каждой из них. С другой стороны, центробежной тенденции противостоит центростремительная, стремящаяся к целостному представлению деривационного принципа объяснения языковых явлений. Это способствует, в частности, становлению деривационной лексикологии в качестве отдельной дисциплины, имеющей свой целостный и самостоятельный объект, свой понятийный и терминологический аппарат, свои исследовательские методы и приемы, соответствующие специфике объекта. Деривационная лексикология развивается в русле общей детерминологической концепции языка, описывающей внутриязыковые и внеязыковые детерминанты его развития в их взаимодействии.
Одной из ключевых проблем деривационной лексикологии русского языка является выявление сходств и различий между разными видами деривации, в частности, между семантической, или вертикальной (по способу расположения значений многозначного слова в толковых словарях), и формально-семантической, или горизонтальной (по способу расположения словообразовательных дериватов в словарях гнездового типа). Пытаясь ответить на вопрос о том, почему деривационное развитие слова может идти в двух разных направлениях, ряд исследователей выдвигает гипотезу о неодинаковой величине семантического расстояния между мотивирующим и мотивированным значениями при вертикальной и горизонтальной деривации. Так, по словам Н.Д. Голева, «...сила формального акцентирования обратно пропорциональна глубине семантических мутаций, которые в принципе
глубже в вертикальных цепях... Семантические различия у звеньев вертикальной цепи вполне достаточны, чтобы не пользоваться для их выражения специально предназначенными для этого единицами (аффиксами)» [7. С. 168]. К подобному выводу приходит и М.Г. Шку-ропацкая: «При семантической мотивации глубина семантического преобразования значения более значительная, чем при словообразовательной, так как она связана с актуализацией, поддержанием и усилением каких-либо исходных сем и . приводит к появлению качественно нового лексического понятия в вещественном ядре значения слова», в то время как при словообразовательной деривации отсутствует «новое лексическое качество, затрагивающее вещественное ядро значения исходной единицы» [8. С. 268]. Данный тезис, в силу его несомненной теоретической значимости, нуждается в верификации самыми разными методами: при помощи компонентного анализа, данных частотных и ассоциативных словарей, ассоциативного эксперимента и т.д. Одним из методов измерения семантического расстояния между исходной единицей и дериватом в русском языке может быть перевод того и другого на иностранный язык и сопоставление полученных результатов.
В лингвистике XX в. перевод занял достойное место в ряду наиболее актуальных проблем, вызывающих интерес исследователей. Если ранее считалось, что лингвистические аспекты играют в «искусстве перевода» весьма незначительную, чисто техническую роль и в силу этого перевод никоим образом не может включаться в круг вопросов, изучаемых языкознанием, то, начиная с работ Я.И. Рецкера [9], Р. Якобсона [10], Л.С. Бархударова [11], в отечественной лингвистике, как и в зарубежной, укрепилось мнение, что отрицательное отношение к переводу окончательно изжило себя. Исследователи перевода занимались теперь не формулированием правил, которым должен следовать переводчик, а изучением соотношения языковых и речевых единиц двух языков, устанавливаемого в процессе перевода. Понимание перевода как отношения между единицами разных языков, причем отношения деривационного по своей природе, естественно подвело к мысли о том, что перевод может использоваться в качестве одного из средств при изучении лексической системности того или иного языка. Поскольку перевести - это значит, по словам В.Г. Гака и Б.Б. Григорьева, «...адекватно выразить средствами одного языка то, что уже выражено средствами другого языка» [12. С. 10], обнаруживается, что межъязыковые отношения в поведении языковых единиц в процессе перевода во многом сходны с внутриязыковыми связями единиц при их одноязычном функционировании [13. С. 6]. Так как при переводе с одного языка на другой и обратно происходит приращение исходного смысла или, наоборот, его частичная редукция, перевод как одно из проявлений семантической деривации может быть в этом качестве и самостоятельным объектом исследования, и методическим приемом, позволяющим пролить дополнительный свет на специфику различных проявлений деривации в изучаемом языке.
Интерпретация перевода как деривационного отношения между единицами языка источника и языка перевода требует введения в научный обиход нового тео-
ретического концепта - межъязыкового пространства. Истоки данной идеи принято усматривать в работах
B. фон Гумбольдта, писавшего, в частности: «В языке таким чудесным образом сочетается индивидуальное с всеобщим, что одинаково правильно сказать, что весь род человеческий говорит на одном языке, а каждый человек обладает своим языком» [14. С. 74]. Выдвигая тезис об «общечеловеческом языке», Гумбольдт, очевидно, имел в виду, что способность людей выражать мысли посредством единиц языка является универсальной, всеобщей. Данные последующих исследований подтвердили, что слова разных языков обладают приблизительно одинаковым семантическим объемом, но лишь по-разному регистрируют его в системе: то, что в одном языке остается на уровне потенции, в другом может закрепиться в семантической структуре слова, и наоборот.
К понятию межъязыкового пространства подводит, хотя и не используя данного термина, В.Н. Комиссаров: «Коммуникативная равноценность текстов на разных языках, обнаруживаемая при переводе, представляет собой явление объективное, отражающее универсальные свойства языка как единого общечеловеческого средства обмена мыслями» [15. С. 38]. То же, в сущности, имеет в виду Х.-Г. Гадамер, когда пишет об одном и том же языковом мире, в котором находятся переводчики [16.
C. 447]. Единство языкового сознания и возможность снятия языковых различий отмечает и Ю.В. Зыцарь [17]. В работах Н.В. Сайковой обосновывается понятие транслингвального пространства, также основанного на интерпретации двух или более языковых систем как единой языкоречевой материи [18. С. 43-44].
Итак, семантико-деривационное развитие слова не замыкается в границах отдельно взятого языка, а может выходить в межъязыковое пространство. В связи с этим актуальная проблема функционально-семантической дифференциации различных проявлений системности лексики может получить новое освещение. Полисемия и синонимия, формальная и супплетивная деривация в русском языке могут быть спроецированы на межъязыковое пространство, и в зеркале другого языка могут стать более выпуклыми те семантические нюансы, которые носителями родного языка воспринимаются как нечто естественное. Изучение различных видов деривации в межъязыковом аспекте помогает ответить на вопрос о том, для чего язык держит в своем распоряжении разные способы семантико-дериваци-онного развития.
В рассматриваемом случае привлечение перевода в качестве исследовательского приема имеет своей целью не язык перевода, и не системные отношения между исходным языком и языком перевода, а сам исходный язык. На правомерность использования перевода в качестве лингвистического источника в области исходного языка указывают В.Н. Комиссаров и Г.Я. Туровер [19]. Об этом же пишет В.В. Бибихин: «Как это ни парадоксально, некоторые его возможности раскрываются лишь в переводе», имея в виду исходный язык [20. С. 37-38]. При этом признается, что большим исследовательским потенциалом обладает не только перевод речевых произведений, текстов, но и лексикографический перевод, т.е. анализ в межъязыковом аспекте де-
ривационных возможностей отдельно взятого слова или лексико-семантического варианта. Даже простое словарное соответствие может быть весьма показательным в определенном отношении, как заметил
В.С. Виноградов [21. С. 58]. Высокий гносеологический потенциал словарей отмечал и И.Д. Гальперин, подчеркивая, что межъязыковые переводческие соотношения - объективная реальность [22].
Новое наполнение получает на лексемном уровне популярный в лингвистике двух последних десятилетий термин «межъязыковая эквивалентность». Традиционно межъязыковая эквивалентность трактуется с текстоцентристских позиций как функциональное соответствие элементов двух или более языков в пределах данного контекста или как максимально возможная тождественность (идентичность), допускаемая несовпадением семантических систем исходного и переводного языков в процессе перевода [13. С. 24]. Развивая идеи А.Ф. Лосева [23], М.М. Маковский рассматривает проблему в диахроническом аспекте [24], пытаясь проследить развитие значений слов, основанное на их семантических переходах из одного языка в другой, причём принципиально важно, что язык понимается в его работах как язык вообще.
В лексикоцентристском аспекте межъязыковая эквивалентность предстает как семантико-деривационное развитие лексической единицы в межъязыковом пространстве, в ходе которого она обогащает свой семантический потенциал или же, напротив, утрачивает какие-то из его граней. По выражению Л.С. Бархударова, «...в одном языке необязательно выражается та разница, которая в другом языке должна быть обязательно выражена» [25. С. 13]. Рассмотрение различных направлений семантико-деривационного развития русского слова с помощью лексикографического перевода на другой язык дает возможность увидеть семантические сдвиги, которые могут быть незаметны для говорящих на данном языке.
Особенно перспективным в этом плане представляется подключение к исследовательской процедуре обратного лексикографического перевода, т.е. перевода полученных на предыдущем этапе английских эквивалентов исходных русских лексем обратно на русский язык. Перевод лексемы с русского на английский язык выполняет функцию погружения исследуемого слова в семантический континуум другого языка, а обратный перевод возвращает значение в естественную среду его функционирования и констатирует его качественные изменения, если таковые имеются.
В настоящей статье различие между словообразовательной и семантической деривацией в плане неодинакового семантического расстояния между исходным и мотивированным значениями выявляется на примере семантических и формально-семантических дериватов русского глагола бить. В качестве основного исследовательского приёма избран перевод на английский язык всех лексико-семантических вариантов (ЛСВ) данного глагола и его префиксальных производных (вбить, выбить, добить, забить, набить, оббить/обить, перебить, подбить, пробить, разбить) и обратный перевод английских эквивалентов на русский язык. Английские эквиваленты к каждому из рассмат-
риваемых ЛСВ русского языка были получены из нескольких русско-английских словарей (печатных и электронных), что позволяет в какой-то мере преодолеть неизбежную субъективность той или иной группы составителей.
В основание предлагаемого подхода к межъязыковой эквивалентности положена гипотеза о том, что степень совпадения эквивалентов при переводе на английский язык разных ЛСВ многозначного слова и формальных дериватов характеризует степень семантического расстояния между соответствующими единицами в русском языке. Степень совпадения английских эквивалентов у тех или иных ЛСВ русских глаголов исчисляется нами по формуле S=NO/(N1+N2) х 100%, где N1 - количество переводных эквивалентов одного русского ЛСВ, N2 - количество переводных эквивалентов другого русского ЛСВ, NO - количество совпадающих у обоих русских ЛСВ английских эквивалентов.
У глагола бить были взяты следующие основные значения: 1) ‘ударять, стучать во что-либо, чем-либо’,
2) ‘наносить удары, избивать’, 3) ‘ударами заставлять что-либо разбиться, расколоться’, 4) ‘наносить поражение, побеждать’ и 5) ‘вытекать стремительной струей’. Отправной точкой анализа выступает третий из перечисленных ЛСВ, деривационное развитие которого внутри лексемы и в формально-словообразовательном направлении может быть рассмотрено в «зеркале» английского языка. В результате вышеописанной на примере глагола бить процедуры лексикографического перевода оказалось, что значение 1) глагола бить переводится на английский язык глаголами beat, pound, smite, whack, drum, tattoo, thump, knock, spat, thunder, pelt, slam, tinkle, slap, bang, thrash (всего 16 ЛСВ); значение 2) - глаголами beat, belabour, lam, lambaste, larrup, lash, pommel, pound, pummel, strike, punch, thwack, trounce, cuff, drub, hammer, scourge, bash, slug, batter, thump, flail, knock, spat, clout, lace, lather, lick, slam, slat, smash, bang, bust, maul, thrash, tilt, soak (37); значение
3) - глаголами beat, dolly, knap, pound, spring, batter, smash, bust (8); значение 4) - глаголами beat, pummel, smite, strike, trounce, whack, drub, batter, knock, retort, lace, lick, smash, bust, maul, thrash (16); значение 5) -глаголами spout, spin, spring, gush, jet, squirt, ebulliate, run over, flow, bubble, well (11). Нам представляется вполне правомерным объединять данные, полученные из разных источников, поскольку в интересующем нас аспекте важна принципиальная возможность перевода русского ЛСВ данным ЛСВ английского языка, даже если она используется одними составителями русско-английских словарей и игнорируется другими.
Таким образом, оказывается, что внутри полисеманта степень семантической близости между разными ЛСВ, представленная через призму межъязыковой эквивалентности, может варьироваться в очень широких пределах - от 0 до 24,5%. Так, интересующее нас в первую очередь значение 3) имеет со значением 1) 4,2% совпадающих английских эквивалентов (один глагол beat), со значением 2) - 8,9% совпадений (4 глагола - beat, batter, smash, bust), со значением 4) - 16,7% совпадений (те же 4 глагола) и со значением 5) - 0% (не совпадает ни один переводной эквивалент). Заметим, что значение 5) ‘вытекать стремительной струей’ вообще не имеет общих
английских эквивалентов ни с одним из других значений глагола бить, его семантико-деривационное развитие в русско-английском межъязыковом пространстве осуществляется в рамках совершенно иного тематического поля, связанного с движением жидкости. Ближе всего в межъязыковом пространстве оказываются значения
2) ‘наносить удары, избивать’ и 4) ‘наносить поражение, побеждать’ - среди их переводных эквивалентов 13 совпадающих, что и дает высший показатель для значений глагола бить - 24,5% (в нумерации мы следуем за толковыми словарями русского языка, однако не исключено, что в свете новых данных, полученных на основе межъязыкового перевода, порядок следования значений внутри словарной статьи, который должен по идее отражать направление деривационного процесса, может нуждаться в пересмотре). Значение глагола разбить, являющееся словообразовательным дериватом значения
3) глагола бить, может быть переведено на английский язык глаголами destroy, fracture, fragmentize, mash, pash, spall, splinter, shiver, cabble, fraction, batter, disject, chip, break, cut up, demolish, fragment, hack, split, sunder, knap, crack, brake, pound, dash, cube (26). Тем самым величина семантического расстояния между исходным ЛСВ русского глагола бить и его формальным дериватом разбить в преломлении через призму межъязыковой эквивалентности предстает как 8,8%. Близкие в количественном отношении результаты дает и перевод на английский язык других словообразовательных дериватов глагола бить.
Обратный перевод английских эквивалентов семантических и формально-семантических дериватов глагола бить на русский язык дал следующие результаты. Каждое из значений исходной лексемы, будучи пропущенным через межъязыковое пространство, возвращаясь обратно в лексико-семантический континуум родного языка, эксплицирует семантическое поле, состоящее из достаточно большого количества номинативных единиц - как слов, так и словосочетаний. У главного значения ‘ударять, стучать во что-либо, чем-либо’ семантическое поле оказывается с неявно выраженным ядром и ступенчатым расположением многочисленных элементов на том или ином расстоянии от ядерной области. К ядерной зоне относятся глаголы бить (к нему возвращаются при обратном переводе на русский язык 8 английских эквивалентов первичного значения русской лексемы бить), стучать (также представлен у 8 английских эквивалентов), ударять (к нему приводят 7 английских глаголов) и колотить (6 английских глаголов). Ближнюю периферию семантического поля образуют глаголы барабанить (4 английских глагола в переводе на русский язык), хлопать (3 английских глагола) и словосочетание наносить удары (также 3 глагола английского языка). Дальнюю периферию образуют глагол выстукивать и два словосочетания, уточняющих характер производимого звука, - глухо бить и гулко бить.
У второго значения лексемы бить ‘наносить удары, избивать’ обнаруживается максимальное количество вариантов обратного перевода английских эквивалентов на русский язык - 25. В этом семантическом поле центральное положение исходного глагола бить выражено более явно - к нему возвращаются при обратном переводе 23 из 37 английских эквивалентов данного
ЛСВ русского глагола, т.е. абсолютное большинство, хотя ни в одном случае вариант перевода, тождественный исходному звену деривационной цепочки, не является единственным. На втором месте по частотности находится глагол колотить, встречающийся в переводах 17 английских глаголов, на третьем - ударять (10 английских глаголов). Остальные варианты обратного перевода на русский язык английских эквивалентов составляют отдаленную периферию семантического поля: глаголы пороть, тузить, колошматить и словосочетание наносить удары встречаются по 4 раза, избивать, хлестать, стегать, дубасить и сильно бить - по 3, однократно представлены несколько сочетаний, дополняющих исходное значение семой интенсивности действия (наносить мощные удары, наносить тяжелые удары, бить изо всех сил), и несколько сочетаний с дополнительным семантическим признаком орудия действия (наносить удары бичом, наносить удары кулаком, бить плетью, бить кнутом, бить палкой, бить молотом, бить рукой). Еще два варианта перевода, встретившиеся в англо-русских словарях, - калечить и терзать - представляются случайными и необязательными элементами в рассматриваемом семантическом поле, поскольку имеют другой комплекс интегральных сем.
Третье значение исходной русской лексемы бить ‘ударами заставлять что-либо разбиться, расколоться’ на выходе из межъязыкового пространства эксплицирует семантическое поле, в котором отправной пункт -бить - вообще отсутствует. Ядром здесь является глагол разбивать, периферию составляют глаголы колоть, измельчать, дробить, расщеплять, толочь, раздроблять, раскалывать, долбить, ломать и сочетание разбивать вдребезги. То же самое обнаруживается и в семантических полях, соответствующих четвертому и пятому значениям глагола бить - ‘наносить поражение, побеждать’ и ‘вытекать стремительной струей’. Ни одна из межъязыковых деривационных цепочек, исходящих от этих ЛСВ, в своем конечном пункте к ним не возвращается. Все это лишний раз подтверждает выдвинутый ранее тезис: глубина мутационного преобразования исходной семемы при внутрисловной семантической деривации такова, что в межъязыковом пространстве дериваты развиваются в самых разных направлениях, расширяя круг своих межъязыковых семантических валентностей.
Что же касается префиксальных дериватов глагола бить, то они при обратном лексикографическом переводе не обнаруживают новых семантико-дериваци-онных валентностей в межъязыковом пространстве, в большинстве случаев наблюдается возвращение к исходному префиксальному деривату либо минимальное расширение за счет близкого по значению другого префиксального деривата того же глагола бить. То, что словообразовательные дериваты, будучи пропущенными через межъязыковое пространство посредством перевода на английский язык и обратного перевода, стремятся к своим исходным значениям, полностью подтверждает гипотезу о большей глубине преобразования исходного смысла при внутрисловной семантической деривации по сравнению с межсловной.
Проведенное нами исследование словообразовательной и семантической деривации на материале двух
богатых в отношении деривационного потенциала глагольных лексем современного русского языка, при всей ограниченности охваченного на данном этапе словарного материала, подтвердило выдвигаемый рядом авторов тезис о том, что при деривации внутрисловной
происходит более глубокое изменение семного состава производящего значения, чем при деривации межсловной, которая, как правило, лишь преобразует категориальную семантику исходного значения, не затрагивая его ядерных сем.
ЛИТЕРАТУРА
1. Шмелев Д.Н. О третьем измерении лексики // Русский язык в школе. 1971. № 2. С. 6-11.
2. ДенисовП.Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русский язык, 1980. 254 с.
3. Блинова О.И. Явление мотивации слов (лексикологический аспект). Томск: Изд-во ТГУ, 1984. 192 с.
4. Мурзин Л.Н. Основы дериватологии. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1984. 56 с.
5. Резанова З.И. Функциональный аспект словообразования: Русское производное имя. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1996. 219 с.
6. Голев Н.Д. К основаниям деривационной лексикологии русского языка: лексико-деривационные контексты как форма проявления дериваци-
онной энергетики слова в тексте (проблемы, задачи, перспективы) // Очерки по лингвистической детерминологии и дериватологии русского языка. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1998. С. 13-33.
7. Голев Н.Д. Динамический аспект лексической мотивации. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1989. 252 с.
8. Шкуропацкая М.Г. Деривационное измерение лексики: системный аспект. Барнаул: Изд-во АлтГУ, 2003. 388 с.
9. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. Очерки лингвистической теории перевода. М.: Международные отношения, 1974.
216 с.
10. Якобсон Р. О лингвистических аспектах перевода // Вопросы теории перевода в зарубежной лингвистике. М., 1978. С. 16-24.
11. Бархударов Л.С. Язык и перевод: Вопросы общей и частной теории перевода. М.: Международные отношения, 1975. 237 с.
12. ГакВ.Г., ГригорьевГ.Г. Теория и практика перевода. Французский язык. М.: Интердиалект, 1999. 454 с.
13. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. М.: Международные отношения, 1980. 165 с.
14. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 400 с.
15. Комиссаров В.Н. Теория перевода: Лингвистические аспекты. М.: Высшая школа, 1990. 250 с.
16. ГадамерХ.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 456 с.
17. Зыцарь Ю.В. О единстве сознания и различиях языков // Вопросы языкознания. 1984. № 4. С. 23-32.
18. Сайкова Н.В. Взаимодействие слова и текста в деривационном аспекте (на материале вторичных текстов разных типов): Дис. ... канд. фи-лол. наук. Барнаул, 2002. 162 с.
19. Комиссаров В.Н., Туровер Г.Я. Перевод как лингвистический источник // Тетради переводчика. М.: Международные отношения, 1975. Вып. 12. С. 19-31.
20. Бибихин В.В. К проблеме определения сущности перевода // Тетради переводчика. 1973. Вып. 10. С. 5-15.
21. Виноградов В.С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. 172 с.
22. Гальперин И.Д. Гносеологический аспект двуязычных словарей и проблемы контрастивной лексикографии // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1982. Т. 41, вып. 6. С. 551-560.
23. ЛосевА.Ф. О понятии языковой валентности // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1981. Т. 40, вып. 5. С. 403-411.
24. Маковский М.М. Удивительный мир слов и значений: Иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. М.: Высшая школа, 1989. 200 с.
25. Бархударов Л.С. К вопросу о типах межъязыковых лексических соответствий (на материале английского и русского языков) // Иностранные языки в школе. 1980. № 5. С. 11-17.
Статья представлена научно-редакционным советом журнала, поступила в научную редакцию «Филологические науки» 11 декабря 2006 г., принята к печати 18 декабря 2006 г.
