CC BY
29
З. М. Данкер
МЕЖТЕКСТОВЫЕ СВЯЗИ КАК УСЛОВИЕ РЕАЛИЗАЦИИ СМЫСЛОВОГО ЕДИНСТВА
(НА МАТЕРИАЛЕ ТЕКСТОВОГО ПРОСТРАНСТВА А.С. ПУШКИНА)
Межтекстовые отношения смыслового единства периода «первой Болдинской осени» являются одной из центральных проблем пушкиноведения1.
Данный вопрос рассматривается, как правило, в аспекте осмысления интертекстовых связей «Повестей Белкина». Так, в современной научной литературе совершенно справедливо отмечается: «Вопрос о соотношении “Повестей Белкина” с близким по жанровой природе литературным контекстом — прежде всего с нравоучительной, сентиментальной и раннеромантической прозой конца XVIII — первой трети XIX в. — одна из давних пушкиноведческих проблем» [1.0. 30].
Выработав методологию исследования, литературоведы, обращаясь к «Повестям Белкина», пытаются обычно «пояснить взаимосвязь простоты и смысловой насыщенности с помощью понятий фабула и сюжет» [2. 0.17]. Под фабулой, в подобном случае, понимается «целиком аморфная, поддающаяся бесконечному пространственному расширению во все направления, бесконечному временному продолжению в прошлое, бесконечному расчленению внутрь и поддающаяся бесконечно высокой конкретизации совокупность персонажей, ситуаций и действий, содержащихся в повествовательном произведении, т. е. эксплицитно изображаемых, имплицитно указываемых и логически подразумеваемых» [2. 0.17]. Сюжет, в свою очередь, «есть результат отбора фабульного материала» [2. 0.17].
Несомненно, при «бесконечно пространственном расширении во все направления» определяемые предтекстовые связи, основанные на «аллюзиях», выступают в качестве того или иного варианта, смысловое пространство, соответственно, представляется постоянно открытой системой для новых интерпретаций: «Заполнения лакун, ориентированные на условные значения на из интертекстуальной парадигмы, отвергаются новыми, инвертирующими их и более сложными фабульными сцеплениями (можно сказать, что смысл претекста и смысл текста соотносятся как слепота и зоркость героев)» [2. 0. 298]. В нашем представлении «Повести Белкина» находятся в межтекстовых связях с авторскими текстами одного временного творческого периода — «первой Болдинской осени» (сентябрь — октябрь — ноябрь 1830 г.), выступая эстетически самоценными компонентами единого смыслового пространства с макромотивным содержанием «Судьба». В подобном случае 73 произведения Пушкина рассматриваемого творческого периода воспринимаются в качестве текстового основания эстетически самостоятельной структуры. Удается установить, что движение межтекстовых связей функционально значимых 73-х компонентов обусловлено конкретными факторами. В свою очередь, выявляемые факторы как условие реализации смыслового пространства предопределены качеством самого авторского текстового основания. Количественный состав, жанровое
1 Этому вопросу посвятили свои труды крупнейшие ученые-пушкинисты: Белькинд В. Г., Берковский Н.Я., Гуковский Г. А., Сахаров В. И. и др.
© З. М. Данкер, 2009
многообразие, временная протяженность текстового основания, предполагаемого в качестве эстетически самозначимой структуры, требуют, несомненно, выяснения последовательности вступления в организацию смыслового единства каждого функционально значимого компонента. Вполне логично, что интертекстовые связи эстетически самостоятельных авторских текстов организует прежде всего фактор «времени». Данное условие развития смыслового целого учитывает, соответственно, уникальные временные рамки текстового основания, его временную протяженность, организуя самодостаточные текстовые пространства: «сентябрь», «октябрь», «ноябрь».
Далее становится необходимым обращение к фактору «стиля», учет которого предполагает вступление в развитие смыслового содержания функциональных компонентов единой стилевой принадлежности. В подобном случае первоначально отмечаем 12 текстов публицистического характера, которые пронизывают текстовое пространство болдинского периода. Расширяет данное текстовое пространство 17 авторских опубликованных писем. Наибольший количественный состав эстетически ценных компонентов представляют 44 произведения художественной литературы.
Так, с учетом «фактора времени» выделяются девять самодостаточных текстовых пространств с соответствующими межтекстовыми связями: «публицистическое — эпистолярное — художественное» («сентябрь») — «публицистическое — эпистолярное — художественное» («октябрь») — «публицистическое — эпистолярное — художественное» («ноябрь»).
Последующее осмысление межтекстовых связей авторского пространства связано с многожанровостью разграничиваемых самозначимых пространств: публицистического и художественного. Определяется потребность вступления в силу фактора «жанра» с целью установления «внутрипространственных» межтекстовых связей. Как известно, тексты публицистического характера представлены четырьмя общелитературными жанрами. Это статьи и заметки (характерные для всех трех временных текстовых пространств), «от издателя» и «предисловие» (представляющие «сентябрь» и «октябрь»).
В свою очередь, эстетическую ценность приобрели произведения «болдинского периода», представляющие семь поэтических жанров. Текстовое пространство «сентябрь— ноябрь» 1830 г. пронизывают стихи («Труд», 26 сентября; «Царскосельская статуя», 1 октября; «Для берегов отчизны дальной», 27 ноября). Известны четыре поэтические пьесы, созданные в «октябре», «ноябре» 1830 г. («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы», соответственно, 23 октября, 26 октября, 2-4 ноября). Эстетически самоценны и эпиграммы (октябрь), поэмы (октябрь), сказки (сентябрь) «болдинского периода» («Эпиграмма», 15-16 октября; «Домик в Коломне», 9 октября; «Сказка о Медведихе», 10-13 сентября). Отмечаем и произведения в жанре «песнь» (сентябрь, октябрь) («Песнь IX», 25 сентября), «глава» («Десятая глава», 18-19 октября).
Многожанровое многообразие текстового пространства «сентября — ноября» 1830 г. поддерживает прозаическое авторское пространство. Речь идет о пяти общеизвестных повестях, соотносимых с первыми двумя текстовыми пространствами («Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка», «Выстрел», «Метель», 9 сентября, 10-13 сентября, 19-23 сентября, 12-14 октября, 20 октября). Относим к данному прозаическому пространству и очерк, представляющий последнее текстовое пространство («ноябрь»), «История села Горюхина» (1 ноября). «Триединство» факторов (времени, стиля, жанра) обнаруживает конкретные межтекстовые связи. Во-первых, публицистическое пространство 1830 г. (по принципу «от малых жанровых форм»): «от
издателя» («сентябрь») — «заметка» — «статья» («октябрь») — «предисловие» — «статья» («ноябрь»).
К публицистическому присоединяется эпистолярное пространство (при сохранении принципа расширения текстового пространства) со своими межтекстовыми связями: «частное письмо» — «частное письмо» — «частное письмо» («сентябрь» — «октябрь» — «ноябрь»).
Поэтические компоненты, представленные от малых жанровых форм, выстраиваются в конкретные межтекстовые связи: стихи — песнь — сказка («сентябрь») — эпиграмма — стихи — песнь — глава — поэма — пьеса («октябрь») — стихи — пьеса («ноябрь»). Несомненно, обращает на себя внимание «центральное» поле, выстраивающее наиболее длинную цепь межтекстовых связей поэтических компонентов. Прозаическое художественное пространство оформляется межтекстовыми связями: повесть («сентябрь»)— повесть («октябрь») — очерк («ноябрь»). Интересно отметить, что очерк является единственным представителем художественного пространства «ноября».
Таким образом, «триединство» факторов — «времени, стиля, жанра» — позволяет выстроить цепь межтекстовых связей функциональных компонентов смыслового пространства 1830-х годов. Приобретается: от издателя — частное письмо — стихи — песнь — сказка — повесть («сентябрь» 1830) — заметка — статья — частное письмо — эпиграмма — глава — глава — поэма — пьеса — повесть («октябрь» 1830) — предисловие — статья — частное письмо — стихи — пьеса — очерк («ноябрь» 1830).
Препозиционному положению публицистических текстов имеется методологическое обоснование. Обратимся к опыту ученых-лингвистов: «Выступая как индивидуальный факт лексической системы литературного и шире — общенародного языка, семанти-ко-стилистическая система писателя динамична, и ее сложение и функционирование <...> обусловлены рядом факторов. Важнейший из них — мировосприятие писателя, его система ценностей, отраженная в связях и соотношениях словесных образов» [3. 0. 28]. Именно «система мыслей писателя о основах бытия, цельность развиваемой художественной идеи формирует семантико-стилистическое единство используемых словесных образов, одновременно целеноправленно преобразуя их семантические, сочетае-мостные, экспрессивно-стилистические и словообразовательные свойства и отношения» [3. 0. 28]. При осмыслении мировоззренческих категорий как основополагающих в развитии авторской художественной идеи совершенно справедливо подчеркивается, что «именно “сложившуюся идеологию” художника Б. А. Ларин считал основой внутренней целостности лексического состава сочинений писателя» [4. 0.215]. Одновременно отметим, что «как производное от структуры мировоззрения писателя (и шире — публициста, философа), системы его взглядов» рассматривал Ю. М. Лотман семантику и связи слов в языке автора [5. 0.46]. В связи с этим, «лингвист оказывается перед необходимостью «восстановить идеологическую структуру, взаимообусловленность составляющих ее понятий, прежде чем установить специфику терминов-знаков, служащих для их передачи» [1. 0.46].
С учетом цельности смысловой структуры в единстве с публицистическим пространством выступает эпистолярий. Тексты эпистолярного жанра, как известно, представляли собой «переписку, изначально задуманную и позднее осмысленную как <... > публицистическая проза, предполагающую широкий круг читателей» [6. 0.1233]. Широко известен факт, что еще «в античности письма сочинялись как литературные произведения, их стиль и построение определялись риторикой, и строгую границу между частной перепиской и эпистолярной стилизацией провести трудно» [6. 0.1233]. Широта содержательного плана, возможность открытого выражения собственной точ-
ки зрения, разнообразие аппелятивных форм определяет действенность «открытых» писем известных политиков, деятелей науки и культуры в любую историческую эпоху.
Определяя параллельно последовательность межтекстовых связей «публицистическое — эпистолярное» и «поэтическое — прозаическое», опираемся на научные достижения, анализирующие развитие художественной системы автора в смысловом целом «публицистика — поэзия — проза». Научная литература располагает в этом плане понятием «интеграторы», наполняя его «образными символами» (типичными для поэтического пространства) и «символами-идеями», «символами-мыслями» (выделяемые в прозаическом) [7. C. 44-46]. И «образные символы» и «символы-мысли» представляют собой смысловые переклички, их взаимосвязь, переплетение и развитие, берущие свое начало в авторских литературно-философских статьях [7. C. 44-46]. «Паралел-лизм идей в стихотворениях и литературно-философских статьях и их поэтическая одноприродность» обусловливают «внутреннее, глубинное единство» творчества «при всем многообразии жанров» [3. C.29]. Закономерно, «в пределах той или иной разновидности творчества поэта ведущие интеграторы выражаются в разных формах, что обусловливает характерный поворот, оттенок и в развитии поэтической идеи, разную степень открытости и сложности поэтических смыслов слова» [3. C. 30]. Так, «центральные идеи-символы в прозе выступают в более обнаженном виде — получают непосредственную номинацию и непосредственно намечаются их смысловые линии и образные ассоциации, с ними связанные, что не исключает их образной формы воплощения» [3. C.30]. В свою очередь, «в поэзии они реализуются в многообразии словесных образов-символов, раскрывающих свою семантическую глубину и неоднозначность только в соотношении со словесно-эстетической системой автора и категориями-символами, ее организующими» [3. C. 30]. Тем самым «главное — в единстве и в системности словоупотребления поэта в стихе и в прозе, обусловленных его художественным мировидением, в неразрывной связи, взаимообусловленности и иерархичности словесных образов» [3. C.30].
Таким образом, очерчиваются ближайшие связи самоценных текстовых пространств: «публицистическое — эпистолярное — поэтическое — прозаическое», каждое из которых имеет собственный набор авторских текстов определенного жанра.
Достижения функциональной стилистики позволяют определить единое основание, пронизывающее 73 эстетически значимых авторских текста. Предлагаемое условие реализации смыслового пространства — формальный учет фактора «времени, стиля и жанра» — дает возможность выстроить, с нашей точки зрения, достаточно четкие и обоснованные межтекстовые связи многожанрового авторского пространства. Литературоведческое условие становится предпосылкой лингвистического, основанием собственно языковой авторской организации смысловой структуры. Текстовое пространство 1830-х годов выступает завершенной эстетической структурой, в которой, в частности, «Повести Белкина» оформляют как предтекстовые, так и посттекстовые связи.
Литература
1. Маркович В. М. Пушкин и Лермонтов в истории русской литературы. СПб., 1997.
2. Шмид В. Пушкин в поэтическом прочтении. «Повести Белкина». СПб., 1996.
3. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя. СПб., 1997.
4. Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974.
5. Лотман Ю. М. О разграничении лингвистического и литературоведческого понятия структуры // Вопросы языкознания. 1963. №3. С. 44-52.
6. Большая советская энциклопедия. М., 2003.
7. Максимов Д. Е. Критическая проза Блока // Блоковский сборник: Труды научной конф., посвященной изучению жизни и творчества А. Блока. Май, 1962. Тарту, 1964.
Статья поступила в редакцию 17 сентября 2009 г.
