CC BY
149
Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 14 (343).
Политические науки. Востоковедение. Вып. 15. С. 55-61.
МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОЕ СОГЛАСИЕ КИТАЯ И ИСЛАМСКОГО МИРА И ЕГО РОЛЬ В РЕШЕНИИ ЗАДА Ч ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СТРАНЫ
Рассматриваются причины, повлиявшие на сближение и становление многоаспектного сотрудничества «конфуцианско-коммунистического Китая» с «исламско-монархической» Саудовской Аравией, другими нефтедобывающими государствами регионов мира, и перспективы их дальнейших взаимоотношений.
Ключевые слова: конфуцианский Китай; мусульманский мир; программа энергетической безопасности КНР; китайско-арабский Форум; лидеры Китая и Саудовской Аравии; Лига араб-
ских стран; Иран; США.
Вопрос достаточно непростых, но стабильных взаимоотношений мусульманского мира и конфуцианского Китая имеет многовековую историю: еще в III в. в городах Южного Китая были основаны первые арабские торговые фактории, посредством которых в Поднебесную пришел ислам.
Исконно китайские религии и моральноэтические учения достаточно толерантно относились и ко всем религиям, пришедшим извне. Китайское общество традиционно руководствовалось конфуцианскими воззрениями о необходимости поиска «золотой середины», «ненужности крайности и насилия», о непреходящих ценностях знаний, образования, науки, о том, «что «согласие - это драгоценность» (хэ вэй гуй) [3. С. 272].
Конфуцианский тезис «к единению не через послушание, а через разномыслие» (хэ эр бу тун) ныне тесно перекликается с одной из главных задач внешней политики КНР - идеей совместного строительства «гармоничного общества в стране и мирового сообщества на основе прочного мира и сопроцветания, высоко неся знамя социализма с китайской спецификой на основе научной концепции развития, осуществляя реформы и открытость, с неизменной твердостью продвигаясь вперед и бороться за полное построение среднезажиточного общества (сяокан)» [23. С. 62].
Конформистские основы древнего конфуцианства, как показала жизнь, сумели и в век глобализации дать импульс сотрудничеству «коммунистического Китая» и «монархической Саудовской Аравии».
Ху Цзиньтао отметил на XVIII съезде КПК (8.11.2012 г.), что «ситуация в мире, стране и внутри партии продолжает переживать глубо-
кие изменения, налицо небывалые шансы на развитие, но в то же время и невиданные ранее опасности и вызовы [23. С. 62].
На XVIII съезде КПК были провозглашены две «столетние цели» - к столетию создания КПК завершить строительство общества «средней зажиточности», а к середине века, к столетию образования КНР, построить «богатое, сильное, демократическое, цивилизованное и гармоничное модернизированное социалистическое государство» [23. С. 62].
В решении этих грандиозных задач заметную роль КПК отводит сотрудничеству с нефтедобывающими странами исламского мира.
Мусульманские авторитетные богословы всегда признавали величие китайской цивилизации. В самом известном памятнике IX в., составленном выдающимся богословом — имамом Аль-Бухари, под названием «Ас-Сахих» («Правильный») имеются строки, призывающие мусульман: «За знаниями не ленитесь идти даже в далекий Китай» [14. С. 343].
Исламский мир и Китай сближало обоюдное уважительное отношение к письменному знаку
- арабская вязь и иероглифическая письменность возводились ими в разряд священных.
За многие века сосуществования между арабским исламским миром и конфуцианским Китаем было лишь одно крупное военное столкновение - битва на реке Талас в 751 г. (территория нынешнего Киргизстана).
Можно говорить об исторически сложившемся разделении сфер религиозного влияния между конфуцианством и исламом, водораздел которого пришелся на территорию нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР (СУАР), где проживает большинство китайских мусульман.
В переводе с китайского «Синьцзян» означает ‘новая граница’. Со временем Синьцзян получил и другие «осовремененные» определения - ‘евразийская дуга нестабильности’, ‘первая линия исламского джихада’ [7. С. 340] и т. д.
Особую актуальность вопрос взаимоотношений Китая и мусульманского мира приобрел в 80-х гг. XX в. Это связано с тем, что впервые после 1970-х гг. Китай стал испытывать недостаток нефти для обеспечения своей начинающей ускоряться экономики.
Несмотря на принятые меры по претворению в жизнь государственной программы «Си бу кайфан» («Полномасштабное освоение Северо-Запада»), целью которой было превращение Синьцзяна в одну из главных нефтедобывающих баз КНР, перед руководством Китая обозначились острые проблемы энергетической безопасности страны. Причиной возникновения такой ситуации послужили труд-нодоступность региона, неразвитость его инфраструктуры, недостаточные темпы разведки запасов нефти и ее добычи.
По прогнозам китайских специалистов, объем ежегодно добываемой нефти в СУАР только к 2010 г. должен был составить от 30 млн т до 50 млн т в год [20. С. 12], однако намеченного планом «Си бу кайфан» рубежа достичь не удалось.
Согласно «Си бу кайфан», много сил и средств было выделено на реализацию проекта по составлению геологической карты месторождений полезных ископаемых СУАР, Тибета и стран ЦА. В осуществлении проекта приняло участие около 500 специалистов КНР, РФ стран ЦА, в результате чего были обнаружены запасы нефти и газа в долине Цайдам провинции Цинхай.
Дальнейшая разработка этих месторождений в перспективе полностью могла обеспечить потребности этого региона и соседнего Тибета в нефти и газе [20. С. 125], однако это требовало проведения большого объема подготовительных работ, времени и средств, и даже в случае их выполнения не снимало остроты проблемы в целом по стране.
Положение усугублялось еще и тем обстоятельством, что запасы крупнейшего в КНР месторождения Дацин, эксплуатировавшегося с 1961 г. (ежегодный объем добычи нефти -50 млн т), к этому времени значительно истощились.
К тому же, по оценкам специалистов, нефть, добываемая в Дацине, высоким качеством не
отличалась, т. к. содержала большой процент парафина.
Проблемы энергетической безопасности поставили перед китайским руководством три стратегические задачи:
— получение доступа к новым источникам импорта нефти;
— поиск средств для покрытия расходов на импорт нефти за счет экспорта различного оборудования, военной техники;
— поиск оптимальных способов и средств безопасной доставки нефти в Китай [20. С. 124].
Проблемы стабильного обеспечения КНР энергоресурсами становятся приоритетным направлением внешней политики страны с 1980-х гг.
Перед новым постмаоистским руководством КПК во главе со сторонником Дэн Сяопина Чжао Цзыяном стояла серьезная триединая задача обеспечения энергетической безопасности Китая.
Решение проблемы осложнялось отказом китайской стороны пролонгировать действие советско-китайского договора о дружбе и взаимопомощи 1950-1980-х гг., что лишало Китай поступления нефти из дальневосточного и центрально-азиатского регионов Советского Союза.
Участие в военных конфликтах с Вьетнамом, другими странами ЮВА перекрыло доступ Китаю к нефтяным ресурсам и этого региона. В затяжной конфликт превратилась борьба руководства КНР с правительством Вьетнама за архипелаг Спратли и правительствами Японии и Тайваня за остров Сэнкаку, в морском шлейфе которых были обнаружены запасы нефти и газа. В этой сложной ситуации китайское руководство во главе с Чжао Цзы-яном, следуя указаниям Дэн Сяопина «не терять самообладания» и «укреплять свои позиции», проводит дальнейшую деидеологизацию концепции внешней политики КНР, в основе которой лежат пять принципов мирного сосуществования способствовавших эффективному расширению связей с внешним миром [5. С. 139].
Учитывая давние исторические и культурные связи Китая с исламским миром, инициативы руководства КНР можно расценивать как некий знак арабским странам Ближнего Востока для дальнейшего сотрудничества. Особым фактором, который сближал конфуцианский Китай и исламские государства Ближнего Востока, было желание последних избавиться от
навязываемой арабским странам со стороны США своей позиции по урегулированию ситуации в регионе. Арабские государства Ближнего Востока хотели видеть в Китае союзника, с помощью которого будет создан противовес США и стремились получить от КНР поддержку саудовского плана ближневосточного урегулирования [12. С. 201]. Конечно же, Китай к такой роли был еще не готов, его заветным желанием на тот момент было получение доступа к новым рынкам импорта нефти (в рамках своих стратегических задач), сломить тягу арабских государств к регионализации, ограниченной интересами мусульманского мира Арабского Востока, и установить с ними многостороннее партнерство.
Положительным ответом на инициативы китайской стороны по деидеологизации концепции внешней политики явились состоявшийся в 1980 г. визит наследного принца Саудовской Аравии Фахда в Пекин и его встреча с генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзы-яном.
Активизация отношений между Пекином и Эр-Риядом в 1980-х гг. началась с взаимодействия в военной сфере, что говорит о достаточно доверительном характере сотрудничества. Китай поставил Саудовской Аравии 40 баллистических ракет среднего радиуса действия (2700 км) «Дунфэн-3» [12. С. 201], которые составили основу ракетных войск Саудовской Аравии. Начало сотрудничества конфуцианского Китая и исламской Саудовской Аравии именно в военной сфере вполне объяснимо. Рассматриваемый период был начальным этапом реформ Дэн Сяопина, когда продажа военной техники за рубеж была одним из немногих источников поступления валюты для оплаты импорта нефти, что было выполнением одной из стратегических задач Китая. Саудовская же Аравия стремилась к сближению с КНР, имеющей огромные экономические потенциальные возможности, необъятный рынок рабочей силы.
Положительной «фишкой» для саудовцев выглядело участие Китая в афганских событиях на стороне моджахедов.
В двухсторонних отношениях между Китаем и Саудовской Аравией сотрудничество в военной сфере переходит в область энергетическую, в углубление культурно-религиозных контактов, имеющих глубокие исторические корни.
Закупленные в Китае баллистические ракеты среднего радиуса действия «Дунфэн-3», по
мнению военных экспертов, особыми боевыми характеристиками не отличались, являясь больше элементом «ракетного давления» на Израиль, Иран, Йемен [22. С. 269].
С 1981 г. было восстановлено паломничество китайских мусульман в Мекку и Медину, в Китае стали издаваться «Хадисы», Коран, интенсивно шла реконструкция мечетей, пострадавших в период так называемой «культурной революции».
С 1985 г. с санкции Госсовета КНР Всекитайская ассоциация мусульман стала создавать условия для организации поездок мусульман-граждан КНР в Саудовскую Аравию. По китайским официальным статистическим данным, в 2010 г. «хадж» совершили 13 тыс. китайских мусульман [10. С. 28].
Однако для установления контактов с богатыми нефтью исламскими государствами Ближнего Востока, прежде всего, было необходимо урегулировать проблемы с исламским сепаратистским движением внутри Китая.
Руководство КНР в этой ситуации сумело решить важную двуединую задачу: изоляции сепаратисткой организации СУАР «Исламское движение Восточного Туркестана», которой по инициативе КНР международное сообщество официально придало статус «террористической организации», и вместе с тем Китай не утерял установившихся контактов с мусульманским миром.
Направленности внешней политики КНР на все более возрастающую заинтересованность Китая в поставках энергоресурсов из Саудовской Аравии, согласно стратегическим задачам страны, следуют и лидеры КПК так называемого «третьего и четвертого поколения» - Ху Яобан, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао, внесшие свой вклад в совершенствование многоаспектных двухсторонних взаимоотношений с Саудовской Аравией.
Установление дипломатических отношений между Китаем и Саудовской Аравией в 1990 г. содействовало созданию при непосредственном участии председателя КНР Цзян Цзэминя и короля Саудовской Аравии Фахда межгосударственных комиссий по экономическому, торговому и техническому сотрудничеству, а открытие в 1997 г. в каждой из стран «обществ дружбы» значительно расширило двухстороннее взаимодействие в сфере образования, культуры и информации [12. С. 202].
В 1997 г. Китай выступает со своими предложениями урегулирования ближневосточной
проблемы и расширения взаимоотношений с арабскими государствами: взаимное уважение, усиление диалогов и консультаций, расширение сотрудничества в международных делах [20. С. 119].
В наступивший век глобализации Китай входит не только с быстро развивающейся экономикой, но и с внешнеполитической доктриной многовекторной дипломатии, в основе которой лежит симбиоз традиционалистских конфуцианских воззрений, пяти принципов мирного сосуществования (Панча шила), заимствованной концепции «мягкой силы» (Жуань шили) Джозефа Ная, призванных не дать «прорасти семенам будущих смут», т. е. определить приоритеты в обеспечении экономической безопасности КНР [23. С. 99].
На решения этих задач было ориентировано создание одного из важнейших направлений обновления внешнеполитического инструментария Китая - формирование «системы партнерства» («хуо бан еу») с различными государствами и объединениями стран [13. С. 204]. Оно осуществлялось в рамках стратегической программы Цзян Цзэминя «Идти вовне».
В 2002 г. после избрания Ху Цзиньтао генеральным секретарем ЦК КПК идет дальнейшее укрепление сотрудничества между Китаем и Саудовской Аравией, приблизившееся к статусу «стратегического партнерства».
В феврале 2004 г. Ху Цзиньтао посещает Штаб-квартиру Лиги арабских государств, где совместно с ее генеральным секретарем Амром Мусой и представителями арабских государств подписывает соглашение о создании Форума по вопросам сотрудничества Китая и арабских стран [21. С. 120]. Энергетическая дипломатия становится новым и весьма перспективным направлением во внешней политике правительства КНР в деле укрепления международного сотрудничества [11. С. 307].
В настоящее время для Китая одной из наиболее актуальных энергетических проблем является ускорение создания баз для хранения стратегических запасов нефти. В КНР стремятся повышать экономию энергоресурсов и эффективность их использования [11. С. 307].
Ху Цзиньтао в рамках стратегической программы КНР предлагает партнерам по переговорам создать в будущем в Юго-Восточном Китае стратегический резерв жидкого топлива, который формировался бы за счет дополнительных саудовских поставок [11. С. 307]. Такие инициативы китайского лидера говорят о
высокой степени доверия, сложившегося между Китаем и Саудовской Аравией, но также и о сложностях, обусловленных маршрутами морской транспортировки как единственного вида доставки сырой нефти.
Особое значение имеет то, что в настоящее время Китай импортирует с Ближнего Востока 58 % потребляемой нефти, при этом доля Саудовской Аравии составляет 25 % этих поставок [2. С. 3]. Саудовско-китайское сотрудничество в области топливных поставок приобретает особую актуальность в связи с нестабильной ситуацией в ряде стран Ближнего Востока и вокруг ядерной программы Ирана.
В 2010 г. Ху Цзиньтао выдвигает шесть предложений по развитию партнерства на уровне стратегических, что свидетельствует о желании китайской стороны вывести двухсторонние отношения на новый уровень.
По мнению китайского эксперта Янь Ше-ньи, высшей формой партнерства являются китайско-российские отношения, которые характеризуются общими интересами, близостью взглядов на международные проблемы регионального и глобального масштаба [13. С. 206].
Среди предложений китайского лидера выделялась идея создания механизмов консультаций и переговоров в рамках программы «Гармоничного Ближнего Востока», предлагалось дальнейшее развитие всестороннего партнерства в энергетической сфере, расширение взаимных инвестиций в торгово-экономическом сотрудничестве, области культуры, образования.
Когда Эр-Рияд объявил, что в ближайшее время в течение пяти лет готов потратить 120 млрд долл. на инфраструктурные проекты, то предложения китайских компаний были в числе самых привлекательных для Саудовской Аравии. Строительные фирмы Китая сумели получить подряд даже на строительство железной дороги между священными городами Меккой и Мединой стоимостью 1,8 млрд долл.
На выбор китайской компании в качестве подрядчика повлияли не только решения китайско-саудовского симпозиума по торговоэкономическим вопросам, но и исторически сложившееся толерантное конфуцианско-исламское взаимопризнание. Десакрализованные религии и учения Китая являлись «инклюзи-вистскими», т. е. позволяющими одной личности совмещать мировоззрение нескольких религий [9. С. 93]. Это обстоятельство было умело использовано руководителями китай-
ских компаний, объявивших о принятии ислама рабочими и сотрудниками компании, что позволило китайским строительным фирмам выиграть тендер в таком традиционалистском мусульманском регионе [12. С. 204].
Для проведения умелой гибкой маркетинговой дипломатии Китай использует многое и из арсенала «мягкой силы». Например, для получения контракта для поставки нефти из Омана по территории этого государства, не имеющего особых успехов за время участия в мировых спортивных форумах, был проложен участок маршрута следования огня Пекинской Олимпиады 2008 г., транслировавшийся по всем телеканалам мира. Этот штрих не прошел мимо внимания руководителей Омана и, несомненно, сыграл свою роль при подписании контракта.
Вопрос сотрудничества Саудовской Аравии и других исламских государств Ближнего Востока с Китаем становится все более актуальным в контексте глобализации, находится в центре внимания такой державы, как США. Вашингтон предпочитает пока сохранять в регионе сбалансированные отношения. Государственный секретарь США Х. Клинтон особо отметила необходимость сотрудничества с Китаем в решении проблем на Ближнем Востоке [2. С. 7].
США позволяют Китаю активное сотрудничество на Ближнем Востоке до «линии, очерченной, - по выражению А. И. Герцена, - их царским скипетром», при этом США намерены втянуть Китай в поддержание своей стратегии безопасности в регионе, привлечь возможности китайской дипломатии для работы с новым поколением арабских лидеров, которые в ближайшее время начнут выдвигаться на политические авансцены в Северной Африке и Западной Азии, где проживает 70 % всех мусульман мира [2. С. 8].
Вашингтон учитывает, что, согласно концепции «мягкой силы» Китая, многие потенциальные руководители стран Азии и Африки обучались в КНР, благодарны ей за внимание к подготовке национальных кадров развивающихся стран, к тому же Китай всегда позиционирует себя (и это признается странами Азии, Африки и Латинской Америки) как «самое большое развивающееся государство», которое немалые средства «альтруистически» вкладывает в качестве помощи в эти регионы.
США особое внимание уделяет развитию саудовско-китайских отношений, содействуя
экспорту в КНР саудовской нефти. По замыслу правительства США, сделав КНР зависимой от саудовской «нефтяной иглы», оно тем самым снизит интерес Пекина на получение иранской нефти, сделав возможным американо-китайский диалог по реализации санкций и давления на Иран [2. С. 9].
Практические шаги по укреплению саудовско-китайского альянса были предприняты во время поездки в регион госсекретаря США Х. Клинтон с целью подготовки возможного удара по Ирану [2. С. 9].
Американские дипломаты прилагали усилия для дальнейшего втягивания Китая в анти-иранскую кампанию, т. к. изменения в арабском мире активизировали усилия США к склонению Китая к их позиции в отношении Ирана.
Через саудовцев США предложили Китаю соответствующие «нефтяные гарантии» на случай принятия ООН новых санкций в отношении Ирана [2. С. 9]. Однако гарантий бесперебойных поставок нефти из одной (даже обладающей богатейшими нефтяными месторождениями) страны Китаю было недостаточно. Они ставили бы Китай в зависимость от Саудовской Аравии и давлеющих над ней США, что противоречило стратегическим задачам КНР, которая в поисках новых рынков импорта нефти осваивает источники в Центральной Азии, Африке, Латинской Америке, проводит политику создания баз хранения стратегического сырья в стране, его экономии, поиска альтернативных видов сырья.
И хотя Иран в настоящее время стоит на третьем месте среди ведущих экспортеров нефти после Анголы и Саудовской Аравии, он является одним из ведущих торговых партнеров Китая, обеспечивает 12 % китайских потребностей в импорте нефти. Полагаем, что это - «дипломатический жест» Китая в сторону США.
КНР и Ираном подписаны долгосрочные многомиллиардные контракты о поставках нефти из месторождения «Ядаваран», вложении инвестиций в разработку нефтяных приисков «Заварех-Кашане», «Северный Азадеган», строительство аэропортов, железных дорог, автомагистралей, «Тегеран-Север», станций метро в Тегеране, Исфагане, Тембризе. Иран сотрудничает с Китаем в реализации концепции «Большой Китай».
6 августа 2010 г. нынешний премьер Китая Ли Кэцян заявил на встрече с министром
нефти Ирана о намерении продолжать сотрудничество с Ираном в рамках существующих проектов. В последующих переговорах 2011 г. Пекин в обход американских санкций против Ирана продолжает наращивать связи с Эр-Риядом [2. С. 9], Анголой, Оманом, Кувейтом, ОАЭ, Суданом (до и после его разделения на Южный и Северный) - государствами, имеющими различное политическое устройство.
Такое сближение конфуцианского Китая и исламского мира не только давало КНР гарантии решения стратегических задач энергетической безопасности, но и вызывало определенные опасения западных аналитиков.
В частности, С. Хантингтон в своем потрясшем мир «Столкновении цивилизаций» предрекает, что конфуцианская цивилизация (вместе с исламской) в дальнейшем будет представлять серьезную угрозу для Запада, его интересам, ценностям, мощи [4. С. 82].
Китайская сторона в лице Ху Цзиньтао неоднократно озвучивала официальную позицию (в том числе на ХУШ съезде КПК), что Китай никогда не будет претендовать на гегемонию, не будет заниматься экспансией, не будет вмешиваться во внутренние дела других государств, навязывать им свою волю [23. С. 48].
С молчаливого согласия правительства КНР распространяется статья Ван Сяодуна, известного на Западе сторонника китайского национализма, одного из авторов бестселлера «Китай недоволен» («Чжунго бу гаосин»), изданного в Китае беспрецедентным тиражом в 270 тыс экземпляров, в числе первых ответивших на выпад С. Хантингтона, в которой была отражена ставшая ныне популярной позиция «...китайцы не имеют ничего против западных ценностей (кроме тех случаев, когда их распространение приводит «к появлению империализма») и не намерены конфуцианизиро-вать остальной мир» [4. С. 82]. Видеть в Китае врага американцев заставляют экономическая мощь и потенциал КНР. Возможное же грядущее столкновение Китая и США, полагает Ван Сяодун, будет вовсе не столкновением цивилизаций, а противостоянием национальных интересов [4. С. 82].
Однако думается, что, помня заветы Дэн Сяопина (знаменитые 24 иероглифа) «не возглавлять ничего в международных масштабах», Китай предпочтет гегемонизму принцип коллективной безопасности под эгидой ООН.
Однополюсного мира, где глобальным лидером может выступать Китай, не будет еще
и потому, что ему всегда будет противостоять мир ислама [9. С. 135]. Между Китаем и мусульманским миром, несмотря на взаимоприз-нание, никогда не существовало общности, что дает основание сказать, что конфуцианско-исламского симбиоза никогда наблюдаться не будет.
В нынешних условиях Китай не заинтересован в значительном сокращении роли США и возникновении в арабском мире вакуума силы, т. к. не считает себя способным заполнить такую потенциальную вакансию [2. С. 5].
Последовавшие по инициативе США потрясения «арабской весны» подталкивают Китай выдвинуть свою позицию в этой ситуации:
— Китай придерживается принципа невмешательства во внутренние дела;
— Китай против применения военной силы;
— Китай призывает международное сообщество поддерживать усилия стран региона для возобновления политической стабильности [2. С. 3].
Видимо, несмотря на попытки США втянуть Китай в процесс формирования новой геостратегической ситуации в арабо-африканском регионе, в ближайшее время это им не удастся.
КНР, укрепив свои отношения с Саудовской Аравией, стремится к дальнейшему усилению своих геоэкономических позиций на Ближнем Востоке с помощью политики тонкой, последовательной, терпеливой, с дальним прицелом [1. С. 104].
Список литературы
1. Алексеев, И. С. Искусство дипломатии не победить, а убедить. М., 2006.
2. Антипов, К. В. События на Арабском Востоке и позиция Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2011. № 6.
3. Берзиня, У. А. Традиционный политический язык в современной КНР // Государство и общество в Китае : XL науч. конф. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2010.
4. Габуев, А. Китайские националисты : штрихи к интеллектуальному портрету Ван Сяодуна // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 3.
5. Делюсин, Л. П. Дэн Сяопин и реформация китайского социализма. М. : Ин-т стран Азии и Африки МГУ, 2003.
6. Делюсин, Л. П. Китай в поисках путей развития. М. : Ин-т стран Азии и Африки МГУ, 2004.
7. Зотов, О. В. «Черный центр» Евразии или «Брод в кипятке» : Восточный Туркестан как эпицентр глобальной геополитики // Государство и общество в Китае : XL науч. конф. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2010.
8. Иванов, А. В. Программа Китая «идти во вне» и некоторые аспекты российско-китайско отношений // Государство и общество в Китае : XXXVII науч. конф. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2007.
9. Кузнецова, Д. Исламский фактор в политике Китая в контексте глобализации XXI века // Актуальные проблемы китаеведения : материалы науч. конф. Ташкент, 2007.
10. Кузнецов, В. С. У китайских мусульман // Азия и Африка сегодня. М. : Ин-т востоковедения РАН ; Ин-т Африки РАН, 2010. № 3 (632).
11. Ломанов, А. Первые шаги нового руководства Китая // Проблемы Дальнего Востока. 2013. № 3. С. 15-32.
12. Мухина, С. В. Стратегия энергетической безопасности Китая // Государство и общество в Китае : XXXVII науч. конф. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2007.
13. Пахомова, М. А. Китай и Саудовская Аравия : история взаимодействия и перспективы сотрудничества (1980-2010) // Государство и общество в Китае : XLII науч. конф. Ч. 2. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2012.
14. Портяков, В. Я. Партнерство как инструмент современной внешней политики КНР // Государство и общество в Китае : XLI науч. конф. М. : Ин-т востоковедения РАН, 2011.
15. Религиоведение / Ин-т востоковедения. Ташкент : Изд-во ТашГИВ, 2002.
16. Россия и Китай (история и культура) : сб. ст. и докл. участников Ш-ІУ междунар. науч.-практ. конф. Казань : Казан. (Приволж.) федер. ун-т, 2012.
17. Трифонов, В. Внешняя политика КНР (1949-2009) // Проблемы Дальнего Востока. 2009. № 5.
18. Фурсов, К. А. Религиозная политика и религиозная ситуация в КНР // Востоковедение и африканистика : рефератив. журн. / ИНИОН РАН. М., 2012. Сер. 9. № 1.
19. Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций. М., 2003.
20. Ходжаев, А. Китайский фактор в Центральной Азии / Ин-т востоковедения АН Республики Узбекистан. Ташкент : Фан, 2007.
21. Чжоу, И. Чжунго вайцзяо (=Дипломатия Китая) / И. Чжоу, С. Чжао. Пекин : Межконти-нент. изд-во Китая, 2005 (на кит. яз.).
22. Чжоу, М. Чжунго (=Китай). Пекин : Изд-во на иностр. яз., 2012 (на кит. яз.).
23. Ху Цзиньтао. Чжунго гунчан дан ди шиба ци цюань годайбяо дахуэшанг дэ бао гао. Чэн чжэн сюэси дандэ шиба да цин шэн. Жэнь-минь живао чжун яо янь лун хуэй бьян. Бэйц-зинь : Жэньминь жибао чубаншэ, 2012 (на кит. яз.) (=Ху Цзиньтао. Отчетный доклад Всекитайскому ХУШ съезду КПК) // Решительно и глубоко изучать материалы XVIII съезда в Основных материалах по XVIII съезду КПК. Пекин : Жэньмин Жибао чубаншэ, Пекин, 2012.
24. Юрченко, В. П. Военная политика и военное строительство в странах Арабского Востока (конец XX - начало XXI в.). Ч. 1. М., 2007.
