CC BY
52
УДК 947:331:01
МЕЖЕВЫЕ СТОЛБЫ ТАМБОВСКОЙ АГРАРНОЙ ИСТОРИИ:
ОТ «РАСПОРЯЖЕНИЯ № 3» - К «РАСПОРЯЖЕНИЮ № 4»
© Вадим Павлович Николашин
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Россия, аспирант кафедры российской истории, e-mail: valcan@mail.ru
В статье рассматриваются страницы аграрной истории Тамбовской губернии. Исследуются преобразования в сфере земельных отношений с осени 1917 до весны 1918 г., когда крестьянство начало активную борьбу за «землю» и «волю».
Ключевые слова: «Распоряжение № 3»; «Распоряжение № 4»; аграрный вопрос; социализация земли; тамбовское крестьянство.
История аграрного движения 1917 г. в Тамбовской губернии пользуется давним вниманием советских и современных исследователей. В ней отчетливо выделяются два ключевых момента: стихийное крестьянское восстание осени 1917 г. и «Распоряжение № 3».
Обстоятельства принятия «Распоряжения № 3» и его социально-политические последствия изучались с 1920-х гг. Этим занимались местные краеведы, а также историки Е.А. Луцкий, В.Н. Гинев, Л.Г. Протасов,
В.В. Канищев, Д.Г. Сельцер. Историографическая трактовка этого юридического акта изменилась до полной перемены знаков. Если в советский период утверждалось однозначно, что «Распоряжение № 3» было всего лишь эсеровским маневром с целью спасти помещичье землевладение и обмануть крестьян, то современные исследователи склонны полагать, что принятие этого решения позволило снизить социальное напряжение в деревне, сбить волну аграрных погромов в Тамбовской губернии и сделать важный шаг в сторону ликвидации помещичьего землевладения.
Осенью 1917 г. все политические силы Тамбовской губернии ощущали неотложность аграрных преобразований. Вокруг вопроса о земле шла ожесточенная борьба на губернских и уездных крестьянских съездах. Принимавшиеся на них резолюции требовали отмены частной собственности на землю, передачи ее в руки трудового народа без всякого выкупа, идя вразрез с указаниями органов Временного правительства и ВЦИК Советов. Крестьянские съезды губернии в своих решениях были радикальнее, чем избираемые ими исполнительные комитеты Советов.
Из месяца в месяц нарастало стремление крестьян самим «добыть землю». С марта по сентябрь 1917 г. число аграрных выступлений в губернии увеличилось с 17 до 149 [1], и это побуждало местное эсеровское руководство делать практические шаги в разрешении земельного вопроса в интересах крестьян вопреки указаниям центра, не дожидаясь санкции Учредительного собрания. Так, 24 июня сессия губернского земельного комитета высказалась за переход земли в ведение крестьянских организаций до общей аграрной реформы на местном уровне [2].
Начавшиеся в сентябре в Козловском уезде стихийные погромы помещичьих имений ускорили принятие решения о передаче их в ведение крестьянских комитетов. В ночь на 9 сентября в Ярославской и Екатерининской волостях были разгромлены и сожжены несколько имений. 13 сентября губернскими властями было принято знаменитое «Распоряжение № 3», которое должно было остановить крестьянскую стихию. Выражая уверенность, что Учредительное собрание передаст всю землю трудовому народу и отменит частную собственность на землю, оно предписывало земельным и продовольственным комитетам немедленно произвести полный и точный учет всех частновладельческих экономий со всеми угодьями и всем сельскохозяйственным имуществом и взять их в свое ведение. Указывалось, что «всякий погром после Распоряжения № 3 является непоправимым ударом уже по самой земельной реформе», и потому деятельность крестьянских комитетов имеет цель «охранение частновладельческих имений, сельскохозяйственного инвентаря, скота, садов и других уго-
дий, представляющих из себя большую культурную ценность» [3].
Эти действия тамбовских эсеров вызвали возмущение и протесты местных помещиков, справедливо опасавшихся, что крестьяне воспользуются «Распоряжением № 3» по-своему, а сама политическая декларация явится косвенным одобрением погромов. Губернский предводитель дворянства Н.Н. Чолокаев направил жалобу министру земледелия, требуя отмены этого акта. Губернский союз земельных собственников также направил протест А.Ф. Керенскому и Главному земельному комитету. Возникший конфликт стал поводом для судебных разбирательств. И только с приездом в Тамбов товарища министра земледелия Н.И. Ракитникова ситуация несколько разрядилась. Изучив ее, он посчитал действия местных властей в условиях нараставших аграрных беспорядков верными.
Крупные землевладельцы, лишившиеся поддержки со стороны властей, пытались ликвидировать хозяйства путем продажи, хотя продажи имений были запрещены правительством. Зачастую они просто изгонялись крестьянами из поместий, охрану которых взяли на себя крестьянское общество, земельные комитеты и милиция, т. к. было немало желающих растащить инвентарь и скот. Так, в с. Поляково Кирсановского уезда 13-14 ноября только немедленным принятием на учет имения Н.А. Сатина удалось предотвратить его разгром толпой крестьян. 21 ноября уездные продовольственная и земельная управы постановили, за отсутствием кормов в имении, а также вследствие возбужденного настроения крестьян, немедленно распродать с торгов лошадей [3, л. 29].
Крестьяне, действительно, восприняли «Распоряжение № 3» как санкцию на решительные действия в аграрном вопросе. В Софьинской и Пересыпкинской волостях Моршанского уезда уже после принятия «Распоряжения № 3» были разгромлены культурные имения Апушкина, неделю спустя та же участь постигла хозяйства трех братьев Сосульниковых, Шабер и имение Сатина в селе Гавриловка [3, д. 3, л. 15].
Крестьянские общины усиливали давление на земельные и продовольственные комитеты. Моршанским уездным земельным комитетом отмечалось в сентябре, что «каждый гражданин смотрит на владельческие
имения как на собственность граждан села Гавриловки или Космодемьяновки... Представители местных комитетов и даже уездных организаций. идут в хвосте за толпой. Так, член уездной продовольственной управы Голубев объявляет, что земля Сатина должна сего числа поступить Поляковскому и Чупятовскому обществу без выкупа» [3, д. 3, л. 17]. Таким образом, в ряде случаев земельные комитеты под общинным прессингом шли дальше «Распоряжения № 3» и содействовали реквизициям имущества помещиков. В других случаях они не смогли противодействовать грабежу имений, как это было в с. Хилково Кирсановского уезда, где сельское общество, несмотря на протесты волостного земельного комитета, реквизировало дом владелицы Гонецкой под школу [3, д. 3, л. 17].
Земельные комитеты в своем стремлении к правопорядку сталкивались с неопределенностью и нечеткостью инструкций и правил в области поземельных отношений. Куров-щинский волостной земельный комитет сетовал тогда же на «отсутствие точных последовательных правил и руководящих указаний высших земельных органов в частности, опираясь на которые, местный земельный комитет мог бы до некоторой степени твердо и правильно разрешить земельные вопросы», видя в этом опасность общей дестабьилиза-ции власти [3, д. 3, л. 17].
Тем не менее, несмотря на все осложнения при реализации «Распоряжения № 3», этот документ и дополнявшие его акты сбили волну стихийно-погромного аграрного движения в губернии, направили его в более спокойное русло, сделав важный шаг в сторону фактической ликвидации помещичьего землевладения. В октябре было отмечено только 44 аграрных выступления против 149 в сентябре [1, с. 39].
Вскоре идеи, подобные тем, что были зафиксированы в «Распоряжении № 3», легли в основу аграрного законопроекта министра земледелия эсера С.Л. Маслова. Но закону так и не суждено было вступить в силу. Прорвавшиеся к власти большевики, приняв «Декрет о земле», законодательно установили наиболее радикальный способ передачи земли крестьянам. Правда, к этому времени тамбовские крестьяне фактически отобрали
землю у помещиков, опережая положения декрета. Впереди была социализация земли.
Проблема социализации земли неотделима от партийно-политической борьбы за крестьянство в 1917 г., поскольку даже экстремистски настроенные элементы деревни понимали необходимость легализации своих самочинных действий и стремились к ней. Безупречно законные основания на владение своей собственностью им могло дать, прежде всего, Учредительное собрание, и в этом одно из объяснений небывалой избирательной активности тамбовских земледельцев и хлебопашцев на выборах 12-14 ноября - 73 %. Они голосовали «за землю», отдав свои голоса эсерам и большевикам.
Разумеется, крестьяне совершенно не разбирались в тонкостях партийных программ, хотя бы в их аграрной части. Они не догадывались о том, что большевики подразумевали под социализацией земли фактическую ее национализацию, отсроченную на время, что эсеры не давали ответа на вопрос, как государство будет удовлетворять потребности городского населения, армии в продуктах сельскохозяйственного производства, если уравнительный передел земли будет обеспечивать лишь собственные потребности крестьянских хозяйств, не предусматривая товарного производства.
Именно эти партии и аграрные программы конкурировали между собой на выборах Учредительного собрания в ноябре 1917 г., в самый разгар борьбы за землю. «В деревне выбор был практически между двумя партиями - эсеров и большевиков. На их долю пришлось соответственно 75 и 20 % от общего числа голосов» [4]. Эсеры имели почти четырехкратное превосходство над большевиками, но крестьяне голосовали за землю и тогда, когда выбирали эсеров, и когда выбирали большевиков. В обоих случаях это была программа уравнительного передела земли. «Разница была лишь в том, что у эсеров это был стратегический пункт, основа будущего социалистического переустройства России, у большевиков же это был чисто тактический прием, расчет на то, чтобы перехватить крестьян у эсеров» [4, с. 156].
Дальнейшая борьба за деревню в общероссийском масштабе развернулась уже после разгона большевиками Учредительного собрания - на Третьем Всероссийском съезде
крестьянских депутатов (январь 1918 г.) при разработке и утверждении «Основного закона о социализации земли». Большевикам оппонировали здесь уже не черновцы и авксенть-евцы, а их партнеры по правительственной коалиции - левые эсеры во главе с М.А. Спиридоновой, чье тамбовское происхождение обязывало ее обостренно воспринимать нужды деревни. В ходе острых дискуссий закон о социализации земли был утвержден 27 января на пленарном заседании ВЦИК. Он провозглашал отмену собственности на землю и объявлял ее достоянием трудового народа. Право пользования землей принадлежало тому, кто обрабатывал ее собственными руками. Распределение земли должно было производиться на уравнительных началах по потребительско-трудовой норме. В законопроекте преимущество отдавалось единоличным хозяйствам, выдвигалась поддержка таких форм землепользования, как отруба.
Большевикам, однако, удалось отстоять право государства на пользование землей наряду с основным источником этого права -личным трудом. Также была принята 17-я статья о праве государства на дифференциальную земельную ренту, образующуюся на земельных участках с более плодородной почвой или более выгодно расположенных по отношению к рынку сбыта. Вопрос о развитии коллективных хозяйств поднимался в I и II, III, IV и VI разделах «Основного закона социализации земли». Таким образом, большевики создали юридические предпосылки для развития советских и коллективных хозяйств. В случае окончательного обобществления сельского хозяйства они справедливо рассчитывали на то, что аграрный сектор страны станет более управляемым.
Хотя в новом аграрном законе появились статьи, ограничивавшие право владения и пользования землей для крестьян, в целом он еще сохранял эсеровский дух, поэтому находил поддержку в тамбовской деревне. Да и сама возможность уравнительного передела земли делала крестьян сторонниками «Основного закона о социализации земли». Это показал Первый губернский учредительный съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, который проходил 1-15 марта 1918 г. Именно на нем обсуждался вопрос об уравнительном перераспределении земли и советизации деревни.
Губернский учредительный съезд утвердил временное (на один посев) распределение земли. Его резолюция гласила: «До применения общего положения закона о социализации земли во всей Российской Республике временно разделить землю в пределах Тамбовской губернии только на 1 посев ярового поля и лугов 1918 г. следующим порядком: все пахоты и лугов угодья в пределах губернии, кому бы они ни принадлежали, подлежат распределению по уездам в прежних установленных уже границах. Каждый уезд распределяет входящие в него земли между волостями пропорционально населению по продовольственной норме, т. е. на едока, принимая во внимание каждого родившегося до 1 января 1918 г. Больным, инвалидам, солдатам разрешается с разрешения местного Совета иметь наемных рабочих. Остальные должны были обрабатывать землю только своим трудом» [5]. Другие пункты резолюции съезда воспроизводили разделы «Основного закона о социализации земли».
30 марта 1918 г. комиссариатом земледелия при Тамбовском губернском Совете было принято «Распоряжение № 4», в соответствии с которым земельные отделы Советов брали на учет все земли, инвентарь и постройки бывших частновладельческих земель для распределения между нуждающимися крестьянами. Этот нормативный акт стал логическим продолжением «Распоряжения № 3», хотя их разделяли полгода и целая историческая эпоха. Его порядковый номер, замечают авторы предисловия к сборнику
«Антоновщина», удостоверил преемственность процесса [6].
Тамбовское крестьянство своей борьбой за «землю» и «волю» добилось легализации «черного передела», поддержав социализацию земли, вынудив большевистскую партию принять свои условия. Но эту победу можно назвать «пирровой», поскольку заложенные в основном земельном законе идеи о праве государства на землю, дифференциальную земельную ренту, о советской власти как источнике права на землю, о предпочтительном развитие коллективных хозяйств, малопонятные тамбовскому земледельцу, стали той миной замедленного действия, которая уже к апрелю-маю 1918 г. рассеяла их иллюзии.
1. Кострикин В.И. Крестьянское движение накануне Октября // Октябрь и советское крестьянство 1917-1927 годы. М., 1977. С. 39.
2. Тамбовская энциклопедия. Тамбов, 2004.
С. 408.
3. ГАТО (Гос. арх. Тамбовской области). Ф. Р-955. Оп. 1. Д. 2. Л. 35.
4. Протасов Л.Г. Выборы в Учредительное со-
брание в Тамбовской губернии // История Тамбовского края: избранные страницы.
Тамбов, 2004. С. 153.
5. ГАТО. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 13. Л. 3.
6. «Антоновщина». Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1920-1921 гг. Документы, материалы, воспоминания. Тамбов, 2007. С. 6.
Поступила в редакцию 12.04.2010 г
UDC 947:331:01
LAND SURVEYING OF TAMBOV AGRARIAN HISTORY: FROM “ORDER № 3” - TO “ORDER № 4”
Vadim Pavlovich Nikolashin, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russia, Post-graduate Student of Russian history Department, e-mail: valcan@mail.ru
The article examines the pages of Tambov region agrarian history. The article analyses of reorganization in sphere of land relations from autumn 1917 to spring 1918, when peasantry began direct fight for “earth” and “will”.
Key words: “Order № 3”; “Order № 4”; agrarian question; land socialization; Tambov peasantry.
