CC BY
45D0l:10.24412/2076-1503-2021-4-496-504 ФЕДУЛКИНА Ирина Александровна,
преподаватель кафедры конституционного (государственного) и международного права Военного университета Министерства обороны Российской Федерации,
е-mail: mail@law-books.ru
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОПЫТ РЕГУЛИРОВАНИЯ ГЕНОЦИДА ПУТЕМ ГУМАНИТАРНОГО ВОЕННОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА: ИСТОРИКО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ
Аннотация. В статье изложен взгляд автора на то, что понятие геноцида неоднозначно толкуется различными государствами в толковании норм международного гуманитарного права. Сегодня наиболее остро встает вопрос о законности применения так называемой «гуманитарной интервенции», которая сопровождается военным вмешательством. Автор полагает, что именно отсутствие единого толкования терминов и норм международного гуманитарного права дает основания для обоснования «законности» военного вмешательства во внутренние дела суверенных государств и обосновывает это конкретными примерами. Автор считает, что важнейшим правовым аспектом является оценка геноцида, который имел место до гуманитарного военного вмешательства, и если он в другой форме или по отношению к другой группе населения начал проявляться во время такового.
Ключевые слова: международное гуманитарное право, права человека, гуманитарная военная интервенция, право, язык легитимности, геноцид, военные преступления.
FEDULKINA Irina Aleksandrovna,
Lecturer, Department of Constitutional (State) and International Law, Military University Ministry of Defense of the Russian Federation
INTERNATIONAL EXPERIENCE IN REGULATING GENOCIDE THROUGH HUMANITARIAN MILITARY INTERVENTION: HISTORICAL AND LEGAL ASPECTS
Annotation. The article presents the author's view that the concept of genocide is ambiguously interpreted by various States in the interpretation of international humanitarian law. Today, the most pressing issue is the legality of the use of the so-called "humanitarian intervention", which is accompanied by military intervention. The author believes that it is precisely the lack of a unified interpretation of the terms and norms of international humanitarian law that gives grounds for justifying the "legality" of military intervention in the internal affairs of sovereign States and justifies this with concrete examples. The author considers that the most important legal aspect is the assessment of the genocide that took place before the humanitarian military intervention, and if it began to manifest itself in a different form or in relation to another group of the population during such an intervention.
Key words: international humanitarian law, human rights, humanitarian military intervention, law, language of legitimacy, genocide, war crimes.
Сегодня, как никогда, актуальна тема геноцида, особенно в рамках международного гуманитарного права. Все чаще и острее международным сообществом поднимается вопрос законности т.н. «гуманитарной интервенции», которая, как правило, сопровождается военным вмешательством. Возникает вопрос: одинаково ли квалифицируется геноцид как преступление до гуманитарного военного вмешательства и во время него?
Итак, гуманитарная интервенция основана на убеждении, что власть должна позволить человечеству жить хорошо. Видение хорошей жизни, выраженное во Всеобщей декларации прав человека (ВДПЧ), обеспечивает основу для гуманитарной интервенции в том виде, в каком она существует сегодня. ВДПЧ провозглашает "неотъемлемое достоинство" людей и "равные и неотъемлемые права всех членов человеческой семьи" в качестве "основы свободы, справедливости и
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
мира во всем мире" [1]. Таким образом, цель гуманитарной интервенции заключается в восстановлении достоинства и прав отдельных лиц. В более широком смысле идея «гуманитарной военной интервенции» основывается на вере в то, что можно положить конец нарушениям достоинства и прав человека с помощью военной силы.
Итак, в широком смысле гуманитарная военная интервенция означает законное применение силы в гуманитарных целях.
Положение о законном применении силы в гуманитарных целях, существующее в современном международном праве, возникло в ходе ряда громких дебатов в начале XXI в. [2]. В период после окончания «холодной войны» между западными странами был очевиден консенсус в отношении того, что рамки международного порядка, закрепленные в Уставе Организации Объединенных Наций, основанные на суверенитете государств и принципах невмешательства, потребуют пересмотра для борьбы с возникающими угрозами международной безопасности [3]. Под лозунгом "либерального мира" все большее число голосов западных стран заявляло о необходимости институционализации международной системы безопасности, которая подчеркивала бы т.н. общие нормы демократии и прав человека. Именно в этом контексте в 1999 г. была начата военная интервенционная операция Организации Североатлантического договора (НАТО) в Косово. Гуманитарный характер операции НАТО был предметом горячих споров; хотя военная интервенция в Косово была признана ООН законной из-за ее гуманитарных мотивов, она также была несанкционированной и, следовательно, незаконной в международном праве [4]. Более того, военная интервенция в Косово продемонстрировала рост разногласий между государствами по вопросу нарушения суверенитета государств во имя «либерального мира» и теми, кто весьма скептически относился к альтруистическим заявлениям интервентов. После событий в Косово на тот момент Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан призвал к возобновлению единства в вопросе о целесообразности военного вмешательства в гуманитарных целях. В ответ премьер-министр Канады Жан Кретьен объявил о создании независимой Международной комиссии по вмешательству и государственному суверенитету (ICISS) для решения моральных, правовых, оперативных и политических вопросов, связанных с "примирением, вмешательством в целях защиты человека и суверенитетом". Цель Ю^ состояла в том, чтобы разработать альтернативу морализатор-ским дискурсам либеральных сторонников мира, претендующих на право вмешиваться в соответствии с естественным правом, которое встречало
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
все более внутреннюю оппозицию в развивающихся странах [5]. В 2001 г. Ю^ опубликовала свой доклад «Ответственность за защиту», в котором были предложены новые рамки международного порядка, состоящие из трех основных элементов:
1. Государство несет главную ответственность за защиту населения от геноцида, военных преступлений, преступлений против человечности и этнических чисток, а также их подстрекательства;
2. Международное сообщество обязано поощрять государства и оказывать им помощь в выполнении этой обязанности;
3. Международное сообщество обязано использовать соответствующие дипломатические, гуманитарные и другие средства для защиты населения от этих преступлений. R2P [6] предусматривает три столпа
ответственности:
СТОЛП ПЕРВЫЙ
Каждое государство несет ответственность за защиту своего населения от четырех массовых злодеяний: геноцида, военных преступлений, преступлений против человечности и этнических чисток.
СТОЛП ВТОРОЙ
Более широкое международное сообщество несет ответственность за поощрение и оказание помощи отдельным государствам в выполнении этой обязанности. ТРЕТИЙ СТОЛП
Если государство явно не в состоянии защитить свое население, международное сообщество должно быть готово принять соответствующие коллективные меры своевременно и решительно и в соответствии с Уставом ООН.
С момента своего создания ответственность за защиту ^2Р) стала «доминирующим языком легитимности» в международном гуманитарном вмешательстве. Будучи принятой государствами -членами ООН на Всемирном саммите в 2005 г., третий столп R2P теперь обеспечивает меру, с помощью которой государственный суверенитет может быть «законно» нарушен международными субъектами, которые утверждают, что применение силы в гуманитарных целях является правомерным.
Хотя концепция гуманитарного военного вмешательства по-прежнему является весьма спорной, сам термин был четко определен Хольц-грефе как "угроза силой или ее применение через государственные границы государством (или группой государств), направленная на предотвращение или прекращение широко распространенных и серьезных нарушений основных прав человека лиц, не являющихся его гражданами, без разре-
шения государства, на территории которого применяется сила" [7]. Определение Хольцгрефе явно совпадает с языком R2P: оба очерчивают некоторую меру гуманитарного произвола ("широко распространенные и серьезные нарушения" прав человека Хольцгрефе и категории R2P "геноцид, военные преступления, преступления против человечности и этнические чистки"), и оба подчеркивают вмешательство как неизбежное нарушение государственного суверенитета [8].
Все перечисленное выше, а также уже имеющиеся примеры т.н. гуманитарного военного вмешательства, под предлогом неоднозначного и своевольного трактования признаков имеющего место геноцида и невозможности того или иного государства самостоятельно справиться с данным видом преступления, заставляют ввернуться к истокам понятия геноцид [9].
Необходимо подчеркнуть, что. хотя в названии Конвенции о геноциде говорится как о предупреждении преступления геноцида, так и о наказании за него, суть ее положений направлена на вторую ветвь этого тандема. Концепция предотвращения повторяется в ст. I: «Договаривающиеся Стороны подтверждают, что геноцид, независимо от того, совершается ли он в мирное или военное время, является преступлением по международному праву, которое они обязуются предотвращать и наказывать». Конечно, наказание и предупреждение тесно связаны. Сдерживающая функция уголовного права поддерживает утверждение о том, что быстрое и надлежащее наказание предотвращает будущие преступления. Кроме того, некоторые из других актов геноцида подразумевают превентивное измерение. Преследование за заговор, попытки. и, прежде всего, прямое и публичное подстрекательство - все это направлено на будущие нарушения. Но составители Конвенции не хотели идти дальше по течению, отвергая попытки криминализировать «подготовительные действия», такие как разжигание ненависти и расистские организации.
Статья I Конвенции о геноциде не является просто «назидательной или целенаправленной», настаивал Международный суд в своем решении в феврале 2007 г. по жалобе Боснии против Сербии. Обязательство предотвращать геноцид и наказывать за него является безоговорочным, заявил Суд. - Его не следует читать просто как введение к более поздним прямым ссылкам на законодательство, судебное преследование и экстрадицию ... Статья I, в частности ее обязательство предотвращать, создает обязательства, отличные от тех, которые фигурируют в последующих статьях. Этот вывод подкрепляется также чисто гуманитарной и цивилизаторской целью Конвенции.
Если рассматривать акты массового уничтожения людей как самостоятельные события, складывающиеся в единой последовательности, то можно обнаружить их общие и отличительные черты [10]. Во всех приведенных примерах жертв выбирали на основании их этно-религиозной принадлежности или принадлежности к социальной группе, выделяемой по иным признакам, например, к некой социально-культурной общности. Для всех случаев характерна специальная цель -уничтожить такую группу в рамках определенной территории полностью или частично. Способы уничтожения составляют специфику каждого конкретного случая. Однако, как правило, оно осуществлялось путем причинения смерти или создания условий для ее наступления, реализуемых в различных формах. Таким образом, эти признаки являются устойчивыми для всех представленных деяний, несмотря на существенный территориально-временной разрыв между их совершением. Существование этих общих черт обусловило относительную устойчивость в содержательном наполнении понятий геноцида. Наличие же особенностей в каждом конкретном акте уничтожения групп способствовало появлению отличительных признаков в различных понятиях [11].
Не случайно мы говорим о понятиях геноцида во множественном числе: ведь таковых существует великое количество. Большинство из них содержится в доктринальных источниках, и лишь немногие закреплены в правовых актах. Первое понятие геноцида, как известно, предложил Рафаэль Лемкин (Raphael Lemkin). Однако концепция этого преступления у Р. Лемкина начала формироваться раньше, чем был найден термин для его обозначения.
В поле зрения иностранных авторов находится понимание сущности геноцида в «глобальном контексте», его восприятие различными социальными группами населения и даже целыми цивилизациями, в т.ч. «попытки оправдания» со стороны тех или иных социальных слоев и политических режимов. В отечественной доктрине также предприняты попытки выделить характерные причины геноцида и условия, способствующие совершению этого самого тяжкого преступления против человечности [12].
Уже в 1933 г. в Мадриде на 5-й Конференции по унификации международного уголовного права ученым было предложено к преступлениям по международному праву отнести действия, направленные на уничтожение или разрушение расовых, этнических, религиозных и социальных сообществ. Такие действия по объективным признакам Р. Лемкин разделял на «акты варварства, выражающиеся в посягательстве на жизнь людей
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
или же подрыве экономической основы существования данной группы лиц, и акты вандализма, которые заключаются в уничтожении культурных ценностей путем передачи детей одной группы людей другой группе, принудительного и систематического изъятия характерных элементов культуры данной группы лиц, запрещения употреблять родной язык даже в личных отношениях, а также систематического уничтожения книг на языке группы, разрушения музеев, школ, исторических памятников, культовых и других учреждений, культурных объектов группы или же запрещения пользоваться ими» [13]. Из данных предложений Р. Лемкина следует, что ученый видел необходимость в охране расовых, этнических, религиозных и любых иных социальных общностей от уничтожения, осуществляемого двумя видами действий: ликвидацией группы путем убийства ее членов и фактического исчезновения сообщества путем стирания его характерных культурных отличий. Отсюда мы можем увидеть связь по характеристикам групп потерпевших и способов их уничтожения между предложенной в 1933 г. Р. Лемкиным концепцией новых международных преступлений и имевшими место в человеческой истории актами уничтожения групп населения.
Понятие, очень точно подобранное для характеристики преступлений, совершенных руководством национал-социалистической Германии, не могло не найти отражения в деятельности Международного военного трибунала в Нюрнберге [14]. Этот термин был использован в обвинительном заключении трибунала для описания указанных преступлений, совершенных в период с 1937 по 1945 г. В данном документе геноцид понимался как «истребление расовых и национальных групп, истребление гражданского населения части оккупированных территорий с целью уничтожения определенных народов и классов, определенных национальных, этнических и религиозных групп» [15].
Понятия геноцида в работе Р. Лемкина «Основное правило оккупированной Европы...» и в обвинительном заключении разделяет всего год, однако его признаки претерпели некоторые изменения. Во-первых, геноцид теперь понимается не как планируемые, а как реализованные действия. Замечу, что согласно понятию обвинительного заключения, форма его реализации едина и заключается в истреблении. Так же существенно расширился круг жертв - до расовых, национальных, этнических, религиозных групп, народов, гражданского населения на оккупированных территориях и «классов», под которыми в данном случае исследователями предлагается подразумевать социальные группы. Причину указанных изменений видится целесообразным усматривать
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
в том, что понятие содержалось в обвинительном заключении, а не в нормативно-правовом акте, имело целью описать фактически имевшие место деяния, но не сформулировать на будущее универсальное правило поведения, с применением единой терминологии.
Термин «геноцид» оказался в данной ситуации крайне удачным и многократно использовался его участниками в ходе процесса [16]. Отдельные признаки геноцида можно обнаружить также в Уставе и приговоре Нюрнбергского трибунала, однако само понятие в этих документах не используется. В силу принципа nullum crimen sine lege, невозможно было в рамках Нюрнбергского процесса распространить юрисдикцию трибунала и осудить виновных за совершение геноцида - преступления, не запрещенного тогда каким-либо нормативно-правовым актом. Описанная ситуация всецело доказывает, что о существовании и содержании нормы в международном гуманитарном праве необходимо позаботиться до возникновения необходимости ее применения [17].
Этот урок был в полной мере осознан международным сообществом. Процесс в Нюрнберге закончился 1 октября 1946 г., а уже 11 декабря того же года Генеральной Ассамблеей ООН была принята Резолюция [18], в которой впервые в истории правовых актов на международном уровне было использовано понятие геноцида. Этот документ носил декларативный характер, однако в нем можно четко усмотреть некоторые признаки, которыми наполняли понятие «геноцид» члены Генеральной Ассамблеи.
Во-первых, в Резолюции указывается на наличие объективных предпосылок ее принятия, в качестве которых выступают многочисленные преступления геноцида, когда полному или частичному уничтожению подверглись расовые, религиозные, политические и другие группы. Этим подтверждается сделанный нами ранее вывод об исторической обусловленности нормативного закрепления понятия геноцида. Во-вторых, отмечается, что он направлен против существования целых человеческих групп, а не отдельных людей. Данное замечание повторяет суть понятия в работе Р. Лемкина 1944 г., где указывалось, что геноцид обращен против группы как целого. В-третьих, опасность больших потерь для человечества от геноцида создателями Резолюции виделась, в том числе, в потере культурных ценностей, представляемых человеческими группами. Мы уже отмечали, что уничтожение культуры рассматривалось Р. Лемкиным на протяжении всего пути развития его концепции геноцида. Таким образом, анализ признаков понятия геноцида в указанной Резолюции показал, что, декларируя необходимость закрепления нормы об ответственности за
геноцид, члены Генеральной Ассамблеи ООН всецело руководствовались концепцией Р. Лемкина.
На основе Резолюции через два года была принята Конвенция ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказании за него». В ст. II этого акта впервые давалось нормативное определение геноцида, под которым понимались действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую путем убийства членов такой группы; причинения серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы; предумышленного создания для какой-либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы; насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.
Неоднократно отмечалось, что относительно понятия геноцида Конвенция 1948 г. отступила от реального исторического опыта и от концепции Р. Лемкина, основанного на нем, хотя в основном и повторила ее положения. Концепция геноцида, которая развивалась «отцом» этого понятия с 1933 г. и воплотилась в Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 1946 г., была существенно изменена в Конвенции 1948 г. Наиболее ярко это проявляется в отсутствии в ее тексте указания на уничтожение культуры групп так называемого культурного геноцида среди действий, образующих это преступление. Р. Лемкин, принимая участие в разработке Конвенции 1948 г. и руководствуясь своей концепцией, основанной на объективных исторических фактах, настаивал на включении культурного геноцида в текст Конвенции 1948 г. Однако это предложение не было поддержано ни другими разработчиками, например, проф. А.Д. де Вабром (Henri Donnedieude Vabres) и проф. В. Пеллой (Vespasian Pella), ни членами Генеральной Ассамблеи1. Такой результат не изменил позиции Р. Лемкина, который и после принятия Конвенции 1948 г. продолжал отстаивать свои представления о геноциде, включая в его понятие уничтожение культуры, не нашедшее отражения в международной норме [19].
Однако среди исследователей были и солидарные с позицией Р. Лемкина по данному вопросу. Так, проф. И. Чарни (Israel Charny) выделял культурное уничтожение лиц как разновидность геноцида. Один из видных отечественных разработчиков уголовного права первой половины ХХ в. А.Н. Трайнин среди форм геноцида называл также национально-культурный, «направленный на уничтожение национальной культуры преследуемых народов, их достижений и богатств» [20]. Есть
у концепции культурного геноцида и современные сторонники в отечественной уголовно-правовой науке [21].
Как мы увидели, тема геноцида активно обсуждалась в науке в процессе разработки и непосредственно после принятия Конвенции 1948 г. Но и сейчас она не выходит из поля зрения ученых. Напротив, наблюдается рост интенсивности ее обсуждения. Проблемы, связанные с ответственностью за геноцид, рассматриваются в рамках различных научных мероприятий. Так, в ходе конференций отмечается важность охраны прав национальных, расовых, религиозных и иных сообществ, а также человечества в целом, особенно в эпоху глобализации и в связи с этим необходимость рассмотрения геноцида как наиболее тяжкого преступления не только в международных конвенциях, но и в национальных законах [22]. Вытекающий из изложенного вопрос о необходимости выведения нормы об ответственности за геноцид на первое место в структуре уголовного закона в связи с высочайшей степенью общественной опасности данного деяния поднимался в рамках Международного форума «Преступность и уголовное право в эпоху глобализации», проходившего 1-3 декабря 2012 г. в г. Пекине, объединившего более 100 ученых и экспертов из 21 государства мира [23].
Но, как и ранее, наиболее обсуждаемым вопросом в тематике геноцида остается понятие этого преступления: его признаки и их содержание в рамках международного гуманитарного права. Связано это с тем, что понятие геноцида является достаточно молодым в сравнении с подавляющим большинством других преступлений. Между появлением самого термина у Р. Лемкина и его нормативным закреплением в Конвенции 1948 г. прошло, очевидно, недостаточное количество времени для подготовки всесторонней теоретической основы такого нормотворчества. Поэтому на сегодняшний день в доктрине отсутствует единое общепризнанное понятие геноцида, а дискуссия относительно его признаков продолжается, что отмечается как отечественными [24], так и зарубежными авторами [25].
Каждым исследователем международного гуманитарного права, предлагающим свое понимание геноцида, на первое место выводится тот или иной признак этого преступления. Под геноцидом многие исследователи сегодня понимают умышленные действия, повлекшие полное или частичное уничтожение группы людей, определяемой на основе общественно-значимого критерия и заведомо воспринимаемой виновным как таковой, либо создающие угрозу такого уничтожения. Отличительной характеристикой данного определения является критерий общественной значимо-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
сти при определении групп, в отношении которых может совершаться геноцид. На наличие этого критерия указывают численность, устойчивость, продолжительность существования или какая-либо важная роль. Указанная совокупность альтернативных оценочных признаков, на наш взгляд, не характеризует общественную значимость и в результате не может использоваться для определения таких групп. Другой особенностью рассматриваемого понятия является определение геноцида через результат, а не направленность действий на его реализацию. Подобное понимание идет вразрез как с нормой Конвенции 1948 г., так и с подавляющим большинством понятий, сформулированных в доктрине [26].
Большое распространение понятие геноцида получило во внеправовой сфере, где оно наполняется практически произвольными признаками и характеризует деяния, которые с юридической точки зрения этим преступлением не являются [27]. Примерами богата зарубежная научная литература, где под геноцидом понимают, в частности, «процесс систематического уничтожения группы людей со стороны правительства» [28] или «международное массовое уничтожение группы людей как таковой, вне зависимости от того, реальна эта группа или вымышленная» [29]. Не только геноцид, но и многие другие правовые понятия вне юриспруденции зачастую используются некорректно. И хотя подобная практика естественна, всегда стоит отличать геноцид как легальное понятие и как термин, используемый в других областях, что уже многократно отмечалось в литературе.
О широком распространении понятия «геноцид» также свидетельствует появление смежных терминов. Среди таковых можно назвать «полит-цид», «гендерцид», «демоцид», но наиболее активно используемым является понятие этно-цида. Последний применяется как за рубежом, так и в отечественной литературе, как в правовых, так и неюридических источниках. Отмечается, что этот термин не имеет сколько-нибудь общепризнанного содержания, а толкование его весьма неоднородно [30]. В одних случаях (с некоторыми вариациями) под ним подразумевается уничтожение культуры народа, вне зависимости от физического уничтожения его членов [31]. В других -этноцид выступает разновидностью геноцида, т.е. действиями, направленными на уничтожение этноса. Рассматриваемый термин получил широкое распространение и стал появляться в нормативно-правовых актах, которые, однако, не раскрывают его содержания. В качестве примера можно привести Федеральный закон «О гарантиях прав коренных малочисленных народов», который в п. 9 ч. 1 ст. 5 говорит о мерах по недопуще-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
нию действий, направленных, в частности, на геноцид и этноцид малочисленных народов [32]. Использование здесь термина «этноцид» нельзя признать оправданным. Оно затрудняет восприятие нормы, не позволяет передать ее смысл, т.к. «этноцид» - это термин, не имеющий устойчивого научного содержания и юридического определения. В случае его понимания как разновидности геноцида становится неоправданным указание на геноцид и этноцид путем их последовательного перечисления. Поэтому подобное применение терминологии стоит отнести к недостаткам данного нормативно-правового акта. Аналогичного использования понятия «этноцид» нужно избегать и в дальнейшей законотворческой деятельности.
Официальная позиция ООН заключается в том, что если «коренные» причины геноцида связаны с «неравенством между группами населения, объединенными по признаку общей принадлежности», то предупреждение геноцида следует начинать с обеспечения того, чтобы «представители всех групп общества пользовались одинаковыми правами граждан, и чтобы уважалось их гражданское достоинство, основанное на чувстве принадлежности к этому обществу». Именно поэтому принятие «мер раннего предупреждения» становится задачей, решение которой зависит от «обеспечения рациональной системы управления, уважения прав человека без дискриминации и справедливого использования принципа многообразия. Это предполагает устранение явного политического и экономического неравенства и содействие формированию чувства общей принадлежности на равноправной основе» [33].
Таким образом, исторически криминализация геноцида стала необходимой по результатам двух мировых войн, в которых ряд народов истреблялся по признаку национальной принадлежности. Однако даже принятие в 1948 г. Конвенции о геноциде не смогло эффективно противодействовать актам совершения этого наиболее тяжкого преступления против человечности, в частности, по причине отсутствия постоянного органа международной уголовной юстиции. Поэтому создание и деятельность МТР и МТБЮ, рассматривающих дела о геноциде, представляются вполне оправданными, несмотря на все издержки и обвинения в «избирательной юстиции» (особенно в деятельности МТБЮ).
Как известно, в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права включаются в правовую систему нашей страны и обладают приоритетной силой над внутренним законодательством, если они не противоречат Конституции РФ и не подрывают национальную безопасность [34]. Исходя из буквального толкования данной нормы, в настоя-
щее время большинство отечественных авторов считают общепризнанные принципы международного права и международные договоры России, имеется в виду в нашем контексте в рамках международного гуманитарного права, источниками для возможной имплементации в национальное законодательство.
Список литературы:
[1] Чернявский А.Г., Грудцына Л.Ю. Права человека в России: учеб. для студ., обучающихся по направлению подготовки (специальности) «Юриспруденция». - М., 2019. - Сер.: Бакалавриат. - С. 79.
[2] Chandler, D. (2004) 'The Responsibility to Protect? Imposing the 'Liberal Peace'' International Peacekeeping 11, 1: р. 59.
[3] Чернявский А.Г. Правовое значение идеи суверенитета для государства и права. - М., 2020. - С. 507.
[4] Henkin, L. (1999) 'Kosovo and the Law of "Humanitarian Intervention" // The American Journal of International Law 93, 4: 824-828; Roberts, A. (1999) 'NATO's Humanitarian War over Kosovo' Survival 41, 3: 102 - 123.
[5] Thakur, R. (2013) 'R2P after Libya and Syria: Engaging Emerging Powers' The Washington, р. 65.
[6] Report of the International Commission on Intervention and State Sovereignty "The Responsibility to Protect". International Development Research Centre, Ottawa, 2001; Пленарное заседание высокого уровня шестидесятой сессии Генеральной Ассамблеи ООН (14-16 сентября 2005 г., Нью-Йорк) // https://www.un.org/ru/sections/about-website/copyright/ (дата обращения: 12.04.2021).
[7] Holzgrefe, J.L. (2003) 'The Humanitarian Intervention Debate' in (ed.) Holzgrefe, J.L. and Keohane, R.O. Humanitarian Intervention: Ethical, Legal and Political Dilemmas Cambridge: Cambridge University Press: 15-52.
[8] Чернявский А.Г. Суверенитет и международное право: историко-правовые аспекты // Образование и право. - 2019. - № 4. - С. 46 - 54.
[9] Чернявский А.Г., Синяева Н.А., Самодуров Д.И. Международное гуманитарное право: учеб. - М., 2020. - Сер.: Специалитет и магистратура. - С. 449.
[10] Чернявский А.Г. Методологические аспекты соотнесения природы права и человеческих интересов // Государство и право. - 2017. - № 4. - С. 94 - 97.
[11] Чернявский А.Г. Позиции западных ученых как оправдание нарушения суверенитета отдельных государств при вмешательстве в его внутренние дела под предлогом установления «минимальных демократических стандартов» // Военное право. - 2021. - № 1 (65). - С. 244 - 252.
[12] Чернявский А.Г. Роль и значение идеологии для государства и права: монография. - М., 2020. - Сер.: Научная мысль (2-е изд., испр. и доп.). - С. 147.
[13] Lemkin R. Axis Rule in Occupied Europe / R. Lemkin. URL: http://www.preventgenocide.org/ lemkin/AxisRule1944-1.htm (дата обращения: 23.04.2021).
[14] Grimalskaya S.A., Stepashkin S.V., Khromova N.M. et. al. International Tribunal at Nuremberg, Вопросы истории. - 2021. - № 2. - С. 127 - 133.
[15] Мошенская Н.В. Геноцид - историческая и правовая характеристика понятия // Адвокатская практика. - 2005. - № 3. - С. 30 - 34.
[16] Скуратова А.Ю. Международные преступления: современные проблемы квалификации: монография. - М.: Инфра-М., 2012. - С. 24.
[17] Чернявский А.Г. Суверенитет и международное право: историко-правовые аспекты // Образование и право. - 2019. - № 4. - С. 46 - 54.
[18] Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций «Преступление геноцида» от 11.12.1946 № 96(1) // UN.ORG: официальный сайт Организации Объединённых Наций // http://daccess-dds-ny.un.org/doc/ RESOLUTION/GEN/NR0/035/52/IMG/NR003552. pdf?OpenElement (дата обращения: 10.04.2021).
[19] Lemkin R. Genocide // American Scholar. -1946. - Vol. 15. - № 2. - P. 227-230.
[20] Трайнин А.Н. Избранные труды / сост., вступит. ст. Н.Ф. Кузнецовой. - СПб.: Юрид. центр-пресс, 2004. - С. 848.
[21] Марченков В.И. О юридических и исторических аспектах геноцида и их понимании в современном мире // Российский военно-правовой сборник. - 2006. - № 8. URL: http://www. voenprav.ru/doc-4296-1.htm (дата обращения: 10.04.2021).
[22] Бинсун Х. Решения Второго Международного форума «Преступность и уголовное право в эпоху глобализации», 2010 г. // Криминологический журнал Байкальского гос. ун-та экономики и права. - 2011. - № 1. - С. 100-104.
[23] Коробеев А.И., Есаков Г.А., Сонин В.В. Обзор четвертой сессии Международного форума «Преступность и уголовное право в эпоху глобализации» // Криминологический журнал Байкальского гос. ун-та экономики и права. - 2013. - № 1. -С. 17-25.
[24] Казанчев Ю.Д. Международно-правовые проблемы геноцида в современном мире // Российский военно-правовой сборник. - 2006. - № 8. URL: http://www.voenprav.ru/doc-4303-1.htm (дата обращения: 10.04.2021).
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
[25] Shabas W.A. What is Genocide? What are the Gapsinthe Convention? How to Prevent Genocide? // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 33.
[26] Чернявский А.Г., Синяева Н.А., Самодуров Д.И. Международное право. - Москва, 2019. -С. 391 - 404.
[27] Глазьев С.Ю. Геноцид. - М.: Терра, 1998.
- С. 320.
[28] Ungor U.U. Team America: Genocide Prevention? // Genocide Studies and Prevention. -2011. - Vol. 6. - P. 32.
[29] Bauer Y. Genocide Prevention in Historical Perspective // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 28.
[30] Bleeker M. Today's conversation about Genocide Prevention // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 12.
[31] Арутюнян М.А. Понятие преступления геноцида. Историческая обусловленность международно-правового закрепления геноцида как преступления против безопасности человечества.
- С. 40; Иванов А.В. «Расказачивание» - трагический, но закономерный финал. Возрождение казачества: каким ему быть? // Научный диалог. - 2013.
- № 6. - С. 57.
[32] Федеральный закон «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» от 30.04.1999 г. № 82-ФЗ (ред. от 05.04.2009) // СЗ РФ. - 1999. - № 18. - Мт. 2208.
[33] Чернявский А.Г. Конституционное право.
- М., 2020. - Сер.: Бакалавриат. - С. 85.
[34] Чернявский А.Г. Комментарий к Конституции Российской Федерации. Новая редакция (постатейный). Нормативная литература. - М., 2020. - С. 252.
Spisok literatury:
[1] Chernyavskij A.G., Grudcyna L.Yu. Prava cheloveka v Rossii: ucheb. dlya stud., obuchayush-chihsya po napravleniyu podgotovki (special'nosti) «Yurisprudenciya». - M., 2019. - Ser.: Bakalavriat. -S. 79.
[2] Chandler, D. (2004) 'The Responsibility to Protect? Imposing the 'Liberal Peace'' International Peacekeeping 11, 1: r. 59.
[3] Chernyavskij A.G. Pravovoe znachenie idei suvereniteta dlya gosudarstva i prava. - M., 2020. -S. 507.
[4] Henkin, L. (1999) 'Kosovo and the Law of "Humanitarian Intervention" // The American Journal of International Law 93, 4: 824-828; Roberts, A. (1999) 'NATO's Humanitarian War over Kosovo' Survival 41, 3: 102 - 123.
[5] Thakur, R. (2013) 'R2P after Libya and Syria: Engaging Emerging Powers' The Washington, r. 65.
[6] Report of the International Commission on Intervention and State Sovereignty "The Responsibility to Protect". International Development Research
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
Centre, Ottawa, 2001; Plenarnoe zasedanie vysokogo urovnya shestidesyatoj sessii General'noj Assamblei OON (14-16 sentyabrya 2005 g., N'yu-Jork) // https:// www.un.org/ru/sections/about-website/copyright/ (data obrashcheniya: 12.04.2021).
[7] Holzgrefe, J.L. (2003) 'The Humanitarian Intervention Debate' in (ed.) Holzgrefe, J.L. and Keo-hane, R.O. Humanitarian Intervention: Ethical, Legal and Political Dilemmas Cambridge: Cambridge University Press: 15-52.
[8] Chernyavskij A.G. Suverenitet i mezhdunar-odnoe pravo: istoriko-pravovye aspekty // Obra-zovanie i pravo. - 2019. - № 4. - S. 46 - 54.
[9] Chernyavskij A.G., Sinyaeva N.A., Samo-durov D.I. Mezhdunarodnoe gumanitarnoe pravo: ucheb. - M., 2020. - Ser.: Specialitet i magistratura. -S. 449.
[10] Chernyavskij A.G. Metodologicheskie aspekty sootneseniya prirody prava i chelovecheskih interesov // Gosudarstvo i pravo. - 2017. - № 4. - S. 94 - 97.
[11] Chernyavskij A.G. Pozicii zapadnyh uche-nyh kak opravdanie narusheniya suvereniteta otdel'nyh gosudarstv pri vmeshatel'stve v ego vnu-trennie dela pod predlogom ustanovleniya «mini-mal'nyh demokraticheskih standartov» // Voennoe pravo. - 2021. - № 1 (65). - S. 244 - 252.
[12] Chernyavskij A.G. Rol' i znachenie ideologii dlya gosudarstva i prava: monografiya. - M., 2020. -Ser.: Nauchnaya mysl' (2-e izd., ispr. i dop.). - S. 147.
[13] Lemkin R. Axis Rule in Occupied Europe / R. Lemkin. URL: http://www.preventgenocide.org/ lemkin/AxisRule1944-1.htm (data obrashcheniya: 23.04.2021).
[14] Grimalskaya S.A., Stepashkin S.V., Khro-mova N.M. et. al. International Tribunal at Nuremberg, Voprosy istorii. - 2021. - № 2. - S. 127 - 133.
[15] Moshenskaya N.V. Genocid - istorich-eskaya i pravovaya harakteristika ponyatiya // Advokatskaya praktika. - 2005. - № 3. - S. 30 - 34.
[16] Skuratova A.Yu. Mezhdunarodnye prestu-pleniya: sovremennye problemy kvalifikacii: monografiya. - M.: Infra-M., 2012. - S. 24.
[17] Chernyavskij A.G. Suverenitet i mezhdun-arodnoe pravo: istoriko-pravovye aspekty // Obra-zovanie i pravo. - 2019. - № 4. - S. 46 - 54.
[18] Rezolyuciya General'noj Assamblei Organ-izacii Ob»edinennyh Nacij «Prestuplenie genocida» ot 11.12.1946 № 96(1) // UN.ORG: oficial'nyj sajt Organizacii Ob»edinyonnyh Nacij // http://dac-cess-dds-ny.un.org/doc/RESOLUTION/GEN/ NR0/035/52/IMG/NR003552.pdf?OpenElement (data obrashcheniya: 10.04.2021).
[19] Lemkin R. Genocide // American Scholar. -1946. - Vol. 15. - № 2. - P. 227-230.
[20] Trajnin A.N. Izbrannye trudy / sost., vstupit. st. N.F. Kuznecovoj. - SPb.: Yurid. centr-press, 2004.
- S. 848.
[21] Marchenkov V.I. O yuridicheskih i istorich-eskih aspektah genocida i ih ponimanii v sovremen-nom mire // Rossijskij voenno-pravovoj sbornik. -2006. - № 8. URL: http://www.voenprav.ru/doc-4296-1.htm (data obrashcheniya: 10.04.2021).
[22] Binsun H. Resheniya Vtorogo Mezhdunar-odnogo foruma «Prestupnost' i ugolovnoe pravo v epohu globalizacii», 2010 g. // Kriminologicheskij zhurnal Bajkal'skogo gos. un-ta ekonomiki i prava. -2011. - № 1. - S. 100-104.
[23] Korobeev A.I., Esakov G.A., Sonin V.V. Obzor chetvertoj sessii Mezhdunarodnogo foruma «Prestupnost' i ugolovnoe pravo v epohu globalizacii» // Kriminologicheskij zhurnal Bajkal'skogo gos. un-ta ekonomiki i prava. - 2013. - № 1. - S. 17-25.
[24] Kazanchev Yu.D. Mezhdunarodno-pravo-vye problemy genocida v sovremennom mire // Rossijskij voenno-pravovoj sbornik. - 2006. - № 8. URL: http://www.voenprav.ru/doc-4303-1.htm (data obrashcheniya: 10.04.2021).
[25] Shabas W.A. What is Genocide? What are the Gapsinthe Convention? How to Prevent Genocide? // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 33.
[26] Chernyavskij A.G., Sinyaeva N.A., Samo-durov D.I. Mezhdunarodnoe pravo. - Moskva, 2019.
- S. 391 - 404.
[27] Glaz'ev S.Yu. Genocid. - M.: Terra, 1998. -S. 320.
[28] Ungor U.U. Team America: Genocide Prevention? // Genocide Studies and Prevention. - 2011.
- Vol. 6. - P. 32.
[29] Bauer Y. Genocide Prevention in Historical Perspective // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 28.
[30] Bleeker M. Today's conversation about Genocide Prevention // Politorbis. - 2009. - № 47. - P. 12.
[31] Arutyunyan M.A. Ponyatie prestupleniya genocida. Istoricheskaya obuslovlennost' mezhdun-arodno-pravovogo zakrepleniya genocida kak prestupleniya protiv bezopasnosti chelovechestva. - S. 40; Ivanov A.V. «Raskazachivanie» - tragicheskij, no zakonomernyj final. Vozrozhdenie kazachestva: kakim emu byt'? // Nauchnyj dialog. - 2013. - № 6. -S. 57.
[32] Federal'nyj zakon «O garantiyah prav korennyh malochislennyh narodov Rossijskoj Feder-acii» ot 30.04.1999 g. № 82-FZ (red. ot 05.04.2009) // SZ RF. - 1999. - № 18. - Mt. 2208.
[33] Chernyavskij A.G. Konstitucionnoe pravo.
- M., 2020. - Ser.: Bakalavriat. - S. 85.
[34] Chernyavskij A.G. Kommentarij k Kon-stitucii Rossijskoj Federacii. Novaya redakciya (postatejnyj). Normativnaya literatura. - M., 2020. - S. 252.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 4 • 2021
