Научная статья на тему 'Международный контекст процессов демократизации в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы: общее и особенное'

Международный контекст процессов демократизации в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы: общее и особенное Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
1326
177
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИЕ СТРАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ / МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНТЕКСТ / ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ / ИМПОРТ ИНСТИТУТОВ / КРИЗИС ЛЕГИТИМНОСТИ / POST-COMMUNIST COUNTRIES OF CENTRAL AND EASTERN EUROPE / INTERNATIONAL CONTEXT / THE EUROPEAN UNION / IMPORT OF INSTITUTIONS / CRISIS OF LEGITIMACY

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Ачкасов Валерий Алексеевич

Статья посвящена проблемам воздействия на процессы радикальной трансформации в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы международных акторов, прежде всего государств и институтов Европейского союза. Анализируются те трудности, с которыми столкнулись страны региона до и после их вступления в ЕС. В результате автор приходит к выводу о том, что тенденции развития посткоммунистических обществ Центральной и Восточной Европы, наметившиеся в первом десятилетии XXI в., не сулят им простого и легкого решения целого ряда сложнейших экономических и политических проблем. Тем не менее, мрачные прогнозы также вряд ли оправданы, поскольку масштаб происходящих здесь социальных и политических трансформаций столь велик, что для их оценки прошло слишком мало времени.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The international context of democratization in post-communist countries of Central and Eastern Europe: general and special

The article is devoted to the problems of impact of international actors and, above all, states and institutions of the European Union on the process of radical transformation in post-communist countries of Central and Eastern Europe. The author analyzes the difficulties faced by countries in the region before and after their accession into the EU. As a result, the author concludes that trends of development of the post-communist societies of Central and Eastern Europe, emerging in the fi rst decade of the XXI century, do not promise quick and easy solution of a number of diffi cult economic and political problems. However, the gloomy predictions are also unlikely to be justifi ed, because the scale of social and political transformation in these countries is so great that it’s too early to evaluate them.

Текст научной работы на тему «Международный контекст процессов демократизации в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы: общее и особенное»

2012

ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

Серия 6

Вып. 4

ПОЛИТОЛОГИЯ

УДК 327 В. А. Ачкасов

МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНТЕКСТ ПРОЦЕССОВ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ В ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИХ СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ

Важное отличие демократического транзита в посткоммунистических странах многие исследователи видят в международных условиях. С одной стороны, они подчеркивают принципиально иную ситуацию в мире, которая сложилась после крушения коммунизма:

1) разрушение «мировой системы социализма»;

2) окончание эры «биполярного» мира» и утверждение безусловного лидерства США;

3) выдвижение принципиально новых задач интеграции посткоммунистических государств в радикально меняющуюся мировую экономическую и геополитическую систему.

Как отмечает В. Банс, «страны посткоммунистического мира сразу же столкнулись с высокой степенью международной нестабильности и резким обострением (реанимацией) старых этнических и межгосударственных конфликтов». Подчеркивая в связи с этим принципиальные отличия посткомунистического транзита от социальных трансформаций в других регионах «третьей волны» демократизации, американский политолог пишет: «Недавние изменения в Латинской Америке и Южной Европе более корректно следовало бы назвать режимными переходами. Трансформации, произошедшие в Восточной Европе после 1989 г., являются не просто обычным политическим переходом. Скорее это революция, которая охватывает (изменение) идентичности, экономики, социальной структуры и государства» [1, р. 94].

С другой стороны, исследователи указывают на особую роль внешних акторов в посткоммунистических трансформациях. Однако, как представляется, особо важную, можно сказать, решающую роль «внешние» акторы сыграли в процессах социальных и политических трансформаций в европейских посткоммунистических странах. Отмечая это обстоятельство, американский социолог венгерского происхождения Иван Селеньи указывает, что если в Китае капитализм строился «снизу», в России «сверху», то в странах Центральной и Восточной Европы и Балтии имеет место

© В. А. Ачкасов, 2012

65

«капитализм извне». «Капитализм здесь также (как в России. — В. А.) строится сверху, но мы можем говорить о достаточно быстрой приватизации государственного сектора. Но приватизация происходила... в основном, посредством конкурентных торгов. Инвестиции имели транснациональный характер. Можно сказать, что экономический рост (1990-х годов. — В. А.) был обусловлен влиянием иностранного капитала, так например, 75 процентов венгерского рынка — это собственность иностранных инвесторов. Все это сильно глобализовано и зависит от мировых рынков» [2, с. 99-100]. Поэтому уже в 1990-е годы две трети иностранного капитала, поступившего в посткоммунистические государства Европы, приходилось на страны — члены Евросоюза, а постсоветская Россия перестала быть для своих бывших союзников сколько-нибудь притягательной не только в политическом, но и в экономическом отношении. На этом основании еще в 1999 г. Жак Рупник писал о «посткоммунистическом разломе» на демократическую Европу и авторитарную Евразию [3].

В то же время многие аналитики считают, что приглашение стран ЦВЕ «присоединиться» к ЕС было продиктовано скорее политическими соображениями, чем экономической целесообразностью. Ни динамика макроэкономических показателей, ни сравнение уровня развития этих стран со средним уровнем ЕС, ни темпы и результаты экономических и политических реформ не вселяли надежд на то, что они способны к относительно безболезненной интеграции в «единую Европу». Знаменательно в связи с этим суждение И. Селеньи о будущем месте стран региона в Европейском союзе. «Весьма возможно, — отмечает американский социолог, — что эта система станет периферией ЕС, поскольку давление в направлении конвергенции сейчас очень сильно. Можно будет говорить об определенном неоколониализме в долгосрочной перспективе» [2, с. 100].

С начала 1990-х годов, когда многие посткоммунистические государства ЦВЕ поставили перед собой задачу «возвращения в Европу», одним из непременных условий их вступления в Европейский союз и Северо-Атлантическое сообщество стало соблюдение западных демократических стандартов и принятие всего свода норм права ЕС. «В своей деятельности при осуществлении внешнего управления странами ЦВЕ в рамках расширения на восток ЕС использовал два основных механизма. Один получил название "демократическая обусловленность" и касается требований соответствия фундаментальным политическим принципам ЕС, нормам защиты прав человека и либеральной демократии. Стимулом к выполнению условий ЕС были установление институциональных связей в виде ассоциации и вслед за этим начало переговоров о вступлении. После начала переговоров "демократическая обусловленность" уходит на второй план, хотя Комиссия ЕС продолжает проводить мониторинг выполнения условий, и в принципе сохраняется угроза прекращения переговоров, если будут выявлены нарушения.

Другой механизм основан на требовании принятия и выполнения acquis communautaire (свода правовых норм ЕС. — В. А.). .В случае со странами ЦВЕ Евросоюз поставил достижение необходимого уровня в этой сфере условием начала переговоров о вступлении» [4, с. 37-38].

Эти требования вынуждали политические элиты данных стран соблюдать демократические правила игры (или, по крайней мере, имитировать их соблюдение), создавать и укреплять заимствованные экономические и демократические политические институты и как-то бороться с политическими патологиями (экстремизм, непотизм, коррупция, низкий уровень эффективности системы государственного управления и др.).

66

«...Все страны, которые хотели вступить в Союз, — отмечает британский политолог Марк Леонард, — должны были "проглотить" все 80 тысяч страниц европейских законов и переработать собственное законодательство в соответствии с этими законами. При этом вместо того чтобы принять на веру заявления новых кандидатов, к ним была направлена целая армия представителей и контролеров, чтобы проверить, действительно ли соблюдены установленные критерии.

Это было не что иное, как перестройка этих стран до самого основания, а потому изменения носят необратимый характер» [5, с. 71].

Действительно, Европейская комиссия кроме оценки соответствия стран — кандидатов в члены ЕС «копенгагенским критериям» (признание кандидата страной «с действующей рыночной экономикой»; достижение уровня конкурентоспособности страны; способность взять на себя связанные с членством в ЕС обязательства, включая следование единым принципам политического, экономического и валютного союзов) ежегодно проводила оценку и сравнение прогресса стран в принятии «свода правил» ЕС, его имплементации в национальное законодательство и принуждения к их выполнению через соответствующие административные структуры. Одновременно она указывала, в каких областях требуются дальнейшие институциональные преобразования.

Таким образом, Европейский союз стал для стран ЦВЕ целью, основным донором, главным арбитром и контролером успешности их реформирования на принципах рыночной экономики и либеральной западной демократии. Поэтому в ходе подготовки к расширению на Восток Европейский союз получил возможность поистине беспрецедентного влияния на реструктуризацию политических институтов и всей системы государственного управления в странах-кандидатах и разработал механизмы преобразования их политических и экономических систем. Однако скорость масштабных институциональных преобразований, осуществляемых в рекордно короткие сроки, не могла не отразиться на легитимности новых институтов государств региона, что в свою очередь препятствовало их успешному развитию. Сложности, возникшие при применении свода правовых норм ЕС, были обусловлены также тем, «что для стран ЦВЕ весь массив документов ЕС — это иностранные правовые документы, поскольку импортирующие их страны не принимали участие в их разработке. Кроме того, это огромный объем документов. Отличительная черта "импорта" законодательства Евросоюза — возможность использования Брюсселем механизма санкций, направленных против новых членов. Принятие свода правовых норм сопровождалось дополнительным неформальным давлением в целях создания институтов и проведения политики, которые не регулируются на уровне ЕС, но обычно существуют в ("старых") государствах-членах» [4, с. 39]. Выполнение этих жестких требований привело к «усталости законотворчества» (К. Дюпре) и к появлению разрыва между политическим процессом внедрения новых «правил игры» и его результатами. Это стало следствием непонимания или игнорирования того обстоятельства, что успех применения стратегии «демократической обусловленности» и введения свода правовых норм ЕС зависит не только от административного рвения правительств стран региона, но и от способности и желания населения и элит воспринять новые ценности и «правила игры». Так, венгерский политолог А. Шайо отмечает: «.вера общества в правовое государство и приверженность ему непрочны, ибо сама концепция импортирована в Восточную Европу. Она чужда большинству местных культур, которым знакома реальность приоритета выживания на основе взаимных социальных услуг» [6, с. 5].

67

Именно этими обстоятельствами, как представляется, объясняется крайне низкий и постоянно снижающийся уровень политического участия в странах ЦВЕ по сравнению со странами Западной Европы. Так, на референдумах по поводу вступления в Евросоюз во время предыдущих расширений явка избирателей составила в среднем 77,9%, а в государствах ЦВЕ — 59,3%. На выборах Европарламента 2004 г. показатели составили 52,7% в странах «старой Европы» и 31,19% — «новой Европы». Эти цифры показывают невысокое качество демократий, становящихся в ЦВЕ [см.: 4, с. 40]. Выборы Европарламента 2009 г. продемонстрировали устойчивость этой тенденции.

Сегодня уже очевидно нарастание дифференциации стран ЦВЕ. При всех достигнутых ими успехах в укреплении демократии, формировании многопартийной парламентской системы, стабилизации экономики и создании институтов рынка сказываются нарастающие структурные различия. Последние связаны с исторически обусловленным экономическим и политическим наследием, примененными в странах региона различными моделями экономической политики и степенью эффективности их реализации в сфере приватизации собственности, привлечении иностранных инвестиций, производственной специализации и т. д.

В то же время анализ особенностей электорального процесса в странах ЦВЕ показывает, что практически общей практикой остается использование административного ресурса партиями, находящимися у власти, поддержка последних государственными СМИ, манипулирование избирательным законодательством в их интересах, рост в последнее время электоральных успехов правопопулистских партий, выступающих против европейской интеграции и т.д. Следствием этого является недостаточная укорененность политических партий в обществе, низкая степень доверия к элитам и политическим институтам, высокий уровень неустойчивости электората. Однако Еврокомис-сия имеет тенденцию не замечать тех проблем, которые связаны с выборами. Выборы и возможная смена правительства рассматриваются чиновниками Еврокомиссии как неизбежное зло, поскольку Брюссель заинтересован в преемственности власти политических и бюрократических элит, с которыми он достаточно успешно сотрудничает. Увязнув в технических вопросах присоединения, Еврокомиссия стала вообще менее чувствительна к проблемам демократии. Так, по мнению Дж. Придхэма, деятельность ЕС в странах ЦВЕ осуществлялась не в соответствии с глубоко осмысленной либеральной концепцией демократии, а как «бюрократическое расширение, основанное на формальном учете исполнения требований» [7, р. 97]. Так, ЕС не напомнил Эстонии и Латвии о необходимости предоставить политические права русскому меньшинству и даже не упомянул об этом в договорах, подписанных с этими странами. Таким образом, миллионы так называемых русскоязычных в странах Балтии не только не получили права голоса, но и, скорее всего, не будут иметь такой возможности и в дальнейшем. Поэтому можно согласиться с оценкой Дж. Придхэма, который полагает, что деятельность ЕС в области «демократической обусловленности» может считаться «успешной в плане формального применения, а не изменения демократической политики на более глубоком уровне» [8].

Более того, наиболее серьезные достижения в сфере демократизации имели место (согласно данным «Дома Свободы») еще до начала процедуры вступления стран ЦВЕ в Евросоюз. «Проблематичность стратегии и практики Евросоюза в продвижении демократии в странах ЦВЕ связывают, кроме всего прочего, с тем, что ЕС "наградил" эти страны теми дефектами демократии, которые характерны для его собственной системы

68

функционирования». Так, в странах ЦВЕ возникла острая проблема подотчетности, которая «является зеркальным отражением "дефицита демократии" в самой политической системе ЕС. Если правящие элиты подотчетны наднациональной власти, которая навязывает им свой политический выбор, то, как совместить это обстоятельство с подотчетностью своим собственным гражданам?» [4, с. 46].

Следует также отметить, что «не только в государствах Центральной и Восточной Европы, которые сегодня уже стали членами Европейского Союза, но и в стремящихся в "единую Европу": Албании, Боснии и Герцеговине, Крае Косово и отчасти в Македонии западные демократические институты, по существу, были навязаны международным сообществом, вернее Западом. .В Албании в начале 1997 года крах "финансовых пирамид" потряс основы политической системы и правящего режима С. Бериши. Международное сообщество взяло под свой контроль и надзор весь политический процесс, помогая путем реформ, разработанных западными экспертами, восстановить функционирование государства. Босния и Герцеговина и сербская провинция Косово находятся под международным управлением и "де-факто" являются протекторатами. . В результате Албания, Босния и Герцеговина и Край Косово превратились в страны с искусственно насаждаемой демократией» [9, с. 13-14]. Известный британский социолог З. Бауман указывает на еще один, подспудный мотив участия стран НАТО в самом остром на посткоммунистическом пространстве югославском конфликте: «Борясь "с этническими чистильщиками", мы изгоняем наших собственных "внутренних демонов", побуждающих нас запирать в гетто нежелательных "иностранцев", приветствовать ужесточение законов о предоставлении убежища, требовать удаления надоедливых незнакомцев с городских улиц и платить любую цену за убежища, окруженные камерами наблюдения и вооруженной охраной. В югославской войне ставки с обеих сторон были необыкновенно похожи, хотя то, что одна сторона объявляла как цель, другая энергично, хотя и неуклюже, держала в тайне. Сербы хотели изгнать со своей территории непокорное и неудобное албанское меньшинство, в то время как страны НАТО, если можно так выразиться, "отвечали тем же": их военная кампания была вызвана, прежде всего, желанием других европейских держав удержать албанцев в Сербии и таким образом в корне пресечь угрозу их перевоплощения в неудобных и нежелательных мигрантов» [10, с. 213]. Теперь же страны Запада нашли другое решение этой проблемы — косоваров наделили собственной государственностью (сохранив на территории Косова самую крупную в Европе американскую военную базу — «Бандстийл» (6 тыс. военнослужащих)). Лидеры стран Запада надеялись, что это заставит косоваров «вести себя тихо». Однако эксперты прогнозируют нарастание социальных проблем в аграрном и перенаселенном Косово, массовую легальную и нелегальную эмиграцию в страны ЕС (по данным опросов, половина населения Косово готова эмигрировать, а 18% населения уже эмигрировали) и внешнеполитическую экспансию в сторону Македонии, Черногории и Сербии. В связи с этим они предсказывают дальнейшую «албанизацию сопредельных территорий — Македонии и Черногории», что может привести к новому витку напряженности и конфликтов на Балканах [11].

Таким образом, при исследовании процессов социальных и политических трансформаций в посткоммунистическом мире нельзя недооценивать тот идеологический, политический, а зачастую и экономический «прессинг», которому были подвергнуты страны Центральной и Восточной Европы со стороны демократий Запада. «По сути дела, реализация демократических проектов "третьей волны", — отмечает российский исследователь Г. И. Ванштейн, — осуществляется в условиях чрезвычайно активного

69

внешнего давления со стороны «эталонных» демократий, под воздействием неких навязываемых извне стандартов поведения, которые можно было бы назвать «моральным кодексом строителя демократии». В этом, очевидно, проявляется один из аспектов общего процесса глобализации, сужающего самостоятельность отдельных государств не только в экономической сфере, но и в сфере политического развития и подвергающего их давлению западных образцов культуры, западных ценностей» [12, с. 142-143].

Причем бывшие социалистические страны ЦВЕ первоначально только приветствовали стремление западных государств включиться в управление преобразованиями на их территориях, не протестуя и не считая происходящее вмешательством в свои внутренние дела, что имело следствием «размягчение» их суверенитета [см.: 13]. Так, Вацлав Гавел от имени лидеров посткоммунистических стран Центральной Европы не раз обращался к Западу с просьбой не только активизировать свои усилия по формированию нового политического порядка, но и привлекать их к этому процессу, и не только потому, что «мы беспокоимся о собственных безопасности и стабильности или о безопасности и стабильности самого Запада, но и из более глубинных соображений защиты ценностей и принципов, которые попирались коммунизмом и во имя которых мы его свергли» [цит. по: 14, с. 27].

Поэтому «интеллектуальный импорт» западных институтов и готовых схем реформирования и управления был поставлен «на поток». «...В Восточную Европу устремились самолеты, переполненные разочарованными западными профессорами права, везущими с собой свои излюбленные законопроекты, отвергнутые и осмеянные дома. Эти проекты преподносились новым демократическим режимам как неизбежные. Следствием этого явилась передозировка положений о правах человека и принципах правового государства, прописанных в восточно-европейских конституциях и законодательстве на раннем этапе. Возможности стран этого региона непропорциональны поставленным целям. Чисто формальная защита прав человека и принципов правового государства, привнесенная (и с готовностью воспринятая) в условиях институционального вакуума и без необходимой подготовки, оказалась в высшей степени неустойчивой и неэффективной» [15, с. 89]. В результате многие страны региона страдают «болезнями» как незаконченной модернизации, так и либеральной западной демократии одновременно. «Абсолютизация демократизации не учитывала национальные политические культуры, геостратегические соображения, геоэкономическую зависимость и близость зон развития капитализма и демократии (прежде всего Европейского союза)», — признает сегодня британский политолог Р. Саква и указывает «на опасность как сведения разных уровней анализа в одну плоскость, так и наложения моделей общества, разработанных для одного региона, на другой регион, имеющий иные политические традиции и цивилизационные задачи» [16, с. 177].

По мнению американского политолога Эндрю Яноша, преимущество западного проекта перед коммунистическим состояло в том, что идеал, на который он нацелен, более осязаем. Однако его реализация тоже требует все больших жертв и усилий (что уже осознают сегодня граждане постсоциалистических стран, вступивших в 2004 и 2007 гг. в Европейский союз. — В. А) и не всегда ведет к желаемым результатам. До сих пор удавалось поддерживать его легитимность за счет ожиданий лучшего будущего [17]. Но после вступления стран региона в Европейский союз и «после столь значительных жертв в прошлом люди наконец-то хотели бы пользоваться плодами экономического роста» [18, с. 18]. Однако грянул мировой финансовый кризис и сделал еще более проблематичным наступление «лучшего будущего».

70

В результате, если первоначально в странах Центральной и Восточной Европы большинство политических акторов с готовностью восприняли навязываемые извне экономические и политические стандарты, а также институциональные модели западной демократии, то после периода «демократической эйфории» наступило отрезвление, выразившееся прежде всего в осознании того, что формирование Большой Европы — это, по словам болгарского исследователя Е. Гиндева, «масштабная спасательная операция западноевропейских стран для выживания в новых мировых условиях». Страны Центральной и Восточной Европы нужны им как источник резервной рабочей силы, и потому они готовы платить минимум, чтобы не потерять все [19, с. 88].

Кроме того стало ясно, что заимствованные экономические и политические институты не вполне соответствуют окружающей их социо-культурной среде. Как писал «отец-основатель» транзитологии Д. Растоу, «чтобы прийти к демократии, требуется не копирование конституционных законов и парламентской практики некой уже существующей демократии, а способность честно взглянуть на свои специфические конфликты и умение изобрести или позаимствовать эффективные механизмы их разрешения» [20, р. 21]. Представляется, что в странах ЦВЕ на данный момент произошла значительная, но не завершенная адаптация к западным моделям. Причем все бывшие коммунистические страны еще в 90-х годах ХХ в. в той или иной мере столкнулись с невозможностью полностью адаптировать заимствованные политические и экономические институты и системы к условиям окружающей социо-культурной среды, особенно по институциональным причинам. «Провозгласив демократию единственно нормальным состоянием общества и ограничив демократизацию имитацией институтов и практик развитых демократий, новая посткоммунистическая идеология в Центральной Европе совершила сразу два греха, — отмечает сегодня И. Крастев. — Во-первых, она стала слишком упрощенно трактовать напряженность в отношениях между демократией и капитализмом, которая, вообще-то говоря, внутренне присуща и даже необходима всем рыночным демократиям, а это, в свою очередь, способствовало становлению триумфализма, превратившего демократию из добровольно выбираемого типа общества в единственно легитимный образец для всего человечества. Демократия устранила своих критиков, а вместе с ними и часть своего творческого потенциала, не утратив при этом своих противоречий и не избавившись от своих врагов» [21, с. 9-10].

Следствием этого стал перманентный кризис легитимности (связанный с конфликтом между законностью тех или иных решений и действий правительства и их легитимностью в глазах общества), что препятствовало устойчивой и поэтапной трансформации экономической и политической систем по западным рецептам, даже при серьезной помощи или давлении извне. Можно поэтому согласиться с выводом, к которому пришла О. Н. Новикова: «Нельзя сказать, что европейская интеграция в качестве своеобразного инструмента распространения демократии исчерпала свои возможности. Но либо этот инструмент подлежит существенному реформированию с учетом сделанных ошибок, либо сами народы этого региона должны искать и культивировать те инструменты демократизации, которые соответствуют их собственному представлению о методах, формах и темпах демократического развития» [4, с. 55].

Сегодня уже очевидно, что тенденции развития посткоммунистических обществ Центральной и Восточной Европы, наметившиеся в первом десятилетии XXI в., не сулят им простого и легкого решения целого ряда сложнейших экономических и политических проблем. Отнюдь не гарантировано им место в ряду самых экономически

71

развитых стран, по-прежнему невысок уровень жизни большей части населения этих государств и, наоборот, чрезмерно высок уровень социального неравенства, пока рано говорить о появлении в них стабильных консолидированных демократических режимов и эффективных политических институтов.

Тем не менее мрачные прогнозы также вряд ли оправданы, поскольку масштаб происходящих здесь социальных и политических трансформаций столь велик, что для их оценки и даже для определения релевантных критериев такой оценки прошло слишком мало времени.

Литература

1. Bunce V. Comparing East and South // Journal of Democracy. 1995. Vol. 6, N 3.

2. Селеньи И. Строительство капитализма без капиталистов — три пути перехода от социализма к капитализму // Русские чтения. Вып. 3 (январь-июнь 2006 г.). М., 2006.

3. Rupnik J. The Postcommunist Divide // Journal of Democracy. 1999. Vol. 10, N 1.

4. Новикова О. Н. Новая Европа: Трудности реализации интеграционной модели развития демократии // Актуальные проблемы Европы: сб. науч. тр. 2007. № 4: Две Европы: Процесс интеграции / ред. сост. Ю. А. Гусаров. М.: ИНИОН, 2007.

5. Леонард М. XXI век — век Европы. М., 2006.

6. Шайо А. Коррупция, клиентелизм и будущее конституционного государства в Восточной Европе // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1999. № 1.

7. Dimitrova A., Pridham G. International actors and democracy promotion in Central and Eastern Europe: The integration model and its limits // Democratization. 2004. Vol. 11, N 5.

8 Pridham G. Political elites in Central and Eastern Europe and the E.U.'s democratic conditionality: A case of convergence? URL: http://www.iaw.uni-bremen.de/jtholen/tagungen/papers/Prigham.pdf/

9. Демократическое правовое государство и гражданское общество в странах Центрально-Восточной Европы. М., 2005.

10. Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008.

11. Дело. 2008. 18 февраля. С. 4-5; 3 марта. С. 4-5 и др.

12. Ванштейн Г. И. Российский транзит на фоне глобальной демократизации // Демократия и демократизация на рубеже веков. М., 2001.

13. Богатуров А. Д. Понятие мировой политики в теоретическом дискурсе // Мировая политика: проблемы теоретической идентификации и современного развития. Ежегодник. М., 2006.

14. Восточная Европа в современной геополитике: сб. обзоров и рефератов / редкол.: Игриц-кий Ю. И. (отв. ред.) и др. М.: ИНИОН, 2008.

15. Шайо А. Универсальные права, миссионеры, обращенные и «местные дикари» // Конституционное право: Восточноевропейское обозрение. 1998. № 2 (23).

16. Саква Р. Сравнительный анализ изменений политических режимов стран постсоветской Евразии // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 4.

17. Janos A. C. From Eastern Empire to Western Hegemony: East Central Europe under Two International Regimes // East European Politics and Society. 1999. Vol. 15, N 2.

18. Орлов Б. С. Сращивание Западной и Восточной Европы»: Культурно-исторические аспекты проблемы // Актуальные проблемы Европы: сб. науч. тр. 2007. № 4: Две Европы: Процесс интеграции / ред.-сост. Ю. А. Гусаров. М.: ИНИОН, 2007.

19. Гиндев Е. Европейският съюз, Русия и бъдещето на Европа // Ново време. 2008. № 1.

20. Rustow D. Transition to Democracy: Toward a Dynamic Model // Trasition to Democracy / ed. L. Anderson. N.Y., 1999.

21. Крастев И. Парадокс европейской демократии // Pro et Contra. 2012. № 1-2, январь - апрель.

Статья поступила в редакцию 7 июня 2012 г.

72

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.