CC BY
22
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2015. № 2
МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ЯЗЫК И ЯЗЫКИ ПОЭЗИИ. К 80-ЛЕТИЮ Г. АЙГИ»1
15-17 октября 2014 г. в Институте языкознания РАН прошла конференция «Язык и языки поэзии», посвященная 80-летию русско-чувашского поэта Г. Айги. На конференции обсуждались проблемы многоязычия в поэзии и рассматривались особенности языка поэтов-билингвов.
В открывающем пленарное заседание докладе канд. филол. наук А.П. Хузангая «Чувашеязычная и русскоязычная картины мира у Айги» были рассмотрены основополагающие вопросы изучения творчества поэта: эволюция оригинального идиостиля Айги; взаимодействие чуваше-и русскоязычной картин мира; влияние европейских поэтико-философских традиций на творчество поэта. Ранний (чувашеязычный) период творчества Айги связан с влиянием национальных концептов и поэтической традиции. Его русскоязычная поэзия 1960-х годов формируется под воздействием па-стернаковского импрессионизма, символистско-футуристических языковых практик и новейшей французской поэзии. В более позднем русскоязычном творчестве Айги национальные поэтические традиции и влияние чувашского языка ослабляются, но имплицитно присутствуют в его текстах.
Несколько докладов были связаны с би- и мультилингвистическими формами и поэтическими системами. Академик РАН А.Б. Куделин в докладе «Андалузская строфическая поэзия: особый случай межъязыкового взаимодействия в средневековой Европе?» на примере арабо-романской гибридной строфической формы моашиха рассмотрел особенности существования смешанных поэтических систем в условиях многоязычия.
Форма моашиха была популярна в многоязычной средневековой Испании, где сосуществовали два литературных языка (классический арабский и классическая латынь), два народных языка (арабский и вульгарная латынь), а также берберский и еврейский языки.
Именно многоязычие рассматривается как отличительная черта поэтики моашиха: основная часть текста писалась на классическом арабском, а харча (концовка) - либо на диалекте арабского с использованием намеренно простонародной лексики, либо чаще всего на романских языках, причем романский стих записывался с помощью арабской или еврейской графики. Тем самым в одном произведении создавалась ситуация би- или трилинг-визма. Художественный эффект обеспечивался столкновением разных поэтических традиций (мужского лиризма арабской традиции и женского лиризма романской), а также столкновением языков. Обязательный переход был резким, а не постепенным, причем грань перехода должна была обязательно маркироваться. Создавалась гетерогенная система, отвечающая
1 Исследование проведено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 14-28-00130) в Институте языкознания РАН.
запросам многоязычной аудитории. Немаловажным здесь был и интерес к полилингвистическим формам в средневековой Европе в целом.
Доклад канд. филол. наук С.Г. Парижского «На перекрестке культур: макаронические стихи Иегуды ал-Харизи (XIII в.)» был посвящен анализу уникального трехъязычного поэтического текста Иегуды Альхаризи (11701235). Были выявлены и получили объяснение закономерности расположения 24 строк стихотворения с точки зрения логики последовательности и сочетания языков. Тот факт, что в тексте анализируемого стихотворения иврит помещается на первое место, призван отразить возвращение языку его былого величия (автор использует метафору переодевания: смена языков как смена одежд при сохранении смысла). Расположение арамейских фрагментов, которые представляют собой цитаты, в конце строк объясняется легкостью подбора рифмующихся цитат, поскольку в арабской и еврейско-арабской поэзии был распространен моноритм. Многоязычный характер стихотворения отражает также лингвистический мессианизм Альхаризи.
В докладе А.Л. Полян «Двуязычие иврит-идиш в поэзии еврейского Просвещения в Восточной Европе» рассматривалась ситуация, когда в рамках одной дискурсивной практики - поэзии - сосуществовали два языка с различным статусом. Традиционно иврит считался языком высокой поэзии и оберегался от воздействия других языков. Идиш воспринимался как язык, на котором писать стихи крайне трудно, и вообще не мыслился как языковая система, как нечто завершенное. Однако именно такое восприятие идиша позволило поэзии на нем стать открытой для влияния современной литературы, именно в поэзии на нем появляются новые метрические практики и жанровые формы.
Доклад канд. филол. наук Л.Р. Додыхудоевой «О формировании концептуальной лексики в поэзии Насира Хусрава» был посвящен использованию персидским поэтом и философом XI в., пишущем на персидском языке, арабских поэтических форм/жанров (касыды) и арабского языка, на котором разрабатывались религиозно-философские основы шиизма и исмаилизма. Сформированный им в персидском языке корпус концептуальной лексики арабского происхождения вошел у преемников исмаилитской традиции в религиозно-философский словарь персидского/таджикского языка, а позднее стал использоваться и в миноритарных языках Памира, в частности в поэзии. Поэт разработал новую концепцию слова, обогатил язык поэзии на персидском языке.
Ряд докладов был посвящен поэтике Г. Айги: от анализа отдельных произведений к мировосприятию поэта, от рецепции его творческого наследия к общесемиотическим вопросам. В докладе докт. филол. наук А.Д. Шмелёва «"А я-то, дура": проблема понимания поэтики Геннадия Айги» были затронуты общесемиотические проблемы поэтики Айги, в частности участие в тексте Айги нетекстовых элементов, а также связанные с этим вопросы текстологии и принципы издания.
Издания Айги отличаются друг от друга расположением текста на странице, расстоянием между строчками, размерами внетекстовых элементов и их цветом. Однако принцип издания - это не только вопрос полиграфии,
но и важная текстологическая и семиотическая проблема. Показательный пример в этом смысле - стихотворение «Спокойствие гласного», состоящее из названия, гласного «а» и даты. В советское время текст печатался сжато, без необходимого белого поля, и мог соседствовать на одной странице с другими текстами. Это в корне противоречило поэтике Айги, поскольку здесь существенны интервалы как между заглавием и гласным, который можно рассматривать как иероглиф, так и между минимальным текстом и годом.
Особая проблема адекватного прочтения текстов Айги - это учет разного рода «вкладок» и вложений, как обозначенных в тексте и предусматривающих некую интерактивность (например, в стихотворении «Взаимодействие»), так и сделанных самим автором для какого-то конкретного адресата, например, вложенный листок в книгу, подаренную Айги Т.В. Бу-лыгиной и Д.Н. Шмелёву.
В докладе был сделан вывод о том, что материал, цвет, шрифт, размер, интервалы, орфография Айги, а также вторичные артефакты должны быть поставлены в общесемиотический и общетекстологический контекст.
В докладе докт. филол. наук А.А. Житенева «Порождающая поэтика Г. Айги: опыт исследования рукописей» была представлена интерпретация творческой истории одного из важнейших текстов Г. Айги 1960-х годов -стихотворения «Ницше в Турине». Анализ сохранившихся в архиве поэта вариантов и редакций позволил охарактеризовать авантекст, выявить стратегии работы поэта с рукописью, исследовать содержательные и формальные особенности оформления творческого замысла.
Доклад проф. В. Вестстейна (Амстердам) «Айги и Хлебников» был посвящен проблеме влияния лингво-философской концепции В. Хлебникова на поэтику Г. Айги. Известно, насколько значима была для Айги эстетико-поэтическая система Хлебникова, связанная со стремлением дать языку новый, «космический» смысл и «освободить» слово от коммуникативной функции. Однако анализ многочисленных теоретических и поэтических работ Айги, посвященных Хлебникову, позволил выявить, что доминантные характеристики их идиостилей различаются. Айги органично перенимает у Хлебникова способы словотворчества (контаминация, редеривация, редупликация, конверсия, сращение и др.), но находит для выражения эстетико-семиотической позиции свои средства - в основном графические и пунктуационные.
Профессор Р. Грюбель (Ольденбург) обратился к концепции физики и метафизики тела в поэтическом творчестве Г. Айги в контексте исторических и современных философских тезисов о телесности. В докладе «Тело Айги. Физика и метафизика тела в стихотворном творчестве Геннадия Айги» было показано, как параллельно с активизацией в текстах семантики пустоты и молчания происходит постепенное исчезновение идеи человеческого тела, при этом физический субстрат стиха начинает пониматься как его тело.
Профессор Х. Шталь (Трир) в докладе «Мистика поэзии Геннадия Айги» подробно и последовательно рассмотрела эволюцию мировосприятия поэта. Было выявлено, что мистическая поэзия Айги проходит четыре фазы. Ранний период 1950-1960-х годов окрашен пантеизмом, в
конце 60-х годов намечается переход к трансцендентному мировоззрению с нарастающей близостью к прежде отвергаемому христианству. В 60-70-е годы мистическое начало в поэзии Айги достигает своего апогея, который сменяется неожиданно резким упадком. Тексты Айги ясно указывают на некий перелом в мировоззрении в начале 1980-х годов, который был связан с принятием христианства, в частности идей непостижимости Бога, принятия и преображения земной жизни на основе самовоспитания и одухотворения ума и сердца. Лишь к концу жизни оживляется память ранних мистических творений.
Поэтическое творчество Айги представляет нам мудреца, прошедшего путь от мистического поиска - через познание conditio humana и ограниченной природы мистических переживаний - к индивидуально выбранному и трудно осуществляемому пути христианской мистики, молчаливой молитвы и духовной работы.
Профессор Т. Гланц (Базель, Берлин) в докладе «(Ино)странный язык поэзии Айги, проблемы и последствия транснационализма» представил иероглифическую составляющую поэтики Айги. Как отличительную черту поэтической стратегии Айги докладчик показал отрефлексированную «транслатологику», которая проявляется, в частности, в отношении Айги к переводу европейских текстов на чувашский язык. Перевод трактуется не как культурно-просветительская стратегия, а как принцип и организующее начало собственной поэтики, затем это переносится в его оригинальные стихи на русском языке, где отдельные слова и высказывания тематизируют границы любого языка. В оригинальном тексте поэт осуществляет некую процедуру перевода, благодаря которой слова и высказывания открываются в другие языки и пространства за языком, что связано с причастностью к концепту «мировая литература» и вопросу универсального языка и перево-димости как таковой. Данный феномен был определен как «поэтика стыка», направленная на выход языка за пределы самого себя.
В докладе докт. филол. наук В.И. Постоваловой «Слово и молчание в художественном мире Г. Айги (опыт теолингвистического осмысления)» творчество поэта было рассмотрено в новом аспекте - теолингвистическом. Это позволило выявить основу построения «первозданно-высокого языка» Айги - понимание поэтического («Иоаннического») слова как «Творящего Слова», сохраняющего свою «логосную основу» в любых условиях поэтического контекста, в том числе в ситуации создания «поэзии тишины».
Отдельная секция конференции была целиком посвящена проблемам поэтики Г. Айги, анализу реализации его поэтической системы на разных языковых уровнях и специфике субъектной организации его текстов.
В докладе докт. филол. наук Н.А. Фатеевой «К проблеме «субъект-ности» у Г. Айги» была осмыслена проблема организации субъектной перспективы в поэтической картине мира Айги. Субъектную перспективу текста во многом определяет выбор лексико-грамматических форм, а также форм личных местоимений, которые создают лирический сюжет стихотворений. Анализ нескольких стихотворений раннего периода творчества выявил процессы изменения субъектной перспективы и осциллирующий
эффект выраженности/невыраженности лирического субъекта и адресата. В поэзии Айги субъект вне зависимости от того, проявлен он формально или нет, всегда сосуществует с неким высшим началом, принимающим то мужской, то женский облик.
В докладе канд. филол. наук О.И. Северской «Айги глазами Леона Робеля - друга, переводчика, исследователя, поэта» были рассмотрены вопросы, связанные с восприятием поэтического языка Айги его биографом и исследователем Л. Робелем. Докладчиком была заново прослежена творческая эволюция Айги от «исповеди», восходящей к Лермонтову и Маяковскому, к «проповеди всего на свете» как поэтической философии, сложившейся под влиянием французской поэзии и немецкой философии. Особо было выделено понятие языкового поведения поэта, которое может быть многовариантным и проявляется прежде всего в словотворчестве как прорыве к «абсолюту красоты».
Доклад канд. филол. наук Е.В. Сусловой «Рефлексивность в поэзии 2010-х годов (лингвистический аспект)» был посвящен базовым показателям рефлексивности поэтического текста - субъективаци и тавтологизации. Был сделан вывод, что поэзия Айги соотносится с концептуализирующим типом субъективации, в котором рефлексивность максимальна.
Кандидат филологических наук К.М. Корчагин в докладе «Снежные поля Геннадия Айги: в поисках новой субъективности» на примере ранних произведений поэта показал зависимость поэтического субъекта от матрицы пространства, реконструируемой на основе его стихов. В раннем творчестве Айги «поле» представляет собой базовое пространство, и его ключевыми характеристиками являются наличие границы и особая позиция наблюдателя, что во многом определяет сам тип субъекта поэтического высказывания.
С данным докладом тематически перекликается доклад проф. М. Гото (Хоккайдо) «Не-представление Волги в русских стихотворениях Айги». Исследователь обратил внимание на различия в принципах концептуализации пространства в чувашеязычной и русскоязычной поэзии Айги: для чувашеязычной поэзии характерны конкретные концепты (Волга), для русскоязычной - абстрактные (поле, лес).
В докладе канд. филол. наук М.Ю. Мартынова «Феномен повтора в поэзии Г. Айги» были рассмотрены лингвистические и философские аспекты феномена повтора в поэтических текстах Г. Айги. По мнению автора, повтор в поэтических текстах Г. Айги имеет нечисловую природу, некумулятивный и некоммуникативный характер, повтор у Айги нельзя описывать в терминах эволюции и памяти, повтор не связан с имитацией и подражанием.
Большой интерес у исследователей вызвали вопросы сопоставления поэзии Г. Айги и других авторов, а также рецепции его творчества. Так, в докладе канд. филол. наук Д.Н. Воробьева «Язык безлюдия в поэзии Геннадия Айги и Тура Ульвена. Опыт сопоставительного исследования» были выявлены общие и дифференциальные черты, характеризующие творчество двух поэтов.
Доклад проф. М. Маурицио (Турин) «Невербальные элементы в поэзии Айги и Сапгира» отразил общие тенденции поэтик Г. Айги и Г. Сапгира, кото-
рые заключаются в рассмотрении формальных составляющих поэтического текста в качестве смыслообразующих элементов, интонационных переходах, рассеивающих чрезвычайно глубокий смысл, и неопределенности, которая появляется при «разговорах» о метафизическом и реализуется с помощью несловесных средств выражения.
В докладе Д.В. Ларионова «Геннадий Айги и Лида Юсупова: возможность говорить о «единичном»» сходство и различие поэтических систем Г. Айги и Л. Юсуповой было рассмотрено на примере показательной для их творчества философской категории «единичного». Было выявлено, что общее для поэтов явление десубъективации получает в их творческих системах разное воплощение. Поэтический акт Айги связан с обнаружением «не-Я» поэтического субъекта, ситуация единичного приобретает у него религиозные коннотации. У Юсуповой существование индивида определяет персональная власть, а божественная воля присутствует как трансгрессивная внутренняя речь тех, кто взялся ее исполнить.
Осмысление общих закономерностей творчества поэтов-билингвов было представлено в докладе А.М. Мирзаева «Геннадий Айги и Ханс Арп. К проблеме билингвизма в европейской литературе ХХ века». На материале творчества чувашско-русского поэта Г. Айги и немецко-французского поэта Х. Арпа было показано влияние социально-биографического контекста на формирование идиостилей поэтов.
Доктор филологических наук Л.А. Будниченко в рамках доклада «Пунктуационная интертекстуальность поэзии Г. Айги» рассмотрела явление интертекстуальности в пунктуационной графике и визуальном облике стихов Г. Айги, выявила интертекстуальные связи на данных уровнях со стихами В. Маяковского, М. Цветаевой, картиной «Черный квадрат» К. Малевича.
Традициям Г. Айги в новейшей русской поэзии был посвящен доклад канд. филол. наукД.М. Давыдова. Исследователь выявил особенности функционирования поэтического наследия Г. Айги в наши дни: оно заключается в возникновении мифов о творчестве Айги, наличии отсылок к наследию поэта у самых разных авторов, посвящений Айги и диалогов с поэтом у авторов, лично знавших Айги, и, что самое главное, инсталлированности поэтических приемов Айги в современные поэтические практики.
В рамках конференции был организован круглый стол «Рецепция многоязычия поэтами-билингвами», к участию в котором были приглашены филологи и поэты-билингвы Е. Зейферт (немецкий-русский), Ян Каплинский (эстонский-русский) и Г.-Д. Зингер (иврит-русский). На круглом столе обсуждались вопросы, возникающие в зависимости от смены языка и связанные с трансформацией субъективации, сменой адресованности поэтического текста и изменением «образа языка».
В ряде докладов были рассмотрены поэтические системы отдельных современных поэтов-билингвов. Кандидат филологических наук О.В. Соколова в докладе «Концепция "универсального слова" в творчестве Юджина Джоласа» обратилась к анализу концепции поэта-мультилингва и редактора многоязычного журнала "transition". Были выделены общие лингво-философские аспекты, отражающие сходство концепций «универсального
слова» Джоласа с теориями «вселенского языка» и «самовитого слова» русских футуристов. Также были выделены специфические черты поэтического языка и художественно-эстетической концепции Джоласа.
Доклад канд. филол. наук С.Ю. Бочавер был посвящен лексическим особенностям испано-каталанского поэта-билингва П. Джимферрера. В оригинальных испанских стихах поэта часто встречаются лексические единицы, близкие по форме к каталанским. Выбирая между испанскими синонимами, поэт отдает предпочтение слову, которое фонетически больше похоже на каталанское (verano - estío). Противоположная тенденция наблюдается в его испанских автопереводах, где очевидна стратегия подчеркивания лексических различий между двумя близкородственными языками с целью максимального разделения языка перевода и оригинала. В этих текстах автор демонстрирует лексические различия там, где их могло и не быть (reial - imperial; fosc - oscuro; glavi - espada). Таким образом, образы этих близкородственных языков, конструируемые в поэзии П. Джимферрера, включают дистанцию (или ее поиск) между ними.
И.В. Котюх в докладе «Феномен двуязычного автора в эстонской литературе» предложил рассматривать в контексте многоязычия творчество И. Северянина, поскольку в период проживания в Эстонии и работы над русскими переводами эстонской поэзии существенные изменения претерпела его собственная поэтика. Данное наблюдение об активном воздействии многоязычной среды на язык поэта согласуется с общим тезисом, сформулированным в ряде других докладов. Например, специфика творческого метода писателя-билингва В. Козового была раскрыта в докладе В.А. Захарова.
Доклад канд. филол. наук Ю.Б. Дрейзис был посвящен творчеству австрало-китайского поэта Оуян Юя (Ouyang Yu IfflS). При выстраивании своей мультикультурной идентичности поэт использует как смешение китайского и английского языков в рамках художественного пространства одного произведения, вплоть до их смешения внутри одной языковой единицы, так и широкий пласт языковой игры «на границе» между двумя языками.
Доктор филологических наук Д.Б. Никуличева в докладе «Языковое «омногомеривание» смыслов в творчестве Вилли Мельникова» рассматривала языковое творчество «полиглота» Вилли Мельникова как иллюстрацию того, что звуковой и графический строй множества языков может быть использован как средство творческого выражения поэта. Проанализировав ряд многоязычных стихов В. Мельникова, ученый пришел к выводу, что природа языкового творчества поэта состоит в синестемии - соотношении «соощу-щения» и «соэмоции», механизме, лежащем в основе функционирования речи с раннего детства и остро ощущаемом полиглотами.
Кандидат филологических наук Е.А. Бакланова в докладе «Филиппи-но- и англоязычная поэзия Эдгара Маранана» выявила разницу между его тагало- и англоязычной поэзией; наиболее заметной она становится при сопоставлении тем и анализе субъектной структуры текстов. В большинстве тагалоязычных стихов на темы филиппинской жизни субъект выражен эксплицитно, в англоязычной поэзии имплицитно выраженный субъект предстает как космополит, «человек мира».
В ряде докладов так или иначе поднимались вопросы перевода поэзии, а перевод рассматривался в аспекте межъязыкового взаимодействия. Доклад канд. филол. наук В.В. Фещенко «Автоперевод поэтического текста как разновидность автокоммуникации» был посвящен авторским переводам поэзии поэтами-билингвами. Исследователь пришел к выводу, что самостоятельный перевод поэтического текста представляет скорее проблему для автора, чем способ творческого расширения, однако вместе с этим примеры продуктивных стратегий автоперевода реализуют уникальные модели автокоммуникации в языке и литературе - осуществляют межкультурный трансфер в рамках отдельных текстов-двойников.
В выступлении Е.Л. Калашниковой «Русские переводчики художественной литературы и билингвизм» был продемонстрирован уникальный материал интервью с современными переводчиками, который дает нам представление об аспектах перевода, определяющих деятельность переводчика, в частности о механизмах понимания, оценки и принятия решений во взаимодействии человека и художественного текста.
Доклад канд. филол. наук М.А. Тарасовой «Билингвизм в оригинальной и переводной поэзии Н. Скандиаки» был посвящен особенностям реализации билингвизма Н. Скандиаки в ее оригинальной поэзии, а также в переводах автора. Рассмотрев ряд поэтических примеров, исследователь продемонстрировал, что отличительной чертой идиостиля поэта Ники Скандиаки является смешение стратегий поэта-билингва и поэта-переводчика.
В докладе канд. филол. наук А.Р. Мурадовой «"Барзаза Брейз" Т. Э. Де ля Виллемарке: фальшивка или литературная обработка?» были проанализированы вопросы, связанные с верификацией сборника бретонских баллад, который вышел в свет в 1839 г. и изначально претендовал на роль визитной карточки бретонской устной литературы. Следуя моде на стилизации под образцы средневековой валлийской поэзии, а также жанр литературных фальшивок, распространенный в конце XVIII - начале XIX в., автор сборника внес значительные изменения в записанные им якобы народные бретонские баллады с целью придания им архаики и эпического размаха. В середине XIX в., когда на территории Бретани начали работать фольклористы, это стало очевидно, за что автор был обвинен в создании фальшивки. Лишь в середине ХХ в., когда были найдены сделанные де ля Виллемарке записи песен и баллад, легших в основу сборника, он был отчасти реабилитирован.
Попытка интерпретации славянских переводов псалмов в рамках современной коммуникативной парадигмы была предпринята в докладе докт. филол. наук А.В. Вдовиченко.
В докладе канд. филол. наук Б.В. Орехова был рассмотрен особенный случай двуязычия в поэзии: в качестве одного из взаимодействующих языков выступает естественный язык (чаще всего, английский), в качестве другого -один из языков программирования. В последние годы у профессиональных программистов появилась традиция создавать поэтические тексты в коде своих программ. Такая практика была конституирована в специальном регулярном конкурсе, проводимом в Стэндфордском университете. При этом особый интерес вызывает само представление создателей таких программ о
поэтическом как категории. Как показывает анализ, поэтическое может быть локализовано в формальных или в содержательных аспектах текста.
На пленарном заседании были подведены итоги по основным направлениям конференции. Доклад докт. филол. наук И.И. Челышевой был посвящен феномену многоязычия в средневековой романской поэзии. Одной из важных задач для лингвиста является реконструкция той языковой среды, в которой бытовала романская поэзия в Средние века. Поэзия наряду с деловой перепиской является одной из первых областей, где романские языки потеснили латынь, что может быть объяснено желанием пишущего донести до читателей в наиболее естественной для них форме определенные мысли или чувства. Самым распространенным было латино-романское двуязычие, однако поэтические тексты нередко появлялись там, где сочетались несколько народных языков. Об этом красноречиво свидетельствуют как отдельные тексты, сочетающие поэтические фрагменты на разных языках (например, на одной странице латинского кодекса соседствуют старофранцузская «Кантилена Святой Евлалии» и германские «Тевтонские ритмы»), так и история национальных поэтических традиций. Итальянская поэзия во многом восходит к сицилийской поэтической школе при дворе Фридриха II на Сицилии, где одновременно бытовали арабский, латинский, греческий, провансальский, немецкий и старофранцузский языки, итальянская народная речь уо^аге. Многоязычная среда стимулировала развитие поэзии на романских языках.
Доклад докт. филол. наук К.Г. Красухина «Язык богов, язык людей, имя в индоевропейской поэтике» был посвящен хорошо известному в индоевропейской мифопоэтической традиции феномене: разным группам мифологических персонажей присваиваются разные имена. Это нашло воплощение в «Речах Альвиса» («Старшая Эдда»), где указано, как называется то или иное явление у богов (асов), людей, духов (ванов) и великанов (турсов). У Гомера есть три примера того, что один предмет боги называют одним именем, люди - другим; в «Авесте» - около 30 пар «ахуровских» и «дэвовских» имен для одного предмета. По мнению докладчика, это связано, с одной стороны, с принадлежностью лексики к разным стилям, с другой - с представлением об особой, магической силе имени. Именование предмета одновременно эквивалентно его первичной, основной сущности и характеризует говорящего.
В выступлении докт. филол. наук Ю.Б. Орлицкого «Проза поэта Геннадия Айги» были рассмотрены разные варианты этого явления с точки зрения присутствия в них стихового начала, которое проявляется прежде всего в метризации, строфизации, прозиметризации и визуализации прозы по образцу стихотворной речи. Итогом доклада стал вывод об особой ритмической природе прозаического наследия Айги.
Большой интерес вызвал доклад докт. филол. наук В.И. Новикова «Так говорил Айги...», поскольку в течение всей конференции не раз косвенно затрагивалась тема Айги как рассказчика и собеседника. В докладе был системно представлен устный дискурс поэта. Как наиболее яркие особенности были отмечены следующие. В целом устная речь Геннадия Айги
резко отличалась от его письменной речи и характеризовалась «усиленной» спонтанностью, разговорной сбивчивостью. Диалог Айги характеризовался ориентацией на собеседника, а его излюбленным приемом было построение высказывания с опорой на предыдущую фразу собеседника с вычленением в ней ключевого слова. Своеобразной чертой устного дискурса Айги были выработанные им полисемантические понятия: «пошлость» (в которой он видел квинтэссенцию постмодернизма), «физиология».
В докладе докт. филол. наук Н.М. Азаровой «Многоязычие в языке билингва» были затронуты все основные проблемы конференции: поэтика Айги, билингвизм и многоязычие в поэзии. В поэзии Г. Айги были выявлены функции иноязычных элементов и иностранного языка в целом, характерные и показательные для творчества поэтов-билингвов.
Одна из таких функций - кодирование запретных (в разных смыслах) и сакральных тем, причем поэт превращает в художественный прием обычную практику хеджирования билингвов.
Вторая функция - это мост в надъязык. Для поэтики Айги характерны образования типа Religio-Народ, подразумевающие нейтрализацию грамматических категорий и конкретной языковой принадлежности. Ориентация на универсальный язык требует не только обеспечить абсолютную перево-димость через нейтрализацию характерных категорий, например, рода и падежа, но и возможность восприятия иностранного текста без перевода.
Поэту-билингву легко переходить к другим языкам. Устойчивой закономерностью является употребление трех и большего количества языков. Билингву нужен третий язык, который выступает как посредник между первыми двумя и всеми остальными языками. Для Айги таким языком, который участвует в культурном трансфере, был французский.
Переход к третьему языку (с возможным переходом в другие языки и к надъязыковому) обусловливает следующий переход - в иные знаковые системы (визуальную, музыкальную). Для мышления билингва операция культурного трансфера, как и семиотического перехода как такового, является привычной, что облегчает и обусловливает различные семиотические переходы, в частности включение в поэтический текст визуальных элементов. Неслучайно такой сильный элемент визуальности, абсолютно новаторский в 60-е годы не только в русской поэзии, но и в мировой, появляется именно у поэта-билингва.
О.В. Соколова, М.А. Тарасова
Сведения об авторах: Соколова Ольга Викторовна, канд. филол. наук, научный сотрудник Института языкознания РАН. E-mail: [email protected]; Тарасова Мария Алексеевна, канд. филол. наук. E-mail: [email protected]
