CC BY
117
С.И. Белов МЕТОДЫ
КОНСТРУИРОВАНИЯ ИСТОРИЧЕСКИХ МИФОВ КАК ЭЛЕМЕНТ ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ (НА МАТЕРИАЛАХ УКРАИНСКИХ УЧЕБНИКОВ ИСТОРИИ)
Аннотация
Данная статья посвящена теме методов конструирования исторических мифов в рамках реализации политики памяти. В качестве конкретного кейса для проведения изысканий используется отображение партизанского движения в годы Великой Отечественной войны на страницах учебников истории Украины. Теоретико-методологическая база исследования сформирована за счет концепций и подходов, сформулированных М. Эйдельманом, П. Бергером, Т. Лукманом, С. Московичи, Н. Шестовым и Д. Ольшанским. Также в ее основу лег результат обобщения экспертных позиций, озвученных в ходе круглого стола «История и миф», проведенного Центром истории исторического знания Института всеобщей истории Российской Академии наук 18 сентября 2017 года. Изучение дискурсивных практик, использованных авторами украинских учебников, позволило установить факт активного использования ими различных манипулятив-ных приемов, направленных на создание исторических мифов. Фиксируются случаи применения таких приемов, как структурирование подачи материала в соответствии со спецификой восприятия, создание ложной альтернативы, отстройка от антиобраза за счет дробления общего имиджа, смещение акцентов в хронологии, нарушение законов логики, асимметрия в подаче экспертных позиций, использование эвфемизмов, подрыв авторитета символов, понятийная категоризация и ценностная ориентация. Объем арсенала инструментов воздействия на сознание целевой аудито-
S. Belov
METHODS OF CONSTRUCTING HISTORICAL MYTHS AS AN ELEMENT OF THE POLICY OF MEMORY (ON THE MATERIALS OF UKRAINIAN HISTORY TEXTBOOKS)
Abstract
This article is devoted to the methods of constructing historical myths in the framework of the implementation of the policy of memory. As a concrete case for conducting surveys, the partisan movement during the Great Patriotic War was displayed on the pages of history books of Ukraine. The theoretical and methodological basis of the research is formed due to the concepts and approaches formulated by M. Eidelman, P. Berger, T. Lukman, S. Moskovici, N. Shestov and D. Olshansky. It is also based on the result of summarizing the expert positions voiced at the round table "History and Myth" held by the Center for the History of Historical Knowledge of the Institute of General History of the Russian Academy of Sciences on September 18, 2017. The study of discourse practices used by the authors of Ukrainian textbooks made it possible to establish the fact of active the use of various manipulative techniques aimed at creating historical myths. Cases of the use of such techniques as the structuring of the presentation of the material in accordance with the specific perception, the creation of a false alternative, the detuning from the image through the fragmentation of the general image, the shift in accents in the chronology, the violation of the laws of logic, the asymmetry in the submission of expert positions, the use of euphemisms, undermining the authority of symbols, conceptual categorization and value orientation. The vol-
рии свидетельствует о том, что мифотворчество осуществляется произвольно, в рамках технологии. К решению этой задачи, очевидно, привлекают компетентных специалистов.
Ключевые слова:
политический миф, исторический миф, политика памяти, историческая память, манипулятивные методы, учебники, история Украины.
ume of instruments of influence on the consciousness of the target audience indicates that mythmaking is carried out arbitrarily, within the framework of technology. To solve this problem, obviously, attract competent specialists.
Key words:
political myth, historical myth, politics of memory, historical memory, manipulative methods, textbooks, history of Ukraine.
Существующая в массовом сознании относительно устойчивая версия истории играет в современном обществе роль основы национально-гражданской идентичности и культурной преемственности поколений [6, с. 91]. Разрушение же единой картины прошлого приводит к утрате людьми собственной идентичности, в результате чего ранее единый народ перестает ощущать себя таковым. Трансформация представлений о прошлом нации может служить инструментом мобилизации (например, посредством внедрения образа «вечного врага» или представлений о мессианстве), либо привести к падению «условной пассионарности» (например, посредством разрушения пантеона героев). За счет наличия этих ресурсов политика памяти превращается в значимый канал управления широкими массами, что позволяет отнести связанные с ней сюжеты к априорно актуальным. Существует мнение, что в постиндустриальных и информационных обществах мемориальная политика уже не играет прежней роли (в связи с общим падением интереса к истории и развертыванием процесса глобализации, нивелирующего культурные различия между народами и снижающего значимость традиционных идентичностей). Однако практика показывает, что эта позиция гиперболизирована. Массовые протесты в Виргинии, спровоцированные сносом памятников конфедератам, кампания Rhodes must fall! в университетах Южной Африки, принятие закона о десоветизации на Украине, конфликт между Сеулом и Токио из-за строительства памятника «женщинам для утешения» - все это наглядно демонстрирует значимость моделей истории в качестве инструмента манипуляции общественным сознанием в политических процессах [7; 31].
Особую роль при этом играют исторический миф - основа любой системы представлений о прошлом, предназначенной для трансляции широким массам - и приемы его конструирования. 90
Внимание к ним привлекают не только прикладная значимость, но и отсутствие полноценной проработки соответствующей тематики на уровне фундаментальной науки. Анализ степени изученности темы демонстрирует, что обозначенные сюжеты так и не стали предметом самостоятельных исследований теоретического уровня. Указанные вопросы разрабатывались преимущественно в рамках смежных тем или в контексте более широких вопросов.
В частности, связанные с историческим мифом сюжеты поднимались на страницах исследований, посвященных изучении вопроса об использовании политических символов в контексте построения новых идентич-ностей [1; 8; 9; 19]. Существенный вклад в повышение степени изученности темы внесли также исследователи, работающие над изучением политической символики и мифологии [10; 13; 14; 15].
Целью данной работы является комплексная оценка методологии создания исторических мифов, используемой авторами украинских учебников истории для старшеклассников.
Ее достижению должно предшествовать выполнение следующих задач. Необходимо: дать определение понятию «исторический миф»; обосновать взаимосвязь исторического мифа с предметом политической науки; выявить методы конструирования исторических мифов, используемые авторами украинских учебников для старшеклассников; определить адекватность данных методов задачам, стоящим перед создателями мифов.
Для достижения обозначенной цели был применен комплекс-методов, включающий в себя: экспертные интервью, элементы дискурс-анализа, традиционный анализ.
Исторический миф представляет собой упрощенную картину событий прошлого, недостоверную, но удобную для усвоения массовым сознанием. Привлекательность мифа для широких масс объясняется тем, что в его основе лежат не абстрактные факты, апеллирующие к рациональному сознанию, а эмоционально насыщенный ряд образов. Данная специфика обуславливает не только высокий уровень воздействия мифа на целевую аудиторию, но и его устойчивость к критике.
Относительно степени недостоверности мифа среди специалистов нет единого мнения. Указанное качество может быть связано как с вульгарностью, упрощенностью картины исторической действительности, так и с искажением мифотворцем реальных фактов. Последнее ставит на по-
вестку дня вопрос о том, как соотносятся между собой понятия «исторический миф» и «историческая фальсификация». Традиционно их принято жестко разграничивать, однако на практике два данных термина используются в тесной взаимосвязи. В частности, фальсификация исторических артефактов русскими царями в XVI веке рассматривается как первоисточник мифа о «Константиновом даре». Таким образом, исторический миф может в том числе являться результатом прямой фальсификации.
Впрочем, существует точка зрения, согласно которой исторические мифы могут складываться стихийно, на уровне коллективного бессознательного, и не преследовать каких-либо политических целей. Однако большинство фольклорных материалов, которые можно рассматривать как исторические мифы, носят на себя ярко выраженные следы политических пристрастий (характерны в данном отношении, например, «городские легенды» Москвы, связанные с личностями Ивана IV, Петра I и И.В. Сталина) [22, с. 28, 29, 44, 46, 47, 61, 70, 73, 78, 86, 174, 176]. Это предполагает, что даже «народные» мифы создаются (или перерабатываются) с целью распространения определенной политической позиции, что подразумевает наличие автора-интересанта.
Исторические мифы можно с известной долей условности разбить на две категории. В первую входят концепты, представляющие собой «постаревшие» политические мифы. В качестве примера мифов такого рода можно привести обвинения в адрес Ричарда III Йорка в убийстве своих племянников. Изначально они были озвучены его противниками Тюдорами еще в период, предшествовавший завершению Войны Роз, т.е. представляли собой политический миф. Однако впоследствии этот миф вошел в официальную историографию, а затем закрепился в массовой культуре.
Вторую категорию образуют мифы, созданные на большом временном удалении от описываемой в них эпохи. В качестве примера в данном случае можно привести упомянутый выше миф о «Константиновом даре» (период его создания и время жизни главного героя в лице Владимира Мономаха разделяют четыре столетия).
Цели создания мифов нельзя сводить исключительно к манипулированию. Наглядным примером можно привести современную украинскую мифологию истории. В качестве основного мотива мифотворчества в данном случае, безусовно, выступает стремление сформировать новую идентичность, ориентированную на разрыв культурно-исторических связей с
Россией, включающую в себя восприятие последней как врага и априорно негативную оценку советского режима, а также его символического наследия. Однако в то же время конструирование исторических мифов, очевидно, программируется не только политической целесообразностью, но и стремлением ревизионистов удовлетворить потребность значительной части украинцев в появлении комфортной для них картины событий прошлого. Представление о том, что значительная часть их предков сотрудничала с оккупантами либо пассивно наблюдала за военными преступлениями, могло бы стать травмирующим фактором для многих граждан Украины. Чтобы избежать этого, параллельно заручившись поддержкой соответствующе части населения, представители украинских элит, вероятно, и пошли на формирование исторических мифов о партизанском движении.
По мнению большинства экспертов, исторические мифы всегда представляют собой манипулятивный инструмент. Последнее обуславливает наличие у них таких обязательных признаков, как искусственный характер и наличие политических целей. Данные обстоятельства позволяют предположить, что исторический миф является разновидностью политического мифа, построенной преимущественно на основании исторического материала. В пользу этого также свидетельствует наличие внутри корпуса исторических мифов со временем утративших актуальность политических элементов (представление о том, что первый царь из династии Романовых являлся «внуком Ивана Грозного», версия убийства царевича Дмитрия по заказу Бориса Годунова, упомянутые обвинения в убийстве племянников в адрес Ричарда III и пр.).
В самом общем виде политический миф представляет собой некое убеждение или верование, разделяемое большой группой людей, под воздействием которого события или действия обретают в глазах носителя особый смысл. Специфику мировосприятия сквозь призму политического мифа можно передать, акцентируя внимание на ключевой роли в трансляции мифа таких форм воздействия на массовое сознание, как внушение, заражение и подражание (т.е. методов воздействия, апеллирующих не к разуму человека, а к сфере эмоций) [2, с. 31; 29, р. 33].
Данная особенность обуславливает принципиальную невосприимчивость политических мифов к эмпирической проверке и исправлению. Благодаря последнему политический миф приобретает черты когнитивной
схемы, в рамках которой не соответствующие убеждению-догме наблюдения подсознательно отрицаются и/или подавляются [30, р. 55].
Отличие политического мифа от архаического заключается в том, что его создатель не столько стремится объяснить реальность и адекватно отразить ее, сколько сконструировать картину мира особым образом в таком ключе, чтобы коллективным сознанием и поведением подвластных проще было управлять, добиваясь достижения поставленных целей [28, с. 21].
Причины возникновения политических мифов заключаются в сочетании двух факторов. С одной стороны, актуальные проблемы приводят массы в состояние тревожности, создают ощущение отсутствия безопасности и неудовлетворенности [17, с. 28]. При этом абсолютное большинство представителей широких слоев населения не обладает ни компетенциями, необходимыми для адекватной интерпретации происходящего, ни даже количеством времени, достаточным, чтобы воспринять картину происходящего в целом. Как результат, в обществе формируется запрос на способ познания, облегчающий восприятие реальности за счет упрощения и селекции фактов [28, с. 24].
С другой стороны, правящие элиты постоянно испытывают потребность в инструментах по мобилизации общества и манипуляции им. Последнее, в свою очередь, создает заказ на выработку когнитивных схем, позволяющих легко нагнетать и канализировать общественные настроения [23, с. 53].
За счет подобного сочетания факторов политический миф обретает амбивалентность. Данное свойство находит свое выражение в первую очередь через субъектность политического мифа. Его акторами всегда выступают и широкие слои населения, и истеблишмент. При этом необходимо подчеркнуть, что далеко не всегда элита воспринимает миф сугубо прагматически: ее представители зачастую сами заражаются созданными для управления рядовыми гражданами убеждениями и верованиями [4, с.87].
Помимо того, двойственность политического мифа проявляется в одновременном существовании данного явления в двух ипостасях: 1) «версии событий», предназначенной для «верующих» масс и отдельных представителей истеблишмента, и 2) деятельности по управлению массовыми коммуникациями хорошо организованными группами элит, преследующими собственные специфические интересы [16, с.41].
Обобщая сказанное выше, можно заключить, что политический миф представляет собой изначально искусственно конструируемую форму мировосприятия, основанную на обращении к сфере эмоций и направленную на мобилизацию общества и манипуляцию им. В то же время миф обладает свойством с течение времени обретать автономность, заражая собственных создателей. Данное определение совпадает с пулом экспертных мнений относительно природы исторического мифа, что позволяет нам рассматривать две обозначенные категории как тождественные (с ремаркой относительно того, что исторический миф представляет собой одну из разновидностей мифа политического).
Последнее позволяет нам использовать при анализе исторических мифов подходы, характерные для политических наук, в частности - изучения дискурсивных практик. Особый интерес с этих позиций представляют конкретные способы конструирования исторического мифа.
В рамках представленного исследования был подвергнут изучению такой кейс, как история партизанского движения в украинских учебниках истории для старшеклассников. Выбор предмета изысканий был обусловлен двумя обстоятельствами. Во-первых, на Украине в последние годы произошла масштабная ревизия национальной истории. Во-вторых, учебники истории для старшеклассников представляют собой один из наиболее значимых каналов формирования системы представлений о национальной истории в широких массах. В-третьих, борьба партизан против оккупантов в годы Великой Отечественной войны по праву занимает особое место в исторической памяти народов бывшего СССР. Партизан (как символическая фигура) воплощает собой массовость борьбы с захватчиками, т.е. ее народный характер.
Основой для реконструкции истории партизанского движения в отображении украинских школьных учебников стал пул из 5 изданий, чаще всего используемых в старших классах. В соответствии с выходными данными изданий, общий тираж учебников составил более 19 тыс. экземпляров [11; 12; 18; 24; 25].
Изучение корпуса выявленных материалов показало, что для украинских учебников истории характерен такой прием формирования мифов, как структурирование подачи материала в соответствии со спецификой восприятия. Как правило, читатель лучше всего запоминает фрагменты, расположенные в начала и в конце текста. Эта специфическая черта ме-
ханизма восприятия дает производный эффект: информация, размещенная в начале текста, легко может настроить читателя на определенное восприятие описываемого явления. С этим феноменом часто сталкиваются в своей работе социологи: наводящий вопрос, поставленный в начале анкеты, легко может предопределить ответы на последующие ее пункты. В качестве конкретного примера можно привести структуру подачи истории партизанского движения в 1941-1945 гг. в украинских учебниках истории. Знакомство читателя с соответствующим разделом учебников начинается в большинстве случаев с подробного описания череды провалов партизанских и подпольных групп в 1941 г., сопровождающегося негативными оценками качества подготовки и морального состояния их членов. В результате у школьников изначально формируется установка на негативное восприятие партизан. Как следствие, автоматически запускается механизм селективного подхода к фактам: негативные сюжеты воспринимаются как априори заслуживающие доверия, а позитивные вызывают определенные сомнения [18, с. 36; 24, с. 43, 44; 25, с. 34-37].
Еще одним приемом формирования исторических мифов на примере рассматриваемого кейса является создание ложной альтернативы. Авторы учебников позиционируют украинских националистов как второе крыло сопротивления оккупантам, альтернативу «советским партизанам». При этом отметается тот факт, что последние, действуя совместно с Красной Армией, имели реальный потенциал для изгнания оккупантов с территории Украины. Националисты же чисто гипотетически не обладали сходными ресурсами, т.е. их шансы на освобождение Украины от оккупантов находились (в лучшем случае) на уровне статистической погрешности. Таким образом, украинские националисты в принципе не могли рассматриваться в качестве альтернативных освободителей страны [18, с. 35; 24, с. 43, 44; 25, с. 51, 52]. В данном случае имеет место и нарушение критериев подобия. Авторы уравнивают между собой партизан и националистов. При этом игнорируется то, что украинские партизаны никогда не сотрудничали с оккупантами и нанесли оккупантам значительно больший ущерб.
Также для построения мифов использовался такой прием, как отстройка от антиобраза за счет дробления общего имиджа. Сотрудничество украинских националистов с оккупантами мешало провозглашению их в качестве национальных героев. Решая эту задачу, авторы учебников акцентировали внимание на том, что постоянно и последовательно с немецкими войсками
сотрудничали «мельниковцы», в то время как «бандеровцы» периодически меняли позицию по отношению к оккупантам, а «бульбовцы» вели своеобразную «войну против всех». Таким образом был создан миф о «правильных» и «неправильных» националистах [11, с. 167-171; 25, с. 53].
Также для создания мифов применяется меняющее восприятие событий смещение акцентов в хронологии. Так, подчеркивается, что начало массовой и успешной борьбы партизан относится к 1942 году, и связывается с необоснованными репрессиями со стороны оккупантов. Тем самым дается понять: в 1941 году свержение советской власти и само по себе вторжение противника не вызывали у населения особого негатива. Т.е. в глазах жителей Украины немецкие оккупанты были, как минимум, «не хуже и не лучше» советской власти [11, с. 167 - 171; 24, с. 44; 25, с. 37, 48, 49].
Еще один метод конструирования мифов заключается в умышленном сокращении объема сообщаемых фактов. В частности, при указании основных очагов партизанского движения сообщаются лишь места действия нескольких наиболее известных отрядов. Как результат, у читателя возникает впечатление, что партизаны действовали исключительно в восточных областях Украины [12, с. 48-51; 18, с. 35; 24, с. 43-45; 25, с. 34-37].
Создатели мифов также осознанно используют присущую массовому сознанию склонность к дефектам в логических суждениях. В частности, многие обыватели склонны делать на основании частных фактов общие выводы. Благодаря этому помещенный в учебник один яркий факт, подчеркнутый автором, превращается в глазах целевой аудитории в общее правило. Например, если в учебнике упоминается факт перехода группы партизан в отряд националистов, то школьник легко может посчитать, что такого рода события имели повсеместный и постоянный характер [25, с. 37, 48, 49].
Для создания мифов используется также асимметрия в подаче экспертных позиций. Вставляя в учебник цитату из работы известного историка или мемуаров современника описываемых событий, авторы приводят лишь точку зрения одной стороны, не пытаясь показать ученикам, что существует, как минимум, две точки зрения на проблему [25, с. 53].
Для создания мифов также широко применяются разного рода эвфемизмы. Например, чтобы взаимодействие украинских националистов с оккупантами описывается преимущественно при помощи таких терминов, как «сотрудничество» или «вынужденное сотрудничество», коллаборация. Авто-
ры, по все видимости, осознанно избегают применения оценочных понятий с негативной коннотацией, таких как «предательство». В противном случае попытка уровнять партизан и националистов в качестве представителей сопротивления была бы обречена на провал [11, с. 167].
Равным образом на страницах украинских учебников можно встретить упоминания лишь о нападениях партизан на националистов. Последние же не нападают на партизан, а исключительно «вытесняют» их отряды [11, с. 167-171; 25, с. 51, 52].
Помимо того, для создания мифов активно используется размывание и подмена содержания понятий. Партизаны априори теснейшим образом связаны с местным населением. В отличие от небольших диверсионных групп, они не могут снабжаться продовольствием по воздуху (в необходимых объемах). Им также требуется инфраструктура, необходимая для поддержания жизнедеятельности (мельницы, бани и пр.). Местные жители - это не только источник пополнения личного состава, но еще и основной канал получения и распространения информации, а также налаживания коммуникаций с городским подпольем. Без связи с местными жителями партизанское формирование, действующее в границах одной территории, было обречено погибнуть в кратчайшие сроки. Как следствие, грань между местным населением и партизанами была весьма тонка, точнее - речь шла о понятиях со смежным объемом. В особенности это было справедливо для отрядов, в которых состояло большое количество примаков и местных уроженцев [3; 26; 27, д. 2069, л. 3, 4; д. 2163, л. 1; д. 1995, л. 1, 2].
В украинских же учебниках понятия «партизаны» и «местное население» строго разграничивается. Фактически речь ведется о двух разных субъектах, что, помимо прочего, ставить под сомнение народный характер партизанского движения и облегчает задачу обвинения его участников в противоправных действиях в адрес местных жителей [11, с. 167-171].
Интересно также обратить внимание на описание этнического состава партизанских отрядов, действовавших на Украине. Бойцов, являвшихся этническими русскими, обозначают как «россиян», что формирует у современных школьников представление о том, что более 20% всех партизан являлись «пришлыми людьми», «агентами Москвы» [24, с. 45]. Данный миф имеет определенные перспективы развития, так как сюжетно перекликается с современным политическим дискурсом (в качестве при-
мера можно сослаться на заявления украинской стороны о том, что гражданская война в Донбассе была развязаны подразделениями российских войск специального назначения) [21].
Допускается также подмена предмета повествования. В частности, в ряде учебников в описании Карпатского рейда С. Ковпака отсутствуют упоминания о боестолкновениях с оккупантами, а все внимание авторов сосредоточено на теме взаимодействия партизан с националистами [11, с. 167-171; 25, с. 37, 48, 49].
Имеют место также манипуляции с цифрами: авторы в большинстве случаев избегают упоминаний об общей численности партизан, действовавших на Украине в годы войны, ограничиваясь сообщениями о пиковых показателях за определенные периоды. Сведения об общей численности участников партизанского движения можно найти только в учебнике А.К. Струкевича, И.М. Романюка и С.И. Дровозюка для 11 класса. Прочие авторы упоминают лишь о количестве партизан за отдельные годы. В результате масштабы партизанского движения в глазах читателей значительно сокращаются [11, с. 167-171; 25, с. 37, 48, 49; 18, с. 47, 48; 18, с. 35; 24, с. 45; 25, с. 37, 48, 49].
Для создания мифов применяется также подрыв авторитета исторических деятелей-символов партизанского движения. Например, в адрес С. Ковпака выдвигаются обвинения, согласно которым во время Карпатского рейда он направлял атаки партизан не столько на немецкие гарнизоны, сколько на части националистов [11, с. 167-171; 25, с. 37, 48, 49].
Для того, чтобы нейтрализовать воздействие положительных образов партизан, созданных в произведениях массовой культуры в советское время, используется прием понятийной категоризации и ценностной ориентации. Для молодого украинца - нашего современника - независимость Украины представляется (в большинстве случаев) безусловной ценностью и естественным положением вещей. При этом никто не пытается ему объяснить, что в 1941 году для абсолютного большинства жителей Украины сама мысль о статусе республики как независимого государства относилась скорее к сфере фантастики. Они банально не имели опыта жизни в независимом государстве, в силу чего пребывание в составе другой державы представлялось им естественным.
В то же время авторы учебников постоянно сопровождают упоминания партизан эпитетом «советский». Вероятнее всего, это делается осоз-
нано, с учетом того, что советский период длительное время очернялся в рамках официального, либерального и националистического дискурсов. Как следствие, само упоминание понятия «советский» провоцирует негативную реакцию со стороны многих молодых людей [11, с. 167 - 171].
Ценностная ориентация проявляется также через расстановку акцентов в иерархии целей партизанского движения: подчеркивается, что целью партизан являлась реставрация советской власти, и в то же умалчивается о стремлении защитить свою страну от оккупации, спасти семьи от эксплуатации и физического уничтожения [25, с. 51, 52].
Можно заключить, что при создании мифов относительно истории партизанского движения авторы украинских учебников широко используют различные манипулятивные практики. Последнее подразумевает осознанный характер мифотворчества, что является очевидным признаком формирования у целевой аудитории заданной модели восприятия событий прошлого. Данный факт свидетельствует о политизации содержания учебников.
Использование широкого спектра манипулятивных методов обеспечивает данное направление украинской мемориальной политики серьезной технологической базой. Изощренность применяемого инструментария также свидетельствует о привлечении к работе над учебниками специалистов, обладающих высокой степенью компетентности в вопросах ее применения.
Применяемая методология учитывает специфику восприятия целевой аудитории. Используемые практики не подразумевают использования прямой фальсификации, что гарантирует надежную защиту от попыток критики. Разнообразие и системность применения методов обеспечивают отключение критического сознания у большинства читателей.
В совокупности это с высокой долей вероятности гарантирует достижение базовых целей заказчиков. Таким образом, применяемая авторами украинских школьных учебников методология создания исторических мифов может быть оценена как адекватная стоящим перед ними задачам.
Литература
1. Ачкасов В.А. «Политика памяти» как инструмент строительства постсоциалистических наций // Журнал социологии и социальной антропологии. 2013. Т. XVI. №4.
2. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995.
3. Беренштейн Леонид Ефимович. URL: https://iremember.ru/memoirs/partizani/berenshteyn-leonid-efimovich/ (дата обращения 17.04.2017).
4. Бойков В.Э. Состояние и проблемы формирования исторической памяти // Социс. 2002. №8.
5. В южнокорейском Пусане открыли памятник «женщинам для утешения». URL: https://ria.ru/world/20161228/1484771937.html (дата обращения 17.04.2017).
6. Вяземский Е.Е. Историческая политика государства, историческая память и содержание школьного курса истории России // Проблемы современного образования. 2011. №6.
7. Деконфедерация. Как в США пытаются бороться с расистскими памятниками - и почему местные жители яростно этому противятся. URL: https://meduza.io/feature/2017/06/27/dekonfederatsiya (дата обращения 17.04.2017).
8. Евгеньева Т.В., Селезнева А.В. Образ «врага» как фактор формирования национальной идентичности современной российской молодежи // Полития. Вестник Фонда «Российский общественно-политический центр». 2007. №3.
9. Евгеньева Т.В., Титов В.В. Формирование национально-государственной идентичности российской молодежи // Полис: Политические исследования. 2010. №4.
10. Завершинский К.Ф. Символические структуры политической памяти // Символическая политика: сб. науч. тр. М.: ИНИОН РАН, 2012.
11. История Украины: учебник для 10-11 классов. Под ред. А. Козиць-ского. Львов: Ла «Пирамида». 2012.
12. Кульчицкий С.В., Лебедева Ю.Г. История Украины. 11 класс. Киев: Генеза, 2011.
13. Малинова О.Ю. Конструирование смыслов: Исследование символической политики в современной России. М.: ИНИОН РАН, 2013.
14. Малинова О.Ю. Тема империи в современных российских политических дискурсах // Наследие империй и будущее России. М.: Новое литературное обозрение, 2008.
15. Малинова О.Ю. Тема прошлого в риторике президентов России // Pro et Contra. 2011. Т. 15. №3-4.
16. Московичи С. Век толп. Исторический трактат по психологии масс. - М.: Центр психологии и психотерапии, 1998.
17. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб.: Питер, 2002.
18. Пометун Е.И., Гупан Н.Н. История Украины. 11 класс. Киев: Сиция.
2012.
19. Попова О.В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы // Полис. 2009. №1.
20. Поцелуев С.П. Символическая политика: констелляция понятий для подхода к проблеме // Полис. 1999. №5.
21. Российские диверсанты и сепаратисты подняли мятеж на востоке. URL: http://news.liga.net/articles/politics/1345325-rossiyskie_diversanty_i_separatisty_podnyali_myatezh_na_vostoke_.htm (дата обращения 17.04.2017).
22. Сатыренко А., Гуржий Т. Легенды и мифы Москвы. М.: Издательство Францисканцев - Братьев Меньших Конвентуальных, 1997.
23. Сигеле С. Преступная толпа. Опыт коллективной психологии. М.: Академический Проект, 2011.
24. Струкевич А.К., Романюк И.М., Дровозюк С.И. История Украины. 11 класс. Киев: Грамота, 2011.
25. Турченко Ф. Г. История Украины. 11 класс. Киев: Генеза. 2011.
26. Хромова (Гращенкова) Екатерина Ивановна. URL: https://iremember.ru/memoirs/partizani/khromova-graschenkova-ekaterina-ivanovna/ (дата обращения 17.04.2017).
27. Центральный музей Великой Отечественной войны. Ф. 1. Оп. 2.
28. Шестов Н.И. Политический миф теперь и прежде. М.: Олма-Пресс,
2005.
29. Edelman M. Political language. Words that succeed and policies that fail. N.Y. 1977.
30. Edelman M. The symbolic uses of politics. Urbana: Univ. of Illinois press, 1964.
31. FeesMustFall - Протесты в ЮАР. URL: http://vostalk.net/feesmustfall-protesty-v-yuar/ (дата обращения 17.04.2017).
References
1. Achkasov V.A. «Politika pamyati» kak instrument stroitel'stva postsot-sialisticheskikh natsii. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. 2013. T. XVI. №4.
2. Berger P., Lukman T. Sotsial'noe konstruirovanie real'nosti. M.: «Medium», 1995.
3. Berenshtein Leonid Efimovich. URL: https://iremember.ru/memoirs/partizani/berenshteyn-leonid-efimovich/ (data obrashcheniya 17.04.2017).
4. Boikov V.E. Sostoyanie i problemy formirovaniya istoricheskoi pamyati. Sotsis. 2002. №8.
5. V yuzhnokoreiskom Pusane otkryli pamyatnik «zhenshchinam dlya utesheniya». URL: https://ria.ru/world/20161228/1484771937.html (data obrashcheniya 17.04.2017).
6. Vyazemskii E.E. Istoricheskaya politika gosudarstva, istoricheskaya pamyat' i soderzhanie shkol'nogo kursa istorii Rossii. Problemy sovremennogo obrazovaniya. 2011. №6.
7. Dekonfederatsiya. Kak v SShA pytayutsya borot'sya s rasistskimi pa-myatnikami - i pochemu mestnye zhiteli yarostno etomu protivyatsya. URL: https://meduza.io/feature/2017/06/27/dekonfederatsiya (data obrashcheniya 17.04.2017).
8. Evgen'eva T.V., Selezneva A.V. Obraz «vraga» kak faktor formirovaniya natsional'noi identichnosti sovremennoi rossiiskoi molodezhi. Politiya. Vestnik Fonda «Rossiiskii obshchestvenno-politicheskii tsentr». 2007. №3.
9. Evgen'eva T.V., Titov V.V. Formirovanie natsional'no-gosudarstvennoi identichnosti rossiiskoi molodezhi. Polis. 2010. №4.
10. Zavershinskii K.F. Simvolicheskie struktury politicheskoi pamyati. Sim-volicheskaya politika: sb. nauch. tr. M.: INION RAN, 2012.
11. Istoriya Ukrainy: uchebnik dlya 10-11 klassov. Pod red. A. Kozits'skogo. L'vov: LA «Piramida». 2012.
12. Kul'chitskii S.V., Lebedeva Yu.G. Istoriya Ukrainy. 11 klass. Kiev: Geneza, 2011.
13. Malinova O.Yu. Konstruirovanie smyslov: Issledovanie simvolicheskoi politiki v sovremennoi Rossii. M.: INION RAN, 2013.
14. Malinova O.Yu. Tema imperii v sovremennykh rossiiskikh politicheskikh diskursakh. Nasledie imperii i budushchee Rossii. M.: Novoe litera-turnoe obozrenie, 2008.
15. Malinova O.Yu. Tema proshlogo v ritorike prezidentov Rossii. Pro et Contra. 2011. T. 15. №3-4.
16. Moskovichi S. Vek tolp. Istoricheskii traktat po psikhologii mass. M.: Tsentr psikhologii i psikhoterapii, 1998.
17. Ol'shanskii D.V. Psikhologiya mass. SPb.: Piter, 2002.
18. Pometun E.I., Gupan N.N. Istoriya Ukrainy. 11 klass. Kiev: Sitsiya. 2012.
19. Popova O.V. Osobennosti politicheskoi identichnosti v Rossii i stranakh Evropy. Polis. 2009. №1.
20. Potseluev S.P. Simvolicheskaya politika: konstellyatsiya ponyatii dlya podkhoda k probleme. Polis. 1999. №5.
21. Rossiiskie diversanty i separatisty podnyali myatezh na vostoke. URL: http://news.liga.net/articles/politics/1345325-
rossiyskie_diversanty_i_separatisty_podnyali_myatezh_na_vostoke_.htm (data obrashcheniya 17.04.2017).
22. Satyrenko A., Gurzhii T. Legendy i mify Moskvy. M.: Izdatel'stvo Frantsiskantsev - Brat'ev Men'shikh Konventual'nykh, 1997.
23. Sigele S. Prestupnaya tolpa. Opyt kollektivnoi psikhologii. M.: Akade-micheskii Proekt, 2011.
24. Strukevich A.K., Romanyuk I.M., Drovozyuk S.I. Istoriya Ukrainy. 11 klass. Kiev: Gramota, 2011.
25. Turchenko F. G. Istoriya Ukrainy. 11 klass. Kiev: Geneza. 2011.
26. Khromova (Grashchenkova) Ekaterina Ivanovna. URL: https://iremember.ru/memoirs/partizani/khromova-graschenkova-ekaterina-ivanovna/ (data obrashcheniya 17.04.2017).
27. Tsentral'nyi muzei Velikoi Otechestvennoi voiny. F. 1. Op. 2.
28. Shestov N.I. Politicheskii mif teper' i prezhde. M.: Olma-Press, 2005.
29. Edelman M. Political language. Words that succeed and policies that fail. N.Y. 1977.
30. Edelman M. The symbolic uses of politics. Urbana: Univ. of Illinois press, 1964.
31. FeesMustFall - Protesty v YuAR. URL: http://vostalk.net/feesmustfall-protesty-v-yuar/ (data obrashcheniya 17.04.2017).
