CC BY
24
10. Новикова М. Пушкинский космос: Языческая и христианская традиции в творчестве Пушкина. - М.: Наследие, 1995.
11. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. - М.: Изд-во АН СССР, 1957. -Т. 5. (Курсив везде мой - Н. Ж.).
12. Славянская мифология: энцикл. слов. - М.: ЭЛЛИС ЛАК, 1995.
13. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. - М.: Астрель-Миф, 2001.
УДК 821.161.1.0"1920/1930"
В.А. Черкасов*
Методология В.Ф. Ходасевича в биографии «Державин» в рецепции критики 1920-1930-х гг.
В статье анализируется рецепция критиками 1920-1930-х годов методологии В.Ф. Ходасевича в биографии «Державин» (1931). Выясняется, что уже критиками, современниками Ходасевича, были замечены такие конструктивные для автора «Державина» методологические установки, как антибиографич-ность, генетически родственная формалистским представлениям о соотношении жизни и творчества поэта, и полемичность по отношению к пушкинской концепции личности Г.Р. Державина.
In this issue is analysed the reception of the V.F. Chodasevic's method in the biography «Derzavin» (1931), which is characteristic for the critics in the 1920 -1930. As it turned out they have noticed so methodological principles in «Derzavin», as antibiographism and polemics with the A.S. Puskin's conception of the Derzavin's personality.
Ключевые слова: рецепция, биографический метод, антибиографизм, полемичность.
Кеу words: reception, biographical method, antibiographism, polemics.
В 1920-е - 1930-е гг. в русской науке господствовал, условно говоря, «биографический» подход к художественным произведениям. То есть представители главных литературоведческих школ - культурно-исторической, психологической, социологической, интуитиви-стской и психоаналитической - в своей научной деятельности исходили из презумпции каузальности, якобы существующей между художественными произведениями и теми или иными внелитератур-ными рядами (собственно говоря, настоящими объектами их исследования), которые прямо или косвенно связаны с биографической личностью творца.
Наиболее остро это убеждение сформулировал М.О. Гершен-зон в преамбуле к статье «Северная любовь Пушкина»: «Пушкин
* Черкасов Валерий Анатольевич, кандидат филологических наук, Белгородский государственный университет; Cherkasov.Valeri@ mail.ru
необыкновенно правдив, в самом элементарном смысле этого слова; каждый его личный стих заключает в себе автобиографическое признание совершенно реального свойства, надо только пристально читать эти стихи и верить Пушкину» [1: 53].
Что касается методологии историко-биографических произведений В.Ф. Ходасевича, то, как правило, и в критике 1920-1930-х гг., и в современной науке идентифицируется ее генетическое родство с психолого-биографическим подходом к литературным произведениям, прежде всего с методологией М.О. Гершензона. Этот взгляд базируется на анализе, прежде всего, пушкинистских работ Ходасевича.
Так, Б.В. Томашевский вписал концепцию статьи Ходасевича о пушкинской драме «Русалка», вошедшей в книгу «Поэтическое хозяйство Пушкина» (1924), в традицию пушкинистских исследований так называемой проблемы «утаенной любви» поэта [2, I: 439]. В начале ХХ в. эта проблема приобрела самостоятельное значение благодаря публикации упомянутой выше статьи Гершензона «Северная любовь Пушкина» [3: 9].
Впоследствии генетическая зависимость наукологических штудий Ходасевича от гершензоновской методологии отмечалась Я.Л. Левкович [4: 283] и Р. Хьюзом, которому, по-видимому, и принадлежит последнее по времени указание на этот счет [5: 215]. В принципе данная оценка критиков поддерживается мнением самого Ходасевича, считавшего Гершензона своим учителем и другом [6, IV: 236].
Однако если перейти к рассмотрению тех сторон биографического дискурса Ходасевича, которые имеют отношение к личностям других русских писателей, и, в частности, к личности Г.Р. Державина, то здесь уже в отзывах первых критиков можно увидеть проблемность. Другими словами, критики 1920-1930-х гг., привыкшие к пушкинистским биографическим исследованиям Ходасевича в духе Гершензо-на, переходя к оценке его концепций других писательских индивидуальностей, испытывают в результате эффекта «обманутых ожиданий» нечто вроде легкого интеллектуального потрясения.
Так, В.В. Вейдле, рецензируя первые главы художественной биографии Ходасевича «Державин» (1931), не скрывает своего недоумения по поводу избранной автором видимой методологической установки на игнорирование биографической значимости стихов главного героя. По мысли Вейдле, так мог поступать Моруа в своей биографии Шелли, однако такой путь был бы неприемлем для Ходасевича, который должен показать читателю личность и творчество, жизнь и дело поэта в их единстве. Для критика остается загадкой, каким образом удастся автору в следующих главах со -вместить взятый в начале повествования «тон» «со сколько-нибудь
отвлеченным комментарием державинских стихов, хотя бы и взятых в отношении к его жизни» [7: 3], т. е. выполнить стоящую перед ним упомянутую задачу.
На взгляд М.А. Алданова, рецензировавшего полный текст «Державина», Ходасевич сохранил минималистский подход к стихам Державина как к источнику биографии поэта до конца повество -вания. «В.Ф. Ходасевич отводит много места рассказу о политической деятельности Державина, - отмечает рецензент, - О нем как о поэте автор говорит короче, - и об этом должно пожалеть: страницы о том, как была написана ода "Бог", едва ли не самые сильные в книге; они могли и должны были бы войти в классическую хрестоматию» [8: 497].
С другой стороны, в критике 1930-х гг. не существовало единого мнения и по поводу методологических установок пушкинистских работ Ходасевича. Так, Ю.В. Мандельштам, считавший, что жизнь и творчество поэта должны изучаться в их единстве и что это единственный «правильный» путь, могущий привести исследователя к искомой цели - к познанию его «творческой личности» или ее «основного ("онтологического") устремления» [9: 7], очутился, видимо, в затруднительном положении при рецензировании книги своего старшего коллеги «О Пушкине» (1937). Дело в том, что в эту, так сказать, «психолого-биографическую» схему, с точки зрения критика, никак не укладывались некоторые главы, носившие несомненные следы влияния формального метода. То есть, по словам Мандельштама, в этих главах Ходасевич «так тщательно скрыл общую тему книги <"синтез личности и творчества Пушкина">, что главы эти представляются нам уже сплошной классификацией, может быть очень тщательной, но как раз не "обнаруживающей душевных процессов"...» [10: 9]. По мнению критика, включение подобных работ наряду с психолого-биографическими исследованиями «творческой личности» поэта угрожает внутреннему единству книги: «Получается так, как будто ученый-пушкинист во имя чуть ли не формального метода порою восстает против художника и ведет с ним упорную борьбу. Эта двойственность подхода моментами и грозит (так! - В.Ч.) нарушением цельности» [10: 9].
Мы полагаем, что Ходасевич имел в виду прежде всего данный упрек Мандельштама по поводу якобы нарушенного им в книге «О Пушкине» принципа синтетического изучения личности и творчества поэта, когда в начале своей рецензии на его книгу биографических очерков «Искатели» (1938) пояснял свой взгляд на проблему соотношения жизни и творчества поэта: «Связь между жизнью и творчеством замечательного человека, в какой бы области его творчество ни проявлялось, может быть различна. В одних случаях она тесна и прочна до неразрывности, до такой степени, что в самом творчестве
слишком многое остается для нас нераскрытым, если мы не знакомы с его жизненными стимулами. В других случаях эта связь сравнительно более или менее ослаблена, жизнь влияет на творчество не так сильно и непосредственно, и мы можем хорошо узнать и понять человека, не слишком вдаваясь в историю его жизни. Я говорю "не слишком" - потому что невозможно себе представить такой случай, когда бы творчество оказывалось от жизни вполне изолированно. Следовательно, и нет творчества, до конца постижимого в полном отрыве от жизнеописания» [11: 9].
Таким образом, выясняется, между прочим, сложное, дифференцированное отношение Ходасевича к проблеме биографической значимости художественных произведений Пушкина.
В современной науке проблема методологической установки ходасевичевской концепции личности писателя, которая была поставлена в критике 1920-1930-х гг., весьма плодотворно разрабатывается американским ученым Джоном Мальмстадом. Особенного внимания заслуживает его указание на возможную связь данной про -блемы с неоднозначным отношением Ходасевича к формализму.
В предисловии к художественной биографии Ходасевича «Державин», переизданной в 1975 г., Мальмстад комментировал замеченную им авторскую установку на частое отсутствие какой-либо связи между произведением и непосредственным переживанием (experience) заглавного героя биографии в контексте полемических высказываний критика в отношении формалистского антибиогра-физма [12: XIII]. В статье «Ходасевич и формализм: несогласие поэта» (1985) Мальмстад подчеркнул существующую между доктринами Ходасевича и формалистов методологическую связь: «Несмотря на сильный протест, у самого Ходасевича на удивление много такого, что перекликается с формализмом. Он всегда подчеркивал важность формального анализа в критике, и многие его работы о Пушкине, где речь идет о звукописи, повторяющихся мотивах и синтаксических конструкциях, не выглядели бы инородными в любых формалистических сборниках. Безусловно, его понимание литературной истории как "эволюции стилей" и его отрицание понятия "прогресса" в литературе, выраженное в нескольких статьях (наиболее известная из них - "Памяти Гоголя", 1934 г.), очень тесно связаны с формалистической доктриной, так что становится ясно, с какого близкого расстояния он на нее смотрел» [13: 292].
С другой стороны, ученый объяснил также суть существовавшего разногласия Ходасевича с формализмом. Ходасевич считал, что изучение творчества того или иного писателя должно начинаться с анализа литературных приемов. Однако этот анализ не должен быть самоцельным, как у формалистов. Он должен вести к познанию мировоззрения художника, ибо, по словам Ходасевича, «прием
выражает и изобличает художника, как лицо выражает и изобличает человека» [13: 293].
Таким образом, из анализа Мальмстада следует, что Ходасевич признавал практическое значение открытых формалистами литературных категорий для изучения личности писателя.
Критиками 1920-1930-х гг. была поставлена еще одна проблема, касающаяся методологии биографического дискурса Ходасеви -ча в «Державине». Мы имеем в виду замеченную ими полемичность по отношению к распространенным взглядам на личность Державина как конструктивный фактор ходасевичевской концепции этой личности.
В.В. Вейдле писал об этом еще в ту пору, когда «Державин» не был напечатан отдельной книгой, а появлялся в виде выпусков в журнале «Современные записки». Характеризуя литературное мастерство писателя, критик отметил в том числе принципиальную новизну созданного им образа заглавного героя. По его словам, этот успех был достигнут в результате реализации упомянутой полеми -ческой установки Ходасевича: «Спокойный, ровный рассказ прикрывает усердную борьбу против установившихся мнений, застарелых предрассудков и освященной временем небрежности. Без малейшей полемики, без ссылок, без "научного аппарата" Ходасевич нарисовал нового Державина и перерисовать его будет очень и очень нелегко» [14: 3].
П.М. Бицилли в своей рецензии на «Державина» указал на один из конкретных адресатов полемики Ходасевича: на концепцию поэта и поэзии, выраженную в словах Моцарта, героя пьесы Пушкина «Моцарт и Сальери» (1830), «о счастливцах праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого Прекрасного жрецах» [1 5: 314]. По словам критика, Державин, изображенный Ходасевичем прежде всего как «служилый человек» XVIII столетия, «просто <...> не понял бы, как это можно служить "Прекрасному", будучи "праздным", в чем "Прекрасное" исключает "пользу" и почему "польза" "презренна" и заслуживает пренебрежения. Глубоко правильно замечание Ходасевича, что для Державина поэзия была продолжением государственной службы. "Карьера" Державина была вместе и его творческим путем» [15: 314-315].
Бицилли тонко заметил полемическую установку ходасевичевской концепции «служилого» Державина по отношению к жизне-творческой асоциальности пушкинской концепции поэта и поэзии. Именно погруженность героя Ходасевича в «жизнь», подразумевающая добровольное подчинение ее законам, полная самоотдача текущему «делу», т. е. государственным и народным нуждам, позволяют критику говорить о его «человечности», гуманности в высшем, «ренессансном», значении этого слова [15: 314]. «У великого
гения есть право сказать себе: "Ты Царь, живи один", - пишет Би-цилли, - Но этим самым он обрекает себя на одиночество и заставляет "чернь" испытывать к нему, как человеку, некоторую холодность и равнодушие. Державин "человечнее" Пушкина и в каком-то "чисто человеческом" отношении ценнее» [15: 315].
Об адекватности данных оценок Вейдле и Бицилли авторскому замыслу свидетельствует следующее признание Ходасевича, сделанное в письме к последнему из упомянутых критиков: «Увы, кроме Вас и Вейдле, критики мои просто пересказывают книгу <...> О "Державине" судят они, не имея понятия о Державине» [16: 15]. Здесь же он охарактеризовал рецензию Бицилли как «компетентную и содержательную».
Сам Ходасевич обозначил свою полемическую установку по отношению к пушкинской концепции личности и творчества Державина в литературно-критических статьях, которые по своей тематике примыкают к биографии «Державин», т. е. являются, так сказать, ее «спутниками».
Как показал Мальмстад, полемическая реплика Ходасевича в адрес пушкинской оценки творчества Державина содержится уже в статье 1916 г. «Державин (К столетию со дня смерти)». Ученый имел в виду следующее заявление критика, представляющее собой кон -цовку данной статьи: «... Державин - один из величайших поэтов русских» [12: VII]. Он же впервые обратил внимание на развитие антипушкинского полемического дискурса Ходасевича в статье «Слово о Полку Игореве», над которой критик работал непосредственно перед началом писания биографии «Державин» [17: 340]. По Мальм-стаду, именно пушкинская точка зрения оспаривается в следующем утверждении автора статьи «Слово о Полку Игореве»: «... из написанного Державиным должно составить сборник, объемом в семьдесят - сто стихотворений, и эта книга спокойно, уверенно станет в одном ряду с Пушкиным, Лермонтовым, Боратынским, Тютчевым» [12: VII]. Здесь же ученый отметил тезис Ходасевича по поводу мотивированности отрицательной оценки Пушкина «соображениями партийными и литературно-тактическими», а не, по выражению Мальмстада, «чисто артистическими» (purely artistic). По словам Ходасевича, процитированным Мальмстадом, «... Пушкину нужно было немножко "столкнуть Державина с корабля современности"» [12: VII].
Итак, подводя итог нашему исследованию, следует сказать, что уже критиками, современниками Ходасевича, были замечены такие конструктивные для автора «Державина» методологические установки, как антибиографичность, генетически родственная формалистским представлениям о соотношении жизни и творчества поэта, и полемичность по отношению к пушкинской концепции личности Г.Р. Державина. Современный ученый Джон Мальмстад творчески
развил и довел до логического конца замечания и наблюдения кри -тиков 1920-1930-х гг., указав на релевантность научных достижений формалистов для биографического дискурса Ходасевича. Мы полагаем, что будущий исследователь концепции личности писателя в биографии Ходасевича «Державин» должен исходить в своем анализе из указанных методологических установок, замеченных критиками межвоенного двадцатилетия.
Список литературы
1. Гершензон М.О. Северная любовь Пушкина // Утаенная любовь Пушкина. - СПб.: Академический проект, 1997. - C. 53-73. Эта статья, впервые опубликованная в 1908 году, в 1920-е гг. стала актуальным литературным фактом благодаря включению в состав книги Гершензона «Мудрость Пушкина» (1919).
2. Ходасевич В.Ф. Пушкин и поэты его времени: в 3 т. / под ред. Р. Хью-за. - Berkeley Slavic Specialities, 1999. - Т. 1 (Ст., рецензии, заметки 19131924 гг.).
3. Иезуитова Р. В. «Утаенная любовь» в жизни и творчестве Пушкина // Утаенная любовь Пушкина. - СПб.: Академический проект, 1997. - С. 7-33.
4. Левкович Я. Л. Биография // Пушкин: итоги и проблемы изучения. - М.; Л.: Наука, 1966. - С. 251-302.
5. Хьюз Р. В.Ф. Ходасевич: Письма к М.А. Цявловскому <Предисловие к публикации> // Рус. лит-ра. - 1999. - № 2. -С. 214-217.
6. Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. - М.: Согласие, 1996-1997.
7. Вейдле В. В. «Современные записки»: Кн. XXXIX // Возрождение (Париж). - № 1493. -4 июля. - 1929.
8. Алданов М.А. В.Ф. Ходасевич. Державин. Издательство «Современные записки». Париж, 1931 г. <Рецензия> // Современные записки (Париж). - 1931. -№ 46. - С. 496-497.
9. Мандельштам Ю.В. Судьба романа // Возрождение (Париж). -№ 4041. - 29 авг. - 1936.
10. Мандельштам Ю.В. Ходасевич о Пушкине // Возрождение (Париж). -№ 4077. - 8 мая. - 1937. Кавычками Мандельштам обозначает цитату из книги Ходасевича.
11. Ходасевич В.Ф. Книги и люди: «Искатели» // Возрождение (Париж). -№ 4150. - 23 сент. - 1938.
12. Malmstad John E. The Historical Sense and Xodasevic's Derzavin // Ходасевич В.Ф. Державин. - München: Wilhelm Fink Verlag, 1975. - P. V-XVIII.
13. Мальмстад Джон Э. Ходасевич и формализм: несогласие поэта // Рус. лит-ра ХХ в.: Исслед. америк. уч. - СПб.: Петро-РИФ, 1993. - С. 284-301.
14. Вейдле В.В. «Современные записки» XLIII: часть литературная // Возрождение (Париж). - № 1878. - 24 июля. - 1930.
15. Бицилли П.М. Державин <Рецензия на биографию Ходасевича «Державин»» // Ходасевич В.Ф. Державин. - М.: Книга, 1988. - С. 314-316. Статья впервые опубликована в парижской газете «Россия и славянство» 18 апр. 1931 г.
16. Зорин А.Л. Начало // Ходасевич В.Ф. Державин. - М.: Книга, 1988. -С. 5-28.
17. Ходасевич В.Ф. Камер-фурьерский журнал. - Бм.: Эллис Лак, 2000, 2002. Статья Ходасевича «Слово о Полку Игореве» была опубликована в парижской газете «Возрождение» 31 янв. 1929 г.
УДК 821.161
