Научная статья на тему 'Методология ономастики в интерпретации реликтовых географических названий'

Методология ономастики в интерпретации реликтовых географических названий Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
244
75
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СМЫСЛОВОЕ СОДЕРЖАНИЕ ТОПОНИМА / РЕЛИКТОВЫЕ ГИДРОЛЕКСЕМЫ / ОЙКОНИМЫ / SEMANTIC CONTENT OF TOPONYMS / RELICT HYDRO-LEXEMES / OIKONYMS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Куклин Анатолий Николаевич

Статья посвящена историко-лингвистическому анализу семантики и этимологии реликтовых гидролексем, находящихся в основе географических названий.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Methodology of Onomastics in the Interpretation of Relict Geographical Names

The article is dedicated to the historical-linguistic analysis of semantics and etymology of relict hydro-lexemes being the base for geographical names.

Текст научной работы на тему «Методология ономастики в интерпретации реликтовых географических названий»

УДК 801.311

А. Н. Куклин

A. N. Kuklin

Марийский государственный университет, Йошкар-Ола Mari State University, Yoshkar-Ola

Методология ономастики в интерпретации

РЕЛИКТОВЫХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ

The Methodology of Onomastics in the Interpretation of Relict Geographical Names

Статья посвящена историко-лингвистическому анализу семантики и этимологии реликтовых гидролексем, находящихся в основе географических названий.

The article is dedicated to the historical-linguistic analysis of semantics and etymology of relict hydro-lexemes being the base for geographical names.

Ключевые слова: смысловое содержание топонима, реликтовые гидролексемы, ойконимы.

Key words: semantic content of toponyms, relict hydro-lexemes, oikonyms.

Интерес к географическим названиям, в том числе и нарицательным словам, участвующим в номинации физико-географических объектов, в последние годы заметно возрос. Вместе с тем, именно в ономатологии продолжает множиться и число беспочвенных гипотез о происхождении того или иного названия, сводящих этимологическую интерпретацию лишь к вероятиям или же к субъективным домыслам. Столь частые в исследовательской практике случаи неудовлетворительной трактовки смыслового содержания анализируемой тополексемы обязаны скорее уже субъективному фактору — неумению исследователя обособить гетерогенные омонимы в цепочке сопоставляемых слов. Между тем, интерпретация географического названия на основе лишь внешних звуковых соответствий с данными какого-то определенного языка, не имеющего, быть может, никакого отношения к его возникновению, всегда оставалась далекой от реальной действительности, то есть искусственной, а поэтому малоубедительной. Все это еще раз говорит о том, что анализ даже частных фрагментов, таящихся в семантической плоскости и морфонологической структуре географического названия, должен учитывать исторические и регионально-этнические обстоятельства, а также результаты влияния языка-субстрата.

Недостаточная обоснованность анализируемого ма-териала археологическими, этнологическими, антропологическими, историческими и естествоведческими данными, в конечном счете, приводит исследователя к выводам, которые также недостаточно обоснованы или же совершенно неверны.

В этой связи следует указать на наиболее типичные недостатки в применении лингвистических методов для анализа топонимического материала и апеллятив-ной лексемы, находящейся в основе географического названия.

1. Часто смысловое содержание топонима объясняется неверно вследствие того, что исследователем вводятся в научный обиход лексические данные какого-то диалекта, не имеющего никакого отношения к этому названию. Причем изоглоссы на лингвистической карте им не устанавливаются, не учитываются и опубликованные материалы, содержащие сведения о географических особенностях данной местности.

Так, марийский лингвист И. Г. Иванов в ойкониме Торъял усматривает элемент тор, интерпретируя его смысловое содержание как «черный, хвойный лес». Исходя из этого, он обобщает, что Торъял — 'деревня у чернолесья' [5, с. 14-15].

Лексема тор отнесена им к разряду не бесследно исчезнувших слов марийского языка, поскольку она фигурирует в композите э%ыжтор 'малинник' северозападного наречия, встречается в фольклорных текстах этого же наречия, например: — МорАк^, морАк¿, ма йалет магыр? — Изи торыштет, кугу торыштет кудалыштам и магырген. — 'Заяц, заяц, что у тебя лапки кривые? — Бегал по лесам малым, по лесам большим, вот и искривились' [5, с. 15].

Слово тор переведено И. Г. Ивановым как лес. Однако в первоисточнике оно бытует со значением куст: Бегаю по мелким кустам, по большим кустам, вот и искривились [4, с. 202].

На самом деле слово тор имеет значение 'чащоба, густая заросль'. Об этом же свидетельствует смысловое содержание лексемы э%ыжтор — густая заросль малины.

В атрибутивных словосочетаниях изи тор 'небольшая чаща (заросль)', кугу тор 'большая чаща (густая заросль)' лексема тор стоит после зависимого компонента, а в сложном слове э\ыжтор она является постпозитивным компонентом композиты. Как явствуют

примеры с неизменяемым порядком слов, ойкони-мы-композиты с препозитивным элементом тор не образуются.

Что касается лингвистических явлений, характерных для северо-западного наречия, то в зоне распространения сернурского подговора лугового наречия марийского языка (в частности в речи торъяльских мари) они не обнаружены. Стало быть, о сохранении реликта лексического характера в ойкониме-композите Торъял не может быть и речи. Поэтому попытку И. Г. Иванова истолковать ойконим из диалектного слова тор, приписывая ему совершенно чуждое значение, нельзя считать приемлемой. Такое объяснение не имеет ничего общего с действительным происхождением названия селения.

О. П. Воронцова и И. С. Г алкин, нисколько не подозревая в неверности рассмотренной гипотезы, пишут следующее: «Прав И. Г . Иванов, что слово тор означает «чернолесье», Торъял — это «Деревня у чернолесья» [1, с. 327].

Подобные утверждения явно игнорируют физикогеографические особенности местности и совершенно не согласуются с лингвистическими данными родственных финно-угорских языков. Так, М. Н. Янтемир, описывая Торъяльский кантон Маробласти, отмечает, что притоками Немды слева являются: Пукшалма, Тунья и Конга (на ней деревня Конганур), Шара (Ша-ранерка), Она, Нурма, Тор (выделено нами. — А. К.) (на ней село Старый Торъял), Шукшан, Чуча, Толман и Вочка [17, с. 8]. Поэтому нетрудно убедиться, что ойконим является отгидронимным. Об этом же свидетельствуют названия других селений Торъяльского кантона, приведенные М. Н. Янтемиром в указанной работе: д. Верхний Торъял, Кугу Торъял, Малый Торъял [17, с. 74].

Их значения толкуются следующим образом: Верхний Торъял — Верхняя деревня по реке Тор; Кугу Торъял — Большая деревня по реке Тор; Малый Торъял — Малая деревня по реке Тор.

Гидролексема тор относится к числу ареальнолингвистических изоглосс в области топонимии, ибо она, кроме территории Республики Марий Эл, бытует в других регионах России. Сравните, например, Тор — река, правый приток Нугуша в Мелеузовском, Ишим-байском районах Башкортостана [11, с. 144; 2, с. 233]; речка Тора (Фоминская казенная волость Галичского уезда Костромской губернии) [9, с. 102]. В этом случае модель морфологической адаптации выглядит следующим образом: гидролексема тор + родовая флексия а.

Речное название Тор встречается также в родословных башкир (шежере) [13, с. 68].

О. П. Воронцова и И. С. Галкин, ссылаясь на указанную работу И. Г. Иванова, этимологически связывают гидроним Тор с апеллятивом тор 'чернолесье', определяя его как отфитонимное [1, с. 323-324].

Если в номинации реки участвует название леса, то гидроним, как правило, характеризуется как от-

дримонимный, а не отфитонимный. Из дримонимов в образовании речных названий лишь изредка участвует апеллятив кожла 'ельник; лес' вместе с гидролексемой экер 'река, речка', например: Кожлананг^р (офиц. Кожланангер): кожла 'лес' + анг^р 'река, речка'. — Лесная речка. Кожлангер: кож 'ель' + -ла (суфф.) + -ан (суфф.) 'с ельником +гер < энгер 'река, речка'. — Речка с ельником или речка, протекающая по ельнику. Ср. также: Козляна — приток р. Рутки, Козлянур — приток р. Рутки.

Однако аналогичные по структуре образования с дримонимами чодыра 'лес', шурго 'лиственный лес', ото 'роща' в гидронимиконе Марий Эл не значатся.

В числе отдримонимных композитных образований нет также апеллятива вуд 'вода, речка'.

Названия леса активно участвуют в номинации населенных пунктов. Сравните, например, ойконимы: Изи Шурго (офиц. Изи Шурга), где шурго — 'лиственный лес', — Малая лесная деревня; Шургыял (офиц. Шургуял) — Лесная деревня; Покшел

Шургыйымал (офиц. Средний Шургумал) — Среднее Подлесье (букв.: Средняя деревня под лесом); Чоды-раял (офиц. Чодраял), где чодыра — 'лес', — Лесная деревня; Чодырасола (офиц. Чодрасола) — Лесное селение; Марий Чодыраял (офиц. Мари-Чодраял) — Марийская лесная деревня; Отымбал, где ото — 'роща', — За рощей; Рошня кутыр (офиц. Рошня) — Хутор при роще [4, с. 95, 110-111, 113-114].

Фитоним в ономастике — собственное имя любого растения, а не леса. Гидронимы, образованные по модели: фитоним (название дерева или кустарника) + река, речка, относятся к числу продуктивных типов топонимов Республики Марий Эл, сравните, например Ломбе^кер (ломбо 'черемуха, черемуховая' +е°кер < экер 'река, речка') — Черемуховая речка; Ошканер (ошко 'осокорь, осокоревая' + нер < экер 'река, речка') — Осокоревая речка; Пинжинерь (пун'чо 'сосна, сосновая' + инерь < Экер 'река, речка') — Сосновая речка; Пиштенгер (пиште 'липа, липовая' + енгер < экер 'река, речка') — Липовая река или река, протекающая по липняку; Пиштан (речка, на берегах которой имеются липы) приток р. Рутки; Пиштань — приток р. Юронги; Пиштанка — приток р. Уржумки; Шоле^кер (шоло 'вяз, вязовая' + е9кер < экер 'река, речка') — Вязовая речка; Шоптыре\ер (шоптыр 'смородина, смородиновая' + е9кер < Экер 'река, речка') — Смородиновая речка.

Иногда происходит трансонимизация, когда фито-ним переходит в гидроним, сравните, например: речка Люпер — приток реки М. Кокшаги — Ольшняк; Лю-пер < лулпо 'ольха' + суфф. -эр (орфогр. -ер), образует существительное, обозначающее совокупность однородных деревьев; Пызле (Рябина, рябиновая) — речка, впадающая в озеро Сузаер (Глухое), находящееся в нескольких верстах от с. Алексеевское (Волжский район), в лесу [16, с. 11].

Как явствует вышеизложенное, удовлетворительного объяснения названия Тор нет. Это вызвано

игнорированием ареальных и изоглоссных явлений уральских языков, оперированием лишь внешними зву-косоответствиями гетерогенных слов и соблазном выдавать желаемые звуковые явления за действительные.

Между тем, судя по семантике, лексема тор более совместима с коми-зырянским шор 'ручей, ручеек, поток (после дождя, после обильного снеготаяния)', а в фонетическом отношении — с мансийским тор 'озеро'. Поэтому имеются все основания говорить об их гомогенных связях, поскольку они восходят к одной и той же исходной форме.

В. И. Лыткин и Е. С. Гуляев, учитывая венгерское ér 'ручей', более древний их облик реконструируют в виде *ser3- или sar3- [5, с. 322]. Все это свидетельствует о том, что анлаутный смычный т в гидролексеме тор является позднейшей инновацией, возникшей, очевидно, из первичного спиранта *s на мансийской языковой почве.

По свидетельству Б. А. Серебренникова, в мансийском языке в t превращалось также s, возникшее из древнего уральского s, например: коми-зыр. sor 'ручей', удм. sur 'река', венг. ár 'поток', манс. tor (<sôr) 'озеро', хант. tor, par 'озеро, заливной луг' [9, с. 281; 10, с. 296-301].

Э. М. Мурзаев отмечает в этой связи, что термин то, тор 'озеро' обычен в составе географических названий на севере европейской части России, в Сибири и в Поволжье. В первой форме он встречается в коми, ненецком, удмуртском языках, во второй — у ханты и манси. Руководствуясь при этом выводами Б. А. Серебренникова, он констатирует, что ханты-мансийское тор связано с шор — 'ручей' в языке коми, удмуртском шур — 'река'. Вместе с тем, исходя из реальности лингвистических ландшафтов, Э. М. Мурзаев приходит к не менее существенному выводу, дополняющему отмеченное выше наблюдение Б. А. Серебренникова, о том, что географическая терминология финно-угорских и самодийских языков близка [8, с. 111-113].

Э. С. Шайхетдинов, говоря о термине то, тор 'озеро', почти полностью приводит слова Э. М. Мур-заева, но при этом ссылки на его работу не делает [15, с. 76].

Гидролексема тор в диалектах обско-угорских языков имеет и другие значения. Так, в иртышском диалекте хантыйского языка tor бытует со значением 'низменная местность, луг, болото' [14, с. 123]. В русских говорах по реке Тавде Г. В. Глинских засвидетельствовала мансийское речное название Волентор — 'Плесовое озеро' (вол — 'плес', -эн ~ -ин — суфф. имен обладания, -тор ~ тур 'озеро'). Согласно мнению Г. В. Глинских, «название речки — результат метонимического переноса; первичным следует признать наименование озера» [3, с. 118].

Этот факт лишний раз свидетельствует о том, что различные импульсы и движущие силы механизма номинации еще в деталях не изучены, и поэтому их

лексикографическая разработка представляет собой определенный интерес для теории топономастики. Выяснение вопросов совпадения или расхождения значений сопоставляемого слова, этимологически восходящего к лексическим данным языка-основы, в первую очередь, зависит от решения таких узловых моментов, как изыскания в области типологии слова субстратного происхождения и наблюдения над динамикой в типологических параметрах лексемы в обско-угорских языках и их диалектах в разные диахронические срезы их функционирования.

Изложенная этимология позволяет достаточно определенно судить о том, что Тор — 'Река' является реликтовой гидролексемой, претерпевшей значительную трансформацию на адстратно-суперстратной почве. Как известно, на протяжении всей своей истории человек создавал новые слова и, обращаясь к своему опыту общения с природой, расширял их семантический объем на основе переносных названий.

Из всего сказанного следует, что Торъял — Деревня по реке Тор. Ойконимы, образованные по модели: гидроним + тип селения, относятся к числу продуктивных типов топонимизации Республики Марий Эл. Сравните, например: Изи Руясола (Советский район) — Малая деревня по р. Руя; Лажъял (Сернурский район) — Деревня по р. Лаж; Нужъял (Медведевский район) — Деревня по р. Нужа; Мушкыял (Сернурский район) — Деревня по р. Мушка; Потъял (офиц. Петъял) (Волжский район) — Деревня по р. Пёт; Шокшемсола (Сернурский район) — Селение или деревня по р. Шокшем; Шуарсола (Советский район) — Селение или деревня по р. Шуар; Ш%дысола (офиц. Шудасола) (Советский район) — Деревня по р. Шуда; Ш^нд^рйал (офиц. Шиндыръял) (Горномарийский район) — Деревня по р. Ш^нд^р (Сундырь).

В заключение следует подчеркнуть, что дальнейшие перспективы диахронических исследований будут, вероятно, зависеть от того, насколько последовательно в них будут реализоваться принципы системности и историзма в подходе к ономастическому материалу. Остается заметить в этой связи, что семантическая реконструкция реликтовой гидролексемы, сопровождаемая экстралингвистическими (археологическими, антропологическими, этнологическими, историческими) данными, учитывающая природногеографические особенности и культурно-исторический фон функционирования реконструируемой лексемы, оперирующая соответствиями и параллелями родственных и неродственных контактирующих языков, значительно уменьшает число беспочвенных гипотез, тормозящих поступательно движение топономастики.

Сокращенные названия языков

венг. — венгерский; коми-зыр. — коми-зырянский; манс. — мансийский; удм. — удмуртский; хант. — хантыйский.

Литература

1. Воронцова О. П., Галкин, И. С. Топонимика Республики Марий Эл: Историко-этимологический анализ. — Йошкар-Ола: Изд-во Мар. полиграфкомбината, 2002. — 424 с.

2. Гареев А. М. Реки и озера Башкортостана. — Уфа: Китап, 2001. — 260 с.: ил.

3. Глинских Г. В. Мансийские субстратные топонимы в русских говорах по р. Тавде // Этимология русских диалектных слов. — Свердловск: УрГУ, 1978. — Вып. I. — С. 109-179.

4. Иванов И. Г., Тужаров Г. М. Словарь северо-западного наречия марийского языка. — Йошкар-Ола, 1971. — 304 с.

5. Иванов И. Г. Топонимические этюды (о названиях некоторых райцентров Марийской АССР) // Вопросы марийской ономастики. — Йошкар-Ола, 1978. — Вып. I. — С. 12-19.

6. Куклин А. Н. Топонимия Волго-Камского региона (историкоэтимологический анализ): монография. — Йошкар-Ола: МГПИ им. Н. К. Крупской, 1998. — 204 с.

7. Лыткин В. И., Гуляев Е. С. Краткий этимологический словарь коми языка. — М.: Наука. 1970. — 388 с.

8.Мурзаев Э. М. Очерки топонимики. — М.: Мысль, 1974. — 382 с. с карт.

9. Серебренников Б. А. О двух конвергентных фонетических явлениях в самодийских и обско-угорских языках // Советское финно-угроведение: журнал АН Эстонии. — Таллин, 1965. — № 4 (I). — С. 281-284.

10. Серебренников Б. А. Об уральской лексике восточного ареала // Этимология. 1966. — М.: Наука, 1968. — С. 296-301.

11. Словарь топонимов Башкирской АССР. — Башкорт АССР-ынын топонимдар Ьузлеге. — Уфа: Китап, 1980. — 256 с.

12. Списокъ населенныхъ мЪсть Костромской губерніи (По свЪдЪшямь 1907 года) Галичский уЪздь. — Кострома, 1907. — С. 75-103.

13. Халикова Р. Х., Шакиров Р. З. Топонимы в летописных и актовых памятниках башкир ХУІІІ-ХІХ вв. // Вопросы ономастики: Собственные имена в системе языка. — Свердловск. УрГУ, 1980. — Вып. 14. — С. 63-70.

14. Чайко Т. Н. Заимствованные географические термины в русских старожильческих говорах по нижнему течению Иртыша // Вопросы ономастики: Русская ономастика и ее взаимодействие с апеллятивной лексикой. — Свердловск: УрГУ, 1976. — Вып. II. — С. 117-128.

15. Шайхетдинов З. С. О топонимии бассейна рек Караидель — Ай // Вопросы башкирской топонимики. — Уфа: Китап, 1981. — С. 75-77.

16. Янтемир М. Н. Описание Маробласти. Звениговский кантон (С приложением списка населенных пунктов кантона). — Краснококшайск, 1926. — Вып. 3. — 65 с.

17. Янтемир М. Н. Описание Маробласти. Торъяльский кантон (С приложением списка населенных пунктов кантона). — Йошкар-Ола, 1929 (на обложке: 1930). — Вып. 8. — 88 с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.