CC BY
180
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 34 (249). История. Вып. 48. С. 133-140.
НАУЧНАЯ РЕФЛЕКСИЯ ИСТОРИЯ ПОНЯТИЙ
Д. В. Тимофеев
МЕТОДОЛОГИЯ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ В КОНТЕКСТЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРОЦЕССА АДАПТАЦИИ
ЛИБЕРАЛЬНЫХ ИДЕЙ В РОССИИ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX ВЕКА
В статье рассматриваются основные методологические установки современной истории понятий и возможность их использования в исследованиях по истории адаптации в России заимствованных из Европы в последней трети XVIII - первой четверти XIX в. либеральных социально-политических концептов.
Ключевые слова: европейские идеи в России, история понятий, методология изучения
истории общественной мысли, Р. Козеллек, К лиз, дискурс-анализ.
Обращение современных историков к истории общественно-политической мысли происходит на фоне начавшегося в конце ХХ столетия процесса взаимного сближения различных политических идеологий. В большинстве развитых стран мира многие участники политического процесса, вне зависимости от того, причисляют ли они себя к либералам или консерваторам, провозглашают приверженность принципам личной свободы, неприкосновенности собственности, равенства граждан перед законом, необходимости участия в законотворческой деятельности выборных представителей от народа. Однако при внешнем сходстве декларируемых принципов важнейшими инструментами достижения преимуществ в конкурентной политической борьбе является способность представителей различных политических сил четко сформулировать свои программные установки, по-разному расставляя смысловые акценты при употреблении таких социально-политических понятий, как ‘свобода’, ‘закон’, ‘собственность’, ‘государство’, ‘гражданин’, ‘гражданские права’, ‘конституция’ и ‘революция’. Используемые в различных сочетаниях и контекстах, все эти понятия могут оказывать существенное влияние на процесс формирования политических взглядов и действия граждан, характер их взаимоотношений с представителями различных властных структур.
Такое положение характерно не только для процесса взаимной интеграции политических
Скиннер, сравнительно-контекстуальный ана-
идеологий в конце ХХ - начале ХХ1 в., но и для времени их идейного становления. В данном контексте особую актуальность для понимания закономерностей процесса трансформации общественно-политических настроений в современном мире приобретает исторический опыт освоения принципов свободы личности, неприкосновенности собственности, верховенства закона и народного представительства до времени формально-доктринального закрепления постулатов либерализма и консерватизма. В исторической ретроспективе аналогичные процессы происходили в России в конце XVIII - первой четверти XIX в., когда активное освоение принципов европейской «политической экономии» и философии сопровождалось попытками проведения различных социально-экономических и политических преобразований. Все вышеизложенное обусловливает актуальность исследования процесса адаптации европейских либеральных принципов посредством выявления различных вариантов употребления ключевых социально-политических понятий.
Проведение подобного рода исследований актуально и для развития исторической науки, т. к. изучение понятийно-категориального лексикона людей прошлого позволит более точно реконструировать их мировоззрение, выявить логические и ассоциативные связи, которыми они руководствовались при обосновании своих практических действий, а следовательно, поможет историкам избежать «осовременива-
ния» социально-политического языка изучаемого времени в результате некорректного использования различных терминов и понятий1.
Одним из наиболее перспективных направлений, в рамках которого комплексное изучение всего спектра значений социальнополитических понятий позволит более точно определить различные течения и полутона во всегда подвижной системе экономических и политических представлений людей изучаемой эпохи, на мой взгляд, является исследование процесса адаптации в России европейских концепций и принципов. Важность проведения такого рода исследований обусловлена, прежде всего, тем, что оно может выявить не только особенности в трактовках заимствованных извне экономических и политических теорий, но и определить, каким образом российские подданные, используя одни и те же социально-политические понятия, обосновывали свои практические действия.
Сложность проведения конкретно-исторических исследований по истории общественно-политической мысли с использованием инструментария ‘истории понятий’ заключается в том, что сколько-нибудь значительные результаты могут быть достигнуты в случае, если будет решена принципиально важная проблема, связанная с необходимостью выработки критериев для отбора анализируемых социально-политических понятий. В качестве таких критериев, на мой взгляд, могут быть: 1) концептуальная нагруженность каждого понятия, т. е. его смысловое содержание должно быть связано с известными социально-политическими или экономическими концепциями, с помощью которых современники обосновывали необходимость обращения к прошлому опыту, либо описывали идеальные модели общественного переустройства в ближайшем будущем; 2) общеизвестность и многократность употребления понятия в текстах источников различной видовой принадлежности; 3) понятие должно быть элементом системы понятий, используемой для описания окружающей социально-политической реальности и решения наиболее актуальных экономических и социально-политических проблем. В совокупности все указанные критерии, на мой взгляд, позволяют более четко определить предметное поле исследования и сконцентрировать внимание историка на изучении различных аспектов развития общественного сознания.
Методологическим основанием конкретноисторических исследований в рамках обозначенного подхода являются общие установки и принципы современной ‘истории понятий’. На сегодняшний день в современной зарубежной историографии сложилось два основных подхода к изучению ‘истории понятий’. Первый из них был сформирован в рамках немецкой Begriffsgeschicte2 и представлен рядом теоретических работ Р. Козеллека, который совместно с О. Брунером и В. Конце3 был одним из инициаторов и непосредственных руководителей проекта по написанию «Исторического лексикона социально-политического языка в Германии», объединившего усилия нескольких десятков немецких историков4. Основной предмет Begriffsgeschicte, в том виде как она представлена в работах Р. Козеллека, - язык истории, т. е. язык, на котором пишется история, и язык, посредством которого формируются основные представления людей об историческом времени, социуме и своей роли в историческом процессе5. В данном контексте представители немецкой Begriffsgeschicte подчеркивали, что историю «невозможно построить и невозможно помыслить без истории понятий»6.
Несколько позднее, чем немецкая Begriffsgeschicte, в англо-американской научной литературе был сформирован второй подход к исследованию различных аспектов общественного сознания посредством обращения к истории понятий - History of Concepts. Большое влияние на его становление оказала философия Джона Л. Остина и Джона Серля, чьи теории языковых актов (Speech act) связывали как устные высказывания, так и зафиксированные в письменной форме проявления языковой активности людей с их дей-ствиями7. Такой подход к изучению истории политической мысли представлен работами Дж. Покока и К. Скиннера. По их мнению, политический язык следует рассматривать одновременно и как средство коммуникации, и как целенаправленное политическое действие. В этой связи любой текст необходимо изучать в тесной взаимосвязи с теми субъективными целями, которые преследовал его автор. Аргументируя данное утверждение, К. Скинер писал: «Чтобы понять тексты, помимо прочего. мы должны воссоздать интенции, с которыми они создавались, а следовательно, должны понять, какое действие совершали их авторы посредством написания этих текстов»8. Та-
ким образом, основным предметом History of Concepts как особого направления в современной западной историографии является не столько собственно значения отдельных понятий, сколько способ их использования в тесной взаимосвязи с различными нормативноценностными и политическими установками. В общем виде задача исследователя, использующего в конкретно-исторических исследованиях инструментарий ‘истории понятий’, должна состоять в том, чтобы «.. .определить доминирующие представления и общепринятые способы употребления понятия и затем установить, каким образом <.> и в каком политико-историческом контексте эти способы стали конвенциональными и какие идеологические они позиции при этом отражали»9. В такой трактовке, по мнению Е. Н. Рощина, History of Concepts принципиально «отличается от анализа семантики понятий тем, что он не столько интересуется самими значениями, сколько связывает их трансформации с определенными политическими функциями, аргументами и идеологиями»10.
В рамках конкретно-исторических исследований обращение к истории понятий может стать действенным инструментом изучения общественного сознания и политической практики при условии взаимной интеграции методологических установок Begriffsgeschicte и History of Concepts. В качестве таких общих теоретических установок, на мой взгляд, следует признать пять взаимосвязанных принципов:
1. Принцип контекстуализации, в соответствии с которым обращение в конкретно-исторических исследованиях к ‘истории понятий’ должно сопровождаться реконструкцией общего политического, социально-экономического и культурного контекста. Обоснованием данного принципа является утверждение Р. Козеллека о том, что социально-политические понятия одновременно являются и «индикаторами», и «факторами» развития общественного сознания. Признавая влияние языка на исторический процесс, он подчеркивал, что «.событие не исчерпывается своим языковым выражением», но «.между ними существует известное напряжение, представляющее собой историческую переменную»11. Все это, по мысли Р. Козеллека, обусловливает необходимость учитывать не только языковые, но и целый комплекс социально-экономических, политических и иных «внеязыковых
факторов»12. Сочетание всестороннего анализа содержания понятий с изменениями в различных сферах общественной и частной жизни человека принципиально отличает историю понятий от методов лингвистического анализа. Таким образом, ‘историю понятий’ следует изучать не как процесс изменения значений отдельных понятий, а как «историю их взаимосвязей с исторической действитель-ностью»13.
Наряду с необходимостью внимательного отношения к изменениям социально-экономической и политической обстановки, органичным дополнением принципа контекстуализа-ции является стремление исследователя при работе с текстом источника понять, какими мотивами руководствовался автор, какую цель он преследовал и на какую реакцию современников мог рассчитывать, используя в тексте основные социально-политические понятия. Поиск ответов на все эти вопросы составляет, по мнению К. Скиннера, процедуру «контекстуального прочтения текста»14, проведение которой является необходимым условием для адекватного понимания любого высказывания. В такой трактовке принцип контекстуа-лизации позволяет определить, какие конвенциональные значения имели интересующие исследователя понятия и какое влияние они оказывали на практические действия людей.
2. Принцип жанрового многообразия используемых текстов. Содержательно данный принцип является следствием признания недостаточности обращения в конкретно-исторических исследованиях только к текстам выдающихся или известных авторов15. При изучении истории идей лишь на основании анализа текстов «великих» авторов вне поля зрения историков оказывался вопрос о том, использовал ли автор при выражении своего мнения общепринятые значения социально-политических понятий или наделял их новыми смысловыми акцентами. В конце 1960-х гг. К. Скиннер в докладе «О маловажности великих текстов» подчеркивал, что для реконструкции контекста, а следовательно, и адекватного понимания заложенного в тексте смысла «...совершенно недостаточно сколь угодно пристального чтения отобранных “значимых” трудов “великих авторов”, а требуется радикальное расширение как набора изучаемых текстов, так и круга их создателей, включая сюда словари, толковники, пособия и прочую “подручную” литературу той или иной эпохи»16.
В конкретно-исторических исследованиях использование инструментария ‘истории понятий’ предполагает привлечение широкого круга исторических источников, авторами которых могли быть как известные, так и неизвестные авторы, т. к. принципиальное значение имеет не степень влияния автора на общественное мнение, а сам факт использования в различных контекстах исследуемых понятий. Источниками информации для историка могут быть законодательные акты, словари и учебные пособия, докладные записки, материалы периодической печати, проекты реформ и программные документы различных официальных и тайных обществ, мемуары, частная переписка и др. произведения. Такой комплексный подход к формированию источниковой основы исследования, на мой взгляд, позволяет выявить различные оттенки социально-политических настроений, а также особенности трактовок политических принципов в различных социальных средах.
3. Принцип системности, базирующийся на признании существования логических и ассоциативных взаимосвязей между ключевыми социально-политическими понятиями, которые могут использоваться людьми для выражения отношения к различным явлениям окружающей их действительности. Наличие такого рода взаимосвязей, по мысли Р. Ко-зеллека, неизбежно приводит исследователя к констатации того, что «.писать историю отдельных, изолированных понятий весьма сложно и даже невозможно»17. Следуя данной логике, Х. Э. Бёдекер, например, отмечал: «... история понятий в качестве истории познания посредством языка, должна постоянно принимать во внимание наличие связей между различными понятиями. Не одно отдельное понятие является предметом устремлений истории понятий, а весь понятийный аппарат, со всеми его внутренними взаимосвязями»18. Реализация принципа системности в конкретно-исторических исследованиях, на мой взгляд, возможна, но только при условии выдвижения историком четких критериев, в соответствии с которыми будет происходит формирование комплекса исследуемых понятий. Одним из таких критериев, например, может быть включенность понятия в семантическое поле какой-либо одной проблемы, явления или политической идеологи.
4. Принцип «двух временных горизонтов». Теоретическим обоснованием данного прин-
ципа является утверждение о многослойности темпоральной структуры основных социально-политических понятий: в каждом из них зафиксирован сформировавшийся в результате освоения окружающей действительности социальный опыт и, одновременно, представления о возможных перспективах развития общества. Размышляя о соотношении разнонаправленных элементов в структуре социально-политических понятий, Р. Козеллек отмечал, что «все ключевые слова политического или социального языка имеют многослойную темпоральную внутреннюю структуру и отсылают к современным реальностям либо в прошлое, либо в будущее», а следовательно, «... значение понятия может представлять собой смешение прошлого опыта, современной реальности и ожиданий от будущего»19.
Наличие в содержании социально-политических понятий разнонаправленных «временных слоев», составляющих, по выражению Р. Козеллека, «пространство опыта» (Erfahrungsraum) и «горизонт ожиданий» (Envartungshorizont), обусловлено изменениями в политической, социальной, экономической и культурной сферах, которые оказывали непосредственное влияние на процесс корректировки содержания понятия и появление новых, конкурирующих с известными ранее значений. Благодаря этим изменениям, социально-политические понятия приобретали многозначность и становились не только инструментами описания наличной действительности, но и способом выражения представлений о том, каким должно быть общество в будущем. Именно такое положение было важным фактором формирования основных принципов либеральной и консервативной идеологии в Европе во второй половине XVIII - первой половине XIX в. В это время соотношение «пространства опыта» и «горизонта ожидания» меняется: происходит постепенный переход от конкретных значений, характеризующих «общество партикуляристского типа, общество привилегий сословий и корпораций», к еще достаточно абстрактным значениям, описывающим идеальные модели общественного устройства20.
В данном контексте принципиально важным для изучения процесса формирования и трансформации политических идей представляются категории ‘опыт’ и ‘ожидание’. Значение категории ‘опыт’, в соответствии с тем, как оно представлено в работах Р. Ко-
зеллека, можно выразить с помощью словосочетания ‘современное прошлое’21. Не менее информативным для прояснения смысловой связи «опыта» с прошлым и настоящим, на мой взгляд, является высказывание Н. Элиаса: «.понятия живы, пока в них сохраняется отражение прошлого опыта, пока ситуации прошлого возобновляются в настоящем, пока неизменна их функция в данном обществе, пока следующие друг за другом поколения с помощью этих слов осмысливают свой собственный опыт.»22. Таким образом, «пространство опыта» включает в себя, с одной стороны, исторически сложившиеся, полученные от предшествующего поколения знания, а с другой - сформированные в результате повседневной практики представления о том, каким образом может действовать индивид в условиях окружающего его социума.
Несколько другое наполнение в содержании социально-политических понятий имеет так называемый «горизонт ожиданий», который в большей степени отражает не реальность, а своеобразный проект ближайшего будущего. В общем виде, по словам Р. Козел-лека, «ожидание нацелено на еще не произошедшее и еще не ставшее опытом»23. Однако «горизонт ожиданий» не является полностью оторванным от реальности, напротив - в большинстве случаев проекции будущего возникали либо как результат критики окружающей действительности, либо в силу наличия у людей стремления закрепить и продолжить позитивные, по их мнению, тенденции в развитии современного им общества.
В Европе со второй половины XVIII в. основные социально-политические понятия все чаще использовались для описания идеальных моделей будущего24. Данная тенденция была тесно связана с формированием в общественном сознании нового понимания истории как процесса, результат которого не предопределен заранее, а зависит от деятельности людей. Такое понимание истории, по мнению Р. Ко-зеллека, «.укрепило волю к скорейшему осуществлению намеченного будущего.» и сформировало представление о том, что «. последствия человеческой деятельности можно сделать предсказуемыми»25. Отсутствие предопределенности, признание возможности сознательной корректировки процесса развития общества стало философским основанием для появления не только множества проектов преобразований, но и напротив - трактатов,
доказывавших опасность и нецелесообразность проведения сколько-нибудь масштабных изменений в политической и социальноэкономической сфере. Однако и в первом, и во втором случае описание позиции авторов происходило с помощью одних и тех же социально-политических понятий. При этом, в силу несовпадения целей и подходов авторов различных проектов будущего, их трактовка могла существенно отличаться, что приводило к появлению в общественном сознании противоречивых, а иногда и прямо взаимоисключающих интерпретаций.
В исследовании процесса адаптации европейских идей в России под термином ‘пространство опыта’ подразумеваются распространенные в последней трети XVIII в. и очевидные для современников к началу XIX в. значения, которые неоднократно воспроизводились в предшествовавшем законодательстве, в словарях и учебных программах для начальных и средних учебных заведений. Соответственно «горизонт ожиданий» - это фиксируемые с помощью понятий ‘государство’, ‘закон’, ‘гражданин’, ‘гражданские права’, ‘собственность’, ‘рабство’, ‘свобода’, ‘конституция’, ‘революция’ и ‘просвещение’ представления о перспективах развития страны, целях, принципах и методах решения наиболее актуальных социально-экономических и политических проблем. Содержательно «горизонт ожиданий» представлен в текстах различных проектов, докладных записок, протоколов и журналов работы Государственного Совета, материалах периодической печати, переведенных на русский язык работах европейских экономистов и правоведов, научно-публицистических работах российских авторов, а также в учебных пособиях для высших учебных заведений.
5. Органичным дополнением принципа «временных горизонтов» является принцип сочетания «диахронного» и «синхронного» подходов, предполагающий, с одной стороны, изучение изменений содержания понятия в исторической ретроспективе, а с другой - сопоставление того, какие значения имело понятие и в каких контекстах его употребляли современники в рамках относительно непродолжительного временного периода, который хронологически охватывал жизнь одного-двух поколений. По мнению Р. Козеллека, совмещение «синхронического» и «диахронического» подходов помогает «...увидеть появляющиеся
расхождения между старыми значениями слова, относящимися к некоторому исчезающему факту, и новым содержанием этого же самого слова»26. Особенно заметными такого рода «расхождения» становятся в случае, если новое значение ранее известного понятия было заимствовано из другой социокультурной среды. Таким образом, реализация указанного принципа открывает возможность изучения процесса столкновения, конкуренции и взаимодополнения «старых» и «новых» значений, в результате которого одни и те же социальнополитические понятия могли использоваться современниками для обоснования прямо противоположных концепций и практических действий.
В рамках исследования процесса адаптации в России европейских принципов свободы личности, неприкосновенности частной собственности, верховенства закона, разделения властей и равенства гражданских прав, совмещение диахронического и синхронического подхода, на мой взгляд, возможно посредством сравнения того, какие значения исследуемых социально-политических понятий были известны российским подданным второй половины XVIII в., с теми значениями и контекстами употребления, которые одновременно использовались в законодательных актах, материалах периодической печати, документах делопроизводства, научно-популярных произведениях, учебных пособиях и др. текстах, созданных в первой четверти XIX в.
С учетом всех указанных ранее методологических установок необходимо использование таких методов работы с текстом исторических источников, с помощью которых можно было бы установить взаимосвязь между содержанием текста, поведением автора и окружающей его социальной реальностью. Сочетание всех трех элементов, на мой взгляд, позволит перейти от понимания идейной и практической направленности текста к реконструкции всего спектра общественно-политических настроений и одновременно - к пониманию внетекстовой действительности, окружавшей людей изучаемого времени. Для достижения подобного результата наиболее эффективным, на мой взгляд, является метод сравнительноконтекстуального анализа и метод критического дискурс-анализа Нормана Фэркло.
Содержательно метод сравнительно-контекстуального анализа состоит в сопоставлении различных вариантов употребления ис-
следуемых социально-политических понятий в экономическом, социальном и политическом контекстах. Одновременно с данной процедурой сравнительно-контекстуальный метод предполагает изучение всего спектра, определений, синонимов и антонимов, позитивных и негативных коннотаций социально-политических понятий в текстах различных авторов, а также выявление представлений современников о функциях и признаках обозначаемых с помощью этих понятий явлений и процессов.
Метод критического дискурс-анализа нацелен на изучение взаимовлияния между событиями, текстом и широким спектром социально-экономических, политических и культурных отношений. При этом внимание исследователя должно быть сконцентрировано на том, что и как было сказано или написано, и какие социальные последствия это вызвало. В такой трактовке дискурс - это одна из форм социальной практики, связанная с созданием как устных высказываний, так и письменных тек-стов27. В реальности множество одновременно возникающих в обществе текстов составляют различные дискурсы, каждый их которых представляет особый способ общения и понимания социального мира28. Следуя данной логике, наиболее приемлемой в рамках конкретно-исторических исследований является, на мой взгляд, идея М. Фуко о необходимости дифференциации дискурсов: каждый из них возникает как «совокупность высказываний подчиняющихся одной и той же системе формирования» и обозначает пределы того, что в рамках определенного контекста признается важным и значимым29. В настоящей работе такие «совокупности высказываний» представлены европейскими либеральными принципами, которые рассматривались образованными российскими подданными первой четверти XIX в. в качестве теоретических ориентиров в процессе поиска эффективных способов решения актуальных социально-экономических и политических проблем, или, напротив, вызывали резкое неприятие и подвергались достаточно жесткой критике.
Разработанный Н. Фэркло метод критического дискурс-анализа включает в себя текстологический анализ употребления языка в процессе социальных взаимодействий30. Его реализация предполагает изучение трех взаимосвязанных уровней процесса межличностной коммуникации: текст, дискурсивная практика, социальная практика31 .
На первом уровне необходимо изучить особенности построения текста, выявить ключевые для понимания авторского замысла слова и словосочетания. В рамках исследуемой проблематики такими ключевыми словами являются понятия ‘государство’, ‘закон’, ‘конституция’, ‘гражданин’, ‘гражданские права’, ‘свобода’, ‘рабство’, ‘собственность’, ‘революция’, ‘просвещение’.
Анализ «дискурсивной практики» направлен на сопоставление субъективных целей, преследуемых автором при создании текста, и того, как его содержание могло быть интерпретировано современниками. При этом важно выяснить, использовал ли автор широко распространенные и не требующие дополнительных объяснений значения или наделял известные понятия новыми смыслами. В конкретно-историческом исследовании при работе с текстом исторического источника необходимо выявлять непосредственную цель создания текста и его направленность на конкретного читателя или какую-либо социальную группу. При этом важно стремиться реконструировать логические и ассоциативных связи, которые могли возникать у современников после прочтения текста.
Третий уровень критического дискурс-анализа предполагает изучение «социальной матрицы дискурса», т. е. анализ коммуникативного события в более широком социальном и культурном контексте32. На этом уровне важно сопоставить текст и внетекстовую реальность, которая сознательно учитывается автором и влияет как на текст, так и на поведение людей. Следуя данной установке, в рамках исследования процесса адаптации европейских идей в России первой четверти XIX в. особое внимание необходимо обратить на те социальноэкономические и правовые условия, в которых находились авторы текстов, а также тому, какие действия они совершали, обосновывая их целесообразность с помощью ключевых социально-политических понятий.
Таким образом, при условии использования широкого спектра исторических источников различной видовой принадлежности, обращение к истории понятий предоставляет возможность сопоставить позитивные и негативные ожидания современников с практическими действиями, мотивация и результаты которых были зафиксированы в письменной форме. Это позволит избежать упрощения исторической реальности, которая примени-
тельно к истории общественно-политической мысли представляет собой не только историю либерализма, консерватизма и др. политических идеологий, но чаще всего, процесс взаимовлияния и взаимопроникновения различных идей, теорий, концепций, которые современники считали полезными для решения актуальных социально-политических и экономических проблем.
Все вышеизложенное, на мой взгляд, может служить убедительным аргументом, доказывающим целесообразность обращения в работах по истории общественно-политической мысли к ‘истории понятий’, которая может выступать не в качестве основного предмета изучения, а как специфический метод критики источников, позволяющий более точно выявить все грани восприятия политических идей, различные оценки социально-политической реальности и представления людей изучаемого времени о перспективах развития общества.
Примечания
1 См. подробнее: Виноградов, В. В. Слово и значение как предмет историко-лингвистического исследования // Виноградов, В. В. История слов. М., 1999. С. 32-36; Фриз, Г. Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика : (Вехи историографии последних лет. Императорский период) : антология / сост. М. Дэвид-Фокс. Самара, 2000. С. 123-162; Шмидт, С. О. Декабристы в представлениях людей рубежа ХХ и XXI столетий // Шмидт, С. О. Общественное самосознание российского благородного сословия, XVII - первая треть XIX в. М., 2002. С. 338; Кром, М. М. История понятий в русле социальной истории : идеи Р. Козеллека и возможности их приложения к российскому материалу // Гуманитарные чтения РГГУ-2010 : теория и методология гуманитарного знания : сб. материалов. М., 2011. С. 154-164.
2 Термином ‘Begriffsgeschicte’ в современной зарубежной историографии обозначается направление изучающее ‘историю понятий’.
3 См. подробнее о взглядах и деятельности О. Брюнера и В. Конце: Козеллек, Р. Вернер Конце : традиция и обновление // THESIS : Теория и история экономических и социальных институтов и систем : альманах. М., 1993. Т. 1, вып. 1. С. 214-226; Pim Den, Boer. The Historiography of German Begriffigeschichte and the Dutch Project of Conceptual History // History
of Concepts : Comparative Perspectives. Amsterdam. 1998. P. 13-22; Копосов, Н. Е. История понятий вчера и сегодня // Исторические понятия и политические идеи в России XVI-XX века : сб. науч. работ. СПб., 2006. С. 10-16.
4 См.: Geschichtliche Grundbergriffe. Histori-sches Lexikon zur politisch-sozialen Sprache in Deutschland. Stuttgart, 1972-1993. Bd. 1-8.
5 См.: Koselleck, R. Social History and Begriff-sgeschichte // History of Concepts : Comparative Perspectives. Amsterdam. 1998. P. 23-36; Козеллек, Р. : 1) Можем ли мы распоряжаться историей? (Из книги «Прошедшее будущее. К вопросу о семантике исторического времени») // Отечеств. зап. 2004. № 5. С. 226-241;
2) Социальная история и история понятий // Исторические понятия и политические идеи в России XVI-XX века. СПб., 2006. С. 33-53;
3) К вопросу о темпоральных структурах в историческом развитии понятий // История понятий, история дискурса, история метафор : сб. ст. под ред. Х. Э. Бёдекера : пер. с нем. М., 2010. С. 21-33.
6 См. подробнее: Живов, В. М. История понятий, история культуры, история общества // Очерки исторической семантики русского языка раннего Нового времени. М., 2009. С. 6-7.
7 См.: Бёдекер, Х. Э. Отражение исторической семантики в исторической культурологии // История понятий, история дискурса, история метафор. М., 2010. С. 7, 12.
8 Скиннер, К. Коллингвудовский подход к истории политической мысли : становление, вызов, перспективы // Новое лит. обозрение. 2004. № 66. С. 65.
9 См.: Рощин, Е. Н. История понятий : новый старый подход общественных наук // Полит. наука. 2009. № 4. С. 46, 50.
10 Там же. С. 57.
11 Козеллек, Р. Можем ли мы распоряжаться историей?... С. 229.
12 См.: Козеллек, Р. Социальная история и история понятий. С. 38-40.
13 См.: Бёдекер, Х. Э. Размышления о методе истории понятий // История понятий, история дискурса, история метафор. М., 2010. С. 55.
14 См. подробнее: Скиннер, К. Коллингвудов-ский подход к истории политической мысли... С. 63-65; Дмитриев, А. Контекст и метод (предварительные соображения об одной становящейся исследовательской индустрии) // Новое лит. обозрение. 2004. № 66. С. 11-12.
15 См.: Бёдекер, Х. Э. Отражение исторической семантики в исторической культурологи. С. 6; Миллер, А. И. «Народность» и «нация» в русском языке XIX века : подготовительные наброски к истории понятий // Рос. история. 2009. № 1. С. 151-152.
16 См.: Дмитриев, А. Указ. соч. С. 11, 12.
17 Козеллек, Р. К вопросу о темпоральных структурах в историческом развитии понятий... С. 21, 26.
18 Бёдекер, Х. Э. Размышления о методе истории понятий. С. 45.
19 Козеллек, Р. К вопросу о темпоральных структурах в историческом развитии понятий. С. 27.
20 См.: Копосов, Н. Е. История понятий вчера и сегодня. С. 18.
21 См.: Байтеева, М. В. Концепция «Прошедшего будущего» немецкого историка Рейнхарта Козеллека / М. В. Байтеева, И. К. Калимонов // Мировое политическое и культурное пространство : история и современность : материалы междунар. науч. конф. (23-25 мая 2006 г.). Казань, 2006. С. 173.
22 Элиас, Н. О процессе цивилизации. Социо-генетические и психогенетические исследования. М., 2001. Т. 1. С. 63.
23 См.: Kosellek, R. Vergangene Zukunft. Zur Semantik geschichtlicher Zeiten. Frankfurt/M. : Suhrkamp Verlag. STW, 1989. S. 354; цит. по: Байтеева, М. В. Указ. соч. С. 173.
24 См.: Мир Просвещения. Исторический словарь. М., 2003.
25 Козеллек, Р. Можем ли мы распоряжаться историей?.. С. 233.
26 Козеллек, Р. Теория и метод определения исторического времени // Логос : журн. по философии и прагматике культуры. 2004. № 5(44). С. 114.
27 См. подробнее: Филипс, Л. Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод / Л. Дж. Филипс, М. В. Йоргенсен : пер. с англ. Харьков, 2004. С.12,101-102, 105-108.
28 Там же. С. 22.
29 См.: Фуко, М. Археология знания. СПб., 2004. С. 210, 227.
30 См.: Fairclough, N. Discourse and Social Change. Cambridge : Polity Press, 1992.
31 См. подробнее о трехмерной модели коммуникации Н. Фэркло: Филипс, Л. Дж. Указ. соч. С.110-115, 130-141.
32 Там же. С. 137-139.
