CC BY
224
Е. В. Шелестюк
МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ ПЕРСУАЗИВНО-
СУГГЕСТИВНЫХ ТЕКСТОВ
В статье вкратце излагаются основные лингвистические методологии изучения речевого воздействия (РВ) и предлагается комплексная методология выявления персуазивно-суггестивного потенциала текста.
Хотя основные способы, типы, приемы и инструменты речевого воздействия могут быть сведены в единую классификацию, сочетающую логикориторический, психологический и психолингвистический аспекты, методологии изучения языковых средств персуазивно-суггестивных текстов могут значительно разниться. Избираемые методы во многом определяются формой исследуемой речи - устная либо письменная - и стилем текста.
В настоящее время наметилась тенденция рассматривать РВ в устной и письменной коммуникации (исключая научный, художественный стили, «крупные жанры» публицистического стиля) в коммуникативно-прагматической и когнитивной парадигмах исследования. Диалогичность и краткость воздейственных текстов такого рода (некоторые из них эквивалентны единому речевому акту); значимость для них экстралингвистической знаковой ситуации, интенций, пресуппозиций, психологических и социальных ролей собеседников и т. д.; а также их стереотипность (а значит, соответствие тем или иным фреймам или сценариям) делает их благодатным материалом для изучения в рамках теорий речевых актов и дискурса. Стереотипность (категориальное сходство) также позволяет изучать их в качестве концептуальных структур, сопоставимых с прототипом, в рамках когнитивной семантики и теории прототипов.
Фреймовый подход к анализу РВ политической метафоры осуществляется в монографии А. Н. Баранова [1]. А. А. Котов развивает теорию доминантных (эмоциональных) сценариев - отношений, связывающих признаковую модель некой значимой единицы с определенной эмоциональной реакцией реципиента [7]. М. Р. Желтухина [5. С. 298-334] предлагает типологию тропологических (главным образом, метафорических) когнитивных моделей воздействия на адресата в масс-медиальном дискурсе в рамках одного или нескольких фреймов (взаимодействие тропологических моделей также именуется «фреймовыми трансформациями» или «типами рефрейминга»). О. С. Иссерс [6] речевое воздействие рассматривает с точки зрения когнитивных категорий, формирующихся на основе пересечения некоторого числа характерных «свойств-признаков»; прототипом является единица категории, проявляющая эти свойства в наибольшей степени. При этом речевое воздействие определяется как операции над семантическими сетями - разрыв ассоциативных связей и установление новых.
Что касается текстов крупных жанров художественного, научнопопулярного, публицистического стилей, то речевое воздействие в них в большой степени подпадает под предмет изучения теории текста, концентрирующейся на свойствах текстов как таковых. Предполагается, что речевое воздействие во многом зависит от конкретных качеств текстов. Специальные понятия теории текста, призванные отражать экстралингвистические (воздейственные) свойства коммуникации с помощью письменных текстов - это пресуппозиции, импликации, подтекст, затекст, сверхтекст, интертекст. Интерес также
представляют психолингвистические исследования текстов, проводимые в русле теории эмоционально-смысловой доминанты текста (основанной на концепции библиотерапии Н. А. Рубакина) [2], в рамках психопоэтики, разработанной В. А. Пищальниковой [9]. Наконец, в психолингвистических исследованиях текстов традиционно используются контент-анализ - количественный анализ текстов и текстовых массивов с целью последующей содержательной интерпретации выявленных числовых закономерностей, а также интент-анализ, позволяющий выявить намерения отправителя текста, в связи с которыми осуществляется направленный к определенной цели речевой акт [11].
Проводились исследования и собственно языковых средств воздействия текстов в соответствии с иерархией языковых уровней. Еще Б. Ф. Поршнев определил следующие «этажи» языкового воздействия (а именно, суггестии): 1) фонологический, 2) номинативный, 3) семантический, 4) синтаксическо-
логический, 5) контекстуально-смысловой, 6) формально-символический [10]. Достаточно полное описание языковых средств воздействия содержится в исследовании П. Б. Паршина [8].
Все упомянутые лингвистические методологии изучения речевого воздействия ограничиваются отдельными аспектами РВ. Мы поставили перед собой задачу разработать комплексную методологию исследования персуазивно-суггестивных текстов, которая по возможности учитывала бы все аспекты речевого воздействия. Апробации этой методологии и основанной на ней конкретной методике анализа персуазивно-суггестивных характеристик текста и посвящено наше дальнейшее изложение.
Первый этап предполагает выявление персуазивного потенциала текста. Прежде всего, на этом этапе устанавливаются основные макроструктуры, используемые для моделирования сообщаемой информации. Это осуществляется методом выявления фреймов (ключевых концептов, тем) и топосов1 (идей) текста. Способ вычленения топологической структуры текста близок к методике выявления эмоционально-смысловых доминант (В. П. Белянин), но акцент ставится не на концептуально-тематической сетке, а на логико-смысловой структуре текста (топос - общий тезис). Вычленение топосов сопровождается рассмотрением речевых актов, с помощью которых реализуется воздействие, а также выявлением иллокутивных целей каждого сверхфразового единства (СФЕ). Далее фреймовая и топологическая структуры обобщаются до уровня полисиллогизмов.
Следующим шагом анализа персуазивности является определение когнитивных операций и логических процедур, используемых автором для убеждения и «ведущих» читателя по ходу аргументации. Эти процедуры характеризуют способы оперирования с топосами текста. Текст обеспечивает речевые средства запуска когнитивных операций, а результатом их, при эффективном воздействии, должно стать изменение модели мира, коннотаций отдельных объектов, эмоционального фона реципиента, либо побуждение его к тем или иным действиям.
Сюда включаются, во-первых, одночленные экстрафреймовые операции (изменение пространственно-временного аспекта, ракурса или масштаба фрейма) и одночленные интрафреймовые операции (изменение эмоционально-оценочной характеристики концепта; свертывание фрейма к одному или нескольким слотам). Во-вторых, сюда относятся операции с двумя членами (слотами или фреймами): ассоциация и диссоциация («А (не) имеет отношение (-я) к В»); отождествление («А есть В»), аналогия и метафора («А подобно В»), метонимии («А есть причина
[результат, инструмент, цель, часть или признак, носитель] В»), противопоставление («А противоположно В»); стереотипизация («А имеет отношение к В», где В - один из прототипических концептов). В-третьих, в целях убеждения могут использоваться и многочленные операции: 1) индуктивная классификация объектов по их общим признакам в макрогруппы; 2) дедуктивный анализ компонентов категории, логические умозаключения, построение алгоритмов; 3) поиск аналогий, в том числе метафорических, для ситуации (фрейма)2; 4) сцепление фреймов в качестве слотов в один фрейм3; 5) символизация, предполагающая такую контекстную актуализацию образа, при которой происходит «углубление» его семантики за счет индуцированного ассоциирования со стереотипно-символическими означаемыми, отвлеченными от конкретной семантики этого образа; контекст может также индуцировать ассоциирование абстрактного концепта с рядом образов, типично символизирующих его; 6) интертекстуальные отсылки и аллюзии,
обеспечивающие подключение знаний о других текстах к данному.
Очевидно, количественный и качественный состав когнитивных операций влияет на эффективность убеждения. Так, одночленные когнитивные операции наиболее просты и могут быть достаточно эффективными (например, заявление о том, что деятельность одного человека не имеет большого смысла в масштабах человечества, поэтому следует расслабиться и успокоиться), однако, не подкрепленные включениями в иные фреймы и сопоставлениями с ними, они не могут обеспечивать формирование сколько-нибудь прочных убеждений.
Второй этап предполагает исследование суггестивного потенциала текста, а именно суггестивность собственно текстовых категорий и стилистикокомпозиционных характеристик текста, способных повлиять на успешность речевого воздействия автора на читателя.
В настоящее время феномен текста как языковой коммуникативной единицы высшего порядка достаточно хорошо изучен. В определении понятия текст обычно указывается, что это семиотический конструкт, внешне представленный объединенной по смыслу последовательностью знаковых единиц (линейно расположенных предложений, абзацев и других фрагментов конструкта), отличающийся структурно-семантическим, композиционно-стилистическим и функционально-прагматическим единством. Выявлен ряд важных категориальных признаков текста, или «текстовых категорий» (хотя до сих пор в этой области имеется простор для исследовательской мысли).
Ряд категорий текста обладает особой значимостью для психолингвистического воздействия, при этом они качественно отличаются от суггестивного потенциала языковых знаков более низкого уровня. Наиболее важной текстовой категорией, обеспечивающей суггестивное воздействие, является имплицитность - подтекст или скрытый смысл текста - которая описывается логической формулой «:если..., то...». С помощью текстовой имплицитности в сознание косвенно внедряются скрытые установки, элементы содержания, выводы. Анализ имплицитности предполагает выявление логических пресуппозиций и импликаций текста. Пресуппозиции включают в себя подразумеваемые предпосылки на уровне тем сообщения, а импликации -подразумеваемые выводы из его идей (подвидом импликаций является управляемый логический вывод). Анализ пресуппозиций позволяет определить, насколько близки мировосприятие и установки автора стереотипным моделям мира, а также выявить тип реципиентов со сходным мировосприятием и установками. Анализ импликаций (выводов) раскрывает «импликационную
глубину» идей текста, от которой зависит сила воздействия и охват разных компонентов смысловых конструктов реципиентов.
Такие категории текста, как модальность и персональность, также представляют большую важность для суггестивного воздействия текста, поскольку они отражают отношение автора в сообщаемой информации и его коммуникативную роль по отношению к виртуальному читателю. Категории модальности и персональности проявляются в использовании специальных маркеров (модальных слов), в образе повествователя, создаваемого автором текста, и в типах речевых актов. Автор может принять на себя роль судьи, исследователя, мудрого собеседника, осененного авторитетом учености и собственного опыта, страстного защитника, бескомпромиссного борца, разоблачителя и др. Имперсональность - безличное повествование и невыраженность авторского отношения - придает сообщению беспристрастность и бесстрастность. Тексты жанра практической психологии, как правило, отличаются высокой степенью персональности; причем роль автора в них варьируется от друга до воспитателя и учителя, от ученого или философа-собеседника до почтенного гуру (роль духовного отца, духовной матери), от формального терапевта (доктора) до терапевта-сказочника и волшебника. Немалую важность в РВ имеет и авторская установка на того или иного читателя. Осознавая цель сообщения, и определив тип читателя (например, люди, ориентированные на межличностные отношения, на воспитание детей, на личностный рост; а также профессиональную группу - например, продавцы, бизнес-менеджеры среднего звена, руководители частных предприятий), автор будет строить коммуникацию соответствующим образом.
Стилистико-композиционный аспект текста также обладает определенным суггестивным потенциалом. Каждый стиль соотносится с тем или иным эмотивным кодом, обеспечивающим смысловую приемлемость информации для получателя (то есть объекта РВ). При этом коммуникативная стратегия может осуществляться при уменьшении энтропии (если объект РВ должен быть убежден в чем-то конкретном) или при возрастании энтропии (если преследуется цель разрушить прежние установки либо в случае манипулятивной аргументации). Говоря о выборе стилей, следует отметить, что для уменьшения энтропии сообщение в идеале должно быть выдержано в едином стиле, соответствующем коммуникативной практике для какой-либо стандартной ситуации. Для возрастания энтропии (например, когда следует поменять коннотативные полюсы объекта) могут использоваться две стратегии. Первая из них - «карнавализиция»
- погружение обыденных и идеологических стереотипов в стилистически сниженную среду, что уничтожает их положительные коннотации, высокую окраску (например, депутат Ю. Щекочихин: «Из-за этого гимна, из-за этой полной фигни мы делаем из себя посмешище»), или привнесение в сообщение элементов стиля более высокого, чем доминирующий, что создает эффект иронии (например, Муравей - «сильный духом и членами»). Вторая стратегия - смешение стилей с целью маскировки интенций адресанта; так, введение в текст элементов научного стиля может использоваться для придания тексту наукообразия и, как следствие, авторитетности сообщения, обеспечивая к нему большее доверие; например, реклама может маскироваться под рекомендацию врача, совет адвоката и др.
Существует еще один суггестивный ресурс стиля - он является эффективным средством разделения на «своих» и «чужих». Упрощенность или усложненность синтаксиса, упрощенная или софистицированная лексика могут
быть средствами сознательного сужения или расширения числа адресатов. Например, использование сленга способствует целевому воздействию на малокультурную (а значит, по мысли рекламистов, малообеспеченную) либо молодежную группы реципиентов (ср. «Конец! Обувь от 199 р.»). В публичной речи снижение стиля может рассматриваться в качестве контактоустанавливающего средства и приема интимизации, снижающего официальность высказывания. Наконец, своими средствами воздействия обладает и индивидуальный стиль (идиостиль), который индуцирует ассоциации, связанные с восприятием того или иного писателя (отправителя сообщения). Кстати, выработка корпоративного жаргона основана на подражании идиостилю того или иного референтного лица или группы лиц, выраженная суггестивность которого способствует реализации определенных коммуникативных целей.
В отношении суггестивности композиции текста значима в настоящее время еще недостаточно разработанная концепция «золотой пропорции», отвечающей такому делению произведения на две части, при котором отношение большей части к меньшей равно отношению целого к большей части (1+^5):2=1,61180339). Точка «золотого сечения» текста, по мнению исследователей, обладает особой привлекательностью для реципиентов текста.
Суггестивность «малых» средств текстовой локуции, то есть формальной оболочки текста, особенностей морфологических, лексико-номинативных средств его оформления, синтаксических конструкций и др.
Анализ формальной оболочки текста включает в себя исследование фоносемантики (смыслов, ассоциирующихся со звуковой оболочкой текста), фоностилистических характеристик (аллитерация и ассонанс, ономатопея, ритм, рифмы, акцентно-просодическая конфигурация), метаграфемики и креолизации.
Анализ словообразовательных средств суггестии предполагает рассмотрение коннотативных особенностей суффиксации (ср. душонка, торгаш, коммуняки), словосложения (голодомор, интердевочка), сокращения (бомж) и т. д., а также паронимии и парономазии (дерьмократы, номенкладурь), вызывающих эффект наложения или развития значений.
Морфологические средства воздействия на психику связаны с определенным восприятием частей речи. Подчеркнутое преобладание той или иной части речи, несомненно, оказывает на человека суггестивное воздействие. Так, многочисленные качественные прилагательные формируют оценки, конкретные существительные помогают нарисовать в воображении образы, так или иначе воздействующие на сознание, абстрактные существительные и глаголы общей семантики позволяют реципиенту спроецировать сообщение на свой личный опыт, акциональные глаголы косвенно побуждают к действию. Повелительное наклонение и его синонимичные формы делают любой глагол побудительным.
Лексический уровень анализа суггестивности предполагает исследование выбора слов и эквивалентных им сочетаний. Суггестивно-релевантной может быть эмоционально-оценочная лексика (например, огромный, ужасный, жулик, хапнуть; божественная любовь, благодать); лексика с устойчивыми стереотипно-символическими и культурными ассоциациями (например, нацистский, исламист); слова, фиксирующие в своем сигнификате разные точки зрения (ср. конверсивы консультировать и докладывать), различные по содержательно-логическому статусу компоненты (ср. обвинять и осуждать); слова со значимой внутренней формой (ср. управленец и хозяйственник).
Специфические номинации представляют особый интерес с точки зрения
суггестивности. Механизм их воздействия заключается в «прозрачности» или «затемненности» внутренней формы соответствующего слова, которая способна сама по себе быть носителем сигнификативного и коннотативного содержания, практически независимо от денотата и коннотаций понятия, которое обозначает это слово. Чаще всего приходится встречаться с эвфемизмами, парафразами и ярлыками. Номинация бандиты подчеркивает антисоциальный характер группы, а номинация партизаны - борьбу с несправедливым режимом. Именуя факты действительности с помощью ярлыков, например, акулы капитализма, власть чистогана, тоталитарный режим, уравниловка, командная экономика, говорящий канализирует ассоциации, связанные с неким понятием, в конкретном негативном ключе и закрепляет их.
Помимо парафразов, ярлыков, эвфемизмов анализу подлежат и другие средства воздействия с помощью специфической номинации. Эффективное средство размывания привычных смыслов и коннотаций представляет собой номинация понятия с помощью иностранного слова: убийца - киллер, биржевой делец - брокер, руководитель - лидер, председатель - спикер, избиратели -электорат, служащие - клерки. Исконное слово обозначает распространенное понятие, несущее исторические ассоциации и «выросшее» из той или иной философии. В случае переименования понятия иностранным словом взамен богатых смыслов и ассоциаций появляется бедный ассоциациями смысл, который можно обогатить за счет ассоциаций и коннотаций, противоречащих стереотипным, развившимся в культуре на протяжении длительной истории. Еще одним резервом речевого воздействия посредством лексического выбора является создание (иногда заимствование) новых слов и выражений для обозначения новых понятий и переименование (трансноминация) известных понятий, сочетающие новизну формы слова со значением, уже передававшимся ранее другой формой (ср. беспредел, мировая закулиса, мондиализм, жидомасонство, совок, У1Р-персона).
Большая экспрессивность воздействия обеспечивается номинацией с помощью фразеологизмов, клише, прецедентных текстов (в том числе с паронимической контаминацией) - ср. газетные заголовки «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится», «Закон не воробей - взлетит, не поправишь», «Переход от развитого идиотизма к недоразвитому капитализму», «Когда богатые плачут».
Огромным суггестивным потенциалом обладают метафоры и ряд других тропов (об этом, например, в [5]). Их механизм суггестивного воздействия реализуется в динамике - в процессе когнитивных операций над знаниями, например, при наложении, смешении нескольких фреймов, свертывании фрейма к одному или нескольким слотам и др. Метафорический (тропологический) рефрейминг является излюбленным средством психотерапии. Метафоры такого рода, как правило, носят характер развернутых аллегорий, поэтому сам метод иногда называется «терапией волшебных сказок» (например, [3]).
Часто лексика используется для влияния на социальные представления, фиксируя отношения «свой / чужой»: агрессия - «оказание поддержки
враждебной нам стороне», (интернациональная) помощь - «оказание поддержки дружественной нам стороне»; зверства - «осуществляемые ими убийства», возмездие, зачистка - «осуществляемые нами убийства» и т. д. Важную роль в установлении отношений «свой / чужой» с аудиторией играет использование особого корпоративного кода либо жаргона, например, говоря о соборности, нравственности, духовности, евразийстве, патернализме; демократии, свободе слова, гражданском обществе, либерализме, говорящий обозначает себя как
принадлежащего к той или иной группе, выказывает некое специфическое уважение к данной группе, ее ценностям, методам, или сообщает о своей осведомленности о наличии такой группы. Важное средство разделения на «своих» и «чужих» - это выбор привычных и понятных или, наоборот,
непривычных и непонятных - если текст предназначен для «узкого круга посвященных» - слов. Примером последних может послужить всякого рода софистицированная лексика.
Анализ синтаксических средств суггестивного воздействия включает:
- Формальный синтаксис как совокупность структурно-позиционного
оформления фразы. Сюда входят формальные риторические и стилистические фигуры речи (инверсия, эллипсис и т. д.), коммуникативные типы предложений. Порядок следования элементов также суггестивно значим: помещая какой-то
элемент на первое место, говорящий способен устанавливать отношения
«свой / чужой» (например, о матче между «Спартаком» и «Локомотивом» будет говорить болельщик «Спартака»), а также устанавливать иерархические отношения в образе действительности [8]. Такие синтаксические параметры, как длина и «глубина» предложений сами по себе влияют на силу воздействия.
Определенным воздейственным потенциалом обладают средства когезии (союзы, союзные наречия, местоимения, многосоюзие, бессоюзие, средства
синсемантии и проч.). Союзам конъюнкции и дизъюнкции между высказываниями, например, придается большое значение в НЛП; там работает правило предпочтения связных переходов между предложениями (с союзами «и», «когда», «если», «потому что» и т. д.), поскольку ровный переход от одного предложения к другому вызывает незаметное изменение состояния и облегчает достижение суггестивного эффекта. С другой стороны, нарушения связности -высказывания дизъюнктивного характера, разрывная коммуникация, неестественные переходы или отсутствие переходов - воспринимаются как «удары» и обеспечивает сильное и резкое изменение состояния [4. С. 22]. Именно неожиданность (нарушение привычного потока восприятия) и раздваивание сознания, ставящее его в логический тупик, лежат в основе транса, на фоне которого во много раз возрастает эффективность гипнотического внушения (ср. также теории М. Эриксона, В. Сатир, С. Хеллера и Т. Л. Стила и других).
Выбор синтаксической конструкции способен менять точку зрения, включать или не включать в фокус внимания тех или иных участников ситуации, создавать амбивалентность и тем самым достигать эвфемистического эффекта или, напротив, избегать его. Сравните сообщение в СМИ: «Харриер» настолько близко подлетел к аргентинскому самолету, что только мужество и хладнокровие пилота предотвратили катастрофу» (пример из [8]). Импликация этого
высказывания неоднозначна (что свидетельствует о манипулятивном характере информации): по логике тема-рематической структуры, «мужество» относится к пилоту «Харриера», в то время как логика смысла всего высказывания подсказывает, что катастрофу предотвратил пилот аргентинского самолета.
Воздейственными приемами синтаксического характера являются использование трансформаций пассивизации, номинализации и релятивизации (захвачены заложники, захват заложников, захваченные заложники). При использовании этих структур информация о реальном производителе действия может не упоминаться без того, чтобы возникало ощущение неполноты сказанного; на первый план выходит само событие, а ответственность за него вроде бы никто и не несет.
- Содержательный синтаксис предполагает использование с целью
воздействия на психику содержательных риторических и стилистических фигур (как то: антитеза, параллельные конструкции, хиазм, кульминация и
антикульминация (резкий переход от возвышенного к грубому, от высокого к комическому) и др.). С содержательным синтаксисом связано также воздействие логики высказываний: силлогизмов и алогичных фраз, софизмов.
Третий этап комплексной методики исследования лингвистических средств РВ включает несколько шагов. Сначала проводится общий интент-анализ4 текста. Делается вывод о том, какая стратегия воздействия первична для РВ в данном тексте - убеждение, суггестия, побуждение, определяется, какого рода воздействие преобладает: побуждение реципиента к действию, изменение
коннотаций отдельных объектов или эмоционального фона либо перестройка категориальных структур личности. Делается вывод о соответствии комплекса средств, используемых автором, его интенции и дается прогноз относительно степени успешности коммуникации с помощью анализируемого текста, то есть относительно перлокутивного эффекта.
Приведем пример комплексного психолингвистического анализа фрагмента текста известного психолога-практика Н. Козлова «Сказка о Муравье» (полный текст см. на Интернет-сайте syntone.ru). В связи с ограниченностью объема данной публикации, мы проанализируем только персуазивный потенциал текста и суггестивный потенциал текстовых категорий.
Персуазивный потенциал текста
Фрейм «Подвижничество»
Первое сверхфразовое единство объединяется микротемой «неудачи в жизни и деятельности»; идея СФЕ - не следует переживать по поводу неудач. Имплицитно выражены также идеи об отсутствии настоящего смысла в деятельности и о тщетности надежды что-либо существенно изменить в жизни. Во втором СФЕ - на примере жизни Муравья-подвижника - приводится аллегорическая иллюстрация ничтожества смысла жизни, деятельности и смерти человека в масштабах всего человечества. Тема этого СФЕ - «деятельность, подвижничество» - появляется опосредованно в виде номинатов подвижник и подвиг. Идея, выводимая из декодирования развернутой метафоры, эксплицируется в следующем СФЕ: в какой бы подвиг человек не превратил свою жизнь, максимальный смысл ее в самом лучшем раскладе будет невелик; любая человеческая жизнь по большему счету — бессмысленна. Третье СФЕ («И я не уверен. психотерапевтической метафоры») имеет микротему «человек подобен муравью». Идеи третьего СФЕ - смысл жизни и деятельности индивида в масштабе человечества ничтожен, а также когда что-то не выходит, нужно вспомнить о муравьином подвиге и расслабиться. Четвертое СФЕ, дублирующее смысл трех предыдущих - анекдотический пример-иллюстрация, связанный с именем Карла Витакера5. Оно имеет в качестве микротемы «деятельность по изменению мира», а идеи - «смерть неизбежно ограничивает помыслы и деятельность человека, какими бы великими они не были». Пятое СФЕ объединяется микротемой «успокоение и оправдание неудач», его идеи -успокоение и оправдание неудач - не главная задача в жизни; если человек молод и силен, он должен действовать на благо общества, «сделать вокруг себя много красивых и добрых вещей».
Итак, тематическая (фреймовая) структура отрывка: «неудачи» -
«деятельность индивида, подвижничество» - «ничтожный смысл жизни и деятельности в масштабе человечества» - «успокоение и оправдание неудач». Топологическая, или идейная, структура отрывка (при обобщении топоса второго
СФЕ и включении в него топоса четвертого СФЕ) соответствует следующему полисиллогизму: «У человека не всегда получается его деятельность, но не следует переживать по поводу неудач в жизни. Человек мал, подобно муравью, жизнь, деятельность и смерть которого не имеют большого смысла в масштабе векового леса. Так и жизнь и деятельность отдельного человека ограничены его смертью и незначительны в масштабе человечества. Значит, когда у тебя что-то не выходит, нужно расслабиться и успокоиться. Но успокоиться (оправдать свои неудачи)
- не главная задача в жизни; если человек молод и силен, он должен действовать на благо людей».
Выявляются разнообразные когнитивные операции, сопровождающие интерпретацию и понимание данного текста. Простые (ординарные) когнитивные операции, обеспечивающие психотерапевтический эффект, это: 1) расширение контекста фрейма «деятельность», в результате чего деятельность индивида начинает рассматриваться в масштабе всего человечества, 2) разрыв
стереотипных внутрифреймовых ассоциаций - у человека все в жизни должно получаться; когда что-то не получается, человек должен переживать; человек должен видеть смысл в своей деятельности; человек должен прикладывать большие усилия по совершенствованию действительности; успешная деятельность должна увенчаться личным благополучием того, кто ее делает; результаты успешной деятельности должны быть замечены и увековечены; если деятельность не оценена - это плохо; если жизнь лишена смысла - это плохо; 3) установление новых внутрифреймовых ассоциаций - хотя смысл жизни и деятельности индивида невелик, это не повод для переживания, а повод расслабиться и успокоиться, после чего надо продолжать деятельность на благо общества. Основная целеобразующая когнитивная операция - заключительный вывод о том, что оправдывать неудачи не есть главная задача в жизни; человек должен действовать.
Сложные (многочленные) когнитивные операции, с помощью которых строится убеждение: аналогии (в том числе метафорические) и сцепление фреймов в качестве слотов в один фрейм. Устанавливаются ассоциации аналогии между «я» реципиента и «я» автора; между образом подвижника и муравьем (метафора); между автором и образом подвижника; между объединенным образом автора-читателя-муравья-подвижника и Карлом Витакером. Важны также операции контраста, противополагающие малость, незначительность муравья и его деятельности вековому лесу (= незначительность деятельности отдельного человека в масштабе всего человечества); грандиозность «проекта изменения всего мира» и смерти, сводящей на нет человека и все его замыслы.
Отрывок представляет собой сложную макроструктуру, предполагающую простые когнитивные операции по изменению отношения к отдельным объектам, и сложные операции, объединяющие простые в цельное убеждение и реформирующие имеющиеся у реципиентов категориальные конструкты.
Суггестивный потенциал текстовых категорий и стилистикокомпозиционных характеристик.
Большую роль в восполнении тема-рематических пропусков и актуализации авторского смыслового конструкта играет текстовая имплицитность. Важным элементом имплицитного смысла первого СФЕ является то, что жизнь автором текста приравнивается к деятельности, а смысл деятельности - к смыслу жизни. Откровенный тон этого СФЕ (рассказ о собственном опыте) имплицирует равенство с читателем, понимание его проблем6. Фигура Муравья-Подвижника, с которым, по логике рассуждения отождествляет себя автор, имплицирует вывод о
том, что автор является подвижником. Метафора-аллегория имплицитно раскрывает и суть подвижничества - совершенствовать свою жизнь и деятельность, и помогать делать это другим («еще более повысил производительность труда каждого трудового муравья»). Для логического вывода
о незначительности человека и его деятельности, о бессмысленности подвижничества значима и лексическая имплицитность пояснения: «Дуют ветра, шелестят и опадают листья дубов, лес живет своей жизнью, не замечая ни подвиг Муравья-Подвижника, ни его смерти» (Если не замечают, значит, подвиг и смерть Муравья-Подвижника не имеют смысла). Вопросы также имплицируют основные выводы отрывка. Импликация выводов из вопросов создается как логикой топологической структуры текста, так и лингвистическими средствами: экспрессивными обращением, наречиями, частицами («родной», «всерьез», «ну», «все верно, но», «разве»); иронией («трагическое событие», «самоотверженной жизни Муравья-Подвижника в масштабе окружающего его векового леса»). Последнее СФЕ текста имлицитно уравнивает глаголы «успокоиться» и «оправдать свои неудачи»; он подразумевает, что бездействовать следует лишь при неудачах; а также то, что автор и читатели «не дураки и не лентяи», что они молоды и сильны. Наконец, фраза последнего СФЕ «ты можешь сделать вокруг себя много красивых и добрых вещей» имплицирует мысль о том, что деятельность должна быть направлена на благо людей.
Суггестивность проявляется также в таких текстовых категориях, как персональность и модальность. Автор выступает по отношению к читателю в роли собеседника, воспитателя и учителя. Примечательна малая дистанция между субъектом и объектами воздействия (общение на равных или со старшим другом), доверительный тон высказываний, который достигается обращением к личному опыту автора, использованием неформальной лексики и синтаксических конструкций (например, «если ты., ты можешь.»), а также специфическим модусом аргументации с соответствующими маркерами («так вот, представьте, к сожалению, все верно, но, значит»), в частности, модальными «маркерами апелляции к адресату» (термин А. Н. Баранова), указывающими на
доверительность аргумента и откровенность аргументатора («ну и как вы оцениваете, и я не уверен»). Очевидна установка автора на широкую аудиторию читателей, без профессиональных и социальных ограничений, хотя, очевидно, прежде всего - на молодых, рефлексивных и, в то же время, деятельных людей. В целом, мы определили бы ролевую формулу взаимодействия автора с читателем, как «воспитание и обучение на собственном примере».
Особенностью данного отрывка является комбинация разговорного и возвышенного стилей. Разговорный стиль, придающий сообщению доверительный, интимный тон, создает впечатление диалога с читателем, а также позволяет реципиенту идентифицироваться с фигурой автора: читатель как бы переносит авторское восприятие проблем на себя. В этой связи неслучайны переходы повествования от первого лица в начале текста к повествованию от второго лица после рассказа о Муравье-Подвижнике («вспомни о муравьином подвиге.», «.если ты не дурак и не лентяй, если ты еще молод и силен, ты можешь.»).
С другой стороны, включенный текст о Муравье-Подвижнике существенно отличается и по стилю, и по жанру: здесь налицо элементы художественного стиля, соответствующего жанрам авторской сказки, притчи или легенды. Суггестивность здесь обеспечивается особым доверием читателя к этим жанрам -в обыденном представлении, они несут моральное поучение.
И во включенном тексте-сказке, и в афористическом отрывке, посвященном Карлу Витакеру, явно видны элементы карнавализации - в первом случае возвышенный стиль служит для описания «низменной» ситуации - истории «из жизни насекомых», во втором - сниженно-просторечный используется для описания серьезной ситуации - ухода из жизни. Функции карнавализации -создание позитивного эмоционального фона и «терапия юмора» - привнесение юмора в обсуждение серьезных (экзистенциальных) вопросов с целью облегчения реформирования отношения к ним реципиента.
В заключение отметим, что основной, персуазивный, компонент анализа удобно применять к исследованию РВ объемных текстов. Очевидно, что комплексный анализ речевого воздействия может быть применим только к кратким произведениям либо к отдельным фрагментам объемных произведений. Однако комплексный анализ не может быть применен к текстам, объем которых составляет целую книгу или несколько томов. Такие тексты, отражающие во всей полноте концепции их авторов, отличаются слишком большой структурной и когнитивно-фреймовой сложностью. Поэтому наиболее приемлемой методологией для изучения объемных воздейственных текстов, фиксирующих концепцию автора во всей полноте, мы считаем не комплексный психолингвистический анализ, а фреймово-тезисный, или топологический анализ.
Примечания
1 Топ (топос) - «общее место», общее положение, которое организует построение доводов, критику положений и т. д.
2 В частности, в НЛП метафорическое фантазирование способствует нахождению реципиентом собственного решения благодаря ассоциированию аллегорических образов с конфликтами своей внутренней жизни и «рекалибровки существующего паттерна».
3 Ср. пример сцепления фреймов «Расширение производства» и «Безопасность»: «Расширение производства связано с совместной работой с разными людьми, совместная работа предполагает общение, общение делает руководителя предприятия частью группы, включение в коллектив дает ощущение безопасности».
4 Техника интент-анализа предложена Т. Н. Ушаковой и Н. Д. Павловой [11].
5 Эта персоналия может быть известна читателю, знакомому с теорией семейной психотерапии; в тексте, рассчитанном на массового читателя, она служит, очевидно, суггестивным целям: отсылке к некому авторитету (психологу?), подтверждению идей автора реальным либо вымышленным случаем из жизни К. Витакера, привнесению юмора в обсуждение серьезных (экзистенциальных) вопросов, и, наконец, рекламе имени (и книг) К. Витакера.
6 Этим обеспечивается читательский «раппорт».
Список литературы
1. Баранов, А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры / А. Н. Баранов, Ю. Н. Караулов // Русская политическая метафора : материалы к словарю. - М., 1991.
2. Белянин, В. П. Что структурируют литературные тексты / В. П. Белянин //
Этнокультурная специфика языкового сознания : сб. ст. ; отв. ред.
Н. В. Уфимцева. - М., 2003. - Изд. 2-е. - С. 193-205.
3. Гордон, Дэвид. Терапевтические метафоры (оказание помощи другим посредством зеркала) / Д. Гордон ; ред. С. Горин. - Канск, 1994.
4. Гриндер, Дж. Формирование транса / Дж. Гриндер, Р. Бендлер. - Канск, 1993.
5. Желтухина, М. Р. Тропологическая суггестивность масс-медиального дискурса : о проблеме речевого воздействия тропов в языке СМИ : моногр. / М. Р. Желтухина. - М. : Волгоград, 2003.
6. Иссерс, О. С. Речевое воздействие в аспекте когнитивных категорий / О. С. Иссерс // Вестн. Омск. ун-та. - 1999. - Вып. 1. - С. 74-79.
7. Котов, А. А. Механизмы речевого воздействия в публицистических текстах СМИ : автореф. дис. ... канд. филол. наук / А. А. Котов. - М., 2003.
8. Паршин, П. Б. Речевое воздействие / П. Б. Паршин [Электронный ресурс]. -Режим доступа : http://www.krugosvet.ru.
9. Пищальникова, В. А. Психопоэтика / В. А. Пищальникова. - Барнаул, 1999.
10. Поршнев, Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. - М., 1979.
11. Ушакова, Т. Н. Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / Т. Н. Ушакова, Н. Д. Павлова и др. - СПб., 2000.
