CC BY
244
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2012. № 6
Е.Л. Бархударова
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ АНАЛИЗА ИНОСТРАННОГО АКЦЕНТА В РУССКОЙ РЕЧИ
Статья посвящена проблемам разработки методологии изучения иностранного акцента в русской речи. Анализ иностранного акцента в области русского произношения может проводиться как непосредственно в ходе исследования интерферированной русской речи носителей различных языков, так и на основе сопоставления звукового строя русского языка со звуковым строем родного языка учащихся. Это позволяет охарактеризовать типичные для иностранного акцента фонетические отклонения и оценить степень их устойчивости. В рамках исследования особенностей иностранного акцента особую актуальность приобретает сопоставительный анализ позиционных закономерностей родного и изучаемого языков, которые могут носить парадигматический и синтагматический характер.
Ключевые слова: фонетическая интерференция, иностранный акцент, произношение, закономерность, позиционный.
The paper deals with the problems of elaborating methodology for a foreign accent investigation. Analysis of foreign accents in Russian pronunciation may be carried out both during research into foreigners' Russian speech and on the basis of comparing the Russian phonetic system with that of the foreigner's native language. This gives the researcher an opportunity to determine phonetic mistakes and their persistency. Comparative analysis of positional rules in the phonetic systems of the first and second language is a subject of special importance in the course of a foreign accent investigation. Those rules may have paradigmatic and syntagmatic character.
Key words: phonetic interference, foreign accent, pronunciation, rule, positional.
Разработка курсов практической фонетики невозможна без описания типологии иностранного акцента. В лингвистической литературе понятие иностранного акцента рассматривается в тесной связи с понятием фонетической интерференции. Обычно фонетическая интерференция понимается как совокупность взаимосвязанных отклонений от системы и нормы изучаемого языка, возникших в результате воздействия родного [Вайнрайх, 1979; Любимова, 2006]. Иноязычный акцент представляет собой проявление фонетической интерференции в звучащей речи человека, который говорит не на родном языке. В книге «Лингвистические аспекты обучения языку» В.А. Виноградов указывал на «относительную психологическую независимость интерференции и акцента. В самом деле, интерференция
локализована в говорящем — это свойство его как билингва, тогда как акцент существует лишь для слушающего» [Виноградов, 1976: 42].
Сказанное не вызывает сомнений: главное условие устранения иностранного акцента — постановка правильного фонетического слуха. Как только говорящий начинает слышать собственный акцент, он приобретает возможность устранить его. В то же время абсолютно точное воспроизведение иноязычного акцента носителем изучаемого языка вряд ли возможно именно потому, что интерференция доступна только говорящему, а слушающий воспринимает ее особенности лишь через акцент. В данном случае актуальными становятся понятия «фонетики говорящего» и «фонетики слушающего», разграничение которых было дано, в частности, в работах К.В. Горшковой [см., например: Горшкова, 1980: 80]. Применительно к анализу интерферированной русской речи иностранцев в центре «фонетики говорящего» находится фонетическая интерференция, в центре «фонетики слушающего» — иностранный акцент.
Известно, какую значительную роль отводил Л.В. Щерба «отрицательному» языковому материалу в процессе приближения к адекватности в исследовании языка [Щерба, 2002]. Различные курсы русского языка как иностранного, в том числе курсы русской фонетики, построены с учетом хорошо изученного «неупорядоченного лингвистического опыта» иностранных учащихся — их ошибок в русской речи [там же]. Возможные классификации отклонений в иностранном акценте также вполне соотносимы с «фонетикой слушающего» и «фонетикой говорящего».
Ошибки можно классифицировать по результату и по происхождению. В рамках классификации по результату, для которой значима «фонетика слушающего», фонологические ошибки противопоставлены «чисто» фонетическим, или артикуляционным. Фонологические ошибки — это ошибки, приводящие к нарушению или разрушению смысла, когда в акценте происходит недопустимая нейтрализация существующих в изучаемом языке фонологических противопоставлений [Брызгунова, 1963]. В этом случае, во-первых, два разных фонетических слова могут совпадать в интерферированном произношении: На рисунке мы видим мышку. — На рисунке мы видим мишку; Какая крыса! — Какая крыша! Во-вторых, фонологические ошибки могут обусловливать искажение звукового облика слова до неузнаваемости: *пош[г]а (пошла), *[Л]апка (шапка), *[х]ади^] (садись).
Во всех рассмотренных случаях имеет место смешение фонем, и не столь уж важно, звучит ли одно фонетическое слово вместо другого или звучит несуществующее фонетическое слово вместо существующего. Перечисленные выше комплексы звуков, произносимые в акценте на месте слов пошла, шапка, садись, могли бы быть словами в русском языке: в соответствии с его фонетическими
закономерностями возможны дрожащие в позиции между шипящим и гласным, аффриката в абсолютном начале слова, звонкий свистящий в абсолютном начале и твердый свистящий в абсолютном конце. То, что соответствующие слова отсутствуют в русской лексической системе, — случайность, и поэтому указанные отклонения затрудняют восприятие русскими интерферированной речи иностранцев практически так же, как и совпадение в звучании двух существующих фонетических слов типа мышка—мишка, крыса — крыша, точка — дочка, суды — суди.
«Чисто» фонетические, или артикуляционные ошибки — это ошибки, не приводящие к нарушению или разрушению смысла, а затрагивающие лишь норму произношения. К ним относится, например, типичное для английского акцента произношение русских глухих согласных с придыханием или замена в английском, испанском, французском, немецком, китайском и целом ряде других акцентов переднеязычных зубных на переднеязычные альвеолярные.
На иностранный акцент можно, однако, посмотреть не только с позиций «фонетики слушающего». «Отрицательный» языковой материал может также оцениваться с позиций «фонетики говорящего»: в этом случае актуальность приобретают понятие фонетической интерференции и соответственно классификация ошибок по происхождению. Объяснить происхождение того или иного отклонения в акценте — часто непростая задача. Ее выполнение предполагает в качестве обязательного условия анализ звукового строя русского языка в сопоставлении со звуковым строем родного языка учащихся.
Как подчеркивал С.И. Бернштейн, основная трудность при обучении иноязычному произношению «состоит в том, что учащиеся воспринимают звучание чужой речи сквозь призму фонетической системы родного языка» [Бернштейн, 1937: 13]. Исходя из этого, А.А. Реформатский считал возможным утверждать, что «главная трудность при обучении произношению чужого языка — не овладение чужим, а борьба со своим» [Реформатский, 1970: 508]. Ученый выделял две тенденции в усвоении системных категорий фонетики чужого языка: «Первая — подгонка разного чужого под одно свое, когда меньший фонемный репертуар своего языка накладывается на больший фонемный материал чужого языка. <.. .> Вторая тенденция вызвана обратным соотношением, когда фонемный репертуар своего языка шире, чем фонемный репертуар чужого языка на аналогичном участке фонетической системы» [Реформатский, 1959: 117-118].
В монографических исследованиях и практических курсах Е.А. Брызгуновой было показано, что особенно значимые, приводящие к нарушению или разрушению смысла акцентные черты возникают в интерферированной русской речи иностранных учащихся в результате действия первой тенденции, когда меньший фонемный
репертуар своего языка накладывается на больший фонемный репертуар чужого [Брызгунова, 1963; Брызгунова, 1977 и др.]. Важность такого рода расхождений в родном и изучаемом языках действительно трудно переоценить. Носители некоторых языков утверждают, что в русском языке 8 разных звуков [с]: в одну звуковую единицу в этом случае объединяются [с], [з], [с'], [з'], [ш], [ж], [ш':] и [ж':]. Иностранец, которому советуют в Москве сесть на троллейбус Б, может спросить: твердый или мягкий?
Возможна и обратная ситуация: А.А. Реформатский с некоторой иронией по отношению к восприятию иноязычных систем носителями русского языка писал о том, что «есть такие языки, где имеется в качестве разных фонем до 6-ти «разных к»; таковы, например, кавказские языки Дагестана...» [Реформатский, 1959: 147]. В этих и подобных случаях родной язык отличается от изучаемого языка отсутствием соответствующих фонологических противопоставлений.
Ситуация, когда фонологические противопоставления есть в родном языке и отсутствуют в изучаемом, обусловливает менее грубые, но более устойчивые акцентные отклонения: «В этом случае носители более богатого фонетического репертуара начинают выделять в пределах более бедного фонетического репертуара такие признаки, которые для фонетики усваиваемого языка являются либо иррелевантными, либо и вовсе случайными.» [Реформатский, 1959: 148].
Так, носители языков, в фонетической системе которых наряду с монофтонгом [о] есть дифтонг [ио], нередко хорошо слышат и «усиливают» в произношении первую часть русского гласного [о], дифтонгоидная природа которого была описана в работах Л.В. Щер-бы [Щерба, 2004: 120-124]. В результате в их интерферированной русской речи происходит замена [о] дифтонгом [ио]: *к[ио]т (кот), *г[ио]д (год), *в[ио]т (вот). Подобная ошибка характерна, например, для изучающих русский язык немцев, фонологический слух которых «слишком хорошо» развит на участке вокализма.
Выделение несущественных признаков звуковой единицы может, однако, быть обусловлено не только хорошо развитым фонологическим слухом. Эта черта акцента может определяться ошибочным отождествлением фонологически значимого противопоставления в изучаемом языке с фонологически значимым противопоставлением в родном. Обычно в акценте французов явственно различается произношение первого гласного в словах этот и эти: в первом слове в акценте произносится открытый гласный, во втором — «утрируется» закрытый характер гласного. Такое разграничение гласных оказывается естественным для французов, в родном языке которых система вокализма включает противопоставление гласных среднего и верхнесреднего подъема. Напротив, противопоставление твердых и мягких согласных трудно усваивается французами в процессе изучения
русского языка. Наличие разных гласных в абсолютном начале слов этот и эти свидетельствует в данном случае о попытке учащегося разграничить последующие твердый [т] и мягкий [т'] средствами своего языка.
Точно так же стремлением учащихся разграничить твердые и мягкие согласные может быть объяснено искусственное увеличение длительности гласных в позиции после мягких согласных в акценте носителей ряда европейских языков, например нидерландского или венгерского: *[р.а:]ть (пять), *се[Ь.а:] (себя), *[шх:]сто (место). Носители языков с богатой системой вокализма, в которой степень длительности гласных играет различительную роль, иногда даже вполне осознанно опираются на данные курса теоретической фонетики русского языка, согласно которым длительность гласных в соседстве с мягкими согласными должна быть больше, чем в иных позициях, за счет и-образного призвука [Щерба, 2004: 225-227]. В акценте согласный обычно звучит твердо или полумягко (в транскрипции это обозначено точкой справа от согласного), тогда как длительность гласного существенно увеличивается.
Во всех перечисленных выше случаях ошибки в области произношения обусловлены неправильным усвоением системных категорий фонетики изучаемого языка. В рамках классификации ошибок по происхождению им могут быть условно противопоставлены ошибки, связанные, во-первых, с отсутствием усвоения или искаженным усвоением позиционных закономерностей звукового строя изучаемого языка, во-вторых, — с переносом позиционных закономерностей звукового строя родного языка на изучаемый.
К числу позиционных закономерностей звукового строя русского языка, которые обычно не усваиваются или искаженно усваиваются носителями иноязычных систем, можно отнести редукцию русских гласных (*м[о]л[о]ко или *м[а]л[э]ко, вместо м[э]л[а]ко в иноязычном акценте), мену звонких согласных на глухие в абсолютном конце слова (ошибки типа *са[ё], вместо са[т]), мену согласных по различным признакам в консонантных сочетаниях (ошибочное по-буквенное произношение, в частности — *^§]ить, вместо [ш:]ить). Примером переноса позиционных закономерностей звукового строя родного языка на русский является типичная для китайского акцента ошибочная замена переднеязычных носовых заднеязычными после гласного [о]: со[д], то[д], сло[д]. Данное отклонение обусловлено тем, что в китайском языке в позиции после [о] возможен только заднеязычный носовой.
Характер позиционных закономерностей обусловлен особенностями соотношения парадигматики и синтагматики в звуковом строе языка. В монографии «Русская фонетика», разграничивая названные понятия, М.В. Панов писал что «одна фонетика изучает законы со-
четания звуков, их синтагматику, другая фонетика изучает законы чередования звуков, их парадигматику» [Панов, 1967: 286]. Иными словами, языковую синтагматику составляют законы сочетания звуковых единиц, а языковую парадигматику — законы их чередования: «Парадигматика определяется необходимостью отождествлять единицы, синтагматика определяется необходимостью их (единицы) разграничивать» [там же].
Исходя из соотношения парадигматического и синтагматического планов в фонетической системе языка, М.В. Панов выстроил языковую типологию, разделив все языки на преимущественно парадигматические и преимущественно синтагматические. Звуковая система языков первого типа характеризуется преобладанием закономерностей парадигматики, а звуковая система языков второго типа — преобладанием закономерностей синтагматики [Панов, 1977: 14-24]. Звуковой строй языков преимущественно парадигматического характера зиждется на позиционной мене звуковых единиц, которая достаточно часто приводит к их нейтрализации. В звуковом строе языков преимущественно синтагматического характера преобладают позиционные ограничения и запреты на употребление звуковых единиц.
Звуковая система русского языка, несомненно, характеризуется преобладанием закономерностей фонетической парадигматики. Эта система преимущественно прадигматического характера покоится на двух типах позиционной мены звуков — параллельном, не связанном с нейтрализацией, и пересекающемся, приводящем к нейтрализации, когда реализации двух или нескольких фонем совпадают в своем звучании [Аванесов, 1956].
Позиционная мена звуков первого типа, происходит, например, когда в позиции перед последующим звонким шумным на месте звука [ц] появляется его звонкий коррелят [д"з]: [ц]//[д"з] — оте[ц] и оте[д"з]бы. Позиционная мена звуков второго типа имеет место, когда в той же самой позиции происходит нейтрализация парных по глухости-звонкости согласных фонем: например, [к]//[г] — лу[г] бы (лук бы и луг бы), [т]//[д] — ко[д] бы (кот бы и код бы). Рассматривая два названных типа позиционной мены звуков, Р.И. Аванесов указывал, что фонетическим системам некоторых языков «преимущественно свойственны чередования первого типа; в значительной же части языков в той или иной степени имеют место оба эти типа позиционных чередований, образуя более сложную фонетическую систему» [Аванесов, 1956: 23].
Надо сказать, однако, что в большинстве иноязычных систем закономерности фонетической парадигматики играют несравненно меньшую роль, чем в русском языке: в них преобладает, а иногда, даже является единственным, параллельный тип позиционной мены звуков.
В таких системах возрастает значение фонетической синтагматики: употребление фонем часто бывает синтагматически обусловлено. Например, фонема <т> в испанском языке невозможна в позиции абсолютного конца слова: здесь наблюдается синтагматический запрет. В системах преимущественно синтагматического характера — таких, как испанская — сочетаемость фонем сильно ограничена, тогда как в системах преимущественно парадигматического характера она свободна.
Отсутствие или немногочисленность звуковых чередований пересекающегося типа компенсируется в языках преимущественно синтагматического звукового строя ограниченной дистрибуцией фонем. Так, например, в английском языке позиционно ограничено употребление фонем <Ь> и <г>: они не могут быть в позициях абсолютного конца слова и перед согласными. В испанском языке в абсолютном конце слова невозможна не только фонема <т>, но и фонема <Я>, а в абсолютном начале слова невозможна фонема <г>.
В немецком языке имеет место ограниченная дистрибуция фонемы которая не встречается в абсолютном начале слова. В японском языке в абсолютном конце слога не может быть никаких согласных, кроме сонорной таким образом, существует запрет почти на все консонантные сочетания. В китайском языке в абсолютном конце слога возможны только глайды и язычные носовые согласные: все остальные согласные не могут завершать китайский слог. В корейском языке сильно ограничен список согласных, которые могут завершать слог: в него входят только шумные глухие взрывные, а также сонорные носовые и боковые. В арабском языке по диалектам ситуация может быть разной, но так или иначе накладывается запрет на консонантные сочетания в слоге: например, в диалектах восточной группы запрещены либо начальнослоговые, либо конечнослоговые консонантные кластеры. Можно привести и другие примеры более или менее значимых ограничений на позиционное употребление звуковых единиц. Достаточно часто эти ограничения носят скрытый характер в родном языке, но ярко проявляются в интерферированной русской речи иностранцев.
Запрет на употребление согласных фонем <Ь> и <г> в позициях абсолютного конца слова и перед согласными сопряжен с трудностями, которые испытывают англоговорящие при обучении русскому произношению. Постановка дрожащих в работе с ними оказывается особенно сложной в абсолютном конце слова и перед согласными. Замена русских заднеязычных щелевых на [Ц в позиции перед гласными определяет ошибки, которые не носят фонологического характера:*[Цорошо, *са[Ъ]ар. Перед согласными же и в абсолютном конце слова на месте щелевых заднеязычных произносится смычный [к], что приводит к одинаковому звучанию в акценте носителей анг-
лийского языка слов сок и сох, мок и мох, сук и сух. Ограниченная дистрибуция испанских носовых и дрожащих обусловливает целый ряд акцентных черт в интерферированной русской речи испаноговоря-щих. Носителями испанского языка нередко одинаково произносятся словоформы сом и сон, том и тон, ком и кон, дом и дон и ряд других. Для испанского акцента характерно произношение напряженного «раскатистого» [R] в абсолютном начале слова: [Щазговаривать, [Щебенок.
Начальный переднеязычный глухой фрикативный [с] перед гласными последовательно заменяется в речи немцев переднеязычным звонким фрикативным [z] даже в том случае, если они хорошо владеют русским языком: *^]очинить, *[z]оревнование. В итоге в немецком акценте могут одинаково произноситься слова сам и зам, собор и забор, содержание и задержание, совещание и завещание. В других позициях глухие и звонкие свистящие противопоставлены в интерферированном произношении немцев: они, например, без труда воспроизводят это противопоставление в словах коса и коза, баса и база, просо и проза, касаться и казаться.
Жесткие ограничения, которые накладываются на употребление согласных в абсолютном конце слога в японском, китайском, корейском, арабском и некоторых других языках, сопряжены с появлением в интерферированной русской речи их носителей гласных вставок в консонантных сочетаниях, что приводит к одинаковому произношению слов переход и приход, сутул и стул, палач и плач, город и горд. Наряду со звуковыми вставками жесткая структура слога в родном языке может обусловливать ошибочные звуковые замены в иностранном акценте: например, в акценте китайцев на месте губных носовых появляются язычные (*су[д]ка, вместо сумка; *говори[п], вместо говорим).
Преобладание синтагматических позиционных закономерностей во многих иноязычных системах не означает, однако, их абсолютного господства. Вопрос о позиционной мене звуков, в том числе пересекающегося типа, в языках со звуковым строем преимущественно синтагматического характера вполне закономерен и представляет особый интерес [Бархударова, 1999; Щукина, 2004; Громова, 2007]. В иноязычных системах, как правило, намного меньше звуковых чередований, приводящих к нейтрализации, чем в русском языке, иногда их непросто бывает обнаружить, но говорить об их отсутствии нельзя.
К числу чередований пересекающегося типа в преимущественно синтагматических языках относятся, например, чередования испанских носовой альвеолярной с носовой губной [n]//[m]: и[п] árbol (дерево') — u[m] vaso (стакан'), u[m] mozo ('юноша'), e[n] habitación ('в комнате') — e[m] vano ('напрасно'). В этом случае происходит
нейтрализация фонем <m> и <n>. Она может происходить не только в губно-губном варианте перед губно-губными, но и в губно-зубном варианте перед губно-зубными: u[m] fardo ('тюк'). В позиции перед межзубным [g] также происходит нейтрализация <m> и <n> в их межзубном варианте [n]: u[n] árbol ('дерево') — u[n] cero (нуль'), presu[m]ir ('предполагать') — presu[n]ción ('предположение'). Таким образом, в испанском языке возможны не только чередования [n]//[m], [n]//[ m], [n]//[n], но и чередование [m]//[ n].
В положении перед среднеязычными согласными не только носовые фонемы <n> и <n>, но и боковые <l> и <А> нейтрализуются по месту образования. Передненебные <n> и <l>, находясь перед среднеязычными [с'], [j], [n], [X], реализуются в своих среднеязычных вариантах — соответственно [n] и [X]: u[n] actor (актер') — u[n] chico ('мальчик'), u[n] yerno ('зять'), u[n] naco ('кукурузная каша'), u[n] llavero ('кольцо для ключей'); e[l] actor ('актер') — e[X] chico (мальчик'), e[X] yerno (зять'), e[A,] naco (кукурузная каша'), е[А,] llavero ('кольцо для ключей'). Морфемы un-/uñ и el-/ek- являются в испанском языке соответственно неопределенным и определенным артиклями.
Точно так же в английском языке имеет место приводящая к нейтрализации позиционная мена звонких согласных на глухие в позиции конца слова после глухих. В указанных позициях фонемы <z> и <d> реализуются в звуковых вариантах [s] и [t]: border[z] (границы') — book[s] (книги'), smile[d] (улыбнулся') — looke[t] (посмотрел').
В еще большей степени звуковые чередования, приводящие к нейтрализации, определяют черты венгерского консонантизма. К таким чередованиям в венгерском языке следует отнести, прежде всего, ассимиляцию по глухости-звонкости: ne[z]ni (смотреть') — né[s]tük ('мы смотрели'), do[b]ni (бросить') — do[p]tam (я бросил ').
Фонетические чередования могут приводить в венгерском языке к нейтрализации по месту образования, когда нейтрализуются губная и альвеолярная носовые <m> и <n>, а также альвеолярная и палатальная носовые <n> и <n>: beto[n] (бетон') — beto[mb]an (в бетоне'), mondani (говорить') — mo[ñt]a ('он говорит,').
В венгерском языке есть также позиционная мена, связанная с нейтрализацией по месту образования и глухости-звонкости: ср. azono[J] ('тождественный') — azono[JJ]ag ('тождественность') и bányá[s] ('шахтер') — bányá[JJ]ag ('шахтерское дело'), há[z] ('дом') — há[JJ] or ('ряд домов'). В приведенных словоформах происходит нейтрализация альвеолярных свистящих согласных фонем <s>, <z> и постальвеолярной глухой шипящей согласной фонемы <|>.
Возможны, кроме того, фонетические чередования венгерских согласных, обусловливающие нейтрализацию по способу образования и глухости-звонкости: la[t]ni (видеть') — la[cc] ('ты видишь'), a[d]ni
('давать') — a[cc] (ты даешь'). Как видно из примеров, нейтрализуются венгерские альвеолярные взрывные <t>, <d> и альвеолярная аффриката <c>.
Наконец, в венгерском консонантизме есть чередования, приводящие к нейтрализации согласных с нулем. Выпадают в произношении обычно венгерские альвеолярные взрывные <t>, <d>: ke[rt] ('сад') — ke[rb]e ('в сад'), mondani [móndani] (говорить') — mondta [mónta] ('он сказал') (примеры из венгерского языка подробнее см. [Шальга 1984: 25-29]).
Позиционные закономерности парадигматического характера так же, как и позиционные закономерности синтагматического характера, последовательно переносятся на изучаемый язык. В случае, если такие закономерности в иноязычной системе совпадают с закономерностями русской фонетической системы, имеет место положительный перенос особенностей фонетической системы родного языка на изучаемый. В частности, позиционная мена русских звонких шумных согласных на глухие перед последующими глухими шумными (ло[д]очка — ло[т]ка) или позиционная мена свистящих на шипящие перед последующими шипящими (не[с]ти — не[ш:]ий) не будет составлять трудности для венгров.
Напротив, несовпадение позиционных закономерностей родного и изучаемого языков, как правило, обусловливает черты фонетической интерференции в русской речи учащихся. Так, в акценте носителей испанского и венгерского языков регулярно фиксируется перенос на русский язык особенностей варьирования носовых сонорных согласных по месту образования, что проявляется в ошибках типа ^[m] был (он был), *стака[m] бы (стакан бы).
Надо сказать, что в интерферированной русской речи иностранных учащихся в равной мере отражаются позиционные закономерности как парадигматического, так и синтагматического характера. Так, например, как в испанском, так и в китайском акцентах фиксируется появление заднеязычного носового на месте переднеязычного: коро[д]ка (коронка), коло[д]ка (колонка). Однако в испанском акценте данная ошибка может быть объяснена закономерностью фонетической парадигматики — наличием позиционных чередований носовых сонорных в фонетической системе родного языка учащихся: в позиции пред заднеязычными [k] и [g] происходит мена переднеязычного [n] на заднеязычный [д]: u[n] árbol (дерево') — u[g] campesino ('крестьянин'), u[g] gato (кот,'). В китайском же акценте ошибки обусловлены тем, что в родном языке учащихся, как уже указывалось, в позиции после гласного [о] возможен только заднеязычный носовой: в данном случае значимой оказывается фонетическая синтагматика.
Ошибочное появление заднеязычного носового на месте губного носового определяется синтагматическими закономерностями род-
ного языка учащихся в двух рассматриваемых акцентах: соло[д]ка (соломка), незнако[д]ка (незнакомка). В испанском языке губные носовые не сочетаются с заднеязычными согласными, а в китайском — в абсолютном конце слога возможны только язычные носовые [п] и [д], причем после гласного [о] — только заднеязычный [д].
Работа над «отрицательным» материалом, обусловленным расхождениями в позиционных закономерностях родного и изучаемого языков, сводится к преодолению «позиционных навыков» родного языка [Бернштейн, 1937; Реформатский, 1959], или устранению «позиционного» акцента в интерферированной русской речи иностранного учащегося. «Позиционный» акцент, как правило, характеризуется большой устойчивостью: он сопровождает речь осваивающего иноязычное произношение вплоть до завершающего этапа обучения. Проблема предвидения и устранения «позиционных» ошибок к настоящему времени остается наименее изученной. Между тем ее изучение в контексте постановки правильного произношения в ходе обучения иностранцев практическому русскому языку представляется необходимым.
Дело в том, что позиционные закономерности легко и органически усваиваются при изучении родного языка и крайне сложно — при изучении иностранного в силу бессознательного характера их восприятия и усвоения носителями языка. «Сознание говорящих, — указывал М.В. Панов, — отражает нефункциональный характер тех различий, которые позиционно обусловлены, оно пренебрегает ими. Не в самом произношении, а в восприятии и оценке фактов произношения» [Панов, 1979: 102]. Безусловно, среди носителей языка «есть более или менее внимательные, одни могут заметить позиционные чередования, а другие — не заметят. На их «заметливость» или «не-заметливость» лингвист не должен ориентироваться» [там же].
Фонетические позиционные закономерности интуитивно, непроизвольно усваиваются человеком и механически воспроизводятся им в самом начале изучения языка, то есть в детском возрасте. Ни один ребенок-носитель русского литературного языка не делает ошибок в фонетических позиционных закономерностях: например, в чередованиях [д]//[т] в сады — сад или [о]//[а] в воды — вода. Напротив, нефонетические (морфонологические) чередования достаточно часто нарушаются детьми. Например, чередования [ж]//[г] в словоформах бежать — бегу или [т']//[ш':] в словоформах защитить — защищу могут не соблюдаться, и дети дают неправильные варианты словоформ *бежу или *защитю (последний пример можно, к сожалению, встретить и в речи взрослых).
Фонетические позиционные закономерности или совсем не нарушаются носителем языка, или нарушаются последовательно, если человек говорит на каком-либо из диалектов. Нефонетические
чередования звуковых единиц могут нарушаться, если не осознаются носителем языка: просить — *просю, защитить — *защитю, пеку — *пекешь.
Именно потому, что позиционным закономерностям родного языка не приходится учиться в детском возрасте, им особенно сложно бывает обучать взрослых в ходе освоения «чужой» системы. Носители любого языка (его литературной или диалектной разновидностей) переносят свои фонетические закономерности на изучаемый язык и не воспринимают фонетические закономерности изучаемого языка. Это происходит независимо от языковой культуры учащихся.
В связи с важной для разработки курсов практической фонетики проблемой разграничения явлений фонетического и морфонологиче-ского характера уместно вспомнить положение А.А. Реформатского о том, что из «всех языковых фактов — факты морфонологии больше касаются нормы, а не системы; морфонология не глобальна, а «штучна»... Морфонология — «штучный отдел...» [Реформатский, 1975: 118]. Чередования типа бежать — бегу — морфонологиче-ские, и «штучность» их проявляется, в частности, в нерегулярности, эпизодичности их нарушения носителями языка, что абсолютно невозможно в отношении фонетических чередований, которые либо нарушаются последовательно (например, говорящими на диалекте), либо совсем не нарушаются.
«Штучность» и осознанный характер морфонологических явлений обусловливает их сравнительно легкое усвоение носителями иноязычных систем. Иностранцу относительно просто запомнить чередования типа бегу — бежишь: в отличие от позиционных фонетических морфонологические чередования достаточно заучить.
Простое знание и «заучивание» фонетических закономерностей «чужого» языка, напротив, никоим образом не способствует устранению акцента в русской речи иностранцев. Хорошо зная из теоретического курса закономерности редукции русских гласных, испаноговорящие тем не менее редко соблюдают их в устной русской речи: носители испанского языка могут даже давать абсолютно правильную транскрипцию русских безударных гласных, а произносить их неправильно, поскольку в испанском языке редукции гласных нет. Фонетический акцент требует постоянного внимания, долгой и кропотливой работы как раз потому, что позиционные закономерности звукового строя языка не осознаются, находятся в подсознании, усваиваются интуитивно. Между тем чем старше человек, тем в меньшей степени он настроен на интуитивное усвоение иностранного языка: поэтому научить фонетике детей несравненно легче, чем взрослых.
Все сказанное обусловливает необходимость позиционного анализа русской фонетической системы на фоне иноязычных систем в целях создания практических курсов обучения русскому произно-
шению, что, в свою очередь, предполагает выбор исходной теоретической базы такого анализа. Разработка методологии исследования фонетических систем преимущественно парадигматического характера, в частности фонетической системы русского языка, является несомненной заслугой Московской фонологической школы (МФШ). Изучение фонетической парадигматики занимает в концепции МФШ настолько большое место, что иногда высказываются точки зрения, согласно которым в рамках этой концепции могут быть описаны только языки с сильной доминацией парадигматики — языки типа русского.
На самом деле концепция МФШ пригодна для анализа систем со звуковым строем как парадигматического, так и синтагматического характера. Дело в другом: если позиционные закономерности синтагматического характера могут быть описаны в рамках целого ряда концепций изучения звукового строя языка, то описание позиционных закономерностей парадигматики предполагает обязательный анализ и разграничение различных типов звуковых чередований, а эта проблематика исчерпывающе отражена именно в концепции МФШ. Между тем сопоставительный анализ должен проводиться в рамках одной теории, в противном случае сравниваются не разные системы, а разные подходы к их описанию. Поэтому сопоставление «контактирующих» фонетических систем в целях обучения русскому произношению представляется целесообразным проводить с позиций МФШ.
Таким образом, методология анализа иностранного акцента предполагает характеристику фонетических отклонений в интерферированной речи учащихся с позиций «фонетики слушающего» и «фонетики говорящего», т.е. по результату и по происхождению. В связи с делением ошибок в области произношения по происхождению особую важность приобретает учет данных сопоставительного анализа позиционных закономерностей родного и изучаемого языков, которые могут носить как парадигматический, так и синтагматический характер. Обязательным является строгое отделение фонетических явлений от морфонологических, которые не играют существенной роли в формировании иностранного акцента в области фонетики. Данные сопоставительного анализа фонетических систем русского языка и родного языка учащихся позволяют прогнозировать большую часть фонетических ошибок в иностранном акценте.
Список литературы
Аванесов Р.И. Фонетика современного русского литературного языка. М., 1956.
Бернштейн С.И. Вопросы обучения произношению применительно к обучению русскому языку иностранцев // Общая методика обучения иностранным языкам: Хрестоматия / Сост. А.А. Леонтьев. М., 1991.
Брызгунова Е.А. Звуки и интонация русской речи. 3-е изд., перераб. М., 1977.
Брызгунова Е.А. Практическая фонетика и интонация русского языка. М., 1963.
Бархударова Е.Л. Русский консонантизм: типологический и структурный анализ. М., 1999.
Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев, 1979.
Виноградов В.А. Лингвистические аспекты обучения языку. Вып. 2: К проблеме иностранного акцента в фонетике. М., 1976.
Горшкова К.В. О фонеме в языке и речи // Slavia orientalis. DXXIX. № 1/2. Warszawa, 1980.
Громова Г.А. Позиционные закономерности русского и французского языков «в зеркале» фонетической интерференции // Актуальные проблемы филологической науки: Взгляд нового поколения: Доклады студентов и аспирантов филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Вып. 3. М., 2007.
Любимова Н.А. Сравнение звуковых систем как необходимый этап при исследовании фонетических нарушений в речи иноязычных на русском языке // Фонетический аспект общения на неродном языке: Коллективная монография. СПб., 2006.
Панов М.В. Русская фонетика. М., 1967.
Панов М.В. О двух типах фонетических систем // Проблемы лингвистической типологии и структуры языка. Л., 1977.
Панов М.В. Современный русский язык. Фонетика. М., 1979.
Реформатский А.А. Обучение произношению и фонология // Филологические науки. 1959. № 2.
Реформатский А.А. Фонологические этюды. М., 1975.
Реформатский А.А. Фонология на службе обучения произношению неродного языка // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии: Очерк; Хрестоматия. М., 1970.
Шальга А. Венгерский язык в зеркале русского языка: В помощь преподавателям русского языка, обучающим венгерских студентов. Будапешт, 1984.
ЩербаЛ.В. Преподавание языков в школе: Общие вопросы методики: Учеб. пособие для студ. филол. фак. 3-е изд., испр. и доп. М., 2002.
Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. 2-е изд., стереотип. М., 2004.
Щукина О.В. Проблемы изучения функционирования гласных в потоке речи в курсах русской фонетики для иностранных учащихся // Текст: проблемы и перспективы: Аспекты изучения в целях преподавания русского языка как иностранного. Материалы III Международной научно-практической конференции. М., 2004.
Сведения об авторе: Бархударова Елена Леоновна, докт. филол. наук, профессор кафедры дидактической лингвистики и теории преподавания русского языка
как иностранного филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: elenalb2007@
rambler.ru.
