CC BY
137
В.М. Баранов, В.Б. Першин, И.В. Першина
Баранов Владимир Михайлович — доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, помощник начальника Нижегородской академии МВД России по инновационному развитию научной деятельности, главныш научныш сотрудник Института правовым исследований Государственного университета — Выьсшей школыь экономики, заместитель декана факультета права Нижегородского филиала Государственного университета — Выьсшей школыь экономики, президент Нижегородского исследовательского научно-прикладного центра «Юридическая техника»
Першин Виктор Борисович — кандидат философских наук, доцент, профессор кафедрыь философии Нижегородской академии МВД России, заслуженным работник высшей школыь Российской Федерации
Першина Ирина Викторовна — кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедрыы гражданско-правовым дисциплин Нижегородской академии МВД России
Методологические предпосылки формирования теории правовых презумпций
В последнее десятилетие заметно активизировались научные исследования как общих, так и частных проблем юридической техники. Но особенно велик «всплеск интереса» к правовым презумпциям1, что само по себе требует научного объяснения.
Объективно рассматривая результаты проведенных весьма разноплановых научных и дидактических исследований, надо признать, что осуществляемые познавательные усилия не обеспечивают быстрого продвижения на пути к стройному правовому учению о презумпции, к формированию «работающей» комплексной теории правовых презумпций. Несомненный позитивный результат творческой деятельности представителей различных отраслей права состоит в формировании проблемной ситуации, характеризующей общее состояние разработанности юридических презумпций. Наша статья посвящена критическому ее осмыслению с междисциплинарных позиций и обоснованию идеи, позволяющей снять присущее ей противоречие. Это противоречие порождено имеющимися теоретико-методологическими интерпретациями подходов к изучению презумпций, формулируемых и реализуемых в сфере юридической науки и практики.
В методологии науки проблемная ситуация понимается как объективное состояние внутренней противоречивости научного знания, рассогласования мнений участников познавательного процесса относительно объекта, предмета, цели исследования и его понятийного аппарата. Зафиксированная в системе высказываний, она заключает в себе предпосылку формулировки проблемы, выражающей явно и определенно содержащееся в проблемной ситуации
сущностное противоречие. «Сформулировав проблему, исследователь, по сути, выбрал путь, по которому будет идти поиск ее решения. Именно поэтому выявление объективно существующей проблемной ситуации и постановку проблемы большинство методологов считает началом исследовательского поиска»2.
Анализ множества предлагаемых учеными-юри-стами ответов на спорные вопросы учения о презумпции обнаруживает два существенно различных методологических подхода, реализуемых в исследовательском процессе. Сам факт их существования в юридической науке признан и ему уделяется должное внимание. Так, например, подводя итог проведенного монографического исследования, H.H. Цуканов заключает: «Основной причиной недостаточной разработки презумпции является неоправданное смешение двух самостоятельных подходов к ее исследованию — философского и юридического»3. Устойчивая и единообразная терминология в обозначении данных подходов отсутствует. Первый нередко именуют логическим, а также широким, второй — узким. Мы также не будем ограничиваться однозначностью их обозначения. Сравнительный анализ указанных методологических подходов и составляет нашу основную логико-гносеологическую задачу.
Философский подход в его существенных чертах системно изложен в работе В.К. Бабаева «Презумпции в советском праве»4. Предложенная здесь интерпретация философского видения презумпции была взята впоследствии за основу многими исследователями. Высоко оценивая вклад В.К. Бабаева в
теоретическое исследование презумпций, Т.В. Каша-нина пишет: «Выдвинутые им научные идеи, восприняты наукой. Мы также возьмем их за исходную основу»5. Приведя определение презумпции, данное В.К. Бабаевым, М.В. Карасева справедливо замечает, что такое определение сегодня чаще всего используется не только в научной, но и в учебной лите-ратуре6. В этом определении презумпции, по мнению Е.Ю. Веденеева, выражено современное представление об этом институте7.
Основные черты философского подхода, получившего столь широкое распространение в юридических исследованиях презумпции, состоят в следующем. Признается существование общих презумпций, образующих объем философско-логической категории «презумпция». Презумпция такого рода и определяется В.К. Бабаевым «как предположение о наличии или отсутствии предметов (явлений), основанное на связи между ними и предметами (явлениями) наличными, подтвержденное предшествующей жизненной практикой»8. Весьма существенным признается то обстоятельство, что презумпции отражают «обычный порядок» предметов или явлений материального мира и представляют собой обобщения высокой степени вероятности. Исследуя понятие гражданско-правовой презумпции, В А. Ойген-зихт делает акцент на этом признаке: «Презумпция — это всегда вывод, вытекающий из высокой степени вероятности, — продиктованный жизнью, опытом, знаниями, обобщениями»9.
В рамках рассматриваемой концепции правовые презумпции выступают разновидностью презумпций, обладающих всеми родовыми признаками презумпции как общего понятия, которое дополнено особыми, свойственными только им, чертами. Это вполне соответствует положению логики о том, что содержание видового понятия включает в себя признаки подчиняющего его родового понятия. В соответствии с такой логической посылкой В.К. Бабаев предлагает следующую дефиницию правовой презумпции: «Итак, правовую презумпцию можно определить как закрепленное в нормах права предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом»10.
Не будем касаться той части содержания приведенной дефиниции, в которой отражается ее правовой характер. На этом направлении анализа имеется большое число спорных вопросов, требующих обстоятельного специального обсуждения. Обращаем внимание на то, что изложенная логически стройная концепция вступает в противоречие с эмпирическим материалом. Происхождение этого противоречия В.К. Бабаев объясняет тем, что политическая направленность некоторых правовых презумпций настолько очевидна, что «порой заслоняет или даже исключает логическую их природу»11. В качестве иллюстраций приводятся презумпция вины причинителя вреда (ст. 444 ГК РСФСР), презумпция права государственной социалистической собственности, презумпция невиновности. Отмеченная особенность, как
считает В.К. Бабаев, послужила основанием для мнения, суть которого сводится к следующему: те положения, в которых презюмируемое правило носит не постоянный, а исключительный характер, и обладает поэтому слишком малой степенью вероятности, не есть презумпция12. Собственная позиция автора по данному вопросу, выраженная в указанном учебном пособии, такова: «Надо сказать, что подобное мнение заслуживает внимания, но не как основание для отрицания таких презумпций, а как свидетельство того, что перед нами презумпции особенного рода, существование которых обусловлено сугубо политическими задачами. Несмотря на то, что такие презумпции не являют собой «обычный порядок» предметов или явлений, они все же относятся к категории презумпций, ибо, во-первых, это предположения, во-вторых, они выполняют ту же служебную роль, что и остальные презумпции»13.
Возможно, учитывая большое теоретическое значение указанного обстоятельства, В.К. Бабаев возвращается к его анализу в одной из своих последних статей и выражает мнение прямо противоположное только что приведенному. «Я хотел бы особое внимание, — подчеркивает он, — обратить на логическую природу презумпций и с этой точки зрения проанализировать правовые положения, называемые в науке презумпциями, но на самом деле таковыми не являющиеся»14. Относительно презумпции невиновности обвиняемого вывод категоричен: «С точки зрения логической природы этот институт презумпцией не является»15. Внутреннее противоречие рассматриваемой концепции выражено явно и оно очевидно.
Ситуация обостряется тем, что указанное противоречие уже не есть только «внутреннее дело» научной теории. Оно проявляется в отношении между правовой теорией и юридической практикой. Термин «презумпция невиновности» прочно укоренился в законодательстве и сфере правоприменения. Устранить данную коллизию можно двумя способами: либо отказаться в рассматриваемой концепции презумпции от признания высокой степени вероятности предположения, отражающего «обычный порядок» вещей, либо исключить феномен, не обладающий этим признаком из рода презумпций и ввести для его обозначения новый термин. Иного не дано. Если принять рассматриваемую концепцию презумпции в том виде, как она предложена и при этом признать «так называемые правовые презумпции» явлением не аномальным, а считать их действительными презумпциями, то получается, что презумпции выражающие «обычный порядок» явлений и исключающие его, объединяются в один род явлений, который в соответствии с формально-логическим законом исключенного третьего именоваться одним общим для них термином «презумпция» никак не может.
Применительно к презумпции невиновности считаем необходимым поставить и еще одну методологическую проблему. Мы не можем согласиться (об этом один из авторов статьи писал еще в 1989 году16) с мнением ученых, трактующих презумпцию неви-
новности в качестве правового принципа. В качестве своеобразного шаблона в общетеоретической и отраслевой юридической литературе укоренилось следующее странное в логико-гносеологическом плане суждение — «принцип презумпции невиновности»17.
Этот расхожий шаблон стал «проникать» даже в региональное законодательство. Так, в статье 2.1 Положения о научно-методическом экспертном совете по историко-культурному наследию (утверждено постановлением Правительства Нижегородской области от 14 ноября 2008 года № 536) установлено, что деятельность совета основывается на «принципе презумпции сохранности объектов культурного наследия при любой намечаемой хозяйственной де-яиельности»18.
При любой степени условности теоретического анализа правовая презумпция и юридический принцип — всегда различные формы систематизации знаний. Роль правовых принципов в механизме социального регулирования значительно весомее, чем презумпций (даже общеправовых), которые в силу своего назначения призваны оформлять узко-специальные, частные процессы и явления. Характеристика некоторых юридических презумпций в качестве правового принципа основана либо на неточном понимании их природы, либо является результатом преувеличения их роли или смешения функций на различных стадиях механизма правового регулирования.
Правовой принцип может лежать и нередко лежит в основе одной или даже нескольких юридических презумпций. Положение, требование, которое в одной стадии механизма правового регулирования является лишь принципом, в другой его стадии становится презумпцией.
Логико-гносеологический статус презумпции невиновности недавно «получил» еще один «методологический удар». В юридической литературе высказано мнение, что «считать презумпцию невиновности презумпцией в чистом виде достаточно спорно» — она «приобретает свойства правовой аксиомы» и «по истечении определенного периода времени при более длительном правоприменении презумпции невиновности в российском праве юридический институт все больше и больше будет тяготеть к правовой аксиоме, оставив формальные признаки правовой презумпции»19.
Неужели рассматриваемый презумптивный феномен столь «пластичен», что легко в случае необходимости «перетекает» то в принцип права, то в юридическую аксиому? При каких условиях и в силу каких практических потребностей это происходит? Оставлять поставленные вопросы без ответа нельзя — в противном случае методологической неразберихи не избежать. Правоприменитель же оказывается при таком методологическом разнобое в тупике — что же он все-таки, толкуя неустранимые сомнения в виновности лица в пользу этого лица, реализует: презумпцию, принцип или аксиому?
Презумпцию невиновности нельзя смешивать с юридической аксиомой. Понятие «аксиома» лежит в основе давно известного науке аксиоматического
метода, который, кстати отметить, еще не получил достаточного обоснования и применения в отечественной юридической науке.
Любая юридическая аксиома в отличие от правовой презумпции — не предположение, а основанное на результатах длительной и достоверной социальной практики многократно проверенное установление государства20, являющееся на данном этапе развития знания бесспорной истиной. Или, как отмечает Р. Лукич, юридические аксиоматические положения «находятся в тесной связи с опытом в том смысле, что не противоречат ему и никто не может их опровергнуть на основании собственного опыта»21. Коль скоро презумпция предположение, то оно при необходимости может и должно проверяться и доказываться на новой основе. В философии предположение определяется как обоснованная догадка о возможности существования или несуществования явления, его отдельных свойств, отношений и связей с другими явлениями22. Иными словами, если правовая презумпция может быть проверена и при определенных условиях опровергнута, то юридическая аксиома ни при каких обстоятельствах не требует проверка и не может быть опровергнута. Если же это произошло, то проверке и опровержению подверглось иное явление, а не правовая аксиома. Отказ от презумпции, отмена ее происходит в процессе нормотворчества или правореализации (если она фактическая) и обычно фиксируется в юридически значимой форме. Отказ же от юридической аксиомы влечет в научно-теоретическом отношении более серьезные последствия: это означает, по терминологии В.Г. Афанасьева, «выход за рамки» определенной теории и необходимость ее замены целиком или частично23.
В логике и методологии науки принято считать необходимым условием эффективного функционирования теории соответствие ее положений эмпирическому базису, то есть ее эмпирическую интерпретацию. Противоречие теоретических положений отдельным эмпирическим фактам не является достаточным условием для отказа от нее. Однако, несомненно то, что такого рода противоречия выступают необходимым условием ее усовершенствования, вплоть до уточнения или радикального изменения базисных положений, исходных принципов. В рассматриваемой нами ситуации естественным было бы ожидать доработки предложенной концепции презумпции с целью обеспечения ее эмпирической интерпретации. Как известно, факты вещь не только упрямая, но и доказательная. Создается впечатление, что исследователи презумпций в праве, опирающееся на изложенный философский подход, с указанным противоречием как бы примирились. Подобная позиция выражает кредо натурфилософии — если факты расходятся с теорией, то тем хуже для фактов.
Проведенный краткий анализ широкой концепции презумпции выявил присущее ей и пока не устраненное противоречие логического и правового аспектов. Она не позволяет непротиворечиво описать правовые и неправовые презумпции в полном их
объеме. Однако, аксиоматично и то, что право не должно вступать в конфликт с законами формальной логики. Последовательная реализация данной концепции имеет следствием превращение самой популярной правовой презумпции, нормативно закрепленной презумпции невиновности, в явление не имеющее будто бы логического основания именоваться презумпцией. Мы полагаем, что это нонсенс.
Сторонники юридического подхода избегают указанного противоречия посредством ограничения объекта исследования. Они исключают из рассмотрения внеправовые презумпции.
«Презумпции по своей сути представляют собой предположения, действующие исключительно в сфере права», — пишет, например, Н.С. Каранина и продолжает: «Вне права презумпции не существуют»24.
Не менее категоричны А.В. Смирнов и К.Б. Калиновский, когда констатируют : «Всякая презумпция — это правовая норма, в силу которой при наличии одного юридического факта признается существующим другой юридический факт — до тех пор, пока не доказано обратное»25.
При таком подходе и при таких условиях задача построения правовой теории юридических презумпций в статусе частной теории не может вызвать каких-либо возражений. Однако сама задача формулируется ими с опорой на некорректную онтологическую посылку. Примером приведем позицию Н.Н. Цуканова, связывающего перспективы «научной теории презумпций» с признанием юридического подхода26. «Презумпция, — конкретизирует свои исходные положения автор, — категория юридическая... При определении правовой презумпции следует исходить из приоритета ее юридических признаков... По способу регулирующего воздействия любая презумпция представляет собой юридическую обязанность субъекта права (курсив наш. — В.Б., В.П., И.П.) признать презюмируемый факт как одно из правовых условий своей деятельности при установлении исходного факта, пока иное не будет установлено»27 (выделено нами — авторы).
Поясним существо упрека в некорректности онтологического основания приведенной посылки. За утверждением «презумпция — категория юридическая» может стоять разный смысловой контекст и содержание. Поясним этот тонкий и вместе с тем весьма важный момент. Термин «презумпция» может употребляться и действительно используется юристами как обозначающий вид профессионально интересующих их презумпций. В.А. Ойгензихт так начинает свою статью: «Презумпция как правовая категория. Презумпцию понимают как положение, выведенное из обыкновенного хода вещей, как философско-логическую категорию...»28. Наглядной иллюстрацией к поясняемой мысли приведем формулировку статьи 2846 Гражданского кодекса Квебека: «Презумпцией является заключение выводимое законом или судом от известного факта к неизвестному»29. Здесь речь идет о презумпции как юридическом понятии и это очевидно. Если ученый-юрист, законодатель или судья (не арбитр на футбольном поле заметим, к сло-
ву, а судья в том смысле, в каком это юридическое понятие обозначает лицо, наделенное полномочиями осуществлять правосудие и исполняющее свои обязанности на профессиональной основе) вместо «юридическая презумпция» употребляют в соответствующем контексте термин «презумпция», имея в виду именно первое, то в этом случае можно констатировать лишь незначительную логическую погрешность, вызванную стремлением к языковой экономии, не строгое словоупотребление и не более того.
Ситуация изменяется радикально, когда представитель юридического подхода, говоря о перспективах «научной теории презумпции», исходит из того, что «презумпция — категория изначально правовая»30. С опорой на результаты социологических исследований Н.Н. Цуканов более развернуто выражает свою точку зрения: «Среди существенных признаков любой презумпции следует признать способность применяться в правовом регулировании общественных отношений. Оказавшись извлеченной из правового контекста, презумпция перестает быть презумпцией... сам термин «презумпция» говорит о причастности к праву, а термин «правовая» указывает на ее видовую принадлежность»31. Здесь проявляется концептуальная позиция, состоящая в отрицании существования презумпций вне сферы права. Речь, как видим, идет о том, что вне права презумпции онтологически не существуют. В соответствии с такой посылкой теория презумпции становится тождественной теории презумпций в праве. В данном случае мы сознательно не употребляем термин «правовая презумпция», поскольку он имеет разные толкования.
Идея отрицания существования презумпций вне права не соответствует распространенной в различных отраслях научного знания и сферах жизнедеятельности традиции употребления термина «презумпция». Юристы не могут с ней не считаться. На данное обстоятельство совершенно верно обращает внимание В.К. Бабаев, характеризуя этимологию понятия презумпции: «Это категория, происхождение которой в большинстве случаев не связано с правом, но она находит самое широкое применение в правотворческой и правоприменительной деятель-ности»32. Термин «презумпция» употребляет, например, физик В. Гейзенберг в связи с использованием классической физикой софистического приема отождествления одной из форм причинности — «лапла-совского детерминизма» — с детерминизмом и причинностью вообще, включающей и открытую квантовой физикой причинность, основанную на вероятностных представлениях. «Так смысл тезиса о причинности, — пишет В. Гейзенберг, — постепенно сузился, пока наконец не отождествился с презумпцией однозначной детерминированности событий в природе, а это, в свою очередь, означало, что точного знания природы или определенной ее области было бы — по меньшей мере в принципе — достаточно для предсказания будущего»33. Анализу презумпций в социально-философском и историческом контексте посвящено диссертационное исследование Ю.А. Чистяковой34.
Недостаточная дифференцированность понятий, соединенная с нестрогим употреблением, чревата их смешением и подменой. Использование понятий-терминов «презумпция» и «правовая презумпция» как логически равнозначных, к сожалению, получило широкое распространение в юриспруденции. Это не добавляет взаимопонимания участникам научного диалога. Приведем конкретный пример. Формулируя авторское определение понятия «презумпция истинности приговора», О.Н. Сычева обращается к анализу «исходного (самого общего) понятия презумпции»35. Автор приходит к выводу о том, что «в определении понятия презумпции должны сочетаться логические и юридические начала. Вместе с тем, диссертант признает, что при всей значимости юридических свойств презумпции презумпция как явление все же относится к роду логических феноменов»36. И далее на основании уточненных автором установок «дается следующее определение понятия презумпции. Правовая презумпция — это предположение о наличии факта (фактов), которое закон предписывает правоприменительным органам принимать как установленный факт (факты), со всеми вытекающими из этого предписания юридическими последствиями»37. Уместно поставить вопрос: что же определяется — презумпция или правовая презумпция, или по существу это одно и то же?
Приведенное рассуждение вызывает возражение логического характера. Если исходить из того, что определяемое общее понятие презумпции как родовое включает в свой объем презумпцию истинности приговора, то, очевидно, что в дефиницию первого не должны включаться видовые признаки присущие второму. Более конкретно это означает, что отнесение презумпции как общего понятия к роду логических феноменов не позволяет в ее дефиниции указывать юридические признаки, и она не может содержать в себе юридического начала. И, наоборот, при классическом способе определения презумпции истинности приговора опираться на присущие ей правовые признаки совершенно необходимо. Трактуя понятия «аксиома», «принцип», «отношение» как логико-философские феномены не будем же мы использовать видовые признаки понятий «правовая аксиома», «правовой принцип» и «правовое отношение». Усмотрение в презумпции юридического начала, присущих ей якобы юридических признаков возможно только при условии логической равнозначности, тождественности понятий «презумпция» и «правовая презумпция». Это уже теоретико-методологическая, концептуальная позиция.
Реализованная О.Н. Сычевой методология исследования презумпции истинности приговора в современном уголовном процессе основана преимущественно на юридическом подходе дополненном отдельными элементами широкого подхода. Предпринята попытка определенного синтеза рассматриваемых подходов при доминировании положений, свойственных узкому подходу. Об этом свидетельствуют, во-первых, сближение, вплоть до отождествления общего понятия презумпции и презумпции право-
вой. Во-вторых, отрицается атрибутивный признак презумпции, признаваемый философским подходом в рассмотренном его варианте: «автор полагает, что «обычный порядок вещей» не является общим родом для всех известных презумпций»38. Вместе с тем, проявляя концептуальную непоследовательность, делается шаг в направлении логико-философской интерпретации презумпции. Относя презумпцию к роду логических феноменов, О.Н. Сычева заключает: «Поэтому и род надо обозначить словом, знакомым в первую очередь логике. В качестве такого слова вполне подходит «предположение». Что касается юридического смысла понятия презумпции, то его следует передавать не одним штрихом, а выражать предельно конкретно, используя для этого формулировки с выраженной императивной «подкладкой»39. Да, действительно, предположение имеет основополагающее значение в учении о презумпции в праве развиваемом сторонниками широкого логико-философского подхода. В целом же, имеются основания утверждать, что рассмотренная методология исследования презумпций в праве имеет эклектический характер.
Последовательное понимание юридического подхода как альтернативного философскому ставит под сомнение или даже полностью отрицает использование понятия «предположение». Своего рода рафинированным образцом может служить его характеристика, данная профессором А.В. Смирновым. Поскольку она является краткой и четко сформулированной, приведем ее полностью. Презумпция, согласно определению А.В. Смирнова, есть условное признание юридическим фактом положения, связываемого с наличием другого юридического факта, пока нет доводов в пользу обратного40. Далее автор пишет: «Термин «презумпция» часто переводят как «предположение», что, на наш взгляд, не всегда корректно, ибо предположение есть гносеологическая категория, а презумпция — юридическая. Термин «предположение» делает акцент на вероятность того или иного обстоятельства, в то время как для многих презумпций важна не столько вероятность событий, сколько особые потребности правоприменения». Здесь автор делает ссылку, содержание которой имеет непосредственное отношение к положениям логико-философского подхода: «Определение презумпции через вероятностное предположение приводит некоторых авторов к парадоксальному выводу о том, что наряду с вероятными презумпциями существуют презумпции нетипичные, представляющие собой ложные обобщения. Такие презумпции они называют квазипрезумпциями, основное свойство которых — не в вероятности, а в сфере потребностей правового регулирования (см.: Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М.-Л., 1948. С. 89; Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. С. 15). Однако, на наш взгляд, не имеет смысла применять приставку «квази», обозначающую «мнимый», «ненастоящий» к целому разряду презумпций. Последние являются полноценными презумпциями (положениями, условно принима-
емыми за истину), хотя и основываются на иных принципах, чем вероятность событий»41.
В приведенной характеристике акцент делается на признании гносеологической природы презумпции. Это проявляется в логико-гносеологическом истолковании термина «предположение» в его связи с вероятностным отражением реальности. С позиции формально-юридического подхода основанием презумпции определяются потребности правоприменения, а не ее истинностные свойства. Этим самым осуществляется принципиальное отграничение от философского подхода, для которого указанное свойство является необходимым и существенным.
Понимание презумпции логико-философским феноменом, свойственное широкому подходу отмечается как его сторонниками, так и противниками. «По своей логической природе, — пишет Е.Б. Тарбагаева в статье, посвященной законным презумпциям, — предположение является приемом познавательной деятельности, основанным на обобщении высокой вероятности и потому позволяющим по одному, либо нескольким фактам сделать вывод о существовании неизвестного факта»42. Оппонент философского истолкования законных презумпций Н.Н. Цуканов так выражает свое мнение по затронутому вопросу: «Для объяснения самого феномена презумпции сторонники данного подхода используют такие философские категории, как вероятность, достоверность и т. п. В этом свете основным критерием эффективности и обоснованности презумпции выступает ее способность правильно отражать реальность, служить средством познания»43. Указанная интерпретация презумпции имеет в отечественной юридической науке свою историю. К.С. Юдельсон обращает внимание на то, что именно большая степень вероятности презюмируемого факта, который в силу этого может быть освобожден от доказательства, дает логическую силу презумпции44.
Последовательный сторонник юридического подхода не может принять заложенную в философский подход идею «обычного порядка вещей», высокой степени вероятности, закономерности в качестве логико-гносеологического основания правовой презумпции. В довольно категоричной форме это выразил Д.М. Щекин, утверждая, что «господствующая в литературе точка зрения об обязательно высокой вероятности правовых презумпций ошибочна»45.
Как показывает проведенный анализ, проблемная ситуация в области юридических исследований презумпции не только вызрела, но и «перезрела», настоятельно требуя своего разрешения. Для этого необходимо разработать понятие презумпции, позволяющее описывать, не впадая в противоречие, все множество феноменов, причисляемых традицией к классу презумпций. Прежде всего, это касается презумпции невиновности. В этой связи обратим внимание на одну важную особенность процесса формирования понятия. В соответствии с логическим законом обратного отношения содержания и объема понятия, термину, обозначающему понятие, соответствует определенное (заданное определением понятия) отношение фиксируемых существенных
признаков предметов и множества самих предметов, обладающих этими признаками. Изменение одного члена этого отношения с необходимостью вызывает изменение другого. На стадии формирования понятия указанное отношение четко не фиксировано. Процесс его формирования завершается консенсусом исследователей относительно фиксации данного отношения. Следуя теории отражения, исходным пунктом движения мысли к искомому понятию нужно считать подлежащее осмыслению, что обусловлено в конечном итоге потребностями практической деятельности, множество однородных предметов. Если же выбрать обратное направление мысли — от сконструированного, в отвлечение от непосредственно интересующей нас реальности, содержания понятия к самим реальным предметам и явлениям, мы рискуем прийти в конфликт с логикоязыковой практикой, традицией употребления обозначающего их термина. Как метко заметил Платон, не у имен нужно изучать и исследовать вещи, но гораздо скорее из них самих46.
Идея определения понятия состоит в отграничении круга интересующих исследователя предметов от всех иных предметов, что обеспечивается фиксацией их существенных или отличительных признаков. В процессе формирования понятия приоритетным следует считать движение мысли от предметов к их понятийному образу. «Подгонка» круга предметов под изначальное содержание понятия чревато отрывом конструктов и концептуальных схем на них основанных от объективной реальности, схоластическим теоретизированием.
Наличие конфликтующих подходов к изучению презумпций в праве есть следствие и проявление отсутствия универсального понятия, адекватного множеству реально существующих презумпций. Будучи основанным на несовместимых понятиях, рассматриваемые подходы, точнее их сторонники, не находят достаточных аргументов для полного опровержения своей альтернативы. Вместе с тем, оба они обнаруживают логико-методологическую недостаточность, проявляющуюся в наличии противоречий с эмпирической реальностью или с устойчивой традицией истолкования термина «презумпция» в языковой практике и в области законодательства.
В юридической литературе представлены вариативные разрешения рассматриваемой проблемной ситуации. Иногда выход из нее усматривают в соединении положений, заимствованных из противоборствующих подходов. Примером такого способа реагирования на ситуацию может служить приведенная выше точка зрения, согласно которой в определении понятия презумпции должны сочетаться логическое и юридическое начала. Устранение противостояния рассматриваемых подходов на путях комбинирования различных их элементов, то есть эклектическим способом, в единую и непротиворечивую концепцию вызывает вполне обоснованное сомнение. По крайней мере, ощутимых успехов, общепризнанных научных результатов на этом пути пока не достигнуто.
Заслуживает внимания идея Н.Н. Цуканова, состоящая в признании самостоятельного существования как методологически равноправных и независимых друг от друга философского и юридического подходов к изучению презумпций в праве. Назовем основанную на этой идее концепцию философско-юридическим параллелизмом. Ее нельзя именовать дуалистической, поскольку дуализм как учение признает два равноправных и независимых начала в едином явлении. В предложенном варианте каждому из подходов соответствует собственный объект исследования.
По мнению Н.Н. Цуканова, «было бы неправильным считать, что философский и юридический подходы изучают разные стороны одной категории. В действительности, они разнятся по своему пред-мету»47. Завершая исторический обзор воззрений представителей правовой науки на презумпцию, автор отмечает, что «вопрос о соотношении юридического и философского подходов к изучению презумпции остается нерешенным, исследования названной категории, как и прежде, осуществляются параллельно»48. Причиной одновременного существования в праве двух самостоятельных подходов, он указывает «неоднородность самих презумпций, из изначальное деление на фактические (естественные) и правовые»49. Изучение фактических презумпций составляет основное содержание философского направления. «Юридический подход ориентирован на изучение правовой презумпции как самостоятельно используемого средств регулирования общественных отношений. За основу здесь берется не высокая вероятность презюмируемого факта, а способность правовой презумпции выступать эффективным правовым регулятором»50.
На наш взгляд, воспроизведенная в основных чертах теоретико-методологическая позиция Н.Н. Цуканова, по меньшей мере непоследовательна. Если признать, что используемые в праве фактические презумпции не входят в предмет юридического исследования, то как объяснить, что в юридических исследованиях, в том числе и в монографии Н.Н. Цуканова им уделяется столь значительное внимание51. Надо полагать, не для того ученые-юристы изучают фактические презумпции, чтобы доказать, что они является внеправовыми, и поэтому для юристов никакого познавательного и практического интереса не представляют. В связи с изложенным не может не вызвать удивления и даже недоумения следующее суждение автора по вопросу о разделении рассматриваемых подходов по предмету исследования: «Подобное разграничение, полагаем, вносит ясность в теорию презумпций, объясняет множественность взглядов на ее содержание и, таким образом, позволяя сторонникам разных направлений «общаться на одном языке», представляет собой попытку объединения теории»52.
Необходимым условием «общения на одном языке» является наличие этого одного, общего для участников диалога языка. Если же существенно по-разному понимается ключевое слово из этого языка, в данном случае это будет «презумпция», то надеж-
да на взаимопонимание и согласие по принципиальным вопросам обсуждаемой проблемы будет иллюзорной. В монографическом исследовании Н.Н. Цуканова неоднократно указывается на ограниченность, неэффективность, неприемлемость для автора в анализе правовых презумпций понятия презумпции, положенного в основу философского подхода. Мы частично разделяем критическое отношение к принятой сторонниками широкого подхода его интерпретации, но полагаем, что ограничиться этим никак нельзя. Его надо или дорабатывать или заменять новым. Автор поступает иначе — отвергая его как универсальное, обозначающее все многообразные виды презумпций, не предлагает понятия, в смысле его содержания, охватывающего даже презумпции, используемые в праве. Философски интерпретируемое понятие презумпции отвергается именно как концептуальное основание правовой теории презумпции. Автор согласен его принять основанием исследования только одного вида презумпций в праве — фактических.
Что касается указания на разграничение подходов, надо признать, что оно действительно вносит ясность в ситуацию, но попыткой объединения теорий оно является неудачной. Предполагаем, что осознание этой неубедительности и вынудило автора связать перспективы научной теории презумпций с признанием юридического подхода. Реверансы в адрес философского подхода, выражающиеся в призывах к объединению с подходом юридическим, завершаются отлучением его по существу от перспективы научной теории юридических презумпций. Таким образом, блокируется и применение философской методологии к изучению законных презумпций. В рамках узкого формально-юридического подхода философское понятие презумпции остается невостребованным.
Мы полагаем, что задача построения единой правовой теории презумпции, исключающей столкновение методологических альтернатив, может быть конструктивно сформулирована и решена. Для этого необходимо прежде всего признать единый объект исследования. Философское и юридическое направления исследования презумпций в праве разграничиваются не тем, что изучают презумпции разного вида. Любая юридическая презумпция выступает объектом как правового, так и философского рассмотрения. Каждый их них выделяет в ней собственный предмет анализа, свой аспект рассмотрения. Важнейшая задача философского исследования состоит в том, чтобы выработать и предложить научному сообществу универсальное, логически родовое понятие презумпции, а правового — адаптировать его к юридической материи, дополнить логически видовыми и подвидовыми признаками присущими презумпциям в праве. Такого рода разграничение рассматриваемых подходов является предпосылкой их взаимодополнительности, логически непротиворечивого взаимодействия.
Правильное выделение, постановка основного, так называемого проблемного, вопроса является
важнейшим условием успешного разрешения проблемной ситуации. Одна из предложенных его формулировок состоит в том, что «главным проблемным вопросом в теории презумпций до сих пор остается вопрос, что есть презумпции в праве»53. Высказанное нами предположение о наличии у презумпций, используемых в праве, логико-философского и юридического аспектов дает основание перейти на более глубокий уровень анализа и сформулировать вопрос в самой общей его постановке. Применительно к рассматриваемой ситуации это будет вопрос «что есть презумпция?». Мы предлагаем не столько развернутый ответ на него, сколько идею, руководствуясь которой, можно разрешить обсуждаемую проблемную ситуацию.
Примем исходными и не противоречащими устойчивым традициям употребления термина «презумпция», следующие положения.
Во-первых, признаем, что явления именуемые данными терминами существуют не только в праве, но и в иных, внеправовых сферах жизнедеятельности людей.
Во-вторых, будем рассматривать презумпции в праве специфическим видом, обладающим всеми признаками логически подчиняющего его общего, родового понятия презумпции.
В-третьих, согласимся с тем, что в праве существуют презумпции не имеющие высокой степени вероятности прзюмируемого факта. Признаем их не в качестве искусственных, условных квазиобразований, а настоящими, соответствующими самой идее презумпции. Наиболее известной из них является презумпция невиновности, выступающая в сложившейся проблемной ситуации своего рода «презумпцией раздора».
В-четвертых, будем считать атрибутивной, сущностной чертой презумпции ее вероятностный характер. Это положение нуждается в особом комментарии.
Если субъект располагает достоверным знанием необходимым для принятия решения и совершения действий его реализующих, он не нуждается в использовании презумпций. Здесь мы употребляем термин «достоверное» для обозначения надежного, не вызывающего сомнений объективного истинного знания. Презумпция востребована только в ситуации неопределенности, то есть отсутствия достоверного знания. В отечественной юриспруденции одним из первых обратил на этот внимание профессор С.А. Муромцев: «Источник презумпций заключается в невозможности для судьи во всех случаях добираться путем правильного исследования до истины, вследствие чего право и указывает судье руководствоваться в некоторых случаях предложениями, выведенными на основании вероятности из данных опыта жизни»54.
Именно вероятное знание образует гносеологическое основание презумпции. Основной логической формой его выражения является суждение вероятности, представленное формулой: «Б, вероятно, есть (не есть) Р». Суждение данного вида свидетельствует о недостаточности знаний об интересую-
щих нас фактах. В ходе последующей проверки оно может оказаться либо истинным, либо ложным. Определяющим элементом его логической структуры является понятие вероятности.
Философский смысл вероятности заключается в том, что она есть мера (степень) возможности осуществления события в условиях неопределенности, то есть в ситуации когда оно может произойти. Так, например, согласно интерпретации, предложенной В. Гейзенбергом и К. Поппером, вероятность есть степень объективной возможности наступления некоторого события (степень его предрасположенности к этому) при реализации определенной ситуации55. В научной литературе представлено несколько концепций вероятности.
Классическая концепция вероятности возникла из математического анализа и азартных игр. Вероятность в ней рассматривается как отношение числа благоприятствующих случаев к общему числу всех равновозможных. Получившая наибольшее распространение статистическая концепция определяет вероятность как значение частоты появления определенного события среди множества других событий. Логическая или индуктивная концепция характеризует вероятность как отношение между посылками и заключениями недемонстративного, в частности, индуктивного умозаключения. В такого рода умозаключениях не гарантируется истинность вывода, он всегда (за исключением случая полной индукции) в той или иной степени правдоподобен. И, наконец, персоналистская концепция интерпретирует вероятность в субъективном смысле как степень уверенности рационального субъекта, его разумной веры в наступление события, в истинность высказанного в нем вероятного суждения. В гносеологическом аспекте «различие между статистической, логической и персоналистской интерпретациями вероятности состоит в том, что если первая дает характеристику объективным свойствам и отношениям массовых явлений случайного характера, то последние две анализируют особенности субъективной познавательной деятельности людей в условиях неопределенности»56.
Признавая само вероятное знание и индукцию как прием его получения логико-гносеологическими феноменами, необходимо установить их соотношение с презумпцией. В этом вопросе мы разделяем следующее мнение В.К. Бабаева: «с точки зрения логической природы образования презумпции — это явление, имеющее индуктивный характер становления»57. Механизм образования презумпции обеспечивает привнесение в ее содержание логико-гносеологического компонента. Однако рассматривать ее на этом основании самостоятельно существующим и гносеологическим по своей сути феноменом было бы ошибкой. Во-первых, в ряду выделяемых логикой и гносеологией форм знания презумпция не числится. Во-вторых, она имеет аспекты и иного дисциплинарного профиля, исключение которых из рассмотрения чревато опасностью редукционизма. Приведем поясняющую аналогию. Человека, например,
можно представить и в истории философии действительно представляли механической системой. Дальнейшее развитие науки показало, что для антропологического анализа человека, выражающего его качественное своеобразие, подобный редукционизм не просто упрощает, но искажает структуру объекта.
На базе вероятного знания о презюмируемом факте формируется предположение, представляющее собой конструкцию обладающую качественно иной, сравнительно с формулировкой вероятного суждения, структурой. Предположение не равнозначно вероятностному знанию, поскольку заключает в себе и определенное к нему отношение субъекта, использующего это знание. «Предположение — положение, которое временно принимается за возможно истинное, пока не будет установлена истина»58.
В предположении вероятное знание соединяется с предписанием субъекту считать его достоверным знанием и использовать в деятельности именно в этом качестве до тех пор, пока вопрос его достоверности не будет решен окончательно. Посредством этого предположение обретает четко выраженную регулятивную функцию. В данной ситуации оно не представляет собой специфически логический прием только познавательной деятельности, хотя и может быть выражен логическими средствами. Приведенное выше его логическое определение отличается от дефиниции презумпции, предложенной в одном из юридических словарей только грамматической формой: «Презумпция (лат. ргаевитрИо) — предположение, признаваемое достоверным, пока не будет доказано обратное»59. Обратим внимание на то, что цитируемый словарь дает определение презумпции как универсального понятия и не фиксирует в нем юридические признаки. Более всесторонне характеризует презумпцию словарь иностранных слов: «1. предположение, основанное на вероятности; 2. юр. признание факта юридически достоверным, пока не будет доказано обратное»60.
Отметим особую роль оператора «считается» в логико-языковом выражении вероятного знания в структуре презумпции. Мы не считаем убедительным высказанное в литературе мнение о несовместимости данного оператора и предположительного характера презумпции. Приводя дополнительный аргумент в обоснование тезиса о том, что презумпция невиновности обвиняемого является принципом уголовного и уголовно-процессуального права, а не презумпцией в общепринятом смысле (основной аргумент состоит в том, что предполагаемая невиновность обвиняемого имеет весьма малую вероятность), В.К. Бабаев пишет: «В пользу этого говорит и формулировка рассматриваемого нами института: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным.». Именно считается, а не предполагается»61. Можно ли утверждать, что термин «считается» не имеет отношения к вероятному знанию, заключенному в презумпции? Данный термин не может присутствовать в формуле вероятного, проблематичного знания, равно как и в формуле категорического суждения. Он выражает деонтическую
модальность и используется в структуре прескрип-тивного (предписывающего) языка, то есть языка нормативного действия. Поэтому он широко используется в нормативно-правовом материале.
Наличие термина «считается» и его аналогов — принимается, признается — в нормативно-правовой конструкции не означает с необходимостью ее пре-зумптивного характера. Он применим и в иного рода конструкциях, например, в юридических фикциях. Примером можно привести никем не оспариваемое в качестве фикции предписание, содержащееся в законе Корнелия: «Пленный, не вернувшийся от врагов, считается мертвым с момента пленения»62. Здесь мы не будем затрагивать вопрос о соотношении фикции и презумпции, поскольку он заслуживает отдельного рассмотрения. Будем исходить из того, что это разные конструкции, выражающие «юридические предположения»63. Присутствующий в их структуре оператор «считается» выражает не утверждение категорического характера. Если бы это было так, тогда его можно было бы противопоставить вероятному знанию, органично включенному в структуру предположения. Его основное значение в презумпции — не утверждать, а предписывать временно, пока не доказано обратное, считать, то есть исходить из того, что знание о презюмируемом факте, которым мы располагаем, является не вероятным, а достоверным. Логическая формула презумпции: «Пока не доказано не-А, считается А». Законодатель считает возможным, и это вполне обоснованно, использовать в нормативных конструкциях в роли оператора «считается», как равнозначный ему термин «предполагается». Примером может служить основная презумпция гражданского права — добросовестности участников гражданского оборота. Так, в пункте 3 статьи 10 ГК РФ указывается, что «в случаях, когда закон ставит защиту гражданских прав в зависимость от того, осуществлялись ли эти права разумно и добросовестно, разумность действий и добросовестность участников предполагается». Опровержение разумности и добросовестности осуществляется, как правило, в судебном порядке путем доказывания отсутствия разумности и добросовестности в действиях других лиц.
В юридических исследованиях презумпции необходимо в полной мере учитывать ее логические и гносеологические аспекты. Однако они не являются определяющими при ее квалификации как многоаспектного, целостного образования. Опираясь на сформулированные нами выше исходные положения, установив место и роль в презумпции логикогносеологических феноменов, предлагаем иную, нежели это сформулировано в современных исследованиях, научно-дисциплинарную квалификацию презумпции. Усмотрение логической природы, интерпретация ее средством познания, обеспечивающим правильное и достоверное отражение реальности, либо инструментом решения только правовых задач, приводят к теоретически неразрешимым противоречиям конфронтирующих подходов. Для того, чтобы в интерпретации презумпции избежать выяв-
ленных противоречий совершенно не требуется отказываться от признания присущих ей логико-гносеологических характеристик. Их надо признавать, но не возводить в ранг сущности, определяющей ее качественное своеобразие. По своей родовой принадлежности, научно-дисциплинарной «прописке», презумпция, как универсальное понятие, не является ни логической, ни гносеологической, ни правовой категорией. К слову сказать, категориальный статус ее вообще вызывает сомнения. Она не является формой знания и специфическим для логики и гносеологии приемом познавательной деятельности. Презумпция есть понятие праксеологическое. Она есть средство регулирования деятельности во всех формах ее (деятельности) осуществления.
Термин «праксеология» (в переводе с греческого — praxis) означает действие. Идею праксеологии как общей теории организации деятельности высказал и обосновал польский ученый Т. Котарбинский. В книге «Трактат о хорошей работе» он так выразил свой замысел: «Рассуждения, содержащиеся в настоящей работе, относятся к области праксеологии, или общей теории эффективной («исправной») организации деятельности, праксеологи ставят своей целью исследование наиболее широких обобщений технического характера. Речь здесь идет о технике рациональной деятельности как таковой, об указаниях и предостережениях, важных для всякого действия, эффективность которого необходимо повысить. главной задачей праксеологии мы считаем выработку и обоснование норм, касающихся «исправности»64. Сформулированные автором цели и задачи ориентированы преимущественно на разработку теории практической деятельности в статусе специальной научной дисциплины. Дальнейшие исследования в данном направлении привели к расширению изначально сформулированных Т. Котар-бинским проблем. Праксеологические исследования вышли на основополагающие темы логики и методологии современной постнеклассической науки. Это способствовало превращению праксеологии в общую методологию.
Активно развернувшиеся в отечественной науке исследования в области теории деятельности способствовали расширению и укреплению ее философских начал. Праксеология стала рассматриваться как философское учение о деятельности человека во всех ее проявлениях. «Это и духовная, и практическая деятельность, познавательная и оценочная, методологическая и прагматическая, чувственная и логическая, проектная и реализационная, репродуктивная и новаторская.»65. Сегодня праксеология рассматривается как «философская концепция деятельности, имеющая в настоящее время статус программно-концептуального проекта» 66.
В рамках деятельностного подхода философские исследования позволяют сделать вывод о том, что социальная презумпция представляет собой универсальный внутренний регулятор поведения, действующий во всех сферах человеческой деятельности. «Сфера действия социальной презумпции не может
быть ограничена какой-либо одной стороной жизнедеятельности, в качестве внутреннего регулятора она оказывает влияние на все поступки человека как в области межличностных отношений, так и в трудовой, культурной, образовательной, научной, познавательной и иных отраслях»67.
Для философско-праксеологического обоснования презумпции важное значение имеет приводимое Т. Котарбинским различение рациональности действия в двух смыслах — вещественном и методологическом. Первый употребляется для обозначения приспособленности субъекта ко всей сумме наличных обстоятельств. В этом смысле речь идет о «рациональности как приспособлении к истинному положению дел»68. Методологический смысл рациональности, подчеркивает автор, «мы имеем в виду тогда, когда признаем благоразумным или рациональным поведение данного индивидуума, если он поступает соответственно имеющимся у него знаниям, а под имеющимися знаниями мы здесь понимаем сумму всех тех информаций, которым, учитывая способ их обоснования, этот индивидуум должен приписать достаточную правдоподобность чтобы поступить так, будто они были истинными (во всяком случае до тех пор, пока не будет обосновано обратное)»69. И хотя Т. Котарбинский не употреблял термин «презумпция», нетрудно видеть, что в приведенном рассуждении речь идет именно о презумпции, как об одном из технических приемов организации и осуществления деятельности, используемом в ситуации неопределенности. С таким содержанием мысль о презумптивном предположении высказывалась одним из авторов данной статьи в связи анализом презумпции истинности норм права: «Предположение есть лишь техническое средство для достижения определенных целей — надежности, быстроты, реализации права в условиях, когда нет возможности установления истины другим способом»70.
Не обладая достоверным знанием об объекте деятельности, субъект может высказать о нем несколько вероятных суждений. В случае необходимости совершения действий, он вынужден на какие-то из них опереться. Субъект практической деятельности не проводит специальных научных исследований по установлению объективной вероятности высказанного суждения. Интегрируя множество фактов объективного и субъективного порядка, он рационально доверяет сделанному выбору, естественно предполагая высокую, или по крайней мере приемлемую для себя в данной конкретной ситуации степень вероятности суждения, которому он отдал предпочтение.
В реальной деятельности, особенно во вненауч-ной сфере, в том числе и в юридической практике, вероятные суждения в форме гипотез, версий занимают важное место. В этой связи обратим внимание на замечание В.К. Бабаева, которое часто воспроизводится в литературе, о том, что «фактические презумпции лежат практически в основе каждой следственной версии»71. Мы разделяем это мнение, но при этом обращаем внимание на то, что большинство или по крайней мере многие версии, выдвигае-
мые в ходе следственных действий не обладают объективно высокой степенью вероятности лежащего в их основании суждения. Выдвигается, отрабатывается и отбрасывается ряд версий, в том числе и самых «невероятных», точнее, обладающих незначительной степенью вероятности, пока не будет найдена та, которая получит достоверное подтверждение. Следовательно, признание указанного В.К. Бабаевым обстоятельства вступает в противоречие с наделением презумпции сторонниками широкого подхода атрибутивным признаком высокой вероятности суждения, положенного в ее основание. Объективная вероятность такого суждения может быть любой, в том числе и высокой, что в наибольшей мере характерно для презумпций, используемых в научно-исследовательской деятельности, ориентированной на получение истинного знания.
Презумпция — это инструмент деятельности любого вида, в том числе и познавательной. Считать ее специфически гносеологической категорией, предназначенной для отражения статистических связей и закономерностей — значит отказаться от ее методологической, инструментальной трактовки. Диалектика знания и метода заключается в том, что знание способно выполнять методологическую функцию, а метод заключает в себе знание и немыслим без него. Однако, и знание, и метод обладают качественным своеобразием и несводимы друг к другу полностью, без остатка. Методологическая, инструментальная интерпретация презумпции получает в современной науке все более широкое распространение. Философское исследование приводит к выводу о нормативной и функциональной сущности социальных презумпций, пониманию их универсальным внутренним регулятором поведения во всех сферах человеческой деятельности72.
Весьма разнообразны и предлагаемые юристами методологические интерпретации презумпций в праве. Они рассматриваются способом правового регулирования73 , приемом законодательной техники74, общим правовым методом75 , юридическим методом толкования76. Все эти и другие аналогичные способы видения юридических презумпций в полной мере соответствуют предложенной интерпретации презумпции как философско-праксеологического понятия. На этом направлении и предлагается искать выход из сложившейся проблемной ситуации в области юридических исследований презумпций.
И последнее. Философско-праксеологический подход может помочь в преодолении некоего «веяния моды», когда некоторые исследователи, не утруждая себя аргументами, просто предлагают «новые», порой весьма экзотичные, презумпции.
Презумпция согласия потенциального донора (погибшего) на безвозмездную трансплантацию его органов77, презумпция законного представительства со стороны того родителя, с которым остался ребенок78, презумпция добросовестности налогоплательщика79, презумпция минимальности судебных издержек80, презумпция соответствия договорной цены уровню рыночных цен81, презумпция беспристрастности су-
дьи82, презумпция интереса83, презумпция правомерности законодательных решений84 — вот лишь некоторые из малоизвестных и имеющих слишком абстрактную нормативную закрепленность презумптивных предписаний (установлений). Мы отнюдь не намерены «с порога» отвергать теоретическую оправданность и практическую целесообразность их существования и функционирования. Предлагаем лишь одно — есть резон проверить их содержание и форму с более широких праксеологических позиций.
Такого же рода проверку желательно произвести и в отношении тех правовых презумпций, которые годами трактуются в юридической науке и практике неоднозначно, иногда диаметрально противоположно. Например, презумпция знания закона одними признается «непререкаемой истиной», другими — недостижимым правовым идеалом, третьими — юридической фикцией, четвертыми — фактором, обусловливающим генезис права85.
По данным Н.С. Караниной, презумпции в большинстве случаев (80—100%) содержатся в подзаконных нормативных правовых актах — (с. 23), что вряд ли правильно. Действие любой юридической презумпции с необходимостью должно опираться на механизм ее реализации, поэтому сама презумпция должна закрепляться в актах более высокого уровня. Желательно, чтобы повышение общей численности принимаемых презумптивных предписаний шло путем «размещения» их в законах и кодексах. Что касается презумпции знания закона, то ее следует закрепить в Конституции России в форме юридической обязанности государства предоставить субъектам информацию о нормативно-правовом акте, и те имели реальную возможность ознакомиться с ним.
Примечания
1. См.: Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. — Н. Новгород, 2000; Щекин Д.И. Юридические презумпции в налоговом праве: Учебное пособие. — М., 2002; Цуканов Н.Н. Правовые презумпции в административной деятельности милиции. — Красноярск, 2003; Кузнецова O.A. Презумпции в гражданском праве. — 2-е изд. — СПб., 2004; Нахова E.A. Роль презумпций и фикций в распределении обязанностей по доказыванию: Ав-тореф. дис... канд. юрид. наук. — Саратов, 2004; Никита-шина H.A. Юридические предположения в механизме правового регулирования (правовые презумпции и фикции): Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Абакан, 2004; Сериков Ю.А. Процессуальные функции правовых презумпций в гражданском судопроизводстве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2005; Каранина Н.С. Правовые презумпции в теории права и российском законодательстве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 2006; Жаглина М.Е. Особенности использования презумпций и фикций в доказывании по гражданский делам // Вестник Воронежского института МВД России. — 2007. — № 1; Мосин С.А. Презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 2007; Морквин В.А. Правовые презумпции в уголовном судопроизводстве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2008; Панькина И.Ю. Презумпция
невиновности: теория и практика реализации в российском уголовном процессе. — М., 2008; Сериков Ю.А. Презумпции в гражданском судопроизводстве. — М., 2008; Смирнов А.В. Презумпции и распределение бремени доказывания в уголовном процессе // Государство и право. — 2008. — № 1; Смирнов А.В. Презумпции в уголовном процессе / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский // Российское правосудие. — 2008. — № 4 (24). — С. 68—74; Сычева О.Н. Презумпция истинности приговора в современном уголовном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2008.
2. Микешина Л.А. философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: Учебное пособие. — М., 2005. — С. 261.
3. Цуканов Н.Н. Правовые презумпции в административной деятельности милиции. — Красноярск, 2003. — С. 143.
4. См.: Бабаев В.К. Презумпции в советском праве: Учебное пособие. — Горький, 1974.
5. Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 184.
6. См.: Карасева М.В. Презумпции и фикции в части первой Налогового кодекса РФ // Журнал российского права. — 2002. — № 9.
7. См.: Веденеев Е.Ю. Роль презумпций в гражданском праве, арбитражном и гражданском судопроизводстве // Государство и право. — 1998. — № 2. — С. 43.
8. Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. — Горький, 1974. — С. 12.
9. Ойгензихт В.А. Понятие гражданско-правовой презумпции // Советское государство и право. — 1975. — № 10. — С. 26.
10. Бабаев В.К. Презумпции в советском праве. — Горький, 1974. — С. 14.
11. Там же. — С. 15.
12. Там же. — С. 16.
13. Там же.
14. Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. — Н. Новгород, 2000. — С. 323.
15. Там же. — С. 327.
16. Баранов В.М. Истинность норм советского права (проблемы теории и практики). — Саратов, 1989. — С. 378.
17. См.: Либус И.А. Презумпция невиновности в советском уголовном процессе. — Ташкент, 1981. — С. 62, 100—109; Гуляев А.П. Социально-политический аспект презумпции невиновности // Советское государство и право. — 1988. — № 4. — С. 29—36; Виговский Е.В. Принципы презумпции невиновности при совершении налоговых правонарушений // Аудиторские ведомости. — 2002. — № 1; Ковтун Н.Н. Уголовно-процессуальное право России в контексте экономических его составляющих // Экономика как цель и как средство права: Сборник статей: В 2 ч. / Отв. ред. П.Н. Панченко. — Н. Новгород, 2006. — Ч. 1. — С. 67—69; Барашян Л.Р. Презумпция невиновности в налоговых правоотношениях // философия права. — 2006. — № 3 (19). — С. 25— 28; Переплеснина Е.М. Общепризнанные принципы и
нормы международного права как часть российской правовой системы // Российское правосудие. — 2008. — № 3. — С. 32.
18. Нижегородские новости. — 2008. — 6 декабря.
19. Юнусов A.A. Презумпция невиновности как правовая аксиома / A.A. Юнусов, С.Б. Ревун // Юридическая теория и практика: Вестник Челябинского юридического института МВД России. — 2007. — № 2 (4). — С. 20—21.
20. Вряд ли правы ученые, полагающие, что юридические аксиомы по своему содержанию являются не чем иным, как нормами морали и справедливости. См.: Чечи-на H.A. Категория справедливости в советском гражданском процессуальном праве / H.A. Чечина, А.И. Экимов // Материальное право и процессуальные средства его зашиты. — Калинин, 1981. —С. 18; Чечина H.A. Основные направления развития науки советского гражданского процессуального права. — Л., 1987. — С. 88—94.
21. Лукич Р. Методология права. — М., 1981. — С. 77.
О необходимости учета роли юридических аксиом как
критерия истинности правовой практики и содержательной характеристики наиболее важных из них см.: Ма-нов Г.Н. Аксиомы в советской теории права // Советское государство и право. — 1986. — № 9. — С. 29—36; Фе-ренц-Сороцкий A.A. Аксиомы в праве // Правоведение. — 1988. — № 5. — С. 27—31; Аксиомы и принципы грожданско-процессуального права: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Л., 1989; Кругликов Л.Л. Аксиомы, презумпции и фикции в уголовном праве: динамический аспект // Научные труды Московской государственной юридической академии. — 2006. — Т. 65. — № 5; Масленников A.B. Правовые аксиомы: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Владимир, 2006; Петров Н.Н. Об аксиомах в праве // Ученые записки юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов. — 2006. — Вып. 6; Рогалева M.A. Аксиомы в гражданском процессуальном праве // Вестник Самарского государственного экономического университета. — 2006. — № 8; Давыдова М.Л. К вопросу о понятии правовых аксиом: теоретические и технико-юридические аспекты // Юридическая техника. — 2007. — № 1. — С. 203—208.
22. См.: Мандрыка B.A. Гносеологическая природа предположения и его роль в научном поиске: Автореф. дис... канд. филос. наук. — Киев, 1977. — С. 14.
23. См.: Aфанасьев В.Г. Общество: системность, познание и управление. — М., 1981. — С. 82—83.
24. Каранина Н.С. Правовые презумпции в теории права и российском законодательстве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 2006. — С. 10.
25. Смирнов A.B. Презумпции в уголовном процессе / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский // Российское правосудие. — 2008. — № 4 (24). — С. 68.
26. Цуканов Н.Н. Правовые презумпции в административной деятельности милиции. — Красноярск, 2003. — С. 15.
27. Там же. — С. 41.
28. Ойгензихт B.A. Указ. соч. — С. 25.
29. Гражданский кодекс Квебека. — М., 1999. — С. 416.
30. Цуканов Н.Н. Указ соч. — С. 20.
31. Там же. — С. 21.
32. Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. — Н. Новгород, 2000. — С. 323.
33. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. — М., 1987. — С. 252.
34. См.: Чистякова Ю.A. Социальные презумпции как регулятор общественных отношений: Автореф. дис... канд. филос. наук. — Н. Новгород, 2004.
35. Сычева О.Н. Презумпция истинности приговора в современном уголовном процессе: Автореф. дис.. канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2008. — С. 23.
36. Там же. — С. 24.
37. Там же.
38. Там же. — С. 23—24.
39. Там же. — С. 24.
40. См.: Смирнов A.B. Презумпции и распределение бремени доказывания в уголовном процессе // Государство и право. — 2008. — № 1. — С. 60.
41. Там же.
42. Тарбагаева E.B. Роль законных презумпций в процессе судебного доказывания и познания // Правоведение. — 1982. — № 3. — С. 56.
43. Цуканов Н.Н. Указ. соч. — С. 6.
44. Юдельсон К.С. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. — М., 1951. — С. 249.
45. Щекин Д.М. Юридические презумпции в налоговом праве: Дис... канд. юрид. наук. — М., 2001. — С. 15.
46. См.: Платон. Сочинения / Платон, Кратил. — М., 1968. — Т. 1. — С. 488—489.
47. Цуканов Н.Н. Указ. соч. — С. 13.
48. Там же.
49. Там же.
50. Там же. — С. 14.
51. См. там же. — С. 28—35.
52. Там же. — С. 15.
53. Сычева О.Н. Презумпция истинности приговора в современном уголовном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Н. Новгород, 2008. — С. 15.
54. Муромцев СЛ. О консерватизме римской юриспруденции. Опыт по истории римского права. — М., 1875. — С. 100—101. Цит. по: Левенталь Я.Б. К вопросу о презумпциях в советском гражданском процессе // Советское государство и право. — 1949. — № 6. — С. 54.
55. См.: Лебедев СЛ. философия науки: Словарь основных терминов. — М., 2004. — С. 33.
56. Рузавин Г.И. Вероятность // философский энциклопедический словарь . — М., 1983. — С. 79.
57. Бабаев B.K. Презумпции в советском праве. — Горький, 1974. — С. 6.
58. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. — М., 1974. — С. 474.
59. Большой юридический словарь / Под ред. А.Я. Сухарева, В.Д. Зорькина, В.Е. Крутских. — М., 1999. — С. 535.
60. Современный словарь иностранных слов.— М., 1999. — С. 486.
61. Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. — Н. Новгород, 2000. — С. 327.
62. См.: Черниловский З.М. Презумпции и фикции в истории права // Советское государство и право. — 1984. — № 1. — С. 104.
63. Там же.
64. Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. — М., 1975. — С. 20—21.
65. ЗеленовЛ.А. Четыре лика философии: Учебное пособие. — Н. Новгород, 1999. — С. 39—40.
66. Абушенко В.Л. Праксеология // Социология: Энциклопедия. — Минск., 2003. — С. 780.
67. Чистякова Ю.А. Социальные презумпции как регулятор общественных отношений: Автореф. дис. канд. филос. наук. — Н. Новгород, 2004. — С. 17.
68. Котарбинский Т. Указ. соч. — С. 120.
69. Цит. по: Абушенко В.Л. Указ. соч. — С. 781.
В русском переводе, представленном в книге «Трактат о хорошей работе», изданной в 1975 году, приведенный фрагмент текса оригинала изложен в несколько отличающейся редакции. Это замечание касается и перевода фамилии автора. См.: Котарбинский Т. Указ. соч. — С. 120.
70. Баранов В.М. Истинность норм советского права. — Саратов, 1988. — С. 379.
71. Бабаев В.К. Презумпции в российском праве и юридической практике // Проблемы юридической техники. — Н. Новгород, 2000. — С. 326.
72. См.: Чистякова Ю.А. Социальные презумпции как регулятор общественных отношений: Автореф. дис. канд. филос. наук. — Н. Новгород, 2004. — С. 17—18.
73. Кашанина Т.В. Юридическая техника: Учебник. — М., 2007. — С. 184.
74. НашицА. Правотворчество. Теория и законодательная техника. — М., 1974. — С. 216—217.
75. Дедов Д.И. Юридический метод: Научное эссе. — М., 2008. — С. 10.
76. Сандевуар П. Введение в право. — М., 1994. — С. 184—185.
77. См.: Комаров А.А. Презумпция согласия потенциального донора на изъятие органов после смерти: криминологические аспекты // Проблемы правоприменения в современной России: Сборник материалов научно-практической конференции (Омск, 6 апреля 2007 года) / Под ред. М.П. Клейменова. — Омск, 2007. — С. 187—194; Горбачева А. Презумпция согласия. Органы погибшего можно брать для трансплантации, если он прижизненно не запретил это // Независимая газета. —
2007. — 19 января; Ардашева Н.А. Словарь терминов и понятий по медицинскому праву. — СПб., 2007. — С. 363—366.
78. Михеева Л.Ю. Развитие кодификации семейного права // Кодификация российского частного права / Под ред. Д.А. Медведева. — М., 2008. — С. 225.
79. Жук A.A. Презумпция добросовестности налогоплательщика: проблема и перспективы правового регулирования // Право и закон в гражданском обществе и государстве: Доклады и сообщения VI Международной научно-практической конференции. — М., 2006. — С. 352— 360; Борисихина СЛ. Судебная защита прав добросовестного налогоплательщика // Российское правосудие. —
2008. — № 1. — С. 40—45.
80. Смирнов A.B. Презумпции в уголовном процессе / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский // Российское правосудие. — 2008. — № 4 (24). — С. 74.
81. См.: Старых Ю.B. Презумпции как средство ограничения усмотрения в налоговом праве // Правовая наука и реформа юридического образования: Сборник научных трудов. — Воронеж, 2006. — Вып. 19: Правотворчество и правоприменение: взаимосвязь и проблемы повышения юридического качества. — С. 202, 206.
82. Федина A.С. Значение принципов гражданского процессуального права в системе гарантий справедливо-
го судебного разбирательства // Европейская интеграция и развитие цивилистического процесса России: Сборник научных статей. — М., 2006. — С. 242.
83. Субочев В.В. Законные интересы и принципы права: аспекты взаимосвязи // философия права. — 2007. — № 2. — С. 27.
84. Садурский В. «Разумность» и плюрализм ценностей в праве и политике // Сравнительное конституционное обозрение. — 2008. — № 4 (65). — С. 23.
85. См.: Тиле А.А. Презумпция знания законов // Правоведение. — 1969. — № 3; Вавилова А.А. Презумпция знания закона // Вестник Московского университета. — Сер. 11: Право. — 2006. — № 1; Иванова А.А. Теория государства и права / А.А. Иванова, В.П. Иванов. — М., 2007. — С. 123; Червяковский А.В. Спорные вопросы презумпции знания закона // Право и политика: история и современность: Тезисы докладов и сообщений на Международной научно-практической конференции. — Омск, 2007. — С. 82—84; Табарин И.В. Современная теория права. — М., 2008. — С. 295—302.
Ю.Г. Арзамасов, Я.Е. Наконечный
Арзамасов Юрий Геннадьевич — доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Российского университета кооперации, эксперт Аналитического управления Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации.
Наконечным Ярослав Евгеньевич — начальник юридического отдела группыы компаний «Маригард».
Роль мониторинга нормативных актов для систематизации российского законодательства
Одним из необходимых условий создания современной, цивилизованной машины для управления социумом, то есть правового государства является формирование единого информационно — правового пространства, обеспечивающего полную правовую информированность граждан, юридических лиц, а также всех государственных и общественных структур.
Рассуждая о будущем постиндустриальном обществе, философы В.С. Сепин и В.Н. Толстых подчеркивали, «что переход к информационному, постиндустриальному обществу предстает как начальная фаза становления нового типа цивилизационного развития»1. Такое общество не в нормативных декларациях, а на деле должно быть полностью открытым, то есть любая информация, касающаяся субъектов правовых отношений должна быть своевременно доведена до сведения заинтересованных лиц.
Однако открытость современного социума имеет не только положительные, но и отрицательные моменты. Современный уровень открытости общества для человека и гражданина, при котором, конечно, жить и работать стало гораздо удобнее и интереснее, имеет серьезные угрозы, связанные с инфор-
мационно-электронным терроризмом, который несет серьезные психические, физические, нравственные и иные вредные последствия не только рядовым гражданам, но и отрицательно влияет на деятельность государственных и иных властных органов, организаций и учреждений2.
По этой, а также по ряду других не менее важных причин, о которых будет сказано ниже, в современных условиях формирования единого информационно — правового пространства невозможно без создания согласованной, непротиворечивой системы законодательства, способной стать одной из важных правовых гарантий защиты нашего общества от различных противоправных деяний.
Таким образом, термин система законодательства, отражающий совокупность, группировку многообразных нормативных правовых актов и организующий их в четкую и действенную систему, является необходимым условием формирования единого информационно — правового пространства. Однако прежде чем осуществлять классификацию нормативного материала следует провести соответствующую его оценку, то есть мониторинг нормативных актов,
Арзамасов Ю.Г., Наконечный Я.Е. Роль мониторинга нормативных актов.
