CC BY
51
УДК 81'27:81'23
Хилханова Эржен Владимировна Ergen Khilkhanova
Сундуева Дина Борисовна Dina Sundueva
МЕТОД СУБЪЕКТИВНОГО ОЦЕНОЧНОГО ТЕСТИРОВАНИЯ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКОВЫХ УСТАНОВОК (НА ПРИМЕРЕ БУРЯТСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ)
SUBJECTIVE EVALUATION TESTS IN LANGUAGE ATTITUDES STUDIES (ON THE EXAMPLE OF BURYAT AND RUSSIAN LANGUAGES)
Дана характеристика метода субъективного оценочного тестирования для исследования языковых установок как на индивидуальном, так и на групповом уровне (Subjective Evaluation Testing — SET). Теоретическое обоснование и описание методики исследования языковых установок направлено на изучение языковых установок двух основных этносов, проживающих в Республике Бурятия и Забайкальском крае — бурят и русских — по отношению к двум основным языкам региона — бурятскому и русскому. Установлено, что, несмотря на повышение символического статуса миноритарных языков, у членов как мажоритарного (русского), так и миноритарного (бурятского) этноса сохраняются сформировавшиеся в советское время подсознательные установки о низком статусе (непрестижности) миноритарного языка и высоком статусе (престижности) мажоритарного языка
The paper describes sociolinguistic uses of Subjective Evaluation Tests (SET) adapted from social psychology. The authors explain the applicability of SET to study language attitudes, describe its procedure and exemplify it on a sociolinguistic study aimed at discovering attitudes of the Buryat-speaking and Russian-speaking communities in the Republic of Buryatiya and Zabaikalsky region
Ключевые слова: языковая ситуация, языковая политика, двуязычие, сферы функционирования языка, языковые установки, бурятский и русский языки, субъективное оценочное тестирование
Key words: language situation, language policy, bi-lingualism, scope of language function, language attitudes, Buryat and Russian languages, Subjective Evaluation Testing
Исследование, результаты которого отражены в данной статье, проведено при финансовой поддержке Международной ассоциации гуманитариев
Взаимоотношения между русским и более чем 150 другими языками в Российской Федерации существенно не изменились со времени распада Советского Союза. Пос-
ле периода «мобилизованного лингвициз-ма» 1990-х гг., когда почти во всех национальных республиках РФ были приняты законы о языках, концепции по развитию титульных языков, в результате чего титульные языки были введены в школьное образование, казалось, что возрождение малых языков (в условиях РФ все языки, кроме русского, являются малыми) не за горами. Однако впоследствии реальность оказалась не столь радужной. Конечно, по сравнению с советским периодом присутствие языков меньшинств в школьном образовании увеличилось, в некоторых национальных республиках, например, в Татарстане существует полный цикл образования вплоть до высшего на титульном языке, но общая тенденция языкового сдвига в пользу мажоритарного — русского — языка сохраняется. Миноритарные языки имеют тенденцию ухода из сферы реального спонтанного речеупотребления и перехода в символическую сферу. Другими словами, большинство миноритарных языков РФ, включая и бурятский, утрачивают коммуникативную функцию, сохраняя при этом функцию идентичности, функцию хранителя культуры и ряд других функций, которые многими учеными определяются как небазовые функции языка ( вопрос о том, какие функции языка являются базовыми, а какие производными, является спорным, и в задачи данной статьи не входит вступать в дискуссию на эту тему). Так, например, в Республике Бурятия на ХХ межвузовской олимпиаде по бурятскому языку в 2013 г. бурятский язык звучал только во время конкурсных выступлений, в то время как вступительные речи, общение организаторов с жюри и внеконкурсное общение самих студентов проходили на русском языке. Этот факт иллюстрирует то, что место родного языка в языковом сознании и в речевом поведении бурятской этнической группы напоминает ситуацию, описанную А.А. Бурыкиным в отношении эвенского языка, в частности его письменных форм, когда «прагматика текста как языковой единицы, его использование и обращение с ним постепенно сближается с прагматикой
этнографического предмета-вещи. Книга на родном языке становится домашней реликвией или музейным предметом» [1].
Авторов данной статьи уже продолжительное время занимает вопрос о причинах такого положения. Основные факторы, препятствующие улучшению положения миноритарных языков, общеизвестны: это отсутствие внятной национально-языковой политики и ощутимой государственной поддержки этих языков, невостребованность их для социальной мобильности, малая численность говорящих и т.д. Но есть и другая сторона вопроса — человеческий фактор, влияющий на языковые предпочтения как группы, так и индивида, и именно этот фактор является наименее изученным в российской социолингвистике. При этом почти любая работа на тему языковой ситуации и влияющих на нее причин так или иначе упоминает субъективные факторы — установки и мнения самого этноязыкового сообщества (так, например, В.М. Солнцев и В.Ю. Михальченко включают в научное понятие «языковая ситуация», помимо национально-демографических, лингвистических, материальных факторов также и ценностные ориентации носителей языков, их языковую компетенцию, их готовность учиться второму языку самостоятельно и т.д. [3; С. 15]), т.е. языковые установки.
Данная статья посвящена выбору, теоретическому обоснованию и описанию методики исследования языковых установок, использованной в проекте, направленном на изучение языковых установок двух основных этносов, проживающих в Республике Бурятия и Забайкальском крае — бурят и русских — по отношению к двум основным языкам региона — бурятскому и русскому.
Исследование языковых установок имеет продолжительную традицию в западной социолингвистике. Некоторые работы по изучению языковых установок строго ограничены исследованием установок по отношению к самому языку. Тем не менее, чаще всего понятие языковых установок включает установки по отношению к говорящим на каком-либо языке; однако, если
расширить дефиницию языковых установок, она может включать в себя и все виды поведения, касающиеся языка, например, отношение к поддержке языка и усилиям по его планированию [6; С. 148]. Существует много определений установок, но большинство из них схожи друг с другом. Например, Фредерик Вильямс [6; С. 147] рассматривает установки как «внутреннее состояние, вызванное какой-либо стимуляцией, которое может повлечь за собой последующую реакцию организма».
Колин Бейкер подчеркивает важность установок в дискуссии о билингвизме. Установки — это усвоенные, а не унаследованные предрасположенности, которые являются относительно стабильными. Тем не менее, они меняются под воздействием опыта; признание изменчивости установок важно для билингвизма. Установки варьируются от благоприятных до неблагоприятных. Установки — это комплексные образования, т.е. они могут быть одновременно позитивными и негативными по отношению, например, к какой-либо языковой ситуации [4; С. 112-115].
Согласно Уоллису Ламберту [9], установки состоят из трех компонентов: когнитивного, аффективного и конативно-го. Когнитивный компонент относится к структуре убеждений индивида, аффективный — к эмоциональным реакциям, кона-тивный компонент — к интрапсихическим (мотивационным и волевым) и интерпсихическим процессам регуляции поведения.
При изучении языковых установок, как и любого феномена, относящегося к сфере психического, субъективного, актуальным является выбор адекватной методики исследования. В социолингвистике основным методом сбора данных является метод анкетного опроса, который, несмотря на свои очевидные преимущества, недостаточен для получения достоверных данных, особенно аксиологического плана. Как упоминали многие исследователи, валидность ответов информантов на вопросы не только об оценке ими того или иного языка, но и об уровне владения языками и сферах их употребления довольно сомнительна,
поскольку они зачастую не осознают этого или не желают признаться в престижности какого-либо языка в их глазах, и др. [7; С. 11]. Известно, что социальная оценка идиомов, как правило, носит подсознательный характер и редко вербализуется.
Поэтому для выявления языковых установок чаще используются различные виды косвенных методик, в первую очередь методика, или техника парных масок (matched guise technique). Эта методика описана во многих англоязычных источниках, на русском языке ее описание можно найти в известном учебном пособии Н.Б. Вахтина и Е.В. Головко «Социолингвистика и социология языка» [2].
В данном исследовании использована вариация методики парных масок — субъективный оценочный тест (Subjective Evaluation Testing — SET). SET — хорошо известный в социолингвистике метод выявления установок говорящих как на индивидуальном, так и на групповом уровне. Метод был изначально разработан Уолли-сом Ламбертом и его коллегами на факультете социальной психологии в университете Мак Джилл в Монреале и с тех пор воспроизводился и адаптировался много раз, например, Д. Гиббонсом для выявления установок по отношению к речи со смешением английского и кантонского диалекта китайского языка в Гонконге [8]. Различие между SET и методикой парных масок заключается в количестве говорящих, используемых для записи аудиотекстов для эксперимента. В то время как техника парных масок требует, чтобы один и тот же говорящий читал аудиотекст/ы на различных вариантах исследуемого языка/ов или диалекта/ов, в SET это делается разными людьми. Поэтому SET более пригоден в тех случаях, когда релевантные языковые варианты не могут быть компетентно воспроизведены одним человеком. В тех случаях, когда трудно или невозможно найти одного человека, который мог бы успешно говорить на разных языках, диалектах или вариантах одного и того же языка, можно использовать только SET. В нашем случае также было невозможно найти человека,
который мог бы успешно говорить как на бурятском с русским акцентом и на русском с бурятским акцентом, так и на обоих языках без акцента.
Экспериментальная методика SET очень проста, и в этом ее достоинство. Для получения реакций испытуемых просят ответить на определенный раздражитель. В нашем эксперименте испытуемые (студенты) слушали записанные голоса, в которых воспроизводились
1) два языковых варианта — бурятский и русский;
2) два различных варианта фонетически неаутентичной речи, т.е. речи с акцентом — бурятская речь с русским акцентом и русская речь с бурятским акцентом. В связи с тем, что это было пилотное исследование, нами опрошено 30 студентов-бакалавров обеих национальностей, обучающихся в Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств в г. Улан-Удэ. Двадцать информантов были русской национальности, десять — бурятской. Им были воспроизведены четыре аудиозаписи, содержащие:
— диалог на русском языке, записанный двумя девушками русской национальности, для которых русский язык являлся родным;
— диалог на бурятском языке, записанный двумя девушками бурятской национальности, для которых бурятский язык являлся родным;
— диалог на русском языке, записанный двумя девушками бурятской национальности, для которых русский язык не являлся родным, и они говорили на нем с бурятским акцентом;
— диалог на бурятском языке, записанный двумя девушками русской национальности, для которых бурятский язык не являлся родным, и они говорили на нем с русским акцентом.
Всего для эксперимента было задействовано восемь говорящих. Нами был сознательно выбран диалог, а не монологический текст, поскольку именно естественный бытовой диалог представляет собой первичную и естественную форму чело-
веческой коммуникации, а повседневное спонтанное общение, в отличие от более формализованных его видов, представляет собой основную форму существования языка (особенно миноритарного языка), которая позволяет судить о происходящих в нем актуальных процессах в отличие, например, от бурятской речи, которую слышим в театре или в СМИ. Нам представлялось важным выявить подсознательные языковые установки именно по отношению к повседневной, естественно звучащей речи, т.е. именно в той сфере, где бурятский язык уступает свои позиции русскому. Тексты диалогов на обоих языках были почти идентичны, темой разговора являлась встреча двух девушек, имеющих общих знакомых. Несмотря на то, что слушателям — участникам эксперимента не была сообщена этническая принадлежность говорящих, она могла быть определена (и, судя по реакции испытуемых, зачастую и определялась) слушающими из услышанной ими речи. Студенты должны были оценить говорящих, основываясь только на их речи, по десяти параметрам-характеристикам, пять из которых являлись чертами, характеризующими социальные достижения и пять — чертами характера (личностными характеристиками). К первой группе относились такие черты, как «умные, успешные, образованные, богатые, прогрессивные», ко второй группе — «добрые, заслуживающие доверия, агрессивные, модно одетые, ленивые». Каждая характеристика должна была быть оценена по следующей шкале: 1 — я совершенно согласен; 2 — я частично согласен; 3 — я частично не согласен; 4 — я совершенно не согласен; х — не относится к говорящим.
Несмотря на повышение символического статуса миноритарных языков, у членов как мажоритарного (русского), так и миноритарного ( бурятского) этноса, во-первых, сохраняются сформировавшиеся в советское время подсознательные установки о низком статусе (непрестижности) миноритарного языка и высоком статусе (престижности) мажоритарного языка. Это может проявляться в том, что говорящие на
мажоритарном языке оцениваются выше по шкале социальных достижений, т.е. по таким качествам, как образованность, успешность и т.д. Во-вторых, предполагается, что, если установки по отношению к какому-либо языку сопряжены с установками по отношению к говорящим на этом языке, то, возможно, что говорящие, недостаточно хорошо владеющие русским языком, подсознательно оцениваются низко по шкале социальных достижений. В-третьих, хотелось определить, подтверждаются ли в регионе Забайкалья тенденции, выявленные учеными в других регионах мира относительно того, что люди имеют тенденцию оценивать людей своей национальности (а национальность можно с определенной долей вероятности определить по речи) выше по шкале солидарности, т.е. как более добрых, заслуживающих доверия, чем людей другой национальности.
Результаты SET в перспективе должны быть сопоставлены с результатами, полученными путем прямого анкетного опроса жителей Республики Бурятия и Забайкальского края. Также такой эксперимент должен быть проведен и в Забайкальском крае.
Литература_
1. Бурыкин А. А. Язык малочисленного народа в его письменной форме (на материале эвенского языка). СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004.
2. Вахтин Н.Б., Головко Е.В. Социолингвистика и социология языка. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия»; Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2004.
3. Солнцев В.М., Михальченко В.Ю. Национально-языковые отношения в России на современном этапе // Языковая ситуация в Российской Федерации. М., 1992.
4. Baker Colin. Key Issues in Bilingualism and Bilingual Education, in: Multilingual Matters 35. Clevedon, Avon, England: Multilingual Matters. 1988.
5. Fasold Ralph The Sociolinguistics of Society. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Таким образом, используемая нами методика — пример триангуляционного подхода, сочетающего разные — прямые и косвенные — методы. Этот подход был озвучен и в работах других социолингвистов. Так, Майкл Стаббз использует термин «триангуляция» в значении сбора и сравнения различных точек зрения на ситуацию, имея в виду то, что данные социолингвистического опроса могут быть проверены этнографическим наблюдением, а в обобщенном виде количественные данные могут соотноситься с качественными, и наоборот [10]. Сходного же принципа придерживается Уильям Лабов, который строит свои макроуровне-вые исследования на результатах опросов и интервью, частично проверяет их методом несистематических наблюдений в естественных ситуациях и данными тестирований [10; С. 235-236].
Полагаем, что данная методика позволит объяснить подсознательные факторы, определяющие языковые предпочтения жителей Забайкалья и выявить динамику изменений статуса и престижа русского и бурятского языков в данном регионе.
References
1. Burykin A.A. Yazyk malochislennogo naroda v ego pismennoj forme (na materiale jevenskogo yazyka) [Language of minority people in its writing form (based on the Even language)]. St. Petersburg.: Oriental Petersburg, 2004.
2. Vahtin N.B., Golovko E.V. Sotsiolingvistika i sotsiologiya yazyka [Sociolinguistics and sociology of language]. St. Petersburg.: Edition center "Humanitarian Academy", Publishing House of the European University in St. Petersburg, 2004.
3. Solntsev V.M., Mihalchenko V.Ju. Yazykovaya situatsiya v Rossijskoj Federatsii (The language situation in the Russian Federation). Moscow, 1992.
4. Baker Colin. Key Issues in Bilingualism and Bilingual Education, in: Multilingual Matters 35. [Key Issues in Bilingualism and Bilingual Education, in: Multilingual Matters 35]. Clevedon, Avon, England: Multilingual Matters, 1988.
5. Fasold Ralph. The Sociolinguistics of Society [The Sociolinguistics of Society]. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
6. Fasold Ralph. The Sociolinguistics of Society. Oxford: Blackwell. 1984.
7. Ferrer Raquel and Sankoff David. Identity as the Primary Determinant of Language Choice in Valencia, in: Journal of Sociolinguistics, 7 (1). 2003. P. 50-64.
8. Gibbons John. Code-mixing and Code Choice: A Hong Kong Case Study. Clevedon: Multilingual Matters, 1987.
9. Lambert Wallace. A Social Psychology of Bi-lingualism, in: Journal of Social Issues 23, 1967. P. 91-109.
10. Stubbs Michael. Discourse analysis: The so-ciolinguistic analysis of natural language. — Chicago: U. of Chicago, 1983.
11. Woolard Kathryn and Gahng Tae-Joong. Changing Language Policies and Attitudes in Autonomous Catalonia, in: Language in Society 19, 1990. P.311-330.
Коротко об авторах_
Хилханова Э.В., д-р филол. наук, профессор каф. «Иностранные языкии и общая лингвистика», Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств, г. Улан-Удэ, Республика Бурятия [email protected]
Научные интересы: социолингвистика, дискурс-ный анализ, межкультурная коммуникация
6. Fasold Ralph. The Sociolinguistics of Society [The Sociolinguistics of Society]. Oxford: Blackwell, 1984.
7. Ferrer Raquel and Sankoff David. Ferrer Raquel and Sankoff David. Identity as the Primary Determinant of Language Choice in Valencia [Identity as the Primary Determinant of Language Choice in Valencia]. Journal of Sociolinguistics — Journal of Sociolinguistics, 2003. no. 7 (1). P. 50-64.
8. Gibbons John. Code-mixing and Code Choice: A Hong Kong Case Study [Code-mixing and Code Choice: A Hong Kong Case Study]. Clevedon: Multilingual Matters, 1987.
9. Lambert Wallace. A Social Psychology of Bilin-gualism [A Social Psychology of Bilingualism]. Journal of Social Issues 23 — Journal of Social Issues 23, 1967. P.91-109.
10. Stubbs Michael. Discourse analysis: The sociolinguistic analysis of natural language. [Discourse analysis: The sociolinguistic analysis of natural language]. Chicago: U. of Chicago, 1983.
11. Woolard Kathryn and Gahng Tae-Joong. Changing Language Policies and Attitudes in Autonomous Catalonia [Changing Language Policies and Attitudes in Autonomous Catalonia]. Language in Society 19 — Language in Society 19, 1990. P. 311330.
_Briefly about the authors
Е. Khilkhanova, Doctor of Philological Sciences, professor, «Foreign languages and general linguistics» department, Eastern-Siberian State Academy of Culture and Arts, Ulan-Ude, Republic Buryatiya
Scientific interests: Sociolinguistics, Discourse Analysis, Cross-Cultural Communication
Сундуева Д.Б., канд. филол. наук, доцент каф. «Теоретическая и прикладная лингвистика», Забайкальский государственный университет, Чита, Россия
Сл. тел.: (3022) 35-91-13
Научные интересы: региональная социолингвистика, лингвокультурология, теория и практика межкультурной коммуникации
D. Sunduevа, Candidate of Philological Sciences, associate professor, «Theoretical and applied linguistics department», Transbaikal State University, Chita, Russia
Scientific interests: regional sociolinguistics, linguistic study of culture, theory and practice of intercultural communication
