CC BY
23
Э. Л. Трикоз
МЕТАЯЗЫКОВЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК СТИМУЛ ОСВОЕНИЯ ЛЕКСИЧЕСКИХ НОВАЦИЙ
В РУССКОМ ЯЗЫКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Written sources of the second half of the 19th century Russian show various speech responses to specific words and thus provide a glimpse on the implicit language processes at work. The material addressed in the paper provides examples of context for many words, uncovers key features characteristic of the speech and vocabulary of individual social groups (aristocracy, peasants, merchants, and bureaucracy) and makes it possible to produce a culture-and-language based portrait of the average speaker/writer of the time.
Письменные источники второй половины XIX века, зафиксировавшие разнообразные речевые реакции по поводу слова, позволяют оценить происходящие в языке активные процессы. К этим источникам прежде всего относятся социально и стилистически неоднородные тексты публицистики (например, газеты и журналы), художественные тексты, в которых интенсивно шла индивидуальная обработка языка, разговорные тексты (мемуарная проза, «менее обработанная, менее стилизованная», отражающая живую устную речь)
[4: 4].
Процесс активного обновления лексики свое первое отражение находит в метаязыковых высказываниях по поводу слова, рефлекси-вах, «фиксирующих свое внимание на семантически и аксиологиче-ски значимых единицах, попадающих в поле метаязыкового сознания» [2: 79]. Метаязыковые высказывания актуализируют способность обыденного языкового сознания контролировать, пояснять слушающему /читающему собственную речь, а объем метаязыкового высказывания становится «говорящим» показателем владения языка и коммуникативной компетенции говорящего, его образованности. Словарная кодификация лексического состава русского литературного языка и первые попытки лексикографов провести границы и выделить центральные и периферийные пласты литературной лексики происходят спустя десятилетия.
Особенности выражения языковой рефлексии во второй половине XIX века связаны с письменной формой фиксации наивного языкового сознания. Предварительное осмысление употребляемой новации на выходе получало сознательную рефлексию, выражавшуюся нередко в виде объемных метаязыковых комментариев, целых метаязыковых текстов, которые нередко становились также источником распространения кодифицированной лексической нормы.
285
Вторая особенность языковой рефлексии исследуемого периода состоит в том, что субъект рефлексии, пишущий, представляет собой преимущественно образованного носителя языка, имеющего определенные знания о языке как системе, однако уровень языкового осмысления языковой новации оказывается разным у пишущих в силу разного уровня владения языком, сословно-профессиональ-ного опыта, социальных языковых вкусов и норм, что объясняется самим культурно-историческим феноменом разночинной интеллигенции.
Носитель языка, как правило, сосредоточивает свое внимание на непонятной стороне лексики, оценивает непривычность нового языкового явления, раскладывает в своем сознании непонятный языковой материал по полочкам, руководствуясь собственными знаниями о системе языка. Инновационность лексики в обыденном наивном сознании говорящего/пишущего прежде всего связана с теми процессами, которые происходили в лексической системе русского языка второй половины XIX века: лексические заимствования и новообразования, семантические сдвиги в значениях слов (см. работы Л. Грановской, Ю. Сорокина, В. Веселитского, Ф. Филина и др.).
Метаязыковые высказывания эксплицируют систему наивных значений слов. В обыденном языковом сознании они преимущественно реализуются через синоним; через слова, обозначающие тождественное понятие; через контекст; через обращение к внутренней форме слова, его ближайшему этимологическому значению и др.: Знали, что на этой террасе и в огромном саду... приготовлены какие-то особенные аллегорические увеселительные огни, как тогда называли иллюминацию... (В. Р. Зотов. Две сестры // Отечественные записки, 1851, №1, 46); Едва я расстался с V. Р. и К, которые взяли с меня слово заглянуть в киоск (оне жили в полмили от Парижа и занимали крошечную беседку, в которой с трудом помещались две кушетки и столик) (Д. Г. Григорович. Парижские впечатления (из путевых записок) // Современник, 1860, т. 80, 190); Что значит слово «эманципация»? По буквальному переводу с латинского: отпущение на волю. Другие переводят это слово освобождением, но из-под какого же ига? По смыслу, в котором у нас это слово употребляется, оно значит: допущение до равноправности, предоставление одинакихправ [6: 68]. Через речь обыденное языковое сознание выявляет новые смыслы слов, вследствие чего формируются значения заимствованных слов, коннотации, непонятные или малопонятные для носителя языка той эпохи. Безусловно, особого рассмотрения требуют метаязыковые высказывания по поводу заимствованных слов и лексических новаций с иноязычными аффиксами (-атор, -изм, -ция и др.; анти-, квази- и др.). По нашим наблюдениям, они
286
Метаязыковые высказывания как стимул освоения...
представляют большой пласт материала в текстах исследуемого периода.
Нередко в метаязыковых высказываниях фиксируется появление нового значения, переносного или образного, которое впоследствии закрепляется в речевой практике, в нормах функционирования языка. «Из личного понимания возникает высшая объективность мысли, научная, но не иначе, как при посредстве народного понимания, то есть языка и средств, создание коих условлено существованием языка» [7: 20].
Не нужно быть завзятым психологом, чтобы разгадать процесс ощущений и чувств, который должен был происходить в душе громадной толпы молодых людей (Москва. 15 октября. // Русь, 1884, №20, 6). Мои сестры, благодаря своим хорошеньким личикам и положению родителей... благодаря протекции великих княгинь... сразу попали в категорию аристократок, то есть детей, обреченных на порчу [8: 14]. Интересно заметить, что говорящий/пишущий в комментарии к слову отмечает сферу функционирования лексической новации, его социальную и стилистическую ограниченность, эмоциональную окраску: Недаром я всегда утверждал, что произносимое Коковцевым неизменно с презрительной усмешкой слово «профессор» в устах большинства санкт-петербургских quasi-сановников имеет значение чуть ли не ругательного слова [9: 20].
В сознании носителя языка исследуемого периода четко отделяются слова узкоспециальные и стилистически ограниченные (термины, слова книжные, официальные, устаревшие) от общелитературных. Кох из всех их <туберкулезных палочек> получил ясно выраженную картину бугорчатки, в обыкновенной речи — чахотки (Журнал русского общества народного здравия, 1894, №4, 451). Когда в процессе речемыслительной деятельности не находится терминологического эквивалента к слову, рефлексия фиксирует его разговорно-просторечные варианты: Какая это была болезнь — научно не определено, но народно ее звали «пазуха», или «веред», или «жмыховой пупырух», или даже просто «пупырух»1 [5, 2: 105].
В метаязыковых высказываниях исследуемого периода находит свое отражение процесс взаимодействия разговорно-просторечной и литературной лексики. Просторечные и жаргонные слова в сознании образованного носителя языка почти всегда маркировались, и их толкование, как правило, сопровождалось оценкой: На кадетском языке того времени для занимавшихся таким недостойным делом, как пересказ чего-нибудь и вообще искательство перед начальством, было особенное выражение «подъегозчик», и этого пре-
1 Здесь и далее сохраняется авторская постановка знаков препинания.
287
ступления кадеты никогда не прощали. С виновным в этом обращались презрительно и даже жестоко... [5, 2: 49]. Но бродяга не договорил, — вдали показался городовой. («Фараон» триклятущий, и побалакать не даст, того и гляди «под шары» угодишь, а там и «к дяде»!)» [3: 259]. (В примечании к жаргонному слову «фараон» содержится «городовой», к выражению «под шары» — «в часть».) Без внимательного наблюдения нельзя было бы заметить группировки звезд, хотя бы... Большой Медведицы, называемой у нас в народе «стожарами» (А. Н. Бекетов. Доктор Фроман // Мир божий, 1891, №1, 54).
Метаязыковому комментированию подвергались, как представляется, диалектные слова, сам факт влияния диалектной лексики на речь писателей, журналистов. «Углевка» завода Э. Ф. Мейерхольд, Пенза. Ах и водка была хороша!... «Углевка» и «удобка» — два специально местные пензенские слова, нигде больше мной не слыханные, — незабвенны [3: 192]. В произведениях Лескова эти слова нередко сопровождаются авторскими примечаниями: Башмаки — по-орловски черевички [5, 7: 207]. Богатырь этот — снежная лавина или, по-местному, «оплывина» (А. М. Гольвачев. Рудный уголок Алтая // Мир божий, 1892, №2, 72).
Культурно-исторический феномен разночинной интеллигенции и распространение печатного слова в России породили социальное «многоголосие» пишущих во второй половине XIX века. Социальные языковые вкусы нашли отражение в наивном языковом сознании образованного носителя языка. Речевые предпочтения отдельных социальных групп прямо или опосредованно выявляются через языковую рефлексию на слово: Коренной русский народ, как это давно уже замечено, недолюбливает, даже боится непонятных для него иностранных слов... (Современная летопись, 1898, №20, 1). Про купеческую речь замечает Г. Успенский: .и манера держать себя, и совершенно правильная речь, испещренная словами «экспорт», «коносамент», «брутто» и т. д. — все это было чрезвычайно ново и возбуждало... всеобщее ласковое внимание (Книжки «Недели», 1885, октябрь, 5). В воспоминаниях петербургских рабочих 1890-х гг. находим: В 1890-х годах в рабочей среде очень часто сказывалось грубо-презрительное отношение к женщинам. Рабочие говорили о «присухе», о том, что такая-то «приколдовала» такого-то. Не говорили: «онухаживает» за такой-то, а он «прикорово-дил» такую-то. Красивая девушка называлась «куском» [1: 270].
Таким образом, рассматриваемый материал:
— дает образцы контекстов многих слов,
288
Метаязыковые высказывания как стимул освоения...
— выявляет основные особенности речи и лексикона отдельных социальных групп, представляя для лексикографии яркие примеры речи дворян, крестьян, купцов, чиновников.
— позволяет нарисовать культурно-речевой портрет говорящего/пишущего исследуемого периода.
Литература
1. Авангард: Воспоминания и документы питерских рабочих 1890-х гг. Л.:
Лениздат, 1990.
2. Вепрева И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. М., 2005.
3. Гиляровский В. А. Мои скитания. Архангельск, 1987.
4. Голубева И. В. Опыт создания коллективного речевого портрета (на ма-
териале экспрессивного синтаксиса мемуарной прозы). Автореф. ... докт. филол. наук, Краснодар, 2002.
5. Лесков Н. С. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1989.
6. Погодин М. П. О модных у нас философских толках (для наших нигили-
стов и нигилисток). Пять посланий. М., 1875.
7. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-2. М., 1958.
8. Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник
1853-1882. Тула, 1990.
9. Шварц А. Н. Моя переписка со Столыпиным. М., 1994.
289
