CC BY
112
УДК 71.0
Казакова Елена Юрьевна Elena Kazakova
МЕТАЯЗЫК ОПИСАНИЯ КАТЕГОРИИ «МОЛЧАНИЕ»
METALANGUAGE OF THE DESCRIPTION OF THE CATEGORY «SILENCE»
Рассматривается функционирование категории «молчание» в исторические эпохи развития России. Автор обобщает научный материал по обозначенной теме, формулирует свою позицию в отношении данной категории
Ключевые слова: категория, знаковость, модель культуры, текст культуры
This article discusses functioning of the category «silence» in historical periods of the development of Russia. The author summarizes scientific material and formulates his position in relation to this category
Key words: category, singnness, model of culture,
text of culture
Молчание как форма духовного опыта, как феномен «пределовия», «надсло-вия», как особая категория смысла, очерченная границей материального языка, функционирует в семиотической системе культуры мира. В разных лингвокультурных социумах она проявляет себя по-своему, соответственно уровню развития модели культуры. Однако бесспорным представляется то обстоятельство, при котором ясно, что возникший в XX в. научный интерес к данному феномену не только не исчерпал себя научными работами по обозначенной теме, но и подготовил почву для более детального исследования.
Молчание стоит в ряду феноменов, находящихся в центре интересов современной философии. Необходимость обращения к данной категории связана, по мнению исследователей [Хайдеггер, Эпштейн, Арутюнова, Михайлова, Богданов, Бибих и др.], с возможностью молчания вызволить язык из кризиса пустозвучия, вернуть культуре равновесие, наполнить человеческий мир бытийностью. Охваченный процессами глобализации, техническим прогрессом человек меньше задумывается над действительностью, созданной «впопыхах» сказан-
ным Словом, только небольшое количество народов сохранили формативную функцию языка, языка, рожденного из молчания.
Задачей данной статьи является обобщение научного материала по теме «молчание», формулирование авторской позиции в отношении описываемой категории.
Существование большого количества текстов, содержащих описание, отношение людей к молчанию в российской культуре доказывает значимость данного феномена в модели культуры и создает необходимость в изучении и описании. Молчание как категория духовного опыта, особого способа познания мира не является статичной, отношение к ней меняется, и категория приобретает функции, смыслы. Наиболее яркие изменения в интерпретации молчания наблюдаются, на наш взгляд, при анализе следующих исторических эпох: Древняя Русь, Петровская Россия, Страна Советов, Современность.
Многие исследователи называют Древнюю Русь эпохой молчания. По мысли Георгия Федотова, Древняя Русь бедная и убогая в своих образовательных средствах, отличается немотой выражения самого глубокого и святого в своем религиозном
опыте [Федотов, С. 307]. Философ Г. Фло-ровский отмечает: «с изумлением переходит историк из возбужденной и часто многоглаголивой Византии на Русь, тихую и молчаливую. <...> Эта невысказанность и недосказанность часто кажется болезненной» [Флоровский, С. 503]. Н. Бердяев пишет о безмыслии, безмолвии допетровской Руси [Бердяев, С. 8]. Однако, на наш взгляд, Молчание Руси было вполне закономерным, т.к. и для рождения Слова, и для становления иной действительности необходимы глубокие мыслительные и духовные процессы, связанные с молчанием. На материальном уровне людям не приходилось объясняться и что-то доказывать, Слово было полновесным, значимым, «рождало» мир. Необходимость в разъяснениях появилась в петровскую эпоху, когда царь прорубил окно в Европу, впуская иное мировосприятие. По-мнению М.Н. Эпштейна, петровские реформы развязали язык России, подарили ей новую интенциональ-ность образованного, светского разговора и изящной словесности [Эпштейн, С. 181]. Информативная функция русского языка усилилась, не утратив при этом формативную. В языке появились иноязычные слова, называющие предметы других ментальных миров, поэтому в их образовании не требовалось молчание. В Советской России значимость категории молчание понимали немногие, лишь те, кто создавал лозунги, заглушая мысль личности, не допуская единения человека с сами собой, со своим внутренним. Молчание приобрело значение умолчания, скрытой угрозы, поэтому открывался нескончаемый поток слов, порождающий оборванные фразы, оторванные от мыслей слова. Советская идеология, по мнению М.Н. Эпштейна, на все сто процентов использует магическую функцию языка заговаривать предмет, приклеивать к нему кличку и бесконечным повторением придавать ей (кличке) видимость бытия. Оттого так вампирически «кипит и трепещет» слово, что в него перешла жизнь предмета, а сам он заглох и умер [Эпштейн, С. 181]. В пример сказанному исследователь приводит рассказ В. Сорокина «Геологи»,
в котором описывается ситуация выбора между спасением товарищей и сохранением добытых с трудом образцов. Наконец, самый опытный высказывает по просьбе товарищей свое мнение:
«— Оценивая сложившуюся ситуацию, мне кажется, что надо просто прочумарить фонку.
В наступившей тишине Алексеев качнул головой и по его лицу пробежало выражение восхищения:
— А ведь верно...как я не додумался..»
Вслед за своим магом-наставником
геологи хором повторяют:
«— Мысть, мысть, мысть, учкарное со-пление
— Мысть, мысть, мысть полокурый вотлок» [Сорокин, С. 30].
Оторванность мысли и предмета от слова нарушают структуру знаковости и приводят к пустотному произношению непривязанных к действительности слов. Люди повторяют сочетания букв, удаляясь от духовного внутреннего молчания. Слово, забывшее молчание превращается в фикцию. Молчание стало привилегией власти. Интересно замечание М.Н. Эпштейна о том, что словом в советское время пользовались как успокоительным средством. Под неумолчный идеологический шум происходили расстрелы 1930-1950 гг. Говорить, чтобы не думать, чтобы не оказаться наедине с молчанием, не проанализировать содеянное. Так, в рассказе Д. Хармса «Григорьев и Семенов»:
Григорьев (ударяя Семенова по морде): Вот вам и зима наступила. Пора печи топить. Как по-вашему?
Семенов: По-моему, если серьезно отнестись к вашему замечанию, то, пожалуй, действительно пора затопить печку.
Григорьев (ударяя Семенова по морде): А как по вашему, зима в этом году будет холодная или теплая?
Семенов: Пожалуй, судя по тому, что лето было дождливое, зима будет холодная. Если лето дождливое, то зима будет холодная.
Григорьев (ударяя Семенова по морде): А вот мне никогда не бывает холодно.
И т.д., вплоть до развязки:
Григорьев (ударяя Семенова каблуком по морде): Говори, говори! Послушаю.
Семенов (валится на спину): Ох!
Таким образом, только междометие связано с происходящим и отражает действительность. Остальные слова, существуя мгновения, пролетают свою собственную траекторию, не оставляя следа. Тема погоды — семантически нулевая степень социального общения [Эпштейн, С. 192].
Пустословие, перевоплощающееся в тишину, в стране советов потеснило молчание, однако не вытеснило, а уплотнило данную категорию. С переходом из советской эпохи настойчивого провозглашения лозунгов-внушений населению в неназванный мир, властями определяемый как демократическая Россия, интерес к категории молчания рос и становился все более научно оформленным. Интересно заметить, что «молчание» стало объектом научных рассуждений, главным героем художественной литературы в кризисный переходный период, когда люди поняли, что за неосмысленными, механически заученными лозунгами и идеалогическим шумом — пустота, что тишина заполнила большую часть пространства окружающей их действительности.
Ранее молчание было неотъемлемой частью жизни, однако, когда данную субстанцию попытались вырвать из повседневной жизни людей, молчание, приобретая новые смыслы, становится привилегией теперь уже людей науки и творчества. Ученые разных сфер научного познания определяли молчание как способ познания мира, как риторическую фигуру, как особый прием в обучении, как отрицательный способ существования текста, как нулевой семиотический знак и т.д. Так, молчание рассматривается в философско-культурологических исследованиях С.С. Аверинцева, К.Г. Исупова, К.С. Пигро-ва. Герменевтический подход к молчанию осуществляется в работах В.В. Бибихина, М.К. Мамардашвили, Л.М. Моревой. П.П. Гайденко проводит историко-философский анализ молчания; С. Киркегора. С. С. Хоружий и Т.М. Горичева рассматривают
феномен молчания с религиозно-философских позиций. Ю.М. Лотман проводит семиотическое исследование молчания. В. А. Подорога реализует феноменологический подход к проблеме. Следует отметить ценность ряда зарубежных исследований. Теологический аспект молчания затронут в работах Д. Бонхоффера, К. Барта, Д. Робинсона, П. Тиллиха. Молчание актуально для эстетических концепций Т. Адорно и М. Мерло-Понти. Постструктуралистский и постмодернистский подход к молчанию осуществляется в работах Р. Барта, Ж. Бодрийяра, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж. Лакана, Ж.-Ф. Лиотара, М. Фуко, У. Эко. Экзистенциальная значимость молчания актуализирована в исследованиях Ж. Ба-тая, М. Бланшо, М. Бубера, Э. Левинаса, К. Ясперса. Л. Витгенштейн затрагивает логико-гносеологическую проблематику, связанную с молчанием. Социально философский анализ этого феномена проводит
Э. Ноэль-Нойман. Онтоэстетический смысл молчания исследует М. Хайдеггер.
Описанию ситуаций функционирования молчания посвящены работы лингвистов, культурологов, философов, педагогов, психологов, но, на наш взгляд, по причине трудностей в определении границ и обозначении объема семантики «молчания» отсутствуют комплексные работы по осмыслению данного феномена. Нами субстанция «молчание» определяется как ант-ропокультурологическая семиотическая категория философии, функционирующая в моделях культур и выполняющая роль кода при анализе текста, модели культуры.
В пространстве модели культуры существует определенный набор значимых для нее категорий, которые в совокупности являются кодом для познания изучаемой модели культуры. По мысли И. И. Кального, категории — предельно общие, фундаментальные понятия, отражающие наиболее существенные, закономерные связи, и отношения бытия в мире; форма и организующий принцип мышления [Кальной, Сандулов, С. 109]. Познание мира через призму значимых категорий позволяет, с одной стороны, обобщить сущность по-
нятия, знаки, тексты моделей культуры, с другой, увидеть различия в мировосприятии представителей разных культурных моделей. Истоки понимания категорий как характеристик бытия находятся в трудах Аристотеля. Так, философ древности выделил десять типов категорий-высказываний о сущем: субстанция, количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и страдание. Становление единичной реальности есть ее выделение из нерасчленённого бытия чистой возможности и обособления ее как самостоятельной реальности. Все десять категорий имеют свою онтологическую укорененность в том смысле, что они имеют свое объективное содержание.
Смысл онтологического понимания категорий заключается в том, что они составляют особую часть объективной реальности. По Аристотелю, категории — это компоненты «активной формы», обеспечивающие формообразование пассивной «материи». Знающий категории может проследить процесс расчленения сущего бытия до конкретного, исследовать развитие от чистой возможности до сущности, отделить сущность от всего мнимого и иллюзорного [Канке, С. 103].
В исследованиях Канта категории рассматриваются как инструмент упорядочивания информации о мире. Рассудочное мышление как компонент процесса познания обладает категориями. Кант выделяет четыре вида категорий, каждый из которых обладает третичной структурой: категории количества ( единство, множественность и целостность) ; категории качества ( реальность, отрицание и отграничение) ; категории отношения ( самостоятельность и принадлежность, причина и действие, взаимодействие как отношение между действующим и страдающим) ; категории модальности ( возможность и невозможность, существование и несуществование, необходимость и случайность). По Гегелю, категории это инструмент познания Абсолютной идеи, воплощения идеи в действительность [Канке, С. 106]. В современном гуманитарном познании нет односторон-
него понимания определения категории. Так, исследователи в рамках когнитивной лингвистики определяют понятие концепт и категория как синонимы. З.Д. Попова, И.А. Стернин, В.И. Карасик, А.А. Кретов, Е.А. Пименов, М.В. Пименова выделяют группы концептов или категорий культуры среди них: универсальные категории культуры (философские категории — время, пространство, причина, следствие, изменение, движение, количество, качество); социально-культурные категории: свобода, справедливость, труд, богатство (для русских — достаток), собственность (которая в русском языке обозначается и как частная, и общественная, и общинная, т.е. выражается описательно, а в английском языке частная собственность обозначается одной лексемой — privacy); категории национальной культуры (для русской культуры — это воля, доля, соборность, душа, дух); этические категории (добро и зло, долг, правда и истина) ; мифологические категории, включающие в себя религиозные (боги, ангел-хранитель, духи, домовой) [Кальной, Сандулов, С. 99].
В философском словаре категории обозначены как фундаментальные понятия, формы мысли, типы связи субъекта и предиката в суждении, устойчивые способы предицирования, существующие в языке, составляющие условия возможности понятного знания и имеющие априорное значение в качестве универсалий и предельных понятий [Новая философская энциклопедия, С. 345 ]. Категории культуры по А.Я. Гуревичу — это набор основополагающих для данной культуры понятий, образующих в совокупности модель реальности, характерную для данной конкретно-исторической эпохи. Придерживаясь трактовки культуры как знаковой системы, историк и культуролог, А.Я. Гуревич предложил рассматривать категории культуры как ее базисные понятия. К категориям культуры ученый относит такие как: пространство, время, судьба, богатство, труд, жизнь и т.д. При этом в каждой модели культуры особенный набор категорий, уровень степени значимости категорий культуры зависит от уровня разви-
тия представителей данной модели культуры. Набор категорий отражает специфику модели культуры, а также служит системой координат для познания культуры. Категории культуры отражают многообразие наличных форм духовно-практического освоения мира и не тождественны доминирующим религиозным, философским или идеологическим установкам [Гуревич, С. 203]. Значимость категории культуры можно определить по ее репрезентации в культурных текстах разного уровня. Так, категория молчание отражается в текстах разного уровня: научные исследования, музыкальные композиции, изобразительное искусство, религиозные обряды и др.
Согласно классификациям, феномен
«молчание» следует отнести к универсальным категориям философии, характеризующим смыслы человеческого бытия. «Молчание» — категория бытийного мира человечества, т.к. только человек анализирует феномен как знак к действию. В каждой существующей модели культуры категория «молчание» развивается и проявляется по-своему, следовательно, обозначенная категория имеет специфические для моделей культур свойства.
Таким образом, молчание, будучи неотъемлемой частью культуры мира, плотно вошла и функционирует в пространстве российской модели культуры, отражая развитие культуры, исторические процессы.
Литература
1. Феномен молчания / Язык о языке. — Под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. — М., 2000.
2. Барт Р. Нулевая степень письма: собр. сочинений. — М., 2008.
3. Бахтин М.М. Из записей 1970-71 гг. // Эстетика словесного творчества. — М., 1979.
4. Бибихин В.В. Язык философии: монография. — М., 1993.
5. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры: монография. — М., 1988.
6. Кальной И. И., Сандулов Ю. А. Философия для аспирантов: учебник. — Под ред. И.И. Кального; 3-е изд., стер. — СПб., 2003.
7. Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. Итоги XX столетия: учеб. пособие для аспирантов. — М.: Логос, 2000.
8. Каравкин В.И. Идеальная модель культуры: Антропология // Новые исследования. — М.: ОГИ, 2010.
9. Кармин А.С. Культурология: учеб. пособие. — СПб., 2010.
10. Кнабе Г.С. Семиотика культуры: учеб. пособие. — М., 2005.
11. Крейдлин Г.Е., Кронгауз М.А. Семиотика, или Азбука общения: учеб. пособие. — М., 2009.
12. Лотман Ю.М. Семиосфера: Статьи. Исследования. Заметки. — СПб., 2000.
13. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. — СПб., 2002.
14. Новая философская энциклопедия, Е-М Т. 2. — Под ред. В.С. Степина, Г.Ю. Семгина. — М., 2001.
15. Семиотика: Антология / сост. Ю.С. Степанов. — 2-е изд. — М.: Акад. Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
16. Сорокин В. Первый субботник: собр. соч. — М., 2001.
17. Успенксий Б.А. Семиотика искусства. — М., 1995.
18. Федотов Г.П. Судьба и грехи Росси: избранные статьи по философии русской истории и культуры. — СПб., 1991.
19. Философия: энциклопедический словарь. — Под ред. А.А. Ивина. — М., 2006.
20. Флоровский Г. Пути русского богословия: статья. — Париж, 1988.
21. Эпштейн М.Н. Слово и молчание: метафизика русской литературы: учеб. пособие для вузов. — М.: Высш. шк., 2006.
Коротко об авторе_______________________________
Казакова Е.Ю., аспирантка, ст. преподаватель кафедры ТиПЛ, Забайкальский государственный университет (ЗабГУ)
Служ. тел.: (3022) 35-91-13
Научные интересы: семиотика, культурология, лингвокультурология, лингвистическая антропология
______________________Briefly about the author
E. Kazakova, postgraduate, senior teacher of theoretical and applied linguistics department, Zabaikalsky State University (ZabGU)
Scientific interests: semiotics, cultural science, linguistic cultural science, linguistic anthropology
