CC BY
59
ББК 83.3 (2Рос - Рус) 6
УДК 821.161.1 Есенин - 141.09: 398.2
Л.В. ЕВДОКИМОВА
L.V. EVDOKIMOVA
МЕТАФОРЫ ФОЛЬКЛОРНОЙ ЗАГАДКИ КАК ИСТОЧНИК РЕЛИГИОЗНОЙ ОБРАЗНОСТИ С. ЕСЕНИНА
METAPHORS OF THE FOLK RIDDLE AS A SOURCE OF S. ESENIN'S RELIGIOUS IMAGERY
В статье показано, что есенинский образ природы как храма обнаруживает параллели с фольклорными загадками о церкви. Автор утверждает, что метафора фольклорной загадки стала основой «иаковской лестницы образа» («Ключи Марии»), возводящей общепринятое значение слова к традиционно христианскому, укорененному в Святом Писании.
The present paper shows that Esenin's image of the nature as a temple reveals the parallels to the folk riddles about a church. The author asserts that the metaphor of the folk riddle became the foundation of «the image of Jacob's ladder» («Maria's keys»). It raised the general significance of a word to the traditional Christian taken root in the Bible.
Ключевые слова: фольклоризм литературы, творчество С. Есенина, метафора фольклорной загадки, литературный образ.
Key words: folklore of literature, S. Esenin's creative work, metaphor of a folk riddle, a literary image.
Светлой памяти проф. Д.Н. Медриша
Важным (хотя и не единственным) источником есенинской метафоры литературоведы обоснованно считают фольклорную загадку (В.В. Коржан, Б.В. Нейман, Н. Кравцов [11, 17, 12]). В направлении исследования роли фольклорной загадки в творчестве Есенина было освещено немало вопросов. Указаны фольклорные загадки, ставшие основой конкретных есенинских метафор, определены основные книжные источники «загадочных» образов Есенина. Это «Загадки русского народа. Сборник загадок, вопросов, притч и задач. Сост. Д. Садовников» (СПб., 1901) и «Поэтические воззрения славян на природу» А.Н. Афанасьева.
Обобщение результатов исследований Б. Неймана и Н. Кравцова позволяет сделать классификацию приемов освоения народной загадки есенинским творчеством. Это непосредственное «цитирование» «загадочных» образов, перенесение образов загадок с одного явления на другое, замещение или развертывание «загадочной» метафоры на основе метонимической ассоциации, пересечение нескольких метафорических рядов [17, 12].
Литературоведы определяют интенсивность обращения поэта к загадке в разные периоды его творчества; был сделан важный вывод о том, что «за-
гадка сыграла ведущую роль в выработке метафорического мышления Есенина» и что «в период усиления поисков новых художественных средств у поэта обострилось внимание к этому виду устной поэзии» [11, с. 129, 131]. Исследователи убедительно продемонстрировали, как в творчестве Есенина фольклорная загадка обретает не свойственную ей лирическую окрашенность [11, с. 139-140].
На наш взгляд, востребованность загадки в есенинском творчестве обусловлена тем, что метафора и структура загадки содержали значительный художественный потенциал, актуальный для различных литературных направлений и течений. Это способствовало чувствительности поэта к новейшим явлениям в современной ему литературе. Загадка стала той художественной формой, при помощи которой выкристаллизовался особый есенинский стиль, находящийся между модернизмом и авангардом [см.: 21].
Есенин утверждал, что уже в начале своего творческого пути неосознанно следовал тем художественным принципам, которые впоследствии нашли оформление в манифестах имажинизма [20, с. 437]. Между тем есенинские стихотворения отличает густая образность с 1914 года [7, с. 70]. С этого времени заимствованные образы загадок и сходные с ними авторские метафоры выражают общемифологическое представление о проницаемости границ между человеком и природой, между земным и небесным мирами. В творчестве Есенина данное представление созвучно символистской эстетике, опиравшейся на труды известного русского философа Вл. Соловьева. Особое значение имела философия всеединства, в которой одно из центральных мест занимал философско-поэтический символ Софии, представляющий нераздельное тождество идеального и материального. Появление данного символа в философском учении Соловьева обусловлено определенным влиянием античного гно-стицизма[16, с. 203-255]. Показательно, что гностические идеи обнаруживаются и в статье поэта «Ключи Марии» [18]. А в поэзии «гностицизм» есенинских метафор выражается в том, что они помогают раскрытию образа природы как Божьего храма, как космической литургии [14, с. 618-646; 19, с. 101-104]. Полагаем, явная полигенетичность данного образа позволяет допустить, что в стихотворениях Есенина эксплицируется и религиозный слой метафор фольклорной загадки.
Между тем в загадке религиозные объекты, с одной стороны, кодируются природными явлениями; с другой - сами выступают в качестве замещающих номинаций других объектов. Так, церковь может быть представлена метафорами: «стожок - золотой вершок» [6, № 992], «в ельничке густом, во березничке частом» [6, № 1030], «дуб сорочинской» [6, №№ 1036, 1036а]. Встречаются и такие неожиданные метафорические сближения: священнослужитель - «олень» [6, № 1030], прихожане - «птички» [6, № 1036], колокол -«бык» [6, №№ 1015-1019], «жеребец» [6, № 1020, 1020а], «петух» [6, №№ 1022, 1022 а-в], «утка» [6, №№ 1025 а-п]. Заметим, что данные замещения, как правило, не противоречат религиозной символике. Так, в христианстве петух означает бдительность, олень - религиозное воодушевление и рвение, птицы вообще - крылатых душ [13, с. 224, 225, 262]. Данное обстоятельство свидетельствует о позднем происхождении такого рода загадок, возникших, вероятно, под влиянием древнерусской книжности, которая опиралась на представление о символической, вневременной сущности явлений природы [15, с. 146-154].
Корреляции между фольклорными загадками о церкви и есенинским образом природы как храма указывают на существование предпосылок в национальном художественном сознании, обусловивших появление творческих новаций Есенина. В конкретных случаях допустимо говорить о «загадочных» метафорах как возможных источниках образности. Например, метафора из извест-
ной загадки о звездах: Поверх деревьев свечи теплятся [5, № 22] - устойчиво встречается в творчестве поэта, являясь деталью образа воцерковленной природы, объединяющей пантеистические и христианские начала: «Вечер синею свечкой звезду / Над дорогой моей засветил»; «Серебристая дорога, / Ты зовешь меня куда? / Свечкой чисточетверговой / Над тобой горит звезда» [4, с. 99, 100]. Народные мифологические представления о небе как священном храме, тереме Бога, о которых Есенин мог узнать из «Поэтических воззрений славян на природу» А.Н. Афанасьева [1, т. I, с. 112], находят отражение и в фольклорной загадке о звездах: Рассыпался собор /На двенадцать сторон; / Никому не собрать: /Ни попам, /Ни дьякам, / Ни серебреникам, / Ни грамотным людям... [6, № 1852ф].
Полагаем, что данная «загадочная» метафора развивается в стихотворениях Есенина по принципу метонимической ассоциации. Так появляются строки: «С голубизны незримой кущи / Струятся звездные псалмы.»; «Молча ухает звездная звонница, / Что ни лист, то свеча на заре.» [4, с. 49, 112)].
В приведенных примерах также присутствует след мифологической метафоры тучи = мировое древо; небесные леса; сады; рай, которой в «Поэтических воззрениях.» уделяется особое место [1, т. II, с. 277-286, 292-320]. Данная метафора встречается и в фольклорной загадке о туче: На поле ца-ринском/Стоит дуб саратынский. [6, № 1960]. Впрочем, в загадке и другие небесные объекты, например солнце, могут быть уподоблены дереву: На городе на Сияне /Стоит дуб с вихеями. [6, № 1817б].
В стихотворениях Есенина метафорическое сближение небес и леса применяется и к земным, и к небесным лесам, выражая лирическое ощущение божественного всеприсутствия: «Он зовет меня в дубровы, / Как во царствие небес.»; «Взнеси, как голубя, меня / В твой в синих рощах скит» [4, с. 56, 110].
В есенинском образе леса как божественного храма также просматривается развитие метафоры из загадки о церкви: Елочка сухая - вершинка золотая [5, № 5004]. Замещение церковь - елочка не является произвольным и имеет глубокую мифологическую мотивировку, поскольку вечнозеленые деревья символизируют бессмертие. В стихотворениях Есенина сосны и ели нередко причастны природной литургии: «.в елях - крылья херувима.»; «Никнут сосны, никнут ели / И кричат ему: "Осанна!"»; «Между сосен, между елок, / Меж берез кудрявых бус, / Под венком, в кольце иголок, / Мне мерещится Исус» [4, с. 49, 55, 56].
Символистское восприятие земного мира как отблеска высшей реальности обнаруживает глубинное родство с «дуалистическим пространством» произведений Есенина, в котором совмещаются и сакральный, и профанический планы бытия [22, с. 709, 711]. Двуединство видимого и невидимого миров выражалось Есениным через «образы двойного зрения» («Ключи Марии»), соотносимые с фольклорной загадкой. В народной загадке космические объекты (небо, звезды, месяц) нередко кодируются посредством предметов домашнего быта: По всей сковороде оладьи, / по середке каравай [5, № 58].
Действительно, в теоретическом трактате «Ключи Марии» (1918) Есенин характеризует загадку как особую метафору, в которой отвлеченное и конкретное, земное и небесное сопряжены как означаемое и означающее: «Создать мир воздуха из предметов земных вещей или рассыпать его на вещи - тайна для нас не новая. это есть сочинительство загадок с ответом в середине самой же загадки. Но в древней Руси и по сию пору в народе эта область творчества гораздо экспрессивнее. Там о месяце говорят:
Сивка море перескочил,
Да копыт не замочил» [3, с. 598].
Фольклорная загадка в «Ключах Марии» расценивается как отправная точка развития трехуровневого образа: статичный заставочный (метафорический) усложняется в смысловом «струении» корабельного, который, в свою очередь, претворяется в ангелический образ. Вот что пишет об этом Есенин: «Ангеличе-ский образ есть сотворение или пробитие из данной заставки и корабельного образа какого-нибудь окна, где струение являет из лика один или несколько новых ликов» [3, с. 596-597]. Определение одной из разновидностей многоступенчатого образа, упоминаемой в статье, - «иаковская лестница образа» [3, с. 601], которая отсылает к известному библейскому эпизоду о сне патриарха Иакова, видевшего лестницу, соединяющую земной и горний мир посредством восходящих и нисходящих ангелов (Быт. 28: 12-13). «Ангелический» образ Есенина и современный исследователь считает допустимым охарактеризовать как «иконичный», ибо есенинское «объяснение ангелического образа проистекает из православного понимания иконы», как окна в божественный мир[14, с. 619].
Концепция многоуровневого образа Есенина восходит как к символистскому, так и к древнерусскому пониманию слова [9]. Во-первых, есенинская теория образа соотносима с символом «младосимволистов», в основе строения которого принцип «от реального к сверхреальному». В докладе «Мысли о символизме» (1912) Вяч. Иванов утверждал, что «в каждом произведении истинно символического искусства начинается лестница Иакова» [8, с. 192]. Во-вторых, не менее значимым источником есенинской теории образа является древнерусская книжность - средневековый концепт словесного образа, возводящего общепринятое, буквальное значение слова к традиционно христианскому, укорененному в Святом Писании; причем, как справедливо указывает Л.А. Киселева, древнерусская идея «плетения словес» актуализировалась в творчестве С. Есенина и под влиянием поэтики Н. Клюева [см.: 9]. Благодаря второму из обозначенных контекстов мы найдем в творчестве Есенина примеры «иаковской лестницы образа» в традиционном, средневековом смысле.
Для Есенина фольклорная загадка, которая содержала «зачатки поэзии орнаментальной и поэзии "философической"» [2, с. 240-241] стала не только средством «прорыва» в космос, но и основой образа, структура которого соотносима с явлением стилистической симметрии древнерусской книжности [см.: 15, с. 154-160].
В стихотворении «Сохнет стаявшая глина...» (1914) уже в 1-м четверостишии весеннее пробуждение природы описано с помощью экзотической для русского пейзажа метафоры: «Пляшет ветер по равнинам, / Рыжий ласковый осленок»[4, с. 55]. Полагаем, что уподобление ветер - осленок имеет вне-предметное происхождение и обусловлено логикой «загадочных» замещений. В фольклоре известна загадка о месяце: Осёл через ворота глядит [5, № 90]. Похоже, что автор перенес эту метафору на другое явление природы по аналогии с тем, как в загадке «конь», «жеребец» образно представляет и месяц [6, №№ 1833-1836], и ветер [6, №№ 1912 а-г].
Во 2-м четверостишии детали пейзажа несут символическое значение, акцентируя смысловое «струение» корабельного образа: «Пахнет вербой и смолою. / Синь то дремлет, то вздыхает» [4, с. 55]. А заставочные образы обретают литургический смысл: «У лесного аналоя / Воробей псалтырь читает» [4, с. 55].
И, наконец, в 3-м четверостишии в картине весенней природы просматривается образ входа Господня в Иерусалим, который отмечается русской православной церковью как вербное воскресение. Метафора ветер = осленок преобразуется в деталь евангельского предания (Иисус въехал в город на ослике): «Кто-то в солнечной сермяге / На осленке рыжем едет» [4, с. 55].
Известно, что стихотворение Есенина «Под красным вязом крыльцо и двор.» было написано под влиянием антропософских фантазий А. Белого [23]. В первой редакции 1917 г. стихотворение состояло из 16 двустиший, т.е. было в два раза длиннее окончательного текста, подготовленного к печати в сборник «Голубень» в 1918 г.; характерно, что в последнем варианте Есенин зачеркнул посвящение «А. Белому» [23, с. 408-409]. Полагаем, поэт изменил свои намерения потому, что содержание текста значительно изменилось - настолько, что допускало, на наш взгляд, интерпретацию смысловой «иерархии» в стихотворении «Под красным вязом крыльцо и двор.» как «иаковской лестницы».
В стихотворении установка на многоплановость изображаемого задана «корабельным» образом окна, в котором сплавлены бытовое и сакральное: это и окно крестьянской избы, и окно в другой мир, который сначала имеет вид творимого космоса: «На синих окнах накапан лик: / Бредет по туче седой Старик. // Он смуглой горстью меж тихих древ / Бросает звезды - озимый сев» [(4, с. 75]. Метафора загадки о звездах на небе создает первое звено в цепочке уподоблений. Ср.: Рассыпалось к ночи зерно, / Глянули поутру - нет ничего. [5, № 35]; Постелю рогожку, / Посею горошку... [6, № 1863а].
Следующую ступень в движении текста к ангелическому образу с новозаветной семантикой образует метафора, семантически связанная с предыдущей, - звезда = душа: «Взрастает нива, и зерна душ / Со звоном неба спадают в глушь» [4, с. 75]. В процитированных строках выражено мифологическое представление о том, что появление новой звезды на небе означает рождение младенца. Об этом мифе Есенин, вероятнее всего, узнал из «Поэтических воззрений славян на природу» А.Н. Афанасьева [1, т. III, с. 206-207]. Однако подлинное рождение в тварном мире изображается как прорыв в духовное измерение:
Я помню время, оно, как звук,
Стучало клювом в древесный сук.
Я был во злаке, но костный ум
Уж верил в поле и водный шум.
И слышал дух мой про край холмов,
Где есть рожденье в посеве слов [4, с. 75].
Метафора семя = слово, конечно, отсылает к евангельской притче о сеятеле: семена, попавшие на дорогу, камень и тернии, погибли, и только упавшие на «добрую землю», стали плодоносными. Смысл притчи таков: «Семя есть слово Божие. А упадшее на добрую землю, это те, которые, услышавши слово, хранят его в добром и чистом сердце и приносят плод в терпении» (Лк. 8: 11, 15).
Получается, что «словесный орнамент» стихотворения представляет собой «плетение» метафор: ритм образа задается, как и в древнерусской книжности, симметричными уподоблениями: звезды - зёрна - души - Слово [ср.: 15, с. 154-160; 10]. Через «просвечивание» слов друг сквозь друга воспроизводится символ ангельской лествицы - с нисходящим движением от Бога к разным уровням творения. «Загадочная» метафора вырастает до библейской, и «лик» на окне обретает иконописный статус.
Строение «иаковской лестницы образа» в рассмотренных стихотворениях Есенина обнаруживает сходство с иерархической вертикалью значений
в символе Вяч. Иванова, в которой высшие значения связаны с христологиче-скими смыслами [см.: 24]. Хотя очевидно и различие: есенинский многоступенчатый образ в приведенных примерах восходит к древнерусской аллегории, в которой через «плетение словес» обретается строго библейский смысл и таким образом выражается основной «лествичный» принцип мироустройства [см.: 9].
Однако поэтический ресурс загадки сохранил свою значимость и для тех произведений Есенина, в которых уверенно заявила о себе авангардистская поэтика. Здесь уместно выделить написанные в 1917-1919 гг. «маленькие» поэмы, которые были признаны имажинистами «своими». Но это тема отдельного исследования.
Литература
1. Афанасьев, А.Н. Поэтические воззрения славян на природу [Текст] / А.Н. Афанасьев // Соч.: в 3-х тт. - М.: Индрик, 1994.
2. Базанов, В.Г. Древнерусские ключи к «Ключам Марии» Есенина [Текст] / В.Г. Базанов // Миф - фольклор - литература / отв. ред. В.Г. Базанов. - Л.: Наука, 1978. -С. 204-249.
3. Есенин, С.А. Ключи Марии [Текст] // Сочинения / С.А. Есенин / сост., вступ. статья коммент. А. Козловского. - М., 1991. - С. 584-602.
4. Есенин, С. Собрание сочинений: в 2-х тт. [Текст] / С. Есенин. - М.: Сов. Россия -Современник, 1991. - Т. I. - 480 с.
5. Загадки [Текст] / изд. подготовила В.В. Митрофанова. - Л.: Наука, 1968. - 255 с.
6. Загадки русского народа: Сборник загадок, вопросов, притч и задач [Текст] / сост. Д. Садовников. - М.: Современный писатель, 1995. - 400 с.
7. Захаров, А.Н. Эволюция есенинского имажинизма [Текст] / А.Н. Захаров // Русский имажинизм: история, теория, практика / под ред. В.А. Дроздкова, А.Н. Захарова, Т.К. Савченко. - М.: ИМЛИ РАН, 2005. - С. 51-74.
8. Иванов, Вяч. Родное и вселенское [Текст] / Вяч. Иванов. - М.: Республика, 1994. -428 с.
9. Киселева, Л.А. Диалог древнерусского и символистского концептов слова в есенинских «Ключах Марии» [Текст] / Л.А. Киселева // Пам'ять майбутнього: Збiрник нау-кових праць. Кив, 2001. - Вип. 1. - С. 66-82.
10. Коновалова, О.Ф. «Плетение словес» и плетеный орнамент конца XIV в. (К вопросу о соотнесении) [Текст] / О.Ф. Коновалова // ТОДРЛ. М.; Л., 1966. - Т. XXII. - С. 101-111.
11. Коржан, В.В. Есенин и народная поэзия [Текст] / В.В. Коржан. - Л.: Наука, 1969. - 200 с.
12. Кравцов, Н. Есенин и народное творчество [Текст] / Н. Кравцов // Художественный фольклор / под ред. Ю. Соколова. - М.: Гос. Акад. худож. наук, 1929. - Вып. -С. 193-203.
13. Купер, Дж. Энциклопедия символов [Текст] / Дж. Купер. - М.: Ассоциация Духовного Единения «Золотой век», 1995. - 402 с.
14. Лепахин, В. Икона в русской художественной литературе. Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы [Текст] / В. Лепахин. - М.: Отчий дом, 2002. - 736 с.
15. Лихачев, Д.С. Историческая поэтика русской литературы [Текст] / Д.С. Лихачев. -СПб.: Алетейя, 1997. - 585 с.
16. Лосев, А.Ф. Страсть к диалектике [Текст] / А.Ф. Лосев. - М.: Сов. писатель, 1990. -320 с.
17. Нейман, Б.В. Источники эйдологии Есенина [Текст] / Б.В. Нейман // Художественный фольклор / под ред. Ю. Соколова. - М.: Гос. Акад. худож. наук, 1929. - Вып. ^^ -С. 204-217.
18. Никё, М. Гностические мотивы в «Ключах Марии» С. Есенина [Текст] / М. Никё // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум / отв. ред. Ю.Л. Прокушев. - М.: Наследие, 1997. - С. 124-129.
19. Павловски, М. Религия русского народа в поэзии Есенина (Лингвистические соображения) [Текст] / М. Павловски // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум / отв. ред. Ю.Л. Прокушев. - М.: Наследие, 1997. - С. 93-115.
20. Розанов, И.Н. Воспоминания о Сергее Есенине [Текст] / И.Н. Розанов // С.А. Есенин в воспоминаниях современников: в 2-х тт. / вст. ст., сост. и коммент. А.А. Козловского. - М.: Худож. литература, 1986. - Т. I. - С. 428-444.
21. Сибинович, С. Поэтика Есенина на распутье между модернизмом и авангардизмом [Текст] / С. Сибинович // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум / отв. ред. Ю.Л. Прокушев. - М.: Наследие, 1997. - С. 185-190.
22. Солнцева, Н.М. Новокрестьянские поэты и прозаики: Николай Клюев, Сергей Есенин и др. [Текст] / Н.М. Солнцева // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Книга 2 / отв. ред. В.А. Келдыш. - М.: ИМЛИ РАН - Наследие, 2001. -С. 682-721.
23. Швецова, Л. Андрей Белый и Сергей Есенин: К творческим взаимоотношениям в первые послеоктябрьские годы [Текст] / Л. Швецова // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум / отв. ред. Ю.Л. Прокушев. - М.: Наследие, 1997. - С. 404-425.
24. Шишкин, А.Б. «Пламенеющее сердце» в поэзии Вячеслава Иванова. К теме «Иванов и Данте» [Текст] / А.Б. Шишкин // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования / под ред. В.А. Келдыша, И.В. Корецкой. - М.: Наследие, 1996. - С. 333-349.
