CC BY
343
МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС «РАСТЕНИЕ - ЧЕЛОВЕК»
В РУССКИХ НАРОДНЫХ ГОВОРАХ
Большую часть лексического состава русского общенационального языка довольно долгое время составляла разговорнодиалектная речь. Изучение переносных значений на материале русских народных говоров, несмотря на трудности, встречающиеся при его собирании и определении значений слов, дает исследователям ценнейший массив данных. В лексике отражена складывавшаяся веками наивная картина мира, основанная на бытовом и духовном опыте народа - носителя языка. В диалектной речи постепенно складывались стереотипы речевого поведения, образовывались константные образные параллели. В процессе общения отрабатывались способы расширения и концентрации смыслов. Любая современная мыслительная модель является отражением древних устойчивых представлений, принадлежащих культурному достоянию человечества. Однако существуют значительные различия между мифопоэтическим кодом и языковой метафорой. Диалектная метафора основана на более прагматичной оценке реалий окружающей действительности.
Благодаря широкой вариативности, наличию большого количества дериватов и слов, находящихся в синонимических отношениях, метафорическая диалектная лексика позволяет выявлять более тонкие нюансы смыслов, различий и сходств метафорических значений слов, их перекрещивающиеся связи, а также взаимную обусловленность метонимических и метафорических переносов наименований. Показательна в этом отношении диалектная лексика тематической группы Человек. Исследования диалектных метафор, характеризующих внешность, характер, способности и поведение человека, показывают наличие продуктивных метафорических моделей, которые реализуются в различных диалектах. Количество окказиональных метафор, образованных по непродуктивным моделям невелико. Подавляющее большинство метафор четко соотносятся друг с другом в семантическом и словообразовательном плане. Несмотря на то, что отдельные словоформы могут выпадать из общего словообразовательного ряда, причем в разных частных системах это будут разные слова, диалектные метафоры обладают общностью семантики, опре-
деляемой общим абстрактным значением модели. Именно поэтому каждое новое метафорическое значение оказывается созвучным с другими значениями отдельных членов семантической цепи, доходя порой до крайних пределов этой связи. Представляется, что каждое диалектное слово обладает определенным семантическим содержанием, которое каждый раз реализуется в каком-либо одном своем аспекте, остальные же аспекты его значения сохраняются потенциально. При этом все семантические аспекты диалектного слова являются частью единого целого, определяемого не только лексической системой данного говора, но и всей диалектной системой в целом. Это позволяет использовать диалектную метафорическую лексику для изучения регулярных семантических процессов, мотивационных основ переносных значений, которые образуют так называемые «типы метафор» ‘животное’ ‘человек’,
‘растение’ ^ ‘человек’, ‘мифическое существо’ ^ ‘человек’, ‘предмет’ ^ ‘человек’ и др. В свою очередь, эти типы конкретизируются в речи благодаря устойчивым сравнениям человека с определенными образами. Вербальной реализацией образов являются наименования животных, растений, предметов а также людей. Базовый состав ключевых образов метафорического переноса возможно выявить только на основе обширного языкового материала, который предоставляют не только данные словарей литературного языка, но и главным образом данные диалектных словарей. Настоящая работа основана на данных сводного Словаря русских народных говоров (СРНГ), объединяющего лексику русских говоров не только на территории России, но и островных руссских говоров на территории сопредельных государств: Литвы, Латвии, Эстонии, Армении, Азербайджана и др. В статье рассматриваются материалы и других диалектных словарей.
Изучение лексики русских народных говоров показывает широкое распространение метафорических переносов ‘дерево’ ^ ‘человек’, ‘часть дерева’ ^ ‘человек’, ‘растение ^ человек’, ‘ягода ^ человек’. Наиболее широко распространены в русском языке метафоры, относящиеся к наименованиям деревьев. Слова с обобщенным прямым значением, имеющие лексическую основу дерев-: деревяшка и деревяжка и др., часто употребляются для характеристики бесчувственного, безучастного, равнодушного человека, например, деревянный ‘бесстрастный, бесчувственный, тупой’ (БАС 5: 22). В диалектной лексике им соответствует метафора деревина ‘неповоротливый, молчаливый человек’: Как деревина идет (Арх.) (СРНГ 8: 12). Употребляется также слово лесина - о быстро выросшем подростке: Выросла лесина такая (Пск.) (СРНГ 16: 370). Диалектные метафоры свидетельствуют о том, что в значении слов,
обозначающих деревья, имплицитно присутствуют ядерные семы высоты и крепости: деревина ‘большое дерево’ ‘рослый, крепкий человек’; здоровая деревина (Тобол.) (СРНГ 8: 12); деревяга ‘высокий человек’ (Новг.) (СРНГ 8: 15); лесинина ‘высокое дерево’ ^ ‘высокий человек’ (Пск., Твер.) (СРНГ 16: 371).
Метафоры, образованные на базе наименований отдельных видов деревьев, немногочисленны, однако среди них бытует весьма продуктивное слово дуб, распространенное в метафорическом значении ‘нечуткий, тупой человек’, как в диалектном, так и в литературном языке (БАС 5: 408), породившее не только общеизвестные метафоры, но и целое гнездо слов в русских народных говорах. Дерево дуб имело в древности статус не простого дерева -оно символизировало крепость и силу человека. Впоследствии на первый план в значении этого слова вышла сема ‘плотность, непроницаемость коры’, которая активизировалась в значениях производных слов дубоватый — 1) о грубоватом, неуклюжем, 2) о тупом, глупом человеке (Там же) и дубьё — о тупом, глупом человеке (Там же: 409). В составе диалектной лексики отмечены слова: дубец
- о глупом человеке: Ох и дубец же ты, чисто болван, ничего не соображаешь (Онеж., Новг.) (Карел. 2: 8), дубяка - о глупом, упрямом человеке (Тамб.) (СРНГ 8: 242). Слово дуб в народном сознании уже настолько прочно ассоциируется с образом рослого, здорового, но вместе с тем ленивого и глупого человека, что активно используется как значимая часть экспрессивных слов. Присоединение к корню дуб- основы глагола, существительного или прилагательного дает возможность давать более конкретную характеристику какого-либо лица: дуболаз ‘баловник, непоседа’ (Ворон.) (СРНГ 8: 239), дубоглот ‘жадный, ненасытный человек’ (Орл.) (Там же), дуботряс ‘бездельник’ (Краснояр.) (Краснояр. 1988: 81). Каждое из этих слов представляет собой картинную и емкую оригинальную характеристику, но в их значениях четко прослеживаются общие семы ‘большой’, ‘массивный’, ‘рослый’. Широко употребительные составные словоформы с корнем дуб-образуют, в свою очередь, экспрессивные глаголы, например: дубо-трясничать ‘бездельничать’: Кто работать не хочет, дубо-трясничает, тот и есть дуботряс (Краснояр.) (Краснояр. 1988: 81).
Следует заметить, что даже некоторые составные наименования сохраняют полисемантичность породившей их метафоры дуб, и поэтому к ним требуется пояснение в речевом контексте. Слово дуботолк имеет два одинаково известных значения ‘высокий, здоровый человек’, ‘верзила, дылда’ (Вят., Перм.) и ‘глупый, бестолковый, упрямый человек’ (Вост., Курск., Дон., Пенз., Нижегор.,
Самар., Урал., Тобол.) (СРНГ 8: 240). Аналогичные значения имеют слова дуботолка и дуботол - 1) высокий, здоровый человек, верзила: Эка дуботолка идет, поди около сажени будет (Волог.); С этим дуботолом нечего и разговаривать, даст затрещину (Костром.); 2) глупый человек, дубина: Настоящая ты дуботолка: ни ума, ни разуму в тебе нет (Моск.); Этому дуботолу надо раз пять сказать (Свердл.); Ничего не понимаешь, экий дуботол (Костром.). Эти словоформы были настолько широко распространены в недавнем прошлом на всей российской территории, что были отмечены в Словаре литературного языка (БАС 5: 409). Таким образом, метафора дуб породила множество экспрессивноэмоциональных оценочных слов. И, несомненно, словообразовательный потенциал этой лексической основы далеко не исчерпан. В современном региональном просторечии образуются новые метафоры и производные словоформы с этой продуктивной основой, например, дубас ‘дурак, балбес, дубина’: И охота тебе с дубасом связываться (Волог.) (СРНГ 8: 233); дубоносый ‘непослушный, упрямый’: Трудно учить ребят-то: дубоносые они, не слушаются (Ленингр.) (Карел. 2: 9).
Наличие мотивировочных признаков, закрепленных за определенными видами деревьев, обусловливает регулярность воспроизведения метафорического переноса ‘высокое крепкое дерево’ ^ ‘высокий сильный человек’: лубяна (большой дуб) ‘высокая, здоровая женщина’ (Перм.) (СРНГ 17: 173); конда (высокая, крепкая сосна или ель) ‘крупная женщина’ (Зауралье) (СРНГ 14: 246).
Косвенно подтверждают регулярность образования метафор на основе сопоставления признаков ‘что-л. высокое’ ^ ‘кто-л. высокого роста’ диалектизмы: вегловец ‘рослый и видный мальчик’ (Арх.), вегловязь ‘высокий человек, верзила’ (Арх.) (СРНГ 4: 90). Они образованы от наименований высокоствольного дерева верба и вегла (Арх.) (Там же). Очевидно, что значение ‘слишком высокий’ порождает значение ‘неуклюжий, неловкий человек’, т.е. движущийся неуклюже, неловко. Иллюстрацией к этому этапу развития метафорического значения могут служить метафоры деревина и вегловязь, распространенные на территории одного и того же говора в значениях ‘высокий’ и ‘неуклюжий, неповоротливый человек’.
Обращает на себя внимание тот факт, что в метафорических значениях используются широко распространенные в русском языке наименования частей дерева: пень, бревно, чурка, колода и др. В русских говорах распространены такие метафорические наименования человека, как кокора, дубло, колобан, комель и многие другие слова, отсутствующие в литературном языке. О широком их распространении в говорах говорит ареальная характеристика
данных метафор в сводном Словаре русских народных говоров. О регулярности метафорического переноса ‘Дерево / Часть дерева’ ^ ‘Человек’ свидетельствует также большое количество дериватов, которые имеют однотипные или семантически связанные с исходным метафорические значения. Все они образованы под воздействием данной семантической модели. В различных не связанных территориальными границами говорах отмечены метафорические характеристики человека: Еловый ты со мной бороться (Краснояр.) (Краснояр. 1988: 84); Что стоишь сосновая, надо уху варить. Молода, а така соснова: почти все время грязна, не стират платья (Арх.) (СРНГ 40: 54). Подтверждают номинативные потенции данной семантической модели и другие признаковые слова, косвенно связанные с понятием ‘дерево’: Старик наш больно трухав, недолго ему на сем свете пожить (Новг.). Слово трухавый широко распространено в говорах в значениях ‘гнилой, трухлявый’ (пень) и ‘больной, старый’ (человек) (Слов. карт. СРНГ).
Широкое употребление наименований дерева или части дерева в качестве обозначений человека обусловило появление таких устойчивых сочетаний, как кокора нечесаная, непетый комель, колода ленная, благая плаха, немая палка и др. В комплексных, семантически «разветвленных» метафорических значениях чаще всего употребляются лексемы, имеющие несколько прямых номинативных значений в пределах одной лексико-семантической группы или одного семантического поля. Например, слово коряга обозначает кривое суковатое дерево, выкорчеванный пень или корень на поверхности земли. В говорах это слово имеет ряд метафорических значений: ‘о человеке с кривыми ногами’, ‘о дряхлом старике’, ‘о неповоротливом, толстом человеке’, ‘о неуклюжем человеке’, ‘о черством, скупом скряге’ и ‘о несговорчивом, упрямом человеке’ (СРНГ 15: 40-41).
Проявление регулярной многозначности существительных со значением ‘дерево’ или ‘часть дерева’, синонимия их метафорических значений, характеризующих человека, позволяет выделить следующие признаковые соотношения: ‘что-л. толстое’ ‘полный человек’; ‘что-л. массивное, малоподвижное’ ^ ‘неповоротливый, неуклюжий человек’; ‘что-л. искривленное, некрасивое’ ^ ‘уродливый, нескладный, нелепого вида человек’; ‘что-л. плотное, крепкое’ ^ ‘крепкий, выносливый человек’ и наоборот: ‘что-л. старое, разрушающееся’ ^ ‘старый или болезненный человек’; ‘что-л. пустое’ ^ ‘глупый, бестолковый человек’, ‘что-л. плотное, непроницаемое’ ^ ‘глупый или упрямый человек’. Таким образом, слово, обозначающее старое, дуплистое дерево, может служить основой синонимичных и антонимичных обозначений
человека в различных говорах и, кроме того, семантически емкой метафорой.
Наименования других растений не имеют такой обширной лексической базы, как наименования деревьев. Однако существует группа метафорических наименований человека, использующих названия огородных и лесных растений. Признак полноты является основой для метафор, например, ботва ‘брюква; свекла’ ^ ‘полный человек’ (Костром.); ‘чванливый, спесивый человек’ (Моск.) (СРНГ 3: 133). Этот же признак может служить основанием для сравнения: репа - о крепкой, круглолицей белокожей девушке, женщине: Да иде там ена прыгожая! Репа репой! (Брян.) (СРНГ 35: 65);репушка - прозвище девушки с округлой фигурой (Даль) (СРНГ 35: 65). Признаковая основа этой метафоры раскрывается в устойчивом речевом обороте как из репки (репочки) вырезан (вырезана) -о человеке с белым красивым лицом: Вот хорош-то, как из репочки вырезан (Калуж.) (СРНГ 35: 72).
Признак высоты и худобы лежит в основе метафоры под-солнушка ‘подсолнечник’ ^ ‘высокий, худой, слабый человек’: Он -подсолнушка сухая, чуть ударишь - летит; Вот уж вытянулся -подсолнушка (Урал.) (СРнГ 28: 189). Тот же самый признак усматривается в метафоре овсинка ‘росток овса’ ‘худой человек’: Посмотри, овсинка какая, руки по соломинке (Пск., Твер.) (СРНГ 22: 303). Метафорическая модель ‘высокое растение’ ^ ‘высокий человек’ реализуется и в метафоре дидель, дидло ‘дягиль’ ^ ‘высокий человек’: Какой длиннущий, как дидель. Сын-то у ней высокий вымахал, дидло (Яросл.) (Яросл 3: 133).
Метафора репей, получившая распространение в русском языке, обозначает навязчивого несносного человека. Попадание этого слова в литературный язык обусловлено активным использованием данного ключевого образа, что подтверждается наличием в говорах различных фонематических вариантов, диалектных наименований беспокойного, приставучего, нахального человека: ерепей, арепей, орепей, репях. Какая проворная, орепей у нас говорят. Мотается как орепей, колючка, всюду липнет (Дон.) (СРНГ 23: 330).
Некоторые производные от наименований растений имеют образные значения, мотивированные устойчивыми представлениями о социальном статусе какого-либо человека, соответ--ственном значимости растения, например, стародубы - о бурлаках (Волж.) (СРНГ 41: 80), крапивник - незаконнорожденный ребенок (Казан., Нижегор., Калуж., Смол., Брян.) (СРНГ 15: 169).
Особое место среди переносных наименований человека занимают метафоры на основе наименований ягод, причем, более конкретно, сладких ягод. Эта метафорическая модель основана на
песенной фольклорной традиции. В обрядовых и хороводных песнях эпитетом молодой девушки, возлюбленной, милой было наименование сладкой ягоды: малинка, земляниночка, клюковка, гоноболинка (голубика), иженька (княженика). Ох, ты моя иженька, куда я тебя снаряжаю (свадебная песня) (Орл.) (СРНГ 12: 80). Эпитетом не только девушки-невесты, но и жениха могло быть в свадебном обряде слово малиночка: Жениха выхваляют: малиночка да жадобный (желанный) (Ряз.) (СРНГ 17: 329). Популярная частушка легко распространялась в различных регионах: Сядь-ко, сядь-ко со мной рядом, Земляничина моя (Твер.); Посидел бы с тобой рядом, Земляничинка моя (Новг.); Посидел бы да с тобой, Земляничинка моя (Яросл.) (СРНГ 11: 257). Название ягоды голубики также отмечено в переносном значении: Гоноболинка моя милая, чего ж ты гоноболишься (частушка) (Пск.) (СРНГ 7: 8). Глагол гоноболиться имеет ассоциативное сближение с глаголами гордиться, проявлять гонор, диалектным глаголом гоноситься ‘кичиться’, но объясняется собирателем диалектной лексики: «Если наесться этой ягоды, то человек слегка опьянеет, отсюда и гоноболиться». Продуктивность метафорической модели ‘ягода’ ^ ‘человек’ подтверждается тем, что не только видовые, но и родовые наименования в говорах получили значение ласкательного апеллятива: бубка, каливка, ягодина. Ах ты, моя бубка (Смол.) (СРНГ 3: 234); Милая моя ягодиночка (Том.) (СРНГ 35: 65).
В.Н. Топоров, анализируя лексику, связанную с древними мифами и верованиями, обратил внимание на сравнение частей тела человека с грибом. «Признаки морщинистый, складчатый принадлежат к числу наиболее частых в описаниях грибов» (Топоров 1979: 259). В доказательство он приводит диалектное производное слово грибиться ‘морщиться’ (о человеке). «Грибы - губы», эта метафорическая модель имеет в русских говорах двунаправленное действие: слово губы используется для метафорического наименования грибов, а слово грибы имеет значение ‘губы человека’. Собиратель Чернавский уточнял, что в Вологодской губернии: « под словом губы здесь разумеются грибы, а губы у человека называются брылы». Таким образом в вологодских говорах решалась проблема различения значений слова. Губами называли не вообще все грибы, а только те грибы, которые идут на засолку: Губы мы солили, а грибы-ти нет (Арх.) (СРНГ 7: 196). Не менее широко было и распространение наименования губ - грибы благодаря визуальному сходству этих растений с частью лица человека. Именно это сходство обусловило развитие целого гнезда эмоциональнооценочной лексики с корнем гриб-. Метафорическое значение слова грибы - ‘губы’ (Чего грибы распустил? - говорили плаксе)
мотивировало метонимическое значение - ‘человек с толстыми губами’. Грибаха - женщина с большими губами (Пск.), грибатый -с толстыми губами (Смол., Пск., Прибалт.). Затем это значение трансформировалось в значение ‘сердитый, обидевшийся, недовольно надувший губы человек’. Следующим этапом было развитие значений ‘постоянно недовольный, угрюмый или плаксивый человек’. Грибастый - 1) с большими отвислыми губами, 2) плаксивый: Ребенок-ту какой у соседа грибастый (Пск.) Гриба, грибатик - плакса (Пск., Твер.), грибазда - в детской дразнилке (Урал.). Грибан - 1) человек с толстыми губами (Пск.), 2) Угрюмый, вечно недовольный человек (Арх.). Грибаниться -хмуриться или морщиться: Ты что грибанишься?(Арх.), грибиться
- дуться, сердиться, морщиться (Твер., Пск., Влад., Прибалт.) (Там же).
Признак сморщенный объединяет значения ‘скривившийся, недовольный, плаксивый человек’ и значение ‘старый человек’: Какой не старик, а душа-то все молодая, а посмотреть - вот гриб (Пск.) (ПОС 3: 105). Признак распущенный порождает и значение ‘неаккуратный, неряха’: Светка перепачкалась вся, грибоха несчастная (Пск.) (Там же). Изучение не только первичной метафоры, но и производных слов показывает семантический потенциал данной метафорической модели.
Изучение метафорических моделей необходимо для выявления направления регулярных семантических изменений, что дает почву для этимологических, лингвогеографических и культурологических исследований. Так, вероятно, ошибочным было помещение значения холостяк как переносного в семантическую структуру слова обабок - гриб. В контексте: Крутил, крутил, да так обабком и остался (Краснояр.) (СРНГ 21: 340) наблюдается скорее семантическая близость со словом бабник - любитель ухаживать за женщинами, что подтверждается и наличием однокоренного диалектного слова обабочник ‘распутник, бабник’, отмеченного в Калининской области (ОСГК 1972: 145).
Именно диалектные метафоры могут предоставить недостающие сведения для исследования происхождения и истории развития значительной части общенародной лексики, так как вместе с переносным значением в говорах часто сохраняется и фонетический облик слов, которые давно вышли из речевого обихода. Поэтому метафорическое значение диалектного слова рассматривается этимологами как серьезный аргумент в пользу той или иной гипотезы. Метафорический перенос наименований ‘растение’ ^ ‘человек’ имеет глубокую «корневую систему», уходящую к древним верованиям и обрядовым традициям народов. Этот перенос
наблюдается во многих языках мира, что подтверждает не только древность, но и универсальный характер этого способа образования эмоционально-оценочной лексики.
Литература
БАС - Словарь современного русского литературного языка АН СССР. Т. 1-. СПб., 2004-.
Карел. - Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей. Т. 1-4. СПб., 1994-1999.
Краснояр. - Словарь русских говоров южных районов Красноярского края. Красноярск, 1988.
ОСГК - Опыт словаря говоров Калининской области. Калинин, 1972. ПОС - Псковский областной словарь с историческими данными. Т. 7. СПб., 1987.
Слов. карт. СРНГ - Словарная картотека Словаря русских народных говоров.
СРНГ - Словарь русских народных говоров. Вып. 1-. М.; СПб., 1965-. Топоров 1979 - Топоров В.Н. Семантика мифологических представлений о грибах // Ва1сашса. Лингвистические исследования. М., 1979.
С. 234-298.
Яросл. - Ярославский областной словарь. Вып. 1-10, Ярославль, 19811991.
Ключевые слова: диалектология, модель метафорического переноса, тематические группы « Растение» и «Человек», признаковые соответствия, словообразовательные модели.
