CC BY
84
4. Zolotova G. A. Kategorii vremeni i vida s tochki zreniya teksta // Voprosyi yazyikoznaniya. 2002. № 3. S. 8-29.
5. Zolotova G. A., Onipenko N. K., SidorovaM. Yu. Kommunikativnaya grammatika russkogo yazyika. M.: IRYa RAN, 2004. 544 s.
6. Kibrik A. A., Dobrova G. B., Zalmanov D. A., Linnik A. S., Lukashevich N. V. Referentsialnyiy vyibor kak mnogofaktornyiy veroyatnostnyiy protsess // Kompyuternaya lingvistika i intellektualnyie tehnologii: Po mate-rialam ezhegodnoy mezhdunarodnoy konferentsii «Dialog». M.: Izd-vo RGGU, 2010. S. 173-180. URL: http://www.dialog-21.ru/media/2769/dialog2010.pdf.
7. Lotman Yu. M. Struktura hudozhestvennogo teksta. M.: Iskusstvo, 1970. 384 s.
8. Lukin V. A. Hudozhestvennyiy tekst: Osnovyi lingvisticheskoy teorii. Analiticheskiy minimum. M.: Os-89, 2005. 559 s.
9. Fedorova O. V., Delikishkina E. A., Malyutina S. A., Uspenskaya A. M., Feyn A. A. Eksperimentalnyiy podhod k issledovaniyu referentsii v diskurse: interpretatsiya anaforicheskogo mestoimeniya v zavisimosti ot ritoricheskogo rasstoyaniya do ego antetsedenta // Kompyuternaya lingvistika i intellektualnyie tehnologii: po materialam ezhegodnoy mezhdunarodnoy konferentsii «Dialog». M.: Izd-vo RGGU, 2010. S. 525-537. URL: http://www.dialog-21.ru/media/2769/dialog2010.pdf.
10. Yarho B. I. Prosteyshie osnovaniya formalnogo analiza // Ars poetica, I. M., 1927. S. 7-28.
А. Р. Попова
МЕТАФОРИЧЕСКАЯ ОБРАЗНОСТЬ В РЕЧИ РЕБЕНКА ДОШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
Статья посвящена анализу системы метафор в речи ребенка дошкольного возраста в творческой поэтической деятельности, в когнитивной сфере, в сфере непосредственного социально-бытового и игрового общения. Исследуются семантические и структурные особенности метафор, предметно-логические основания сравнения как база для метафо-ризации: что становится предметом и образом сравнения; какие критерии сравнения, аналогии и в каком количестве находят отражение в окказиональных переносных значениях; взаимосвязь метафор в контексте. Материалом статьи послужили записи речи одного ребенка в возрасте от одного года до семи с половиной лет.
Ключевые слова: детская речь, семантика, компаративность, метафора.
А. Popova
METAPHORICAL IMAGES IN THE LANGUAGE OF A PRESCHOOL CHILD
The article is devoted to the analysis of the metaphorical images in the language of a preschool child, including creative poetic activity, the cognitive sphere, the sphere of direct social and everyday communication. Semantic and structural features of metaphors and subject-logical bases for comparison as a foundation for metaphorisation are studied in order to establish what becomes the subject and the image of comparison; the criteria for comparison and analogy and how they are reflected in occasional figurative meanings; the interrelation of metaphors in the context. The research is based on the recording of one child's language over the periodfrom one to seven and a half years of age.
Keywords: child language, semantics, comparative, metaphor.
Сравнение как один из основных, древнейших механизмов познания мира, как универсальная мыслительная операция во-
площается в системе средств различных уровней языка. Не случайно еще с античных времен при разработке риторического
канона (модели создания речи — от аморфного представления о ней до полноценного текста) сравнение квалифицировалось как составная часть одного из основных топосов — топоса сопоставление, подразумевавшего взаимосвязь и единство двух операций — выявления сходства (собственно, эта процедура и именовалась сравнением) и поисков различий (противопоставление).
Типология сравнений обширна, она пронизывает различные уровни языка и, как известно, составляет функционально-семантическое поле [3] компаративности, одним из ряда средств объективации которого выступают лексемы с метафорическим значением, реализующим «сопоставление-сравнение».
Семантические нюансы сопоставления на шкале «тождество/различие» многообразны — и не все из них способна реализовать именно метафора: «понятие компара-тивности является семантически расчлененным, то есть образуется сочетанием понятий сходства и различия, которые, в свою очередь, распадаясь на еще более мелкие микрополя (тождество, равенство, подобие, соответствие, неразличимость, несоответствие, различие, неравенство, противоположность, противоречие), отражают все семантические оттенки поля ком-паративности» [4, с. 125]. Репрезентация функционально-семантического поля ком-паративности в детской речи — отдельная глобальная проблема, настоящая же статья посвящена рассмотрению типов и функций в речи определенного ребенка в определенный период его развития.
Метафора реализует — из всей парадигмы «сопоставления» — аспект сходства, аналогии, что, разумеется, не свидетельствует о бедности креативных возможностей метафоры. Функциональный потенциал метафоры широк: это и способ самореализации языковой личности, и средство художественной выразительности, и создание наглядной модели объекта через иной
объект (менее сложный, более известный говорящему и т. п.). Все вышесказанное наблюдается в детской речи, поскольку метафора становится одним из воплощений языковой креативности: креативности «компенсаторной», «обусловленной "дефицитом" имеющихся в распоряжении ребенка языковых средств», и «осознанной», обусловленной проявлением собственной «власти» ребенка над языком [5, с. 15].
Метафора как одно из средств выражения сложной, комплексной природы сравнения проецирует на себя его поликомпонентную структуру. Таким образом, метафора в контексте и — шире — в речевой ситуации предполагает: 1) «предмет сравнения (то, что сравнивается)» [13], «компонент, выражающий элемент А ("тема")» [9, с. 34], компарат [10, с. 47]; 2) «образ сравнения (то, с чем сравнивается)», компонент, выражающий элемент В («образ»), компарант [там же]; 3) признак, положенный в основу сравнения, компонент, выражающий третий элемент сравнения С («критерий сравнения»), основание сравнения [там же]; 4) средства языкового выражения такого уподобления [9, с. 34].
Установленное человеком представление о сходстве, соотношении предметов дает почву для развития полисемии: «человек довольствуется уже имеющимися звуковыми комплексами, реализуя тем самым ассоциативный потенциал языкового знака в области связей между формой и содержанием» [7, с. 10].
На материале речи ребенка дошкольного возраста реально проследить, что именно и с чем именно сравнивается, какие аналогии и в каких случаях берутся за основу, каким образом выражается метафорическое значение — в том числе и с помощью вспомогательных средств, когда перед нами не однословная, а развернутая метафора либо сложный образ, двойная, тройная аналогия, предполагающая два и более критериев сравнения. Примеры метафорических словоупотреблений зафиксированы в речи
Лены Е. в период с 1 года 8 месяцев по настоящее время — на данный момент ребенку 7 лет 6 месяцев. В речи Лены имеют место различные средства репрезентации компаративной семантики, помимо средств лексико-семантических, к каковым и относится метафора (словообразование; создание и варьирование фразеологизмов; синтаксические конструкции, выражающие сравнение).
Метафорическая образность исследовалась нами в трех сферах речевой деятельности: в непосредственной разговорной речи, общении; в творчестве — в основном поэтическом; в сфере когнитивной, когда посредством метафор-моделей ребенок истолковывает для себя научные понятия.
Сама специфика творческой речевой деятельности предполагает создание визуально, аудиально, кинестетически наглядных образов, «эталонов» [6, с. 301]. В наших примерах — в малых жанровых формах, то есть в стихотворениях и в небольших сюжетных прозаических фрагментах с нестрогой композицией, — нередко встречаются метафорические образы-детали — образы на данный момент частные (то есть не образы-герои и не тек-стообразующие образы-символы).
В познавательной деятельности также задействована метафора, компактно, «удобно» для говорящего реализующая свои эвристическую и объяснительную функции [14]. Как показывает собранный нами материал, в речи ребенка складывается система метафор, которые можно квалифицировать по всем компонентам данного сложного явления (то есть компарат, компарант, основание метафоры, языковые средства ее выражения).
Первые метафорические употребления лексических единиц зафиксированы в речи ребенка в возрасте одного-трех лет; такие метафоры представляют собой результат обнаружения и осмысления аналогий между объектами вещного, растительного и животного мира, аналогий, фиксирующих
наиболее заметные, визуально наблюдаемые свойства.
Одним из таких признаков является цвет предмета, послуживший основой для создания первых колористических метафор, специфика которых заключается в следующем: 1) метафорические значения отмечены только у имен существительных; 2) синтаксически такие метафоры в нашем материале выступают в функции приложений, фактически являются вторыми («авторскими») названиями того же самого предмета на основе иной мотивационной базы; 3) компаратами и компарантами становятся и артефакты, и натурфакты, при этом не принципиальны такие немаловажные признаки, как форма, структура и, наконец, общепринятое обиходное подразделение объектов мира на «живое и неживое», значимо лишь цветовое подобие объектов.
Например: Это расчесочка-коршун, расчесочка-травка (2,2) — расчески соответственно черного и зеленого цвета; фломастер-белочка (2,2) — фломастер оранжевого, рыжеватого цвета, напоминающего окрас белки; А это поросеночек-вечер (2,2), фломастер-вечер (2,2) — на игрушечном поросенке темно-синяя одежда, фломастер — темно-синего цвета; хала-тик-каплюшечка (2,2) — имеется в виду халат голубого цвета, причем сравнение происходит не столько с предметом реального мира (прозрачной и бесцветной каплей воды), сколько с традиционным изображением данного предмета в детских книгах: капли воды нередко рисуются голубыми или синими; Щука, щука! (1,8) — о половой тряпке серого цвета: ребенок наблюдает, как мама полощет тряпку в ведре с водой. Важно отметить, что в последнем случае, по-видимому, наблюдается многоплановое сравнение, которое осуществляется не только по цветовому признаку (серый), для ребенка актуально и местонахождение объекта (емкость с водой), и движения, напоминающие движения рыбы.
Нельзя не согласиться с древнейшим выражением «любая аналогия хромает»: признак, положенный в основу приведенных сравнений, не является доминирующим в предмете, идентифицирующим его, однако оказывается наиболее актуальным для ребенка. Действительно, «в основе метафорического переноса лежит ассоциативность, присущая человеческому мозгу, в "свернутом" виде. Ассоциативность в принципе есть основа процесса творческого познания мира. Метафора создает, а не выражает сходство» [1, с. 171].
Следует отметить, что в более позднем возрасте колористические метафоры в речи Лены сохраняются, однако имеют другую функцию: например, формирование художественного образа — образа, заметим, традиционного для художественной литературы. Приведем строчки из стихотворений Лены: В ноябре на листьях иней-серебро (6,7), А зимой окутало Все серебро (6,4). Колористическая метафора отмечается и в познавательной деятельности, осуществляемой в игровой форме: Я буду молекула ржавчины, потому что у меня черненькое платьице (4,11) — фактически перед нами не только цветовой образ, но и одновременно явление, обратное олицетворению, овеществление, окказиональный перенос значения: «человек в одежде определенного цвета — микрочастица вещества определенного цвета». Таковая метафора является сложной, подразумевающей сразу два основания сравнения.
Познание мира ребенком — и не только, любое научное познание — невозможно без измерения, параметризации объектов по различным основаниям, поэтому в речи ребенка немало параметрических метафор, образно передающих размерные и количественные характеристики объектов, а также степень интенсивности какого-либо явления. По существу, измерение — и есть сравнение, когда один предмет характеризуется через другой, являющий собой
меру-эталон. Для ребенка, особенно раннего возраста, еще не знакомого с общепринятой системой мер, актуально измерение находящихся в его сфере деятельности предметов не посредством мер-абстракций, а посредством близких и знакомых ему конкретных предметов.
При создании параметрических метафор, характеризующихся теми же грамматическими свойствами (приложения, выраженные существительными), ребенок определяет не абсолютную, а относительную величину предмета в ряду однородных. За основу сравнения берутся близкие ребенку соотносительные ряды предметов, различающихся (в том числе) по величине: «отец, мать, ребенок», «планеты Солнечной системы».
Приведем примеры контекстов, где представлена параметрическая метафора-размер:
Взрослая расческа, прямо расческа-папа. Расческа-папа и расческа-мама. Мама с папой расчесочки. А где у них маленькая расческа Аленышек? (2,2); Машинка-мама, это тоже такая машинка-мама, машинка-папа, машинка-лялечка (2,2); Мыло-папа тяжелое, а мыло-мама нетяжелое (2,2); А когда рябинка вырастает, она становится большой-большой рябинкой-папой (2,3); Колпачок-деточка — колпачок воспринят как «ребенок» по отношению к более длинной, пишущей части фломастера — «родителю» (2); У Алены была мама-тошнилочка и маленький тошниленочек (2,10) — о состоянии тошноты, рвоты; Кусок папа мумий. Мама мумиеха растворилась. Маленький мумиечонок пошел на батут попрыгать с маленькой девочкой му-миешенькой (2,10) — имелись в виду куски мумие разной величины в стакане воды; Ганюся <самоназвание Лены> надувает планету Земля и Венеру надувает (2,1) — о мыльных пузырях; Самая большая планета Юпитер. Сдулся Юпитер и стал Меркурий (2,2) — о воздушном шарике.
Параметризация также предполагает измерение степени интенсивности проявления чего-либо; так, в русском языке «параметрическое значение находит своеобразное преломление в употреблениях типа большая радость, глубокая депрессия, высокий интеллект и т. п. ... высокая степень — одна из регулярных моделей многозначности в сфере параметрических имен» [12, с. 123]. В приведенных М. Б. Ташлыковой словосочетаниях параметрическая сема содержится в именах прилагательных, в наших же примерах представлены только имена существительные, отражающие метафору-степень. В качестве основания сравнения ребенок использует тот же «возрастной» ряд. Например: Ливень — это такой сильный дождик. Дождик-папа (2,1); Нас ласкает ветерок-бабушка. А это ветерок-подросток, девочка (3,5); Шторм-бабушка, волны небольшие, и мама прыгала с волны на волну (3,5).
«Метафора-степень» зафиксирована также в более старшем возрасте — в познавательной деятельности, при описании характеристик звуков речи с точки зрения наличия/отсутствия голоса/шума: «У гласных один только голос, у них шума вообще ни одного капиллярчика!.. Сонорные — это удивительные согласные, их даже можно назвать гласные-согласные. Шум в них есть... маленький капиллярчик шума в них есть» (7,6) — сложноизмеримая абстракция (количество) передана Леной через конкретный предмет — капилляр, самый малый и тонкий кровеносный сосуд в организме человека либо животного.
К параметрической метафоре можно отнести и метафору, выражающую количество, метафору-множество, обозначающую нерасчлененную совокупность объектов. Например: А это комарики (2,2) — о мелких пылинках, находящихся в воздухе во взвешенном состоянии и заметных в луче солнечного света; ср. также более поздний пример: мушье наводнение —
много мух (5,9). Подобным же метафорическим образом ребенок объясняет для себя синтаксическое явление — совокупность (лексема кучка) взаимосвязанных, рядом расположенных слов в предложении: Если несколько слов не однокорен-ные, в одной кучке, — это называется предложение (5,9).
С двух лет и по настоящее время в речи ребенка обнаруживает себя тип метафоры, который можно условно обозначать как метафора-форма; этот тип метафоры, пожалуй, наиболее распространен и «понятен», нагляден, поскольку отражает отмеченное ребенком сходство по самым явным, очевидным визуальным критериям. Особенно это актуально, согласно нашим наблюдениям, для ранних метафор Лены (2-3 года). Например: Церковь. Уточка в церкви не разговаривает (2,2) — о емкости цилиндрической формы из-под детской смеси Nan; игрушка уточка, помещенная в эту емкость, как бы пришла в церковь. Ой, кто это в скорлупке? Появилась матрешка, она вылупилась из скорлупки! (2,11). Чашки матрешечкины. Туловище (2,6) — словами скорлупка и чашка обозначены нижние открывающиеся части матрешки. Грибочек — он в фартучке (2,1) — о пленке под шляпкой гриба. У меня тут большая волна идет (3,5) — о складке на одеяле. А здесь речка рождается (3,8) — словом речка названа трещина на асфальте, узкая, длинная, имеющая изгибы, напоминающая рисунки рек в географическом атласе. Заметим, что в данном примере наблюдается и глагольное олицетворение рождается (о данном типе метафорических переносов будет сказано ниже).
В более позднем возрасте ребенок сам определяет сравнение именно как сравнение, характеризуя образ как не соответствующий реальной действительности: Я сказала «ручки-палочки» — но это в сравнении. Значит, худенькие. Это не зна-
чит, что какие-то палки у меня из плеч торчат (5,5).
Разновидностью типа «метафора-форма» является метафора-структура, необходимость в которой появляется при номинации либо сложных предметов, имеющих взаимосвязанные составные части, либо двух взаимодействующих предметов. В раннем возрасте ребенок использует соматические метафоры, которые, как известно, широко распространены в языке, и выбирает уже освоенные части тела человека в качестве эталона: Вот у них <пяток> голова! (2,0) — о большом пальце ноги (по отношению к пятке); в данном случае наблюдается представление одной части тела через другую, более освоенную. У фломастера две головушки (надела колпачки на один фломастер с обоих его концов). Двухголовый, у фломастера две головушки (2,2). Фломастер надел трусики. Надел себе попочку. Закрытый (2,2) и т. п.
Самая первая метафора в речи Лены относится также к типу «метафора-структура» (1,8): компарантом послужил составной объект — гамма, то есть последовательный восходящий или нисходящий ряд звуков и расположение нот на нотном стане (после просмотра мультфильма «До, ре, ми», где в игровой форме дано визуальное изображение гаммы). Существительным гамма ребенок назвал три составных предмета, структура которых представляет собой некий ряд, последовательность: 1) батарею отопления, состоящую из последовательно расположенных секций; 2) очередь — группу людей, стоящих друг за другом в ожидании чего-либо; 3) стоящие в ряд машины на автостоянке.
Ребенок неоднократно передает образ двух предметов, при взаимодействии составляющих как бы один сложный предмет, через актуальный и понятный ему образ одевания. Окказиональные метафорические значения получают существи-
тельные, именующие предметы одежды/ обуви: трусики, ботиночек, шапочка: Голая, надо трусики (1,9) — о фотографии, которая не вставлена в рамку; Фломастер надел трусики (2,2); Это жмет ботиночек, поменяла, и опять стали гулять (2,11) — о колпачке фломастера из другого набора — такой колпачок с трудом надевается, «жмет»; Ручки шапочку одели (2,3) — о своих обеих руках, помещенных в ковшик с водой. Использование таких существительных в метафорических значениях обычно влечет за собой определенный контекст — наличие глаголов одеть и надеть.
Неудивительно, что такая «метафора-структура» используется ребенком и в когнитивной сфере: объекты, подлежащие научному истолкованию, нередко представляют собой сложные структуры. Освоенные Леной понятия из разных областей знания сразу же воплощаются в игре, где компарантами — моделями для сравнения — выступают наглядные предметы. Евразия, потом разделилась на Европу и Азию (3,7) — Лена разламывает зефир на две части. Матрешка: в молекулах атомы, в атомах — нейтроны и ядро, потом электроны и протоны, потом кварки, потом пионы (5,10). Приведем пример соматических «метафор-структур»: Допустим, начало кухни — это сердечко. Я артерии, я из сердечка иду (идет в коридор), а потом я буду вены. Вон оттуда я артерии. Я буду в сердечко вот так идти-идти-идти, пока не приду. Из сердечка идут артерии, а в сердечко — вены (5,1). Шоколад — это череп, а под ним мозг, я уже съела весь череп, теперь ем мозг (4,10) — о зефире в шоколаде (после изучения детской книги по анатомии человека).
Выше нами неоднократно приводились соматические метафоры, их наличие вполне понятно: именно собственное тело выступает как удобная модель для порождения метафорических ассоциаций в языке
в целом и при освоении мира ребенком в частности. Однако же тело человека выступает не только в качестве образа сравнения (компаранта), но и в качестве предмета сравнения (компарата). Такие «асома-тические» метафоры в совокупности с соматическими представляют собой систему, отражающую ассоциации ребенка, связанные с телесной сферой: «тело человека — иной объект» и, напротив, «иной объект — тело человека». Части тела человека и их определенные положения метафорически сопоставляются со следующими предметами материального мира:
Гараж! (1,8) — о слегка расставленных ногах мамы, на пол между которыми Лена помещает игрушечные машинки. Машинки ходят колесиками. Машинки стоят колесиками (2,6) — колеса машин ассоциируются с ногами человека по условному сходству выполняемой ими функции. В открытую дверь будет залетать щекотка (3,5) — под «дверью» понимается определенное положение тела: приподнятая рука, открывающая подмышку таким образом, чтобы было удобно щекотать. Кишечник — это лабиринт. Это такое сравнение (5,7). Я сказала ручки-палочки — но это в сравнении... (5,5). Речка рождается — и втекает в море (4,3) — сложная развернутая метафора, содержащая сразу два предмета и два образа сравнения: имеется в виду мамина коса, тонкая на конце — подобно узкой речке в месте ее рождения, и голова — море, куда как бы впадает река-коса.
На «асоматических» (и не только) аналогиях построено шуточное стихотворение Лены о процессе кормления ребенка: Летит тут самолетик. В нем мамочка сидит, Открой скорее ротик, В туннель он пролетит <далее следует объяснение Леной собственных образов> То есть ротик как туннель, а вилочка или ложечка — как самолетик, а мамочка сидит, потому что ребенок ест за мамочку (7,4).
В речи ребенка немало антропоморфных метафор, метафор-олицетворений, что связано не только с очеловеченным и одушевленным восприятием мира в этом возрасте, но и с традициями детской литературы, где героями произведений зачастую выступают неодушевленные предметы. Например: Ручки — моржи: не боятся холода (3,4). Отметим, что средством выражения сравнения выступает метафорическое значение слова морж — «любитель зимнего плавания в открытых водоемах». Или: Гадкий утенок (5,5) — о чашке, явно отличающейся от других чашек. Чаще подобные олицетворения отмечаются в поэтической речи, предполагающей образность: Осень — золотая птица, Осень медленно кружится (6,5). После просмотра с родителями видеозаписи мюзикла «Ромео и Джульетта» Лена в своих стихотворениях по мотивам данного произведения вводит персонифицированный образ смерти: .И заманчивые смерти голоса, И ее коварные глаза (7,6) и т. п. В сравнении-олицетворении используется и мифологический антропоморфный образ, например: У меня тут девочки Нефелочки. У них одеяла синие, как тучки, и вверху беленькое, цвета облачков (6,0) — в древнегреческой мифологии Нефела — богиня туч, облаков.
Не всегда критерий сравнения, образ, положенный в основу метафоры, четко определим и классифицируем. Метафора как проявление креативного начала в языке вообще и в развитии ребенка как языковой личности в частности, метафора как художественное средство предполагает свежесть, оригинальность, необычность избранной для сравнения комбинации объектов, а также критериев их сопоставления. По утверждению Н. Д. Арутюновой, в метафоре «заключено имплицитное противопоставление обыденного видения мира... необычному, вскрывающему индивидуальную сущность предмета» [2, с. 17].
В речи Лены отмечаются метафоры (в том числе сложные и развернутые, подразумевающие несколько рядов сравнений), воплощающие индивидуальные творческие ассоциации. Знания текут по реке — школе. А дети — маленькие облака — плывут по небу из множества классов (7,4) — здесь представлено сразу несколько взаимосвязанных рядов сравнений: река/школа, дети/облака, небо/классы, получение в школе знаний/течение реки. Мамочка, мама, звезда веков... Сияешь ты ярче всякого солнышка, Ты моя самая яркая звездочка (7,0) — критерием для создания метафоры послужила некая индивидуальная позитивная оценка звезды и ее света, восприятие сравниваемых объектов как важных, выделяющихся среди других; собственно, достоинство подобных сравнений именно в сложности их «перевода» на обиходный непоэтический язык. Ср. также: фигурное катание (4,3) — о процессе глажения белья: движения утюга по поверхности белья ассоциируются с движениями фигуристов на льду; Школа — прекрасный наш дом, Она ведь согреет детишек теплом (7,2); И льется капель — подарок весны (7,2) и др.
С помощью создания индивидуальных образов ребенок объясняет для себя некоторые научные понятия, например, особенности построения стихотворения — условие наличия рифмы: Слова — это такие доминошки в стихе. Потому что надо в рифму сочинять, такой же конец чтоб был. Как в домино (4,8) — в данной игре соединяются половинки «костей» с одинаковым рисунком, присоединять «кости» на оба конца цепочки возможно только при наличии совпадающих рисунков (так же, как и подбирать рифмующиеся слова с совпадением их финальных частей).
Приведем пример, в котором ребенок почти воспроизвел лингвистический термин — метафору словообразовательная цепочка, не зная о нем, но интуитивно употребив терминологическое сочетание цеп-
ная реакция, содержащее лексему цепная, однокоренную лексеме цепочка. Это цепная реакция: «одуван — одуванчик — Оду-вашка» (7,5), здесь Одувашка — имя куклы с короткими ярко-рыжими волосами. Похожими на «цепь» в восприятии ребенка оказываются отношения последовательной производности между данными словами.
В собранном нами материале доминируют метафоры, выраженные именами существительными либо — в редких случаях — устойчивыми сочетаниями, опять же соотносительными с существительными. Глагольных метафор существенно меньше (в целом несколько десятков); явно выделяется группа олицетворений, реализующих одну из особенностей семантического развития глаголов, замеченную А. М. Пешковским [11, с. 79].
В раннем возрасте (2 года) ребенок близкие и понятные ему действия, движения человека проецирует на действия и движения неживых предметов — машин: Машинки ходят колесиками. Машинки стоят колесиками (2,6). Затем (в соответствии с русской поэтической традицией) ребенком очеловечиваются времена года, состояния природы, природные объекты: Зима весну обижает, они ссорятся (3,1) — о весеннем похолодании. А лето уводит весну. А осень провожает лето (4,3), Лето с детками играет, Осень листья собирает (6,2), Осень весело играла... Играла на металлофоне (6,11), Солнечное лето С яркою весной Вместе танцевали (7,1), Только море возмущается (6,5), Одуваны желтые Весело кружились, Одуваны белые Вдруг насторожились... Одуваны-одуваны Охраняют маму! (6,4). Действие человека приписывается смерти как живому существу: Мне жаль, что мы из вражеских семей, И смерть уже готовит меч (7,6) — о Ромео и Джульетте; стихотворение написано от лица Ромео. Как можно заметить, в стихотворных текстах наблюдается большая плотность, концентрация метафор.
Встречается и «олицетворенное» обозначение особого состояния — настроя на творчество, вдохновения — через действия музы: в древнегреческой мифологии музы — покровительницы разных искусств и наук. Я просто устала, И муза отстала (7,1); У меня на какой-то момент муза близко-близко прилетает, а иногда подальше отлетает (7,6).
Глагольные метафоры нередко выступают как конкретизаторы абстрактных действий (например, интеллектуальных, психических): Когда ты ругаешь, ты прячешь свой голосочек нежный (4,10), Лидочка просияла своим умом (7,4), Ты наполнена добротой и красотой, улыбчивая, скромная, прекрасная просто (7,0) — при этом в качестве оснований сравнения используются действия видимые и конкретные. Ср. также: Я в твое детство взойти не успела (4,4) — при обращении к маме; речь идет о том, что Лена в своей жизни не застала маму ребенком.
Иногда Леной метафорически именуются действия, приписываемые абстракциям и не связанные напрямую с человеком: Время льется, как река (7,4) — образ времени как реки, безусловно, встречается в литературе, ср. «Река времен в своем стремленьи...» (Г. Р. Державин), однако на данный момент этот образ не был знаком ребенку. Я хотела, чтобы жизнь сияла яркою звездой (7,5) — из стихотворения, написанного от лица Джульетты; о счастливой жизни — образ света, сияния воспринимается Леной как нечто позитивное.
В некоторых случаях метафору создает конкретный звуковой образ. Так, один звук может быть передан через другой: И ручейки звенят — Весну позвать хотят (7,2). Но в то же время звук проецируется на совершенно не связанные с аудиальным восприятием явления: А весной лучи звенят (6,4) — визуальный образ; ножка звенит, прям забегало что-то по ноге у меня (4,9) — кине-
стетический образ, об ощущении покалывания в ноге после продолжительного сидения. В наших примерах метафорическое значение получает единственный глагол со значением звука — звенеть.
Метафоры-прилагательные, метафорические эпитеты в наших примерах встречаются крайне редко, например: Ручки дохлые, как жуки майские (4,3) — метафора плюс поясняющее ее сравнение, формально выраженное с помощью конструкции, содержащей союз как; речь идет о состоянии усталости: Лена узнала, что в конце мая истекает срок жизни майских жуков, которых много на дорогах. Еще букву И впиши, маленькую, худую И (5,1) — вписывает пропущенную букву И в малый промежуток между двумя буквами.
Итак, разнообразие предметов, образов и критериев сравнения в анализируемом материале позволяет говорить о системе метафор, обладающих разными предметно-логическими основаниями и семантико-структурными характеристиками.
В качестве «темы» сравнения, или «компонента А», выступают предметы (в широком смысле этого слова), данности: артефакты, части тела человека, времена года и др., что обусловливает превалирование развития метафорических значений у имен существительных.
Глагольная метафорическая образность в нашем материале не столь распространена, как именная (возможно, потому, что ребенку дошкольного возраста проще, нагляднее, удобнее сопоставлять предметы, явления, нежели действия) — как и в языке в целом, среди таковых метафор доминируют олицетворения. Метафоры-признаки, предполагающие развитие переносного значения у имен прилагательных, единичны. Речь Лены в целом богата прилагательными, в том числе интересными образными определениями, однако при создании эпитетов на данный момент доминирует сло-
вообразовательная образность: колготки за-витушные, чистолужный котик (4,10), многоушная лисица (4,11), я коврасамолётная (4,6), вчерагодний снег, ведь вчера же был старый год, декабрь, год 2016-й (5,10), пер-восентябряльная метафора (7,6) и мн. др.
В качестве «образов сравнения», «компонентов В» выступают человек и антропоморфные существа (создаются метафоры-олицетворения), артефакты и натурфак-ты; отмечается два типа противопоставленных по механизму переноса метафор: соматическая и «асоматическая». Наблюдаются обращения к «ключевым метафорам» [8] — архетипическим образам: жизни, смерти, времени, дороги (образ некоего пути, ведущего из взрослости в детство, разделяющего эти периоды жизни). Но теперь бежим дорогой в детство, Та дорожка привела сюда. Мы нашли дорогу в детство, Ну а дети ищут нас: Что такое вы сейчас?.. Но нас видно не было, Мы с подружкой поняли, Что попали в детство (7,0).
В целом, при создании сравнений в нашем материале «визуальный образный эталон» преобладает над «аудиальным» и «кинестетическим», по терминологии Т. А. Гриди-ной [6]. Зримые параметры наиболее естественно, без усилий воспринимаются ребенком и потому активно закрепляются в метафорических значениях (что не отменяет новизну и свежесть таких образов). Примеры аудиальной и кинестетической эталонизации при создании метафор в нашем материале единичны: глагол звенеть в приведенных выше контекстах (ручьи звенят, лучи звенят) — аудиальный эталон; ножка звенит, прям забегало что-то по ноге у меня — кинестетический эталон.
Не все метафоры могут быть квалифицированы с точки зрения обращения к перцептивному эталону (визуальному, ауди-альному, кинестетическому), что еще раз убеждает в креативной природе метафоры. Так, например, метафора может базиро-
ваться на знании неких отвлеченных понятий, схем, которыми ребенок также может оперировать при сравнении (цепная реакция — о последовательной производности слов в словообразовательной цепочке, гамма — о структуре, представляющей собой упорядоченную последовательность объектов), в этом случае в качестве эталона выступает обобщенное представление, абстракция «последовательность».
Даже в том случае, если основой метафоры выступает один эталон (в нашем случае — визуальный), параметров сравнения может быть несколько: цвет, форма, размер, характер движения и др. В некоторых контекстах отмечается плотность метафор, когда одна метафора влечет за собой другую, два или более метафорически образных слова располагаются в рамках одного предложения.
В речи ребенка отмечаются, помимо индивидуальных, и общеизвестные метафоры, даже метафоры-штампы, распространенные в литературе (например, метафорические сравнения человека со звездой, очеловечивания времен года), есть и невольные повторы образов, встречающихся у авторов-предшественников (образ реки-времени). Однако с точки зрения самого ребенка — автора метафор — они новы и созданы, сочинены «с чистого листа».
В целом собранный материал речи ребенка от года до семи с половиной лет показывает эволюцию процесса построения сравнений и, в частности, метафоризации: от простейших однословных метафор с формулой переноса значения «артефакт — артефакт», «артефакт — животное» ребенок приходит к двух- и трехмерными метафорам, к концентрации двух или трех метафор в одном предложении; в сферу метафор вовлекаются абстракции (жизнь, смерть и др.), происходит упрощение и моделирование процесса познания в игровой форме на основе метафоры.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алефиренко Н. Ф. «Живое слово». Проблемы функциональной лексикологии. М.: Флинта, 2009. 344 с.
2. Арутюнова Н. Д. Тождество или подобие? // Проблемы структурной лингвистики. М.: Институт русского языка, 1983. С. 3-22.
3. Бондарко А. В. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984. 133 с.
4. Бондарко А. В. Функционально-семантическое поле // Языкознание. Большой энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. С. 125.
5. Гридина Т. А. Вербальная креативность ребенка: от истоков словотворчества к языковой игре. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2018. 272 с.
6. Гридина Т. А. Метафоры детской речи как феномен лингвокреативного мышления и поэтической одаренности // Проблемы онтолингвистики — 2018: материалы ежегодной международной научной конференции (20-23 марта 2018, Санкт-Петербург) / РГПУ им. А. И. Герцена; отв. ред. Т. А. Кругляко-ва. Иваново: Листос, 2018. С. 300-304.
7. Гридина Т. А. Языковая игра: стереотип и творчество. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1996. 215 с.
8. Москвин В. П. Русская метафора. Очерк семиотической теории. М.: Ленанд, 2006. 184 с.
9. Огольцев В. М. Устойчивые сравнения в системе русской фразеологии. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 160 с.
10. Петроченко Л. А., Федеряева Н. О. О способах выражения категории компаративности // Вестник Томского государственного педагогического университета. Вып. 9 (60). Серия: Гуманитарные науки (Филология). Томск, 2006. С. 45-51.
11. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Языки славянской культуры, 2001. 510 с.
12. Ташлыкова М. Б. Семантические этюды о «синтаксической деривации»: монография. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2013. 277 с.
13. ТомашевскийБ. В. Стилистика и стихосложение: курс лекций. Л.: Учпедгиз, 1959. 525 с.
14. Харченко В. К. Функции метафоры. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1992. 88 с.
REFERENCES
1. Alefirenko N. F. «Zhivoe slovo». Problemyi funktsionalnoy leksikologii. M.: Flinta, 2009. 344 s.
2. Arutyunova N. D. Tozhdestvo ili podobie? // Problemyi strukturnoy lingvistiki. M.: Institut russkogo yazyika, 1983. S. 3-22.
3. Bondarko A. V. Funktsionalnaya grammatika. L.: Nauka, 1984. 133 s.
4. Bondarko A. V. Funktsionalno-semanticheskoe pole // Yazyikoznanie. Bolshoy entsiklopedicheskiy slovar / gl. red. V. N. Yartseva. M.: Bolshaya Rossiyskaya entsiklopediya, 1998. S. 125.
5. Gridina T. A. Verbalnaya kreativnost rebenka: ot istokov slovotvorche-stva k yazyikovoy igre. Ekaterinburg: Uralskiy gos. ped. un-t, 2018. 272 s.
6. Gridina T. A. Metaforyi detskoy rechi kak fenomen lingvokreativnogo myishleniya i poeticheskoy odarennosti // Problemyi ontolingvistiki — 2018: materialyi ezhegodnoy mezhdunarodnoy nauchnoy konfe-rentsii (20-23 marta 2018, Sankt-Peterburg) / RGPU im. A. I. Gertsena; otv. red. T. A. Kruglyakova. Ivanovo: Listos, 2018. S. 300-304.
7. Gridina T. A. Yazyikovaya igra: stereotip i tvorchestvo. Ekaterinburg: Uralskiy gos. ped. un-t, 1996. 215 s.
8. Moskvin V. P. Russkaya metafora. Ocherk semioticheskoy teorii. M.: Le-nand, 2006. 184 s.
9. Ogoltsev V. M. Ustoychivyie sravneniya v sisteme russkoy frazeologii. L.: Izd-vo LGU, 1978. 160 s.
10. Petrochenko L. A., Federyaeva N. O. O sposobah vyirazheniya kategorii komparativnosti // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. Vyip. 9 (60). Seriya: Gumanitarnyie nauki (Filologiya). Tomsk, 2006. S. 45-51.
11. Peshkovskiy A. M. Russkiy sintaksis v nauchnom osveschenii. M.: Yazyiki slavyanskoy kulturyi, 2001. 510 s.
12. Tashlyikova M. B. Semanticheskie etyudyi o «sintaksicheskoy derivatsii»: monografiya. Irkutsk: Izd-vo IGU, 2013. 277 s.
13. TomashevskiyB. V. Stilistika i stihoslozhenie: kurs lektsiy. L.: Uchpedgiz, 1959. 525 s.
14. Harchenko V. K. Funktsii metaforyi. Voronezh: Izd-vo Voronezhskogo un-ta, 1992. 88 s.
