CC BY
783
Г. Н. Скляревская
МЕТАФОРА И СРАВНЕНИЕ: ЛОГИЧЕСКИЕ, СЕМАНТИЧЕСКИЕ И СТРУКТУРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ
GALINA N. SKLIAREVSKAYA METAPHOR AND СCOMPARISON: LOGICAL, SEMANTIC AND STRUCTURAL DIFFERENCES
Соотношение метафоры и сравнения — это важный вопрос для понимания сущности и механизмов образования метафоры и тем самым для объяснения многих глубинных языковых процессов. Со времен Аристотеля бесспорным сохранялся взгляд на метафору как на сокращенное (свернутое), сравнение, который только в последние 50-70 лет был поколеблен новыми открытиями в семасиологии. В статье на конкретном лексическом материале обосновывается точка зрения, согласно которой метафора и сравнение представляют собой не видоизменение одного семантического явления и не ступени одного семантического процесса, но принципиально самостоятельные языковые явления, обнаруживающие различия в логическом, семантическом и структурном аспектах.
Ключевые слова: метафора; сравнение; референция; семасиология; семантические модели; лексикография.
The author argues that the ratio of metaphor and comparison is an important question for understanding the essence and mechanisms of metaphor formation, and thus for explaining many profound linguistic processes. The view of the metaphor as a reduced (collapsed) comparison was unquestionably preserved since the time of Aristotle, and only in the last 50-70 years has been shaken by new discoveries in semasiology. The article proves that metaphor and comparison are not a modification of one semantic phenomenon and not a stage of a single semantic process, but essentially independent linguistic phenomena that reveal differences in logical, semantic and structural aspects.
Keywords: metaphor; comparison; reference; semasiology; semantic model; lexicography.
«Я сравниваю — значит, я живу, — мог бы сказать Дант. Он был Декартом метафоры. Ибо для нашего сознания (а где взять другое?) только через метафору раскрывается материя, ибо нет бытия вне сравнения, ибо само бытие есть — сравнение» [15: 161].
В этом высказывании Мандельштама выражена мысль о неразличимости метафоры и образного сравнения1, при этом сам факт их единства столь очевиден для автора, что он не считает нужным обосновывать свою позицию.
Представление о метафоре как сокращенном сравнении возникло и было развито, как известно, еще в античных теориях.
Квинтилиан называет метафору «укороченным сравнением». «Различие только в том, — уточняет он, — что в одном случае с предметом, который мы хотим описать, нечто сравнивается, метафора же заменяет название самого предмета» [1: 219]. А Цицерон придает этому высказыванию категоричность: «Метафора есть сравнение, сокращенное до одного слова» [Там же: 216]
Галина Николаевна Скляревская
Доктор филологических наук, профессор, зав. лабораторией компьютерной лексикографии Института филологических исследований Санкт-Петербургский государственный университет Университетская наб. 7/9, Санкт-Петербург, 199034, Россия ► [email protected]
Galina N. Skliarevskaia
Saint Petersburg State University 7/9 Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia
Развернутое обоснование этой точки зрения находим у Аристотеля: «Сравнение — тоже метафора, так как между тем и другим незначительная разница. Когда Гомер говорит об Ахилле: <...> устремился, как лев, это сравнение, когда же он говорит: лев ринулся — это есть метафора: поскольку и тот, и другой храбры, поэт, пользуясь метафорой, назвал Ахилла львом» [2: 119]. Далее Аристотель многократно возвращается к этой мысли, настойчиво повторяя ее: «Сравнения следует употреблять так же, как метафоры, потому что они — те же метафоры, отличающиеся указанным выше» [Там же: 120]. «Все эти выражения можно употреблять и как сравнения, и как метафоры, так что все удачно употребленные метафоры несомненно будут и сравнениями, а сравнения — метафорами, требующими пояснения» [Там же]. «Сравнение, как было сказано раньше, есть та же метафора, но отличающаяся присоединением союза сравнения; оно менее приятно, так как длиннее, и не утверждает, что „это есть то", но ум наш того и не требует» [2: 128]. «И сравнения, как было сказано выше, суть некоторым образом метафоры, пользующиеся успехом. Они всегда составлены из двух понятий, как метафора по соответствию, например, щит мы называем чашей Ареса, а лук — бесструнной формингой» [Там же: 132]. «Все это — сравнения, а что сравнения суть метафоры, об этом было сказано много раз» [Там же: 133].
Понимание метафоры как сокращенного сравнения, детально разработанное Аристотелем и поддержанное его авторитетом, выдержало испытание временем и сохранялось неизменным вплоть до нашего времени, ср., например, высказывание Дж. А. Миллера: «Я буду здесь защищать вариант традиционной точки зрения, состоящей в том, что метафора — это стянутое сравнение» [16: 236]. «По-видимому, метафору проще всего можно охарактеризовать как утверждение сравнения, в котором что-то опущено» [Там же: 260].
С наибольшей категоричностью эта позиция представлена в [5], содержащей множество семантических наблюдений и неожиданных тончайших выводов. Авторы детально, с дидактической настойчивостью определяют свою пози-
цию, приводя по отношению к сравнению и метафоре два абсолютно идентичных определения, различающихся только терминами эксплицитный и имплицитный: «Сравнение представляет собой эксплицитное сопоставление, в котором один элемент сопоставления („образ") содержит целый ряд семантических компонентов, из которых обычно только один является релевантным для второго элемента („темы") и общим для двух элементов». При определении метафоры повторяется эта формулировка с тою лишь разницей, что термин эксплицитный заменен термином имплицитный [Там же: 139]. Таким образом, со всей определенностью сформулировано единство и идентичность метафоры и сравнения. Возможно, впрочем, данная позиция авторов приспособлена к решению практических задач перевода и не претендует на статус семантической концепции.
Однако с середины XX века традиционный (Аристотелев) взгляд на соотношение метафоры и сравнения был поставлен под сомнение, в частности, Э. Ортони: «Часто утверждается, что метафоры — это имплицитные сравнения, которым противопоставляются уподобления как сравнения эксплицитные. Я очень мало верю в истинность подобной точки зрения. <... > Тот факт, что метафоры часто употребляются для сравнения — если это факт — не значит, что метафоры я в л я -ются сравнениями» [18: 221-222]. А. Вежбицкая, признавая ощущаемую на протяжении столетий близость между метафорой и сравнением, основанную на общем семантическом элементе «можно сказать», вместе с тем настаивает на положении, согласно которому метафора и сравнение различаются глубинными структурами: «Сказать, что метафора — это сокращенное, редуцированное сравнение», — сказать, что отличие между метафорой и сравнением не является семантическим; иначе говоря, приведенная классическая формулировка помещает отличие между метафорой и сравнением в поверхностную, а не глубинную структуру [7: 142]. Обобщая эти положения, В. П. Москвин приходит к выводу, что «теорию эллиптического сравнения следует понимать лишь как объяснение деривационных отношений
метафоры и сравнения, а не в общепринятом семантически отождествляющем смысле» [17: 53].
Как считает Блэк (называющий сравнительную теорию метафоры сравнительной точкой зрения), «главное возражение против сравнительной точки зрения заключается в том, что она страдает расплывчатостью, граничащей с бессодержательностью» [6: 162].
Аргументацию в пользу новых воззрений современные лингвисты находят, в частности, в разном логическом статусе метафоры и сравнения, в соответствии с которыми сравнение — такая логическая форма, которая не создает нового и целостного информационного объекта, поэтому его нельзя приравнивать к метафоре, а метафору, соответственно, нельзя считать сокращенным сравнением.
Наиболее убедительной в этом вопросе представляется позиция Дж. Сёрля: «Теории метафоры от Аристотеля до наших дней можно условно разделить на два типа. Теории сравнения утверждают, что метафорические высказывания связаны со сравнением или сходством двух или более о б ъ е к т о в , а теории семантического взаимодействия — что метафора связана с вербальной оппозицией или взаимодействием двух семантических смыслов — а именно, метафорически употребленного выражения и окружающего, буквального контекста» [20: 315]. Тезис о несовпадении метафоры и сравнения Дж. Сёрль обосновывает следующими положениями: 1) существует много метафор, не соотносящихся со сравнениями; 2) в теории сравнения мы не можем найти ответа на вопрос, как находить сходство и что именно имел в виду говорящий при использовании той или иной метафоры [Там же: 531-532].
Н. Д. Арутюнова как будто бы не отвергает традиционную точку зрения, утверждая, что «в метафорическом высказывании можно видеть сокращенное сравнение» [3: 18] и «близость к метафоре образного сравнения не вызывает сомнений. Исключение из сравнения компаративной связки как (подобно, точно, словно, будто, как будто) или предикативов подобен, сходен, похож, напоминает часто считается основным приемом
создания метафоры» [Там же: 26-27]. В то же время она указывает на различия метафоры и сравнения, которые, по нашему мнению, можно считать убедительными в обосновании понимания метафоры и сравнения как разных семантических категорий.
Первое отличие заключается в том, что «метафора не только и не столько сокращенное сравнение, как ее квалифицировали со времен Аристотеля, сколько сокращенное противопоставление. Из нее исключен содержащий отрицание термин: <...> Утешенье, а не коляска (Гоголь); черт, а не лошадь (Л. Толстой); не человек, а — дурная погода (М. Горький)» [Там же: 18]. К примерам Арутюновой можно добавить: не лица, а обмылки (Улицкая); нет, не луна, а светлый циферблат (Мандельштам); не нож, а бритва; не пирог, а песня; не ребенок, а милость Божия и т. п.
Второе отличие Н. Д. Арутюнова видит в том, что, «для сравнение характерна свобода в сочетаемости с предикатами разных значений, указывающими на те действия, состояния и аспекты объекта, которые стимулировали уподобление» [Там же: 27], в то время как метафора лишена синтаксической подвижности и не принимает никаких модификаторов [Там же].
Третье отличие обосновано тем, что сравнение может указывать на преходящее, кажущееся, ограниченное одним аспектом подобие, а метафора выражает только устойчивое подобие, раскрывающее постоянный признак предмета и определяющее его сущность: не говорят *Вы сейчас медведь или *На той неделе он был в лесу заяц, в то время как для сравнения характерно ограничение временным отрезком или эпизодом: В ту минуту он был похож на разъяренного тигра [Там же].
Эти и некоторые другие наблюдения, как представляется, дают основания ставить вопрос об обосновании принципиальных различий между сравнением и метафорой. По нашему мнению, такие различия несомненно существуют и реализуются в следующих аспектах: 1) логики; 2) семантики; 3) структуры. Помимо этого, у метафоры и сравнения разная динамика и разные механизмы образования. Вполне понятно, что такая
рубрикация носит условный характер, поскольку за счет размытости границ каждый из представленных аспектов проявляется в разных рубриках.
С точки зрения логики сравнение, как было сказано выше, — один из приемов ознакомления с предметом в тех случаях, когда определение понятия невозможно или не требуется. Этот прием употребляется в том случае, когда интересующее нас понятие можно сопоставить с другими понятиями, похожими на него, и в результате такого сопоставления лучше уяснить данное понятие.
Итак, сравнение сопоставляет одно понятие с другим с целью объяснения данного понятия. В сравнении, по утверждению Ж. Дюбуа и его соавторов2, «нет семантической фигуры, поскольку нет отклонения от лексического кода» [11: 207], следовательно, нет и логических отклонений. Со ссылкой на Цв. Тодорова Ж. Дюбуа со всей определенностью показывает семантический статус сравнения, не допускающий его приравнивания к метафоре: «Образное сравнение является всего лишь способом описания объекта, оно сближает разные предметы для того, чтобы лучше описать один из них или же сближает с той же целью два разных явления» [Там же]. Что касается метафоры, то она, в понимании Ж. Дюбуа, не только не подчиняется логике, но вообще представляет собой нечто из ряда вон выходящее: «С формальной точки зрения метафора представляет собой синтагму, где сосуществуют в противоречивом единстве тождество двух означающих и несовпадение соответствующих им означаемых. Этот вызов (языковому) сознанию требует осуществления редукции» [11: 195]. Ср. также: «Метафоры, эти маленькие семантические скандалы...» [Там же]; «Метафора взрывает реальность, вызывает шок» [11: 202]. В концепции Ж. Дюбуа, метафора — это семантическая фигура (которую он называет метасемемой), соединяющая в одном знаке две реалии, относящиеся к разным классам предметов и несовместимые в жизни, при этом главное свойство метафоры — семантическая аномалия, семантический и соче-таемостный конфликт [Там же: 195].
Заметим, что распространенное утверждение о соединении в одном знаке двух сходных
в каком-либо отношении, но чуждых друг другу по категориальной и классной принадлежности реалий имеет слишком обобщенный характер и нуждается в уточнении. Любая метафора, не только авторская, поэтическая, например, Мельница — бревенчатая птица (Есенин), но и языковая, самая обыденная, расхожая, такая, как Иван — осел, хотя и отражает подобие, но вместе с тем обязательно имеет элемент неправдоподобия — «как если бы» («модус фиктивности», в терминологии Телия [23: 48]). Неправдоподобие связано с допущением, что все свойства одного объекта переносятся на другой объект. В действительности это не так — в процессе метафоризации участвуют не все, а только некоторые признаки, что дает основания говорить о сохранении в метафоре двух разных понятий. Рассуждая на эту тему, С. Д. Кацнельсон со ссылкой на Г. Пауля анализирует метафору свинья: если допустить, что переносятся все признаки, «то получается нелепое утверждение, будто обзывая человека свиньей, мы вызываем магическое перевоплощение человека, наделяя его всеми качествами свиньи, в том числе и такими, как парнокопытность, тупорылость, клыкастость, способность хрюкать и т. п. Если же имеются в виду только некоторые качества свиньи, как, например, нечистоплотность, то понятия остаются разными и, настаивая на их объединении, мы получаем не менее нелепое утверждение, что разнородные понятия свиньи и неряшливого человека могут быть сплавлены в одно „сверхпонятие, некое понятие-монстр, совмещающее в себе признаки свиньи и человека"» [12: 49].
Взгляд на метафору как на алогичное и аномальное явление не нов. Еще Веселовский называл метафору «бессодержательной игрой логики» и «намеренным отклонением от нормы» [8: 442]. В современных исследованиях эти воззрения обретают более категоричный вид: «Метафора отвергает принадлежность объекта к тому классу, в который он на самом деле входит, и утверждает включенность его в категорию, к которой он не может быть отнесен на рациональном основании. Метафора — это вызов природе. Источник метафоры — сознательная ошибка в таксономии
объектов» [3: 17-18]; «метафора — такое соположение референтов, в результате которого возникает семантическая концептуальная аномалия» [14: 380]; «метафора — это категориальный (иначе — таксономический) сдвиг» [19: 158]. Развивая это свое положение, Падучева вслед за Арутюновой квалифицирует сдвиг как ошибку: «Исходная категория имени противоречит входящей в семантику предиката предпосылке о том, какой эта категория должна быть; возникает категориальная ошибка»3 [Там же: 169]. Эти воззрения обобщенно можно представить как «алогичность метафоры, ее несоответствие реальным процессам действительности и природе рационального мышления» [10: 136].
Совершенно очевидно, что сравнение (так же, как конструкция подобия) не входит в этот ряд, поскольку не содержит не только «семантического скандала», но и никакого семантического сдвига: оба сравниваемых (или уподобляемых) понятия остаются каждый в пределах той категории, к которой они могут быть отнесены на рациональном основании, не совмещаясь и не сливаясь.
Итак, сравнение логично, отражает реальное соположение референтов, в то время как метафора, утверждая соединение несоединимого (человека и животное, одну стихию с другой, признак неживой материи приписывает живому и т. п.), представляет собой концептуальную аномалию, «категориальный сдвиг» и в целом — ошибку4.
С точки зрения семантики сравнение — это словесное выражение, определенным образом синтаксически оформленное, в котором один объект образно уподобляется другому по одному общему признаку, например: стройный, как тополь, красивая, как богиня, добрый, как ангел, хитрый, как лиса, красный, как рак.
В норме сравнение формируется путем вычленения одного признака (реже двух, но обязательно семантически близких: толст и грузен, как как бык, косолап и неповоротлив, как медведь). Признаки, служащие основанием сравнения, всегда эксплититно представлены и поименованы, причем нередко такой признак реализует не свойство, а десемантизованную экспрессию усилительности (голоден как волк — очень голо-
ден; беден как церковная крыса — очень беден). Признак, лежащий в основании сравнения, незаменим и неустраним, его нельзя расчленить или дополнить другими признаками. Нельзя сказать * голоден и зол, как волк; * бедный и отвратительный, как церковная крыса и т. п.
Метафора имеет другую семантическую природу: роль семантического посредника между исходным и метафорическим значениями выполняет символ метафоры — как правило, не один признак, а комплекс («пучок») нескольких семантических (коннотативных) элементов, обычно нерасчлененных, диффузных, скрытых в глубинах семантики [21: 44-48]. Например, в метафоре кабан символ метафоры составляет такое диффузное образование из признаков толстый, грузный, чрезмерно сильный, грубый, бесцеремонный, невоспитанный.
Структурно сравнение и метафора также обнаруживают глубокие различия: сравнение выступает как двучлен (субъект и основание сравнения, соединенные компаративной связкой), а метафора, будучи семантически двуплановой (субъект и объект метафоры), структурно представляет собой одночленное образование.
Устройство метафоры наглядно представлено в известной модели семантической (семной) структуры метафоры, разработанной В. Г. Гаком на примере метафоры лиса 'хитрый человек'. Номинативное (исходное) ЛЗ слова лиса имеет определенный набор сем: категориальная архисема А (одушевленное существо) + родовая сема Ъ (животное) + видовая дифференцирующая сема В (животное с определенными признаками) + потенциальная сема С (присваиваемое этому животному качество — хитрость). К метафоризации приводят следующие семантические преобразования: устранение родовой и видовой сем и актуализация потенциальной семы [9: 151-152].
Сравним модели семантической структуры слова лиса в исходном и метафорическом значениях.
Семантика исходного значения: одушевленное существо, животное сем. псовых, хищник, рыжая, пушистая, с пушистым хвостом, которым заметает следы, ловкая в охоте и т. д. По всей веро-
ятности, именно такие свойства, как способность заметать следы и умение успешно охотиться, в общественном языковом сознании ассоциируются с хитростью (что, конечно, отнюдь не означает, что сема 'хитрость' входит в семантическую структуру исходного значения).
Модель семантической структуры слова лиса в исходном значении имеет такой вид:
Лг + Я + V + (С),
где А — архисема живое существо, 2 — сема «животное», Я — сема родовой принадлежности, V — семы видовых признаков, (С) — потенциальная сема — приписываемое человеком качество хитрость.
При метафоризации происходят следующие семантические преобразования: сема «хитрость», не входящая в денотативное ядро слова лиса, в метафоре становится дифференциальной, определяя семантику лексического значения в целом и его денотат. В соответствии с этим формируется модель метафоры лиса: Ла + С,
где а — человек, антропос.
Таким образом, символ метафоры может быть представлен как коннотативный признак исходного значения, преобразованный в процессе метафоризации в определяющий признак метафорического значения, иначе, как потенциальная сема исходного значения, занимающая в процессе метафоризации место дифференциальной семы метафоры. Модель метафоры простая и прозрачная, утверждает определенное качество, характеризующее человека.
В отличие от модели метафоры модель сравнения имеет сложную многочленную структуру, отражающую результат сопоставления двух объектов (в данном случае человека и животного в совокупности их реальных и приписываемых качеств):
Ла < (2) Лг + Я + V + (С),
где [<] — компаративная связка.
Что касается стадий и механизмов образования метафоры и сравнения, то здесь тоже не удается обнаружить хоть какие-то элементы единства.
Если считать, что в статике метафора представляет собой свернутое сравнение, то есте-
ственно предположить, что существует и динамический процесс семантического развертывания, постепенного превращения сравнительного оборота в метафорическое образование, и, следовательно, представить сравнение как этап или ступень на пути формирования метафоры. Эту точку зрения, высказываемую некоторыми исследователями, наиболее последовательно обосновала в свое время Л. С. Ковтун, рассматривавшая проблему применительно к задачам лексикографии. Формирование и усвоение метафоры она представляла как единый процесс, проходящий четыре стадии, среди которых первое по порядку место принадлежит сравнению: 1) сравнительный оборот; 2) образное применение слова; 3) переносный оттенок прямого значения; 4) переносное (метафорическое) значение [13: 47].
Такой путь поэтапного образования метафоры чрезвычайно привлекателен для лексикографов, однако он плохо согласуется с речевой практикой и реальным языковым материалом.
О возможности линейного пути развития семантики от сравнения к метафоре можно говорить только в тех (не слишком частых) случаях, когда семантический посредник между исходным и метафорическим значениями (символ метафоры или, в терминологии А. А. Потебни, средство апперцепции) состоит из одной семы, совпадающей с основанием соответствующего сравнения: злой как собака — вот собака! хитрый как лиса — он настоящая лиса; неуклюжий как медведь — этот медведь всем ноги отдавил; спит как сурок — наш сурок опять проспал; ср. также: грязный как трубочист, здоровый как бык, упрямый как осел и т. п. Подобные сравнения действительно соотносимы с соответствующими метафорами, функционируют в языке синхронно и в толковом словаре могут фиксироваться в одной словарной статье. Однако словарная работа убеждает, что прозрачность, логическая очевидность метафоры, эксплицитно представленная сема, связывающая метафорическое значение с исходным, представленная в сравнении и «разъясняющая» метафору, свойственны лишь незначительной части метафор. Более стандартна ситуация, когда такая «разъясняющая» метафору сема (или символ метафоры) даже не угадывается
в исходном значении слова. Действительно, например, семантика слова гусь в исходном значении 'крупная водоплавающая птица с серым или белым оперением' никак не соотносится с семантическим наполнением метафоры гусь 'плут'. В семантике слова бревно 'очищенный от веток и без верхушки ствол срубленного большого дерева или часть такого ствола' не фигурируют семантические компоненты, реализованные в метафоре бревно 'тупой, бесчувственный человек'; в слове конура 'будка для собаки' имплицитно присутствуют потенциальные семы 'тесный, темный', но, естественно, не фиксируются в толковании и реализуются только в метафоре 'тесное, темное, грязное помещение, жилье'; из толкования слова шарманка 'небольшой переносный механический орган без клавишного механизма, приводимый в действие вращением ручки' невозможно извлечь информацию о его метафорическом преобразовании: 'о чем-л. нудном, многократно повторяемом, надоевшем (обычно о разговоре)'. Ср. также: холодный 1) 'основанный на доводах рассудка'; 2) 'суровый, строгий'; прозрачный 'легко воспринимаемый, простой, ясный'; прозреть 'понять, осознать что-л.'; хвост 'часть работы, задания, не выполненная, не законченная к сроку'; крошка 'маленький ребенок'; пронюхать 'разузнать что-л. тайком'; заварить 'затеять' и т. п.
Во всех этих случаях очевидно, что коммуникантам известны те ассоциативные признаки, которые использованы в метафоре, хотя они и не обнаруживаются, скрыты в глубинах семантики исходного значения.
Итак, сравнение — утверждение сходства путем его лексической фиксации. В сравнении все слова нормальны и совместимы друг с другом, причем это касается не только общеязыковых, стандартных сравнений типа мальчик неуклюжий (неловкий, косолапый), как медвежонок, девочка хорошенькая (нарядная), как кукла, трава мягкая, как бархат, кожа гладкая, как шелк, мысли разлетелись, как птицы, но и индивидуальных, поэтических: Божье имя, как большая птица, Вылетело из моей груди (Мандельштам).
Различия между сравнением и метафорой убедительно подтверждается и на эмпирическом уровне, в частности при лексикографическом
анализе лексического материала. Если принять, что путь формирования метафоры через сравнение закономерен, то можно было бы ожидать его универсальности. Вместе с тем обширные лексические материалы показывают обратное: между сравнением и метафорой наблюдается множество несовпадений и несоответствий. Назовем главные из них (подробнее см.: [22]).
1. Сравнение не имеет семантически соответствующей метафоры: сравнения мокрый как мышь, трезв как стеклышко, голоден как волк, устал как собака, язык как бритва, ноги как вата, податливый, как воск, вертится, как волчок и т. п. в узусе не формируют метафор *мышь
< « > < и
промокший человек; * стеклышко трезвый человек; *собака 'усталый человек' и т. д., при этом такое несоответствие касается даже случаев синкретических, чувственных сравнений, таких, как холоден как лед (нельзя сказать *этот лед ни разу за весь разговор не улыбнулся), покраснел, как рак (*стал настоящий рак от злости), бледный как полотно (*посмотрите на это полотно, что с ним?) и под. Если следовать концепции «свернутого сравнения», то в данном случае можно говорить о сравнении, которое «не свернулось» в метафору.
2. Метафора не поддержана соответствующим сравнением: есть метафоры шляпа, ворона 'рассеянный человек'; размазня, тряпка, тюфяк 'безвольный, бесхарактерный человек'; жаба, крыса 'отвратительный, отталкивающий человек', и т. п., но нет узуальных сравнений * бесхарактерный, как тряпка, ^рассеянный, как шляпа и т. д.
3. В метафоре и сравнении реализуются разные признаки. Лексикографы постоянно ищут пути к семантической согласованности, к прозрачности структуры словарной статьи, которая, как многим представляется, должна была бы демонстрировать мотивированность каждого ЛСВ, его логическую зависимость от предшествующего (в идеале — «вытекание» каждого последующего ЛСВ из предыдущего). Однако лексикографическое упорядочение, увязывание метафорических значений и оттенков практически всегда наталкивается на сопротивление языкового материала. И, надо заметить, таких «упорядоченных» случа-
ев в языке (и, соответственно, в словаре) очень мало. В языковой действительности связи и соотношения оказываются иными: сема, представленная в сравнении, может не согласовываться с символом метафоры, и в этом случае сравнение не сближает, а, напротив, разъединяет исходное и метафорическое значения, исключая даже возможность общего семантического элемента. Речь идет о том, что в метафоре может реализоваться (и часто реализуется) иной, чем в сравнении, семантический компонент: сравнения шипит как змея, речка извивается змеей не имеют семантического соответствия с метафорой змея 'коварная, злая женщина. Ср. также сравнения беден, как церковная крыса (основание сравнения 'беден'), однако метафорическим именем крыса мы называем не бедного, а отвратительного, отталкивающего человека; нем как рыба и метафора рыба 'равнодушный, бесчувственный человек'; пьян, как сапожник и метафору сапожник 'плохой специалист'; сравнение дождь льет, как водопад и метафора водопад 'большое количество чего-л., обычно появившееся внезапно'; голодный, как волк и метафора волк 'опытный много испытавший специалист' (старый морской волк, известный газетный волк); напился, как свинья и многозначную метафору свинья а) 'неопрятный человек'; б) 'невежественный человек'; в) 'непорядочный человек'; г) 'неблагодарный человек'; скачет, как козел и козел как метафорическое оскорбление мужчины.
Приведенные примеры несоответствий, свидетельствующие о разрушении основания сравнения в метафоре, косвенно подтверждают тот факт, что сравнение и метафора имеют разную семантическую структуру и разные механизмы образования и ставят вопрос о правомерности традиционного отнесения сравнения к тропам.
Сравнение, по нашему мнению, не относится к тропам, не представляет собой семантической фигуры, так как в нем нет необходимого для тропа отклонения от семантического кода — его семантические компоненты не соединяются в одном знаке, а представлены оба. В сравнении, как уже было сказано, один объект характеризуется посредством другого (объект сравнения и сред-
ство сравнения). Иными словами, сравнение нельзя назвать метасемемой, оно лишь описывает одно понятие посредством другого на основании сходного, очевидного и бесспорного признака (И кудри их белы, как утренний снег. Пушкин). В сравнении нет семантической аномалии, которая характерна для метафоры.
Является или не является метафора сокращенным (свернутым) сравнением — это важный вопрос для понимания сущности и механизмов образования метафоры и тем самым для объяснения многих глубинных языковых процессов. От ответа на этот вопрос зависит многое. Если мы отвечаем «да», это значит, что метафора образуется логическим путем и последовательно: от вычленения признака, представленного в сравнении, через его реализацию в метафоре (хитер как лиса — он настоящая лиса). Если мы отвечаем «нет», это значит, что метафора образуется спонтанно, посредством не логической операции сопоставления двух объектов, а некоего импульса, мгновенно соединяющего эти объекты. Тогда факты совпадений (Иван хитер, как лиса и Иван настоящая лиса) нужно рассматривать не как лингвистическую универсалию, а как случайное совпадение.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Компонент «образное» чрезвычайно важен, поскольку в языке есть конструкции, содержащие реальное, не образное сравнение, основанное на сопоставлении двух объектов (например, она стройная, как модель, он поет, как оперный певец, девочка красивая, как ее мать, у меня сумка, как у подруги и т. п.), которые не подходят под терминологическое определение сравнения.
2 Соавторы Ж. Дюбуа: Ф. Мэнге, Ф. Эделин, Ф. Пир, Ж.-М. Клинкенберг, А. Тритон.
3 В этой связи мы позволим себе не согласиться с утверждением Л. В. Балашовой, что «термин ошибка, безусловно, должен быть взят в кавычки, поскольку она относится только к формальному контекстному окружению метафоризуе-мой единицы» [4: 21].
ЛИТЕРАТУРА
1. Античные теории языка и стиля. М.; Л., 1936.
2. Аристотель. Риторика. Поэтика. М., 2000.
3. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс. Вступит. ст. // Теория метафоры. М., 1990. С. 5-32.
4. Балашова Л. В. Русская метафорическая система в развитии: Х1-ХХ1 вв. М., 2014.
5. Бикман Дж., Келлоу Дж. Не искажая слова Божия. Принципы перевода и семантического анализа Библии. СПб., 1994.
6. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990. С.153-172.
7. Вежбицкая А. Сравнение — градация — метафора // Теория метафоры. М., 1990. С. 133-152.
8. Веселовский А. Н. Психологический параллелизм и его формы в отражении поэтического стиля (1898) // Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 125-199.
9. Гак В. Г. К проблеме общих семантических законов // Общее и романское языкознание. М., 1972. С. 144-157.
10. Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. СПб., 2000.
11. Дюбуа Ж. и др. Общая риторика. М., 1986.
12. Кацнельсон С. Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.; Л., 1965.
13. Ковтун Л. С. Описание метафоризации значений в толковом словаре литературного языка // Современность и словари. Л., 1978. С. 46-60.
14. МакКормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. М., 1990. С. 358-386.
15. Мандельштам О. Черновые наброски к «Разговору о Данте» // Мандельштам О. Слово и культура. М., 1987.
16. Миллер Дж. Образы и модели, уподобления и метафоры // Теория метафоры. М., 1990. С. 236-283.
17. Москвин В. П. Русская метафора: Очерк семиотической теории. М., 2007.
18. Ортони Э. Роль сходства в уподоблении и метафоре // Теория метафоры. М., 1990. С. 213-235.
19. Падучева Е. В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.
20. Сёрль Дж. Метафора // Теория метафоры. М., 1990. С. 307-341.
21. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. СПб., 1993.
22. Скляревская Г. Н. Метафора — «свернутое сравнение»? // Проблемы семантического анализа лексики. Тезисы докладов междунар. конф. Пятые Шмелевские чтения. 23-25 февр. 2002. М., 2002. С. 90-92.
23. Телия В. Н. Метафора как модель смыслопроизвод-ства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С. 26-52.
REFERENCES
1. Antichnye teorii iazyka i stilia [Ancient theories of language and style] (1936). Moscow; Leningrad. (in Russian)
2. Aristotel' (2000). Ritorika. Poetika [Rhetoric. Poetics]. Moscow. (in Russian)
3. Arutiunova N. D. (1990) Metafora i diskurs. Vstupitel'naia stat'ia [Metaphor and discourse. Introduction]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 5-32. (in Russian)
4. Balashova L. V. (2014) Russkaia metaforicheskaia sistema v razvitii: XI-XXI vv. [Russian metaphorical system in development: XI-XXI centuries]. Moscow. (in Russian)
5. Bikman Dzh., Kellou Dzh. (1994) Ne iskazhaia slova Bozhiia. Printsipyperevoda i semantiche-skogo analiza Biblii [Not distorting the word of God. Principles of translation and semantic analysis of the Bible]. St. Petersburg. (in Russian)
6. Blek M. (1990) Metafora [Metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 153-172. (in Russian)
7. Vezhbitskaia A. (1990) Sravnenie — gradatsiia — metafora [Comparison — gradation — metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 133-152. (in Russian)
8. Veselovskii A. N. (1940) Psikhologicheskii parallelizm i ego formy v otrazhenii poetichesko-go stilia (1898) [Psychological parallelism and its forms in the reflection of poetic style (1898)]. In: Veselovskii A. N. Istoricheskaia poetika [Historicalpoetics]. Leningrad, pp. 125-199. (in Russian)
9. Gak V. G. (1972) K probleme obshchikh semanticheskikh zakonov [To the problem of a common semantic laws]. In: Obshchee i romanskoe iazykoznanie [General and Roman linguistics]. Moscow, pp. 144-157. (in Russian)
10. Glazunova O. I. (2000) Logika metaforicheskikh preobrazovanii [The logic of metaphorical transformations]. St. Petersburg. (in Russian)
11. Diubua Zh. et al. (1986). Obshchaia ritorika [General rhetoric]. Moscow. (in Russian)
12. Katsnel'son S. D. (1965) Soderzhanie slova, znachenie i oboznachenie [Content of the word, meaning and symbol]. Moscow; Leningrad. (in Russian)
13. Kovtun L. S. (1978) Opisanie metaforizatsii znachenii v tolkovom slovare literaturnogo iazy-ka [Description of values metaphorization in the explanatory dictionary of the literary language]. Sovremennost' i slovari [Modernity and dictionaries]. Leningrad, pp. 46-60. (in Russian)
14. MakKormak E. (1990) Kognitivnaia teoriia metafory [Cognitive theory of metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 358-386. (in Russian)
15. Mandel'shtam O. (1987) Chernovye nabroski k «Razgovoru o Dante» [Rough sketches for „Conversation on Dante"]. In: Mandel'shtam O. Slovo i kul'tura [Word and culture]. Moscow. (in Russian)
16. Miller Dzh. (1990) Obrazy i modeli, upodobleniia i metafory [Images and patterns, assimilation and metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 236-283. (in Russian)
17. Moskvin V. P. (2007) Russkaia metafora: Ocherk semioticheskoi teorii [Russian metaphor: an Essay on semiotic theory]. Moscow. (in Russian)
18. Ortoni E. (1990) Rol' skhodstva iv upodoblenii i metafore [The Role of similarity in the analogy and metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 213-235. (in Russian)
19. Paducheva E. V. (2004) Dinamicheskie modeli v semantike leksiki [Dynamic models in the semantics of vocabulary]. Moscow. (in Russian)
20. Serl' Dzh. (1990) Metafora [Metaphor]. In: Teoriia metafory [Theory of metaphor]. Moscow, pp. 307-341. (in Russian)
21. Skliarevskaia G. N. (1993) Metafora v sisteme iazyka [Metaphor in the language system]. St. Petersburg. (in Russian)
22. Skliarevskaia G. N. (2002) Metafora — «svernutoe sravnenie»? [Metaphor — „stack comparison"?] In: Problemy semanticheskogo analiza leksiki [Problems of the semantic analysis of vocabulary]. Proceedings of the International conference 5th Shmelyov Readings (23-25.02.2002). Moscow, pp. 90-92. (in Russian)
23. Teliia V. N. (1988) Metafora kak model' smysloproizvodstva i ee ekspressivno-otsenochnaia funktsiia [Metaphor as a model of masloproduct and its expressive-evaluative function]. In: Metafora v iazyke i tekste [Metaphor in language and text]. Moscow, pp. 26-52. (in Russian)
[ предлагаем вашему вниманию]
Павлова А. В., Светозарова Н. Д. Фразовое ударение в фонетическом, функциональном и семантическом аспектах: монография. М.: ФЛИНТА: Наука, 2017. 664 с.
В книге речь идет о наиболее сильном (главном) ударении во фразе. Его иногда называют логическим, или смысловым. Книга состоит из глав и разделов, освещающих фонетику, грамматику, семантику и прагматику фразового ударения. Текст сопровождается многочисленными примерами. В конце книги приводится небольшой словарь, который призван иллюстрировать связь лексической семантики с акцентным поведением слова при его употреблении в тексте. Основная задача словаря состоит в том, чтобы продемонстрировать существование связи между интонацией и лексической семантикой.
Для студентов, аспирантов и преподавателей гуманитарных факультетов вузов.
A.B. Палмжа ПЛ. С«гтокгро*а
V
Фразовое ударение в фонстическои, функциональном и семантическом аспектах
